Глава II. Врачебная ошибка и

УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Понимание врачебной ошибки и ее юридического (в т.ч. уголовно-правового) значения остается одной из наиболее сложных проблем уголовной ответственности медицинских работников за деяния, совершенные при исполнении профессиональных обязанностей по оказанию медицинской помощи. Решению данной проблеме посвящено немало трудов, высказаны самые различные точки зрения.

Врачебная ошибка является специфическим видом фактической ошибки в уголовном праве. Учитывая, что «социальная ценность классификации заблуждений (в том числе и при совершении преступлений) определяется значимостью того признака, который положен в основу этой классификации и который определяет ее роль при решении практических задач в той или иной деятельности человека»,[51] мы попытаемся обосновать существование двух врачебных ошибок, допускаемых медицинскими работниками при исполнении профессиональных обязанностей по оказанию медицинской помощи:

1) релевантные – такие ошибки влекут уголовную ответственность за совершение «профессионального» преступления по неосторожности;

2) нерелевантные – эти ошибки исключают уголовную ответственность вследствие невиновного причинения вреда.

§ 1. Релевантные врачебные ошибки

Вначале рассмотрим вопрос о понимании релевантной врачебной ошибки в плоскости доктринального понимания ошибки как субъективного заблуждения, имеющего уголовно-правовое значение.

Совершая тот или иной акт поведения, каждый человек по-своему воспринимает и оценивает фактические обстоятельства. Даже если в сознании субъекта правильно отражается объективная действительность он может неправильно ее истолковать, поэтому ошибка возможна как на этапе чувственного познания, так и на рациональном этапе.

Отражение объективной действительности может быть неточным, ошибочным. Если при оказании медицинской помощи лицо заблуждается относительно фактических обстоятельств, то такое заблуждение может влиять на содержание и форму его вины, а значит и на меру уголовной ответственности, которую он понесет за совершение преступления.[52]

По общему правилу, юридически значимой ошибкой является только такое заблуждение лица относительно объективных свойств общественно опасного деяния, которые характеризуют его как преступление. Ошибка в таких свойствах может влиять на квалификацию преступления, причем по-разному, но может не иметь никакого значения. Ошибка же лица в отношении обстоятельств, которые не играют никакой роли в характеристике деяния как преступления, не имеет юридического значения, а следовательно, не способна влиять на квалификацию преступления.

Самым распространенным подразделением ошибок в уголовном праве является их деление на фактическую и юридическую.[53] Вопрос о юридической ошибке и ее уголовно-правовом значении мы оставим за рамками исследования, а сейчас заметим, что фактические ошибки в отношении обстоятельств, характеризующих характер и степень общественной опасности, весьма разнообразны. Обычно в теории выделяются ошибки относительно объекта посягательства; в средствах совершения преступления; в причинной связи; в квалифицирующих признаках преступления; в личности потерпевшего; в последствиях и т.д.

Для релевантной врачебной ошибки характерно, прежде всего, заблуждение медицинского работника относительно развития причинной связи между избранным способом оказания медицинской помощи и наступившим последствием (наступлением смерти пациента, причинением его здоровью вреда различной степени тяжести). Именно такое заблуждение характеризуется виной в форме неосторожности.

При релевантной врачебной ошибке лицо может ошибаться в отношении свойств тех факторов и обстоятельств, которые, по его мнению, должны были находиться на линии развития причинной связи между его действиями и общественно опасными последствиями и предотвратить наступление последних – в этом случае можно говорить о вине в форме преступного легкомыслия.

При преступной небрежности медицинский работник не предвидит возможности наступления общественно опасного результата, ибо наступившее последствие резко не соответствует характеру совершаемых действий. Последствия являются как бы побочными, «неожиданно» появившимся результатом его деятельности, направленной на достижение совершенно иного результата. Ведь именно потому, что лицо могло и должно было предвидеть наступление общественно опасных последствий, они и вменяются ему в вину. Недооценка свойств своего деяния, той обстановки и условий, в которых оно совершается, лежит в основе заблуждения медицинского работника относительно характера наступивших последствий: оно стремилось к «позитивным» последствиям, а из за недооценки этих факторов неожиданно наступили другие, не охватываемые предвидением.

В доктрине уголовного права, начиная с 60-х годов ХХ в., предпринят ряд попыток выявить критерии врачебной ошибки, влекущей уголовную ответственность медицинского работника за совершение «профессионального» преступления.

Одной из первых вопрос о необходимости юридического разграничения врачебных ошибок, влекущих уголовную ответственность либо представляющих собой «случай – отсутствие вины и ответственности», поставила М.Н. Малеина.[54]

Одним из наиболее дискутируемых вопросов в советский период был вопрос о том, за какого рода преступления должен нести ответственность медицинский работник, допустивший ошибку при оказании медицинской помощи? Если медицинский работник является специальным субъектом при совершении «профессиональных» и служебных преступлений, то можно полагать, что ошибка допустима как в тех, так и в других. Наиболее сорный здесь вопрос – подпадают ли профессиональные ошибки медиков под понятие служебных (в советский период - должностных) преступлений (естественно, когда сам медицинский работник является субъектом служебного преступления)?

В отечественной литературе были высказаны противоположные точки зрения. Большинство авторов полагали, что заблуждения врачей в диагностике и лечении, допускаемые при исполнении профессиональных обязанностей, не образуют состава служебного (должностного) преступления. При этом подчеркивалось, что не только рядовые врачи в этих случаях не являются субъектами преступлений, но и такие должностные лица, как главный врач, заведующий отделением и т.п. при осуществлении ими чисто профессиональных обязанностей.[55]

Решение рассматриваемого вопроса зависит от разграничения юридически значимых признаков «профессиональных» и служебных преступлений медработников.

Релевантная ошибка медицинского работника, как говорилось ранее, представляет собой заблуждение относительно развития причинной связи между избранным видом и способом оказания медицинской помощи и наступившим результатом. Следовательно, возможность ее совершения имеется только при непосредственном оказании медицинской помощи. Организация и медицинской помощи и контроль за ее оказанием, входящие в компетенцию медика – должностного лица либо лица, выполняющего управленческие функции в коммерческом или ином врачебном учреждении, в конечном итоге «опосредуются» действием того медработника, который непосредственно осуществляет медицинское вмешательство.

Если медиком-управленцем отдано указание (приказ) о выборе того или иного метода лечения, то возможны два варианта: выполнение распоряжения и невыполнения ввиду понимания компетентным исполнителем его ошибочности. Если медработник, не осознавая ошибочность распоряжения о виде и методе оказания медицинской помощи, и не будучи должным осознавать данное обстоятельство, выполняет распоряжение, то он по существу является «орудием» причинения вреда. Ответственность в этом случае ложится на того, кто отдал распоряжение. Но последний непосредственно не оказывал медицинскую помощь: в развитие причинной связи между отдачей распоряжения и наступлением последствия «вклинивается» действие исполнителя. Исполнение распоряжения как действие является непосредственной причиной последствия в виде причинения вреда жизнью и здоровья пациента. Исходя из наиболее распространенного понимания юридических характера и значения причинной связи в уголовном праве, можно утверждать, что в этом случае причинная связь носит опосредованный характер и не имеет уголовно-правового значения.[56]

Если мы признаем действия медика-управленца непосредственной причиной причинения вреда жизни и здоровью пациента, то вернемся к пониманию причины как необходимого условия (conditio sine qua non), согласно которой поведение лица признается причиной наступившего результата, когда явилось необходимым условием наступления последнего. Говоря иными словами, если мы найдем, что последствие не произошло бы или произошло бы иным путем и в иное время, то данное деяние является «условием» данного последствия, и между ними имеется причинная связь.[57] В современной доктрине отмечается, что теория conditio sine qua non ошибочна, т.к. ее сторонники все предшествующие условия наступления результата считали равноценными вне зависимости от того, являются ли они близкими или отдаленными.

Причинение вреда жизни и здоровью пациента находится в прямой причинной связи с действиями того медицинского работника, который непосредственно оказывает медицинскую помощь – и только он может подлежать уголовной ответственности (при прочих условиях) за совершение «профессионального» преступления вследствие ошибки (разумеется, в пределах своей компетенции).

Еще одним важным обстоятельством признания того, что релевантная ошибка имеет уголовно-правовое значение только при непосредственном оказании медицинской помощи, надо считать разнообъектный характер профессиональных и служебных преступлений медицинских работников. В последнем случае интересы службы в государственных и муниципальных врачебных учреждениях, а также интересы службы в коммерческих и иных медицинских организациях выдвигаются «на первый» план при квалификации содеянного.

Более того, как известно, в силу принципа справедливости, никто не может дважды нести уголовную ответственность за одно преступление (ст. 6 УК РФ). Это обстоятельство также «дополнительно» исключает возможность уголовной ответственности медика-управленца за допущенную ошибку при организации медицинской помощи или контроле за ее оказанием по нормам о «профессиональных» преступлениях медработников: указанный субъект за свою ошибку несет ответственность по нормам о должностных преступлениях или преступлениях против интересов службы в коммерческих и иных организациях.

В отечественной литературе обычно формулируются следующие условия уголовной ответственности за врачебные ошибки, совершаемые медицинскими работниками при исполнении профессиональных обязанностей:

1) действия медицинского работника были явно неправильными, противоречили общепризнанным и общепринятым правилам медицины;

2) медицинский работник мог и должен предвидеть, что действия его неправильные и потому могут причинить вред больному;

3) эти неправильные действия «способствовали» (прямо или косвенно) наступлению неблагоприятных последствий – смерти больного или причинению «существенного» вреда его здоровью.[58]

С рядом уточнений - относительно возможности легкомысленного (а не только небрежного) отношения медработника к последствиям ошибочного поведения; требования установить не только «способствование», а прямую взаимосвязь между ошибочным поведением субъекта и последствием – понимание фактической ошибки медика, влекущей уголовную ответственность за профессиональное преступление, продолжает оставаться наиболее распространенным.[59]

Надо признать, что интерес к пониманию и юридическому значению врачебной ошибки в отечественном уголовном праве возник недавно по сравнению с уголовным правом развитых зарубежных стран. Поэтому небезынтересным будет обращение к зарубежному опыту установления врачебных ошибок, допускаемых при осуществлении профессиональной деятельности.

Так, традиционным для англосаксонского уголовного права является выделение особого вида «врачебной» необходимости как основания защиты от обвинения в ненадлежащем оказании медицинской помощи и врачебного заблуждения. Например, в настоящее время не прекращаются споры вокруг известного решения по делу д-ра Мура (Dr Moor), где говорилось: «не смотря на то, что врач знает, что лечение приведет к смерти его пациента, … он не является виновным в убийстве, если целью лечения, исходя из понимаемых им обстоятельств, было облегчение боли».[60]

Одной из наиболее распространенных в Великобритании доктрин является теория «достаточно подготовленного врача»: вопрос о наличии врачебной ошибки связан с вопросом о стандарте медицинской помощи и профессиональных навыков медика.

В речи судьи по делу R v Bateman указывалось, что «если лицо представляет себя обладающим специальными знаниями и навыками перед своим пациентом, то данное лицо обязуется перед этим пациентом проявить должный профессионализм при осуществлении лечения… но присяжные не должны понимать это как обязанность проявить самый высокий профессиональный уровень, равно как указание на отсутствие ответственности за низкий профессионализм». Каким же требованиям должен отвечать врач? В более поздних прецедентах английского права имеется указание на то, что «профессиональные навыки врача могут быть определены с помощью специального теста… человек не обязан обладать высочайшим уровнем мастерства с риском для того, что его сочтут небрежным… Действующее право гласит, что вполне достаточно, если он применяет уровень мастерства, обычный для рядового специалиста, практикующего в данной области».[61]

Таким образом, английская доктрина связывает вопрос с уголовной (и иной) ответственностью медицинского работника за допущенную профессиональную ошибку с качествами самого медика, его мастерством и навыками оказания медицинской помощи. Возможность ответственности за неосторожное причинение врачом вреда пациенту вследствие своей ошибки в английском (и американском) уголовном праве связано с осознанием медиком рискованного характера своего поведения и причинением вреда в результате неоправданного риска. «Субъективная» (осознанная) неосторожность имеет место, когда лицо понимает существование опасности наступления отрицательных последствий в результате акта своего поведения, т.е. у лица «при всех обстоятельствах» отсутствуют основания полагать, что риск не наступит. Обязанность предвидеть последствия собственного поведения основана на понимании критериев «разумности» любого «обычного человека».

В англосаксонской доктрине уголовного права не утихает спор о разграничении неосторожности и случая (т.е. невиновного причинения вреда), в т.ч. при оказании медицинской помощи. По мнению Дж. Флетчера, в «известном смысле» неосторожность есть разновидность необоснованного риска. Разница между «осознанной» неосторожностью (неосторожностью в собственном смысле – recklessness) и «неосознанной» неосторожностью (небрежностью – negligence) состоит в способности деятеля («разумного» или «обычного» человека – в нашем случае – медицинского работника) в достаточной степени осознавать риск, сопряженный с его поведением.[62]

Полагаем, что достижения зарубежной правовой мысли относительно роли субъективных качеств медицинского работника при совершении ошибки и юридической оценке последней могут пригодиться в отечественной практике.

Учитывая отечественный и зарубежный опыт, представляется возможным свести правые критерии фактической ошибки, совершенной медицинским работником при исполнении профессиональных обязанностей по оказанию медицинской помощи, к следующей формуле:

1) фактические обстоятельства, не охватываемые сознанием действующего лица, не могут быть вменены ему в умысел; если будет установлено, что действующее лицо могло предвидеть указанные обстоятельства, оно может быть привлечено к уголовной ответственности за неосторожное совершение преступления, если это предусмотрено законом (релевантная ошибка);

2) установление невозможности избежать ошибки исключает уголовную ответственность (нерелевантная ошибка).[63]

Таким образом, при релевантной врачебной ошибке уголовная ответственность, связанная с ненадлежащим исполнением медицинским работником своих профессиональных обязанностей по оказанию медицинской помощи, наступает только за неосторожное причинение вреда жизни или здоровью пациента.

На основании изложенного, полагаем возможным сформулировать следующие юридические основания признания врачебной ошибки релевантной:

1. Медицинская помощь оказывается работником соответствующей квалификации и профессионального профиля, и данный вид медицинской помощи входит в круг профессиональных обязанностей лица. Ошибка, совершенная медицинским работником ненадлежащей квалификации или профессионального профиля, не может считаться релевантной врачебной, и влечет ответственность на общих основаниях.

Фельдшер медпункта Х., осмотрев больную Б., не смогла установить характера причиненной травмы грудной клетки и левого плеча, не сделала всего необходимого для установления предварительного диагноза и не госпитализировала Б. Из-за невыполнения фельдшером своих профессиональных обязанностей по диагностике и своевременной госпитализации наступила смерть Б.[64]

2. Медицинский работник в конкретной ситуации имеет реально существующую возможность оказать надлежащую медицинскую помощь, адекватную фактическим обстоятельствам. Отсутствие такой возможности исключает существование релевантной врачебной ошибки.

В терапевтическом отделении городской клинической больницы больной С. В течение 8 суток находился на обследовании. По заключению консилиума был установлен диагноз - инфильтративный туберкулез легких. Больной был переведен в районный туберкулезный диспансер. Однако на основании анамнеза, собранного у родственников, и объективного осмотра больного уже перед смертью у него была выявлена флегмозная ангина. На аутопсии и при бактериологическом исследовании секционного материала подтвержден диагноз гнойного стафилококкового тонзиллита, осложненного абсцессом, глубокой флегмоной шеи, фибринозно-гнойным плевритом и перикардитом. Туберкулез при вскрытии не обнаружен.

По заключению судебно-медицинской экспертизы, причины диагностической ошибки заключались в недостаточно собранном анамнезе, поверхностном осмотре больного, а также в лечебно-тактических ошибках, последовавших за диагностической ошибкой.[65]

3. На любом этапе оказания медицинской помощи работник избирает ее однозначно неверный вариант, следствием которого становится неосторожное причинение уголовно значимого вреда жизни или здоровью пациента. Наличие нескольких апробированных (официально рекомендованных) вариантов оказания медицинской помощи в каждом конкретном случае также исключает существование релевантной врачебной ошибки, а вопрос об уголовной ответственности решается на общих основаниях.

Поверхностное обследование врачом Г. больного К. повлекло его смерть. В приемное отделение больницы он поступил с тупой травмой живота. Врач Г. не придал выявленным симптомам должного значения и не вызвал для консультации хирурга, не назначил лабораторных исследований, не наблюдал больного в течение ночи – в результате поставил ему ошибочный диагноз и не назначил соответствующих лекарственных средств и процедур.[66]

4. Медицинский работник, допускающий ошибку, субъективно относится к ее последствиям небрежно или легкомысленно. Установление хотя бы безразличного отношения к последствиям своего поведения (при осознании возможности их наступления) свидетельствует об умышленном отношении к результату и должно влечь уголовную ответственность за соответствующее умышленное преступление.

В центральной районной больнице 53-летней больной после осмотра невропатологом и хирургом был поставлен диагноз гипертонической болезни и острого нарушения мозгового кровообращения.

На секции обнаружилась закрытая черепно-мозговая травма в виде трещины по шву между теменной и затылочной костями и массивной субдуральной гематомы, а также отек головного мозга и вклинение миндалин мозжечка в большое затылочное отверстие. При разборе этого случая было указано на ряд допущенных ошибок, прежде всего небрежное обследование врачей.[67]

На основе сформулированных посылок, релевантную врачебную ошибку можно определить как заблуждение медицинского работника соответствующих квалификации и профессионального профиля относительно характера, вида и объема медицинской помощи, повлекшее по неосторожности причинение вреда жизни или здоровью пациента, если оказание такой помощи входило в круг профессиональных обязанностей медицинского работника.

* * *

Остановимся на ситуации, когда медик-управленец отдает ошибочные указания. С одной стороны, по форме это действительно сфера организационно-распорядительная (управление оказанием медицинской помощи), но именно лишь по форме. По существу же эта сфера – лечебная, связанная с непосредственным лечением пациента, то есть профессионально-медицинская. Поэтому рекомендации медика-управленца в лечащей сфере остаются профессиональными медицинскими рекомендациями, рассчитанными и на вполне конкретные случаи, и такая ошибка должна считаться релевантной, совершенной в профессиональной деятельности медицинского работника.

Также важен вопрос о юридическом значении релевантной медицинской ошибки в случаях, когда она совершается на различных этапах оказания медицинской помощи, а пациент получает помощь в несколько этапов от медицинских работников различного профиля. Неисправление ранее допущенной врачебной ошибки является, по существу, самостоятельной ошибкой и должно (при соблюдении всех прочих условий) становиться предметом уголовно-правовой оценки.

Приведем пример многоступенчатой («преемственной») релевантной врачебной ошибки.

Суд, рассматривая заявление П., установил, что согласно амбулаторной карты, к ней, в связи с повышением температуры до 39, слабостью и болями в горле, 9 октября 2000 г. на дом был вызван врач. При осмотре со слов больной указано, что заболела она 7 октября и связывает это с переохлаждением. Врачом установлен диагноз – лакунарная ангина, назначено обследование и лечение в связи с указанным заболеванием, выдана справка № 1617 об освобождении с 9 по 13 октября 2000 г. и назначен актив 10 и 11 октября 2000 г. Далее по амбулаторной карте имеется запись от 10.10.2000 г. (актив), жалобы и состояние больной почти те же самые, отмечен справа в лакунах гнойный налет, дыхание везикулярное, хрипов нет, диагноз тот же – лакунарная ангина, лечение получает. П. не отрицает тот факт, что врачом было оставлено направление на сдачу крови, которую она сдала по талону 12 октября 2000 г., но никаких других анализов она не сдавала. Далее, по записи от 13 октября следует, что П. на приеме не была, лечение не принимала. От 17 октября 2000 г. в карте П. имеются записи о двух осмотрах: врачом К. и заведующей терапевтическим отделением З., которые П. фактически отрицает. Оставляя неизмененным диагноз заболевания «лакунарная ангина», однако выводы врачей о состоянии здоровья П. на 17 октября 2000 г. частично противоречат друг другу. А именно: врач К. при осмотре отмечает, что дыхание в легких у больной жесткое, жалобы на боль в горле, однако при наличии только общего анализа крови без обследования легких, т.е. при отсутствии заключения флюорографии, она указывает на удовлетворительное состояние здоровья пациентки и не настаивает на проведении флюорографии, т.е. не разъясняет больной П. о возможном наступлении последствий при отсутствии обследования и несвоевременного выявления заболевания органов дыхания. А З., как врач – терапевт и заведующая отделением, описывает дыхание, как «везикулярное», сделав запись в карте о рекомендации обследования, так же не настаивает на нем. Записью в амбулаторной карточке больной от 20 октября 2000 г., выполненной врачом К. при осмотре П. в очередной раз, в отсутствии каких-либо анализов и заключения обследования легких флюорографии , устанавливается диагноз «фолликулярная ангина» вместо ранее установленного диагноза «лакунарная ангина», не описывает подробно признаки состояния здоровья пациентки и причину изменения диагноза ее заболевания.

Из карты вызова скорой медицинской помощи № 35\17 от 22 октября 2000 г., находящейся в амбулаторной карте П. , следует, что при осмотре врачом скорой помощи, ей был поставлен диагноз: межреберная невралгия слева, фолликулярная ангина, течение. Далее по записи амбулаторной карты от 23 октября, при осмотре больной врачом М. был установлен диагноз: острое респираторное заболевание, острый бронхит, назначено то же самое обследование и лечение.

Из карты № 3821 стационарного больного видно, что 24 октября П. была госпитализирована в городскую больницу № 9 по направлению поликлиники ОАО «Сибнефть» с диагнозом: крупозная пневмония слева, где ее в течение четырех дней неоднократно обследовали вместе с проведением назначенного лечения, а 28 октября 2000 г. после осмотра торакального хирурга она была переведена в торакальное отделение ОКГБ –1 с диагнозом : внегоспитальная пневмония левого легкого, тяжелое течение. Осложнение основного: острая тотальная омпиома плевры слева, ограниченный процедив, катаральная ангина, что подтверждается по имеющимся сведениям карты стационарного больного № 13861/120, где П. в этот же день произведена операция – дренирование левой плевральной полости. 11 ноября 2000 г. больной П. была проведена повторная операция – дренирование левой плевральной полости, затем произведена плевральная пункция в 11 межребер по паравертебральной линии слева. П. находилась на стационарном лечении до 12 января 2001 г. 7 декабря 2000 года ей была проведена еще одна операция – дренирование левой плевральной полости, т.е. всего три операции.

Суд считает, по имеющимся в деле доказательствам, что своевременное, т.е. более раннее рентгенологическое исследование легких, которое не назначалось в амбулаторных условиях, могло выявить признаки пневмонии на самых ранних стадиях заболевания еще 17 октября 2000 г. По мнению эксперта Ш., повторное назначение антибиотика «амипицилин», который больная получала до этого в течение 10 дней, является тактически неправильным; развитие у больной П. эмпиемы плевры слева явилось следствием несвоевременно диагностированной внебольничной пневмонии и соответственно неадекватной ее терапии. Причинно-следственная связь между организацией лечебного процесса и развитием эмпиемы плевры имеется, т.к вследствие неадекватности лечебно–диагностических мероприятий, диагноз пневмонии своевременно установлен не был и лечение, по его мнению, проводилось не в полном объеме. Кроме того, с использованием тщательного обследования, динамического наблюдения и флюорографического исследования (чего не было сделано) возможно было поставить на этапе поликлинического ведения П. правильный диагноз.[68]

Как показало изучение материалов судебно-следственной практики, в подавляющем большинстве случаев (34 из 42 – 81%) последствия релевантной врачебной ошибки наступают вследствие небрежного отношения медицинского работника к исполнению профессиональных обязанностей, в остальных случаях устанавливается легкомысленное отношение медицинского работника к наступившим последствиям.

По нашим данным, более чем в половине случаев врачебная ошибка связана с избранием неправильного вида или объема лечения (62%). Многие ошибки связаны с неверной диагностикой (29%). В остальных случаях имеют место ошибки в организации медицинской помощи (9%). Приведенные данные в принципе соответствуют сведениям о медицинских ошибках, полученным исследователями-медиками. Так, например, по данным О.А. Быховской, в 47,2% наблюдений отмечались ошибки лечения («дефекты лечения»), в 31,5% - ошибки диагностики и в 6,3% - организационные ошибки при оказании медицинской помощи.[69]

Приведем пример организационной ошибки при оказании медицинской помощи.

В ходе рассмотрения дела судом установлено, что Ш. при сроке беременности в 12 недель в мае 2001 г. встала на диспансерный учет в женскую консультацию роддома № 6, где и осуществлялось ее диспансерное наблюдение. В ходе наблюдения истица не получала от медицинского работника информации о том, что она относится к «группе риска», а также о тех последствиях, которые могут иметь место для ее здоровья и здоровья ребенка, если ею не будут пройдены предложенные лечащим врачей лабораторные исследования и госпитализации.

17 ноября 2001 г. после начала схваток истица бригадой скорой помощи была доставлена в роддом № 6, где в приемном отделении осмотревшая ее врач Х. сообщила, что у истице началась отслойка плаценты , поэтому с целью родоразрешения будет проводиться операция – кесарево сечение Операция проводилась врачом Х. в течении 4 часов. Кислородная недостаточность плода при беременности и родах привели к гибели нейронов головного мозга ребенка с последующей его атрофией, развитием внутренней задержкой психомоторного развития. В настоящее время ребенок является инвалидом прогноз для полноценного развития ребенка неблагоприятный.

Судом также установлено, что по заявлению Ш. была проведена вневедомственная экспертиза качества медицинской помощи. Согласно заключению эксперта, причинами неблагоприятного исхода беременности и родов у Ш. недостаточная по объему и иногда не своевременное обследование и лечение имеющихся осложнений на этапе женской консультации, а так же организационные и тактические ошибки хирурга Х. во время производства операции кесарева сечения.[70]