Вопросы для самоконтроля:

- Каковы исторические и эстетические причины романного творчества Тургенева?

- В чем конкретно проявляются принципы «новой манеры» писателя?

- Чем отличается «новая манера» от художественного стиля «Записок охотника»?

Литература

1. Кулешов В.И. О смене «манер» в малой прозе И.С.Тургенева// Этюды о русских писателях (исследования и характеристики). – М., 1982. – С. 132-161.

2. Лебедев Ю.В. Поиски «новой манеры» в повестях начала 50-х гг. Проблематика и поэтика романа «Рудин»// История русской литературы ХIХ в. (вторая половина)/ Под ред. проф. Н.Скатова. – М., 1991. – С. 54-60.

2. Жанровая специфика романов «рудин», «дворянское гнездо», «накануне».

До недавнего времени романы Тургенева изучались преимущественно как «учебники истории». Современные ученые (А.И.Батюто, Г.Б.Курляндская, В.М.Маркович и др.) уже обратили внимание на соотнесенность социально-исторического сюжета с универсальным содержанием в тургеневском романе. Это дает основание полагать, что романы Тургенева тяготеют к социально-философскому типу. В этой «центральной жанровой форме» русского романа ХIХ столетия, представленной основными произведениями А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова, Н.В.Гоголя, И.С.Тургенева, Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого, как справедливо полагает В.А.Недзвецкий, проявилась такая общая особенность, как «осмысление проблем современности сквозь призму «вековечных» (Достоевский) онтологических потребностей человека и человечества»¹.

Социально-исторический и универсально-философский аспект неразрывно связаны в тургеневском романе, искания и судьбы русских людей соотносятся с вечными проблемами бытия – в этом заключается общий принцип внутренней организации романов писателя.

Существенным видовым признаком романов Тургенева является углубленный психологизм (в сравнении, например, с повестями 1840-х гг. и «Записками охотника»). Уже в первых романах писателя проявилась тенденция усиления психологизации характеров.

В чем своеобразие тургеневского психологизма? Он определяется авторским пониманием действительности, концепцией человека. Тургенев полагал, что человеческая душа – это святыня, касаться которой следует бережно и осторожно. В отличие, например, от Толстого, Тургенев избегает изложения всего психологического процесса, а изображает лишь «самые явления» и их результат.

Психологизм Тургенева «имеет довольно-таки жесткие границы» (Ю.М.Проскурина): характеризуя своих героев в повестях и романах, он, как правило, воспроизводит не сам поток сознания, а результат его, что находит внешнее выражение – в мимике, жесте, краткой авторской характеристике. Не случайно писатель основной принцип психологического метода сформулировал следующим образом: «Поэт должен быть психологом, но тайным: он должен знать и чувствовать корни явлений, но представляет только самые явления – в их расцвете или увядании».

Первый период романного творчества писателя относится к 1850-м годам. В эти годы сложился классический тип тургеневского романа («Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети»), вобравший и глубоко преобразовавший художественный опыт романистов 1-й половины столетия, а впоследствии оказавшим разностороннее влияние на романы 1860-1880-х годов. «Дым» и «Новь» представляли другой жанровый тип, связанный с иным историческим и литературным окружением.

Задание:

• Изучить своеобразие художественного мира писателя, определяющего специфику жанровой формы романов 1850-х годов.

• Обосновать принадлежность «Рудина», «Дворянского гнезда», «Накануне» к социально-философской разновидности романа.

ЛИТЕРАТУРА

1. Недзвецкий В.А. Русский социально-универсальный роман XIX века. Становление и жанровая эволюция. М., 1997.

2. Шаталов С.Е. Психологизм/ Художественный мир И.С.Тургенева. – М., 1979. – С. 172-232.

3. СВОЕОБРАЗИЕ КЛАССИЧЕСКИХ РОМАНОВ И. С. ТУРГЕНЕВА 1850-х ГОДОВ - «РУДИНА», «ДВОРЯНСКОГО ГНЕЗДА», «НАКАНУНЕ» (принципы внутренней организации, типологические

и индивидуальные черты).

Первый роман «Рудин» был создан за очень короткий срок – 49 дней (с 5 июня по 24 июля 1855 г.), хотя замысел романа вынашивался довольно долго. Тургенев полагал, что основные жанровые особенности его романов сложились уже в «Рудине». В предисловии к изданию своих романов (1879) он подчеркнул: «Автор «Рудина», написанного в 1855-м году, и автор «Нови», написанной в 1876-м, является одним и тем же человеком. В течение всего этого времени я стремился, насколько хватало сил и умения, добросовестно и беспристрастно воплотить в надлежащие типы и то, что Шекспир называет «the body and pressure of time» (самый образ и давление времени), и ту быстро изменяющуюся физиономию русских людей культурного слоя, который преимущественно служил предметом моих наблюдений».

Итак, «герои времени» в соответствии с замыслом писателя выступает в двойной перспективе – исторической и общечеловеческой. Уже в первых образцах социально-философского романа 1850-х гг. Тургенев не только включает человека в мир социальных связей, но и ставит его перед лицом вечности.

Характерный тургеневский принцип создания образа персонажа – от прототипа или группы прототипов к художественному обобщению. Если в прозе Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого отправной точкой романиста была отвлеченная философская или религиозная идея, то Тургенев неоднократно говорил, что у его героев есть живые прототипы, что его «преследуют» образы. Проблема прототипов – одна из самых важных для понимания проблематики романов Тургенева, их связи с актуальными общественными проблемами эпохи. Прототипом Рудина стал радикальный западник, а позднее один из лидеров европейского анархизма М.А.Бакунин, Инсарова – болгарин Катранов, одним из прототипов Базарова – Добролюбов. Но это вовсе не означает, что Тургенев создавал «портретные копии» реально существовавших людей.

Работа над «Рудиным» пришлась на самый разгар Крымской войны, когда в стране намечались большие исторические перемены. Тургенева волновал вопрос о герое эпохи, так называемом «лишнем человеке», о практическом применении его высоких слов и мечтаний в реальные дела.

Первоначально роман был назван «Гениальная натура», что связывалось со стремлением главного героя к жажде истины, к философскому самопознанию и способностью убеждать и просвещать людей. Но в процессе работы над романом у Рудина оказалось много «гениальности», но мало «натуры» - умения претворять слово в дело, не хватало силы воли и последовательности в поступках. Очевидно поэтому Тургенев и заменил заглавие романа на нейтральное – «Рудин», устранив тем самым декларативную авторскую оценку героя.

Характер Рудина раскрывается в слове. Он увлекал слушателей не «музыкой красноречия», а значительностью идей, верой в идеал. Тургенев ценил в человеке активное социальное начало, готовность жертвовать собой ради справедливости на земле. Рудин призывает «надломить упорный эгоизм своей личности», выйти на широкий простор служения «общему благу» [Т. 5. С. 207].

Хотя сам автор пишет, что Дмитрий Рудин «весь был погружен в германский романтический и философский мир», мы находим в произведении детали, свидетельствующие о более широком идейном его представительстве. Он проявляет интерес к проблемам экономики, промышленности, торговли. По словам Лежнева, это «политическая натура». Такое определение резонируется намеками на социалистические идеи. Так роман наполняется острым идеологическим содержанием. Художественное своеобразие первых романов писателя заключается в том, что свой социально-политический темперамент герои (Рудин, Инсаров, Базаров), как правило, проявляют в провинциальном усадебном быте, где в ситуации идейного спора противопоставляются точки зрения и идеалы персонажей. В спорах выясняются расхождения между современниками (Рудиным и Пандалевским - «Рудин»; Лаврецким и Михалевичем – «Дворянское гнездо»; Берсеневым и Шубиным – «Накануне»). Духовный идеал того или иного героя автор поначалу оценивает способностью откликаться на требования общественного «долга». Однако этим процесс «испытания» никогда не заканчивается.

Совершенно чужда Тургеневу в его романах усложненная интрига: как правило, в сюжетах реализуется идейный конфликт на фоне любовного или, наоборот, любовный конфликт на фоне идеологического противостояния. Писателя мало интересовали бытовые подробности, по его словам, в середине 1850-х годов «сапог Гоголя» стал ему слишком тесен. Начиная с «Рудина», гоголевское влияние не выступает столь обнаженно, а, сочетаясь с пушкинским, образует своеобразный тургеневский стиль.

Через «испытание» любовью, на что указывала современная писателю критика, Тургенев раскрывает общественную несостоятельность героя. Рудин, увлекший Наталью Ласунскую строем своих речей, перспективами новой жизни, полной духовной свободы, спасовал при первом испытании. Отказ богатой помещицы Дарьи Ласунской отдать замуж дочь приводит его в уныние, и он заявляет возлюбленной о необходимости «покориться».

Наталья – типичная «тургеневская женщина», открытая, честная и прямая душа. В «ситуации любви» она обнаруживает способность к самопожертвованию и высоким порывам. В сцене свидания с Рудиным очевидно ее превосходство над героем. В хронотопе эпизода она выше Рудина, в масштабах целой жизни соотношение иное – героические порывы девушки оказываются преходящими.

Итак, разлад рудинского слова и дела – одна из характерных его черт. В характере и судьбе этого героя обнаруживают черты двух социально-психологических типов («лишнего человека» и романтика-энтузиаста), которые противопоставлялись друг другу в тургеневской прозе конца 40-х – начала 50-х годов. Так, во втором эпилоге романа, написанном в 1860 г., (одновременно пишется роман «Накануне» и статья «Гамлет и Дон-Кихот») Рудин подтверждает свои призывы жертвенным подвигом, практически совершенно бесплодным, но исполненным высокого душевного порыва. Действие второго эпилога происходит во Франции. На самой вершине уже разбитой и покинутой ее защитниками баррикады 26 июня1848 г. «появился высокий человек в старом сюртуке», в одной руке он держал красное знамя, в другой – кривую и тупую саблю и кричал что-то напряженным, тонким голосом и потом подстреленный, «как мешок повалился лицом вниз, точно в ноги кому-то поклонился» [Т. 5, с. 293].

В конце романа герой оказался в состоянии идейных колебаний. Рудин как социально-идеологический вариант «лишнего человека» (безусловно, этот образ имеет и более глубокое содержание) – тип прогрессивного человека в его высшей, социально значимой разновидности. И показал его Тургенев, в отличие от своих предшественников, не только в масштабах России, но и «красной» Европы. Однако показав гибель Рудина на баррикаде, Тургенев все-таки побаивался цвета крови…

Если на протяжении всего романа в образе главного героя доминирует гамлетовская рефлексия, то в эпилоге романа Рудин – прямая аналогия с Дон-Кихотом. Это во многом связано с авторской концепцией личности.

Во втором эпилоге романа находят отражение основные положения статьи Тургенева «Гамлет и Дон-Кихот» (1860), в которой определяются взгляды писателя на "две коренные противоположные особенности человеческой природы" [Т.5. С.331]. Гамлет, по Тургеневу, сосредоточил в себе центростремительное эгоистическое начало, в нем доведен до трагического самоанализ, так называемая рефлексия, доминирующая черта "лишнего человека"; (к гамлетовскому типу в черновиках статьи Тургенев относил дворянских интеллигентов). Гамлет бесполезен для массы, за что его и осуждает Тургенев-критик; положительное же в нем — это мысль. Гамлет, безусловно, больше соответствует тургеневскому мироощущению. В Дон-Кихоте сосредоточены самоотверженность и альтруизм, он предан идеалу, средоточием которого является "водворение истины, справедливости на земле", но "постоянное стремление к одной и той же цели придает некоторое однообразие мыслям, односторонность его уму" [Т.5.С. 333]. Тургенев относит людей дон-кихотского склада к демократам, это сознательно-героические натуры, сила которых в бескорыстном энтузиазме, способности к поступку (делу); слабость же в том, что их деятельность расходится c той целью, к которой они стремятся. В каждом человеческом типе, по Тургеневу, сложно взаимодействует дон-кихотское и гамлетовское начало. В этом дуализме Тургенев признает "коренной закон всей человеческой жизни; вся жизнь есть не что иное, как вечное примирение и вечная борьба двух непрестанно разъединенных и сливающихся начал", [Т.5. С. 341], что, по мнению писателя, составляет трагическую сторону человеческой жизни.

В школьных и вузовских учебниках довольно категорично утверждается мысль об исторической обреченности героя, не учитывается при этом универсально-философское обобщение образа. Тургеневские критерии общественно-исторической оценки Рудина обнаруживают нечто неожиданное. С чисто практической точки зрения жизнь героя может быть признана совершенно бесплодной (слова Лежнева о плодотворности рудинского «доброго слова» не столь уж безусловны). Между тем мысль о «высшем назначении» Рудина выражена лирико-символическим подтекстом романа. Так, символические мотивы, группирующиеся вокруг центральной философско-поэтической антитезы (на одном полюсе «кров дома», «тепло» и «свет», на другом – «бесприютность», «холод», «тьма») отражают трагическую концепцию бытия. Следовательно, высший смысл, «вечное значение» могут войти в человеческую жизнь, но обретаются лишь ценой одиночества, обездоленности, страданий и гибели. В свете этой концепции вслед за В.М.Марковичем мы полагаем, что «миссия» Рудина имеет духовное, а не практическое значение. Возвышает образ главного героя и заметная в романе лирическая стихия, которая обнажает родовую, трагическую основу человеческого существования.

Так, в романах Тургенева реализуется сложное взаимодействие социально-общественного, морально-этического плана с планом универсально-космическим. Соотношение исторического с универсальным отчетливо заметно не только в романах Тургенева, но и его предшественников – Пушкина, Гоголя, Лермонтова (последнего в особенности), а также современников – Л.Толстого и Достоевского.

Второй роман «Дворянское гнездо» (1858) занимает особое место в эпической прозе Тургенева - это один из самых поэтических и лирических романов. Писатель с исключительной симпатией и грустью пишет о людях того класса, к которому он принадлежал по своему рождению и воспитанию. Лиризм романа проявляется в изображении любви Лаврецкого и Лизы Калитиной, в создании лирического образа-символа «дворянского гнезда», в поэтически выразительных картинах природы. Мнение ряда исследователей о том, что Тургенев делает в «Дворянском гнезде» последнюю попытку найти героя времени в передовом дворянстве нуждается в корректировке. В тургеневском романе наряду с осмыслением исторического заката «дворянских гнезд» утверждаются «вечные» ценности культуры дворянства. Для писателя – дворянская Россия – неразрывная часть национальной русской жизни. Образ «дворянского гнезда» - «хранилище интеллектуальной, эстетической и духовной памяти поколений»⁴.

«Дворянское гнездо» - наиболее совершенный из тургеневских романов. Как отмечал Н.Страхов, «Тургенев насколько мог, искал и изображал красоту нашей жизни»⁵. Художественное исследование судьбы героя в соотнесении с его долгом перед обществом и народом сочеталось с общечеловеческой проблематикой.

Повести и романы Тургенева как бы располагаются «гнездами». Предваряют романы писателя повести (или повесть), имеющие отчетливо выраженное философское содержание и любовный сюжет. Прежде всего через повесть шло становление тургеневского романа как в целом, так и в отдельных произведениях («Рудин», «Дворянское гнездо», «Отцы и дети», «Дым», «Новь»).

Г.Б.Курляндская, В.А.Недзвецкий и др. отмечают те черты стиля, в которых сказалась жанровая близость тургеневского романа повести: лаконичность изображения, концентрация действия, сосредоточенность на одном герое, выражающем своеобразие исторического времени и, наконец, выразительная концовка. В романе иной, чем в повести, угол зрения на русскую действительность (не «через себя», но от общего к отдельному), иная структура героя, скрытый психологизм, открытость и смысловая подвижность, незавершенность жанровой формы. В простоте, сжатости и гармоничности заключаются особенности структуры тургеневских романов.

Так, в повестях о трагическом смысле любви и природы – «Фаусте» (1856), «Поездке в Полесье» (1853-1857), «Асе» (1858), - предваряющих «Дворянское гнездо», выражается мысль о трагизме человеческого существования и ничтожестве его перед властью бездушных и безучастных природных сил. В данных произведениях заявлено о спасительности «цепей долга», о самоотречении как наиболее надежной спасительной позиции перед лицом неподвластных человеку сил и законов природы. Эта мысль находит широкое социально-историческое обоснование в романе «Дворянское гнездо». Произведение явилось выражением раздумий Тургенева о русском человеке и его историческом призвании.

Что еще волнует Тургенева в этом романе? Проблематика романа достаточно сложна. Это поиски смысла жизни; проблема положительного героя; это судьба Родины, что самое главное для писателя; своеобразно трактуется в романе женский вопрос; проблема поколений, широко отраженная в романе, предваряет появление «Отцов и детей»; в произведении затронут и такой важный для писателя вопрос, как судьба таланта и его связь с родиной…

В своих романах Тургенев, как правило, точно обозначает время действия: события в романе относятся к весне 1842 г., когда определились расхождения между западниками и славянофилами. Попытка привить молодому Лаврецкому посредством системы домашнего воспитания западный, по природе своей рациональный, идеализм его натуре окончилась неудачей. Образ Лаврецкого, которого еще Ап. Григорьев назвал «обломовцем», очень импонировал русским читателям славянофильской и почвеннической ориентации: его с одобрением встретил Ф.М.Достоевский. В статье «По поводу «Отцов и детей» Тургенев, снова называв себя западником, объяснил появление героя славянской ориентации в своем творчестве тем, что не хотел грешить против жизненной правды, как она ему представлялась в то время. В лице Паншина Тургенев разоблачает ту западную ориентацию, которая являет собой отрыв от народной почвы, полное невнимание ко всему «народному». Лаврецкий является выразителем общедемократических настроений той дворянской интеллигенции, которая стремилась к сближению с народом. Весь роман – это в какой-то мере полемика между Лаврецким и Паншиным. Отсюда такой накал спора и непримиримость этих персонажей.

Тургенев разбивает действующих лиц на 2 категории по степени их близости к народу и с учетом той среды, которая формировала их характеры. С одной стороны, Паншин – представитель чиновничества, преклоняющийся перед Западом, с другой – Лаврецкий, воспитанный, несмотря на англоманство отца, в традициях русской народной культуры. С одной стороны, Варвара Павловна Лаврецкая, отдавшаяся парижским нравам и обычаям полубогемы, не чуждая, правда, эстетических влечений, с другой стороны – Лиза Калитина с острым чувством родины и близости к народу, с высоким сознанием нравственного долга. Основа побуждений как Паншина, так и Варвары Павловны – это эгоизм, житейское благополучие. Следует согласиться с В.М.Марковичем, который относит Паншина и Варвару Павловну к персонажам, занимающим «низший уровень» среди действующих лиц романа, что соответствует взглядам Тургенева. И Варвара Павловна, и Паншин не мечутся, а сразу устремляются к реальным жизненным ценностям.

Паншину противостоит в романе Лаврецкий, который ищет слияния со стихией национального, с «почвой», с деревней, с мужиком. На протяжении десяти глав (VIII-XVII) Тургенев широко развернул предысторию героя, изобразил целый мир прошлой жизни с ее социальным порядком и нравами. Не случайно Тургенев отказался от первоначального названия «Лиза» и предпочел название «Дворянское гнездо» как наиболее соответствующее проблематике задуманного произведения. Не менее подробно излагается родословная семейства Калитиных. Предыстория героев как эпическая основа повествования о современности является важным жанровым компонентом тургеневского романа. В родословных героев обнаруживается интерес писателя к историческому развитию русского общества, к смене различных поколений дворянских «гнезд».

Биографическое отступление о предках Лаврецкого имеет важное значение для раскрытия его характера. По матери близкий к народу, он наделен той отзывчивостью, которая помогла ему пережить трагедию личного чувства и понять свою ответственность перед родиной. Это сознание образно выражается им как стремление пахать землю и как можно лучше ее пахать. Чем же отличается Лаврецкий от других тургеневских героев, так называемых «лишних людей»? Он чужд раздвоенности и рефлексии. В нем соединились лучшие черты Рудина и Лежнева: романтическая мечтательность одного и трезвая целеустремленность другого. Тургенев уже не удовлетворяется способностью будить людей, которую он ценил в Рудине. Лаврецкий автором поставлен выше Рудина.

Центр романа, его основная сюжетная линия – это любовь Федора Лаврецкого и Лизы Калитиной. В отличие от предшествующих произведений Тургенева, оба центральных героя, каждый по-своему, являются сильными и волевыми людьми. Поэтому тема невозможности личного счастья развита в «Дворянском гнезде» с наибольшей глубиной и с наибольшим трагизмом.

В «Дворянском гнезде» есть ситуации, во многом определяющие проблематику и сюжет романов Тургенева: борьба идей, стремление обратить собеседника в «свою веру» и любовная коллизия. Так, Лиза критикует Лаврецкого за равнодушие к религии, которая для нее – средство разрешения самых мучительных противоречий. Лаврецкого она считает близким человеком, чувствуя его любовь к России, к народу… Как правило, мимо внимания исследователей проходит тот факт, что Лаврецкий явно стремится к вере (в ее конфессиональном выражении), однако пытается это сделать через разум. Стремление к вере способствует и его любви к Лизе Калитиной, в которой живет именно не рассуждающая вера, так что у девушки «своих слов нет» (слово выделено самим Тургеневым). В споре с Лизой о счастье Лаврецкий, утверждая «волю человека», «топает ногой», пытаясь быть творцом собственной судьбы, а не ее исполнителем.

Лиза и лирична, и вдумчива, и серьезна. Условия ее воспитания объясняют необычные в дворянском кругу особенности ее личности. По Тургеневу, именно религиозность роднит Лизу с народом и выделяет ее из дворянской среды. В лице Лизы Тургенев постиг и описал такую определяющую черту русского национального характера как религиозность, изобразил религиозно-нравственный опыт героини. Лиза олицетворяет собой светлое начало жизни, идеал нравственности и чистоты. Она остро ощущает вековую неправду дворянской среды, считает себя обязанной «отмолить» грехи «отцов», защищает идею смирения и несчастья: «И я могу быть также несчастной, - промолвила Лиза (голос ее начал прерываться), - но тогда надо будет покориться…»[Т. 6. С. 104].

Лаврецкий находит в Лизе что-то значительное и неповторимое, она сливается с образом Родины. Образ счастливой любви Лизы и Лаврецкого является для Тургенева символом поэзии и красоты жизни. Кульминацией в любовной истории Лизы и Лаврецкого является сцена их объяснения в саду, залитом лунным светом. Трогательное объяснение героев сопровождается музыкой Лемма, сочиненной в честь их любви: «Вдруг ему (Лаврецкому) почудилось, что в воздухе над его головою разлились какие-то дивные, торжествующие звуки; он остановился: звуки загремели еще великолепней; певучим, сильным потоком струились они, - и в них, казалось, говорило и пело все его счастье. <… > Давно Лаврецкий не слышал ничего подобного: сладкая, страстная мелодия с первого звука охватывала сердце; она вся сияла, вся томилась вдохновеньем, счастьем, красотою, она росла и таяла; она касалась всего, что есть на земле дорогого, тайного, святого; она дышала бессмертной грустью и уходила умирать в небеса» [Т. 6. С. 106]. Перед нами образец лирической прозы Тургенева, для которого характерно ритмическое движение фразы, создаваемое синтаксическим параллелизмом («она (мелодия) вся сияла… она росла и таяла… она касалась… и т.д.) интенсивное использование тропов (повторяющиеся парные эпитеты – «разлились такие-то дивные, торжествующие звуки), «певучим, сильным потоком струились они», «сладкая, страстная мелодия…»; метафорические глаголы – мелодия сияла, томилась, дышала, уходила умирать в небеса» и т.д. Повышенная эмоциональность стиля в сочетании с лирически окрашенным пейзажем выражает сложное психологическое состояние персонажей. Следует иметь в виду, что лирическая проза повестей и романов Тургенева – эпическая по своему родовому признаку.

Известные строки «а счастье было так возможно, так близко» являются лейтмотивом всего творчества Тургенева. В большей части его произведений речь идет о счастье несостоявшемся. Начиная с XXXVI главы, герои оказываются в ситуации, когда поэтическая любовь вступает в противоречие с сознанием нравственного долга. Глубоко убежденная в нерасторжимости брака («нельзя разлучать то, что бог соединил»), Лиза сурово и решительно разрывает с Лаврецким, признав любовь к женатому человеку «преступной», а свою мечту о счастье эгоистической и себя заслуженно наказанной. Вместе с тем разрыв с Любимым человеком Лиза переживает драматически.

Такое событие, как уход Лизы в монастырь по своей значительности несоизмерим с тем, что происходит в сюжетной линии других персонажей. Это не является следствием только несчастной любви – она решила себя посвятить молитвам за других, принести искупительную жертву. Исполняя долг, Лиза идет навстречу своему несчастью, но тем самым она сохраняет в себе достоинство человека.

Для творчества Тургенева типична ситуация, когда нравственное в человеческом сознании вступает в противоречие с естественными чувствами человека, его порывами к счастью («Яков Пасынков», «Фауст», «Ася», «Первая любовь»). Известно, что на этические взгляды Тургенева заметное влияние оказал немецкий И.Кант. Тургенев, как и немецкий мыслитель, сознавал дуализм человеческой природы и противопоставлял разумную и чувственную жизнь. К пониманию смысла жизни как самоотречения во имя исполнения высшей цели он неизменно приводит своих положительных героев. Однако герои Тургенева, руководствуясь нравственным долгом, приходят к неутешительным выводам.

Тургенев завершает роман пластически нарисованной сценой встречи Лизы и Лаврецкого в церкви. «Перебираясь с клироса на клирос, она прошла близко мимо него, прошла ровной, торопливо-смиренной походкой монахини – и не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только еще ниже наклонила она свое исхудалое лицо – и пальцы сжатых рук, перевитые четками, еще крепче прижались друг к другу. Что подумали, что почувствовали оба? Кто скажет? Есть такие мгновения в жизни, такие чувства… На них можно только указать – и пройти мимо» [Т. 6. С. 158]. В соответствии с принципами «тайного психологизма», Тургенев не решается описать кульминацию чувств героев, о чем свидетельствует прием умолчания, характерный для данного текста. По мнению автора, каждый читатель в силу своего опыта, своего духовного мира отреагирует на сокровенные чувства героев. Отметим, что психологизм и его формы (не открытый самоанализ, но психологизм «скрытый») сказались в жанровых особенностях тургеневского романа – передача вершинного момента духовной истории героя определяет и его композицию.

И Лиза, и Лаврецкий – это персонажи, отнесенные Тургеневым к «высшему уровню человечности» (В.М.Маркович). Цель их жизни задана их внутренними стремлениями, это люди, наделенные высокой культурой, стремящиеся к идеалу. В сравнении с Рудиным, образ Лаврецкого более гармоничный и целеустремленный. Если Рудин был сам причиной своих несчастий, так как часто не мог дать отчет своим чувствам и поступкам, то у Лаврецкого неодолимыми оказались внешние обстоятельства (на последнее указывал еще Н.Добролюбов).

Важное значение в каждом из тургеневских романов имеет эпилог, функции которого многозначны. Эпилог не только завершает события, но и указывает на его последствия для судеб героев. Открытость элегического финала – один из существенных жанровых признаков тургеневского романа.

В эпилоге образ Лаврецкого неоднозначен. Ценой огромных усилий и постоянной внутренней борьбы он смирился, наконец, «в виду конца, в виду ожидающего бога» и «безо всяких темных чувств» благословил молодую расцветающую жизнь: «Играйте, веселитесь, растите молодые силы <…>, и благословение нашего брата, старика, будет с вами» [Т. 6. С. 158]. Он преодолел жажду счастья и обратился к идее долга, реализовал совет Михалевича «серьезно заняться бытом своих крестьян». «Лаврецкий, говорит автор, - имел быть довольным: он сделался действительно хорошим хозяином, и действительно выучился пахать землю и трудился не для одного себя; он, насколько мог, обеспечил и упрочил жизнь своих крестьян» [Т. 6. С. 157].

Неудовлетворенность же Лаврецкого итогами собственной жизни, которая, с рациональной точки зрения, соответствовала реализации человеком его «назначения», объяснялась не только потерей личного счастья, но и целым рядом причин мировоззренческого характера. Лаврецкий в своем движении к вере через разум утерял счастье обломовского толка, но не приобрел «пошлого» самодовольства российских штольцев. Он чувствует неудовлетворенность однообразной жизнью, лишенной высшей цели. Подобный тип сознания Н.Бердяев впоследствии охарактеризует как воплощающий одну из граней «русской идеи».

Казалось бы, пластично нарисованные картины несостоявшейся жизни главных героев создают настрой, печальный и безысходный, глубоко пессимистический. Думается, что это далеко не так. Роман, проникнутый высокой поэзией любви, повествующий о высоких нравственных испытаниях несет в себе и светлое жизнеутверждающее начало: ибо жизнь, прожитая до предела несет в себе высокий человеческий смысл. Тургеневский герой-персонаж живет не только в сфере общественных отношений – он находится под влиянием вечных стихий универсальной жизни.

Третий роман «Накануне» (1860) окончательно укрепил репутацию Тургенева как общественного писателя, знатока духовной жизни современника, художника-психолога.

Название романа имеет двоякий смысл. «Накануне» событий была Болгария, которая поднималась на борьбу против турок. «Накануне» реформы 1861 г. была и сама Россия. Анализируя проблематику романа, ученые зачастую цитирует слова Тургенева о «сознательно-героической натуре», которая, по их мнению, во многом определяет социально-исторический пласт романа. Мимо внимания исследователей часто проходит тот факт, что в «Накануне» сложно сосуществуют социально-историческое и философское начало. Проблема личности в романе решается в свете нравственно-философских представлений писателя. Понимая, что человек сродни чему-то вечному и высшему, он наделял его даром внутренней свободы, которая проявлялась и в самоотверженном служении «общему благу». Подобная цель появляется у героя-болгарина, который обладает непоколебимой верой в дело освобождения своей Родины. Впервые в романе Тургенева появляется герой, у которого нет противоречия между словом и делом, который знает, что он будет делать и который может увлечь целью другого. Елена Стахова выделяет его среди других (Шубина, Берсенева) во многом благодаря этим качеством, ибо, по ее убеждению, верить можно лишь в то, что «вне нас» или «над нами», но никак не в самого себя. Вера Инсарова, его дон-кихотство, способность на конкретное действие связывается с его цельной природной натурой, его чуждостью любой рефлексии, в том числе и искусству. Сульптор Шубин изображает его как барана, отличающегося «тупой важностью и ограниченностью» и одновременно мощной напористостью. Вместе с тем Шубин создает и романтическое изображение Инсарова, что свидетельствует о неоднозначности в оценке дон-кихотов самим автором. Елена, нашедшая в Инсарове своего «вождя», до встречи с ним внутренне «рвалась и томилась», чувствуя собственную разобщенность с «целой Россией». Инсаров же ощущает себя частью целого народа, сплоченного единой целью. Наличие цели, подчинение власти идеи, по мнению Елены, словно снимает с человека личную ответственность за происходящее и одновременно лишает права на счастье.

Появление в тургеневском творчестве идеи «переворотов гражданских» (Ф.Шлегель) заключает в себе трагическое противоречие, ибо, следуя общественному служению человек, как правило, должен отказаться от личного счастья. Писатель ставит своих гражданских энтузиастов перед лицом вечности. Их жизнь, как и всех людей, завершающаяся смертью, трагична в своей основе. Так, Елена терзалась сознанием «вины» и остро ощущала жизнь как всеобщую трагедию. Болезнь и смерть Инсарова она переживает как возмездие. И прежде Елена сомневалась в моральной ценности счастья, оно казалось ей виной, поэтому в ее душе не было протеста, а только сознание неизбежности свершившегося: «В ее душе не было упреков; она не дерзала вопрошать Бога, почему не пощадил, не пожалел, не сберег, зачем наказал свыше вины, если и была вина?» И только прямой авторский комментарий объясняет причину «вины»: «Каждый из нас виноват уже тем, что живет, и нет такого великого мыслителя, такого благодетеля человечества, который, в силу пользы, им приносимой, мог бы надеяться на то, что имеет право жить…» [Т. 6. С. 297]. Эти мысли писателя близки учению Шопенгауэра, согласно философии которого человеческая жизнь – зло, так как она является объективизацией той безумной воли, сущность которой заключается в ненасытном желании, в «стремлении без цели и предела» и, следовательно, в вечной неудовлетворенности и страдании.

Счастье, по мысли писателя, лишено высшей правды, так как оно разделяет людей, разрывает между ними духовные связи, выражает безумную волю к жизни. «Елена не знала, - разъясняет Тургенев, - что счастье каждого человека основано на несчастье другого, даже его выгода и удобство требуют, как статуя пьедестала, невыгоды и неудобства других» [Т. 6. С. 291]. Не случайно Елена объята терзающими ее сомнениями: она была счастлива с Инсаровым «не одни только минуты, не часы, не целые дни – нет, целые недели сряду. А с какого права? Ей стало страшно своего счастья. «А если это нельзя? – подумала она. – Если это не дается даром?» [Т. 6. С. 297]. Свой предстоящий подвиг в Болгарии после смерти Инсарова Елена рассматривает как искупительную жертву, как расплату за некую ее вину.

Итак, социально-историческое и универсальное существуют в тургеневских романах в сложных взаимодействиях, подтверждением чему и является, например, «Накануне».