Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
0tura_XIX_veka_Uchebnoe_posobie.docx
Скачиваний:
67
Добавлен:
10.11.2018
Размер:
1.28 Mб
Скачать

Алексей Феофилактович Писемский (1821-1881)

А.Ф. Писемский – пример писателя, который и по возрасту, и по университетской подготовке, и по своим симпатиям к Гоголю, жизненному опыту (служил чиновником особых поручений при костромском губернаторе, а затем при Министерстве уделов в Петербурге) – должен был быть последователем «натуральной школы». Но Писемский формально к ней не принадлежал, даже во многом полемизировал с ней. И все же он обязан ей всем лучшим, что есть в его творчестве. Писемский, автор повестей «Тюфяк» (1850), «Очерки из крестьянского быта» (1856), романов «Боярщина» (1858), «Тысяча душ» (1858), народной драмы «Горькая судьбина» (1859) и других произведений, привлекавших внимание общественности, – крупнейший русский реалист с остро критическим направлением. По языку он не уступает ни одному классику. По вниманию к общественной проблематике приближается к Тургеневу и Гончарову. Недаром Писарев в своих статьях ставил всех троих в один ряд как актуальных современных молодых писателей и предпочтение из них отдавал Писемскому. В то же время в первом произведении Писемского чувствовалось, что он больше натуралист, чем реалист, чрезвычайно отвлекающийся в сторону бытописания, «физиологических» характеристик персонажей, а подчеркнутое невнимание к духовным исканиям времени, даже авторский скептицизм по отношению к ним снижали интеллектуальный и психологический уровень самых удавшихся персонажей – все они у него, положительные и отрицательные, раздавлены обстоятельствами, движимы стихийными страстями, животными, материальными интересами.

По характеру таланта Писемский близок к Казаку Луганскому (В. Далю), но с еще более холодной наблюдательностью, даже, можно сказать, «с жестокостью», без каких-либо «приподыманий» своих героев в плане нравственном и идеологическом. Но В. Даль романов не писал, держался жанра очерка, даже с перегибами в этнографизм. А Писемский пускался в бурное море современной предреформенной и пореформенной действительности, писал пространные романы, пытаясь сочетать несочетаемое: хищнический гедонизм крепостников и буржуазных воротил с порывами к честной деятельности, искреннего, непосредственного чувства (это преимущественно женские роли). Но Писемскому всегда не хватало общей мировоззренческой широты и ориентировки, которые помогли бы ему правильно осмыслить противоречия эпохи, подлинно покарать зло и подлинно возвысить добро.

И все же начинал свое творчество Писемский как последователь Гоголя и той проповеди, которую вели Белинский и Герцен. В повести «Тюфяк» выведен обломовский тип – Бешметов задолго До появления романа Гончарова, но как бы в развитие мотивов, заложенных в гоголевском образе Тентетникова (впрочем, здесь могло быть и влияние «Сна Обломова», опубликованного Гончаровым в 1849 году, когда роман еще не был написан). Предварительный вариант романа «Боярщина» назывался иначе – «Виновата ли она?» (1844-1846). Это название своеобразно дублирует название первого герценовского романа «Кто виноват?». «Очерки из крестьянского быта» составились из рассказов, ранее написанных, и они во многом перекликались с повестями о крестьянах Григоровича и Тургенева, органически примыкая к творческой программе «натуральной школы». Перед нами – не что иное, как «физиологические очерки»: «Питерщик» (1852), в котором выведен смышленый костромской мастеровой Клементий, а в очерке «Плотничья артель» (1855) изображена бродячая артель строителей, работающая по контракту. Можно даже сказать, что Писемский в очерке захватывал народные слои из бродячей России, которые привлекут внимание писателей-реалистов последующих десятилетий. Точно так же от «натуральной школы» переходит к Писемскому антикрепостническая тема, тема «лишних людей» и эмансипации женщины.

Но в трактовке этих тем, особенно двух последних, Писемский весьма своеобразен, и тут выступают все недочеты его мировоззрения. И первая тема «гоголевской» может считаться условно: общая только провинциальная помещичья Русь, нечистое на руку провинциальное чиновничество. В их обличении Писемский прямолинеен, беспощаден; нет гоголевского юмора, «смеха сквозь слезы», гротесковых приемов. Название романа – «Тысяча душ» – лишь внешне соотносится с гоголевскими «Мертвыми душами». У Писемского речь идет буквально о желании героя романа приобрести тысячу душ крестьян, разбогатеть путем выгодной женитьбы, для придания себе общественного веса и преуспеяния на бюрократическом поприще. Тут нет чичиковской авантюрности, нет гротескового обыгрыша «ревижских сказок», юридической махинации, чтобы мертвых выдать за живых.

Все проблемы, которые решает Писемский, тонут в типе бытового уклада. Домостроевское «дворянское гнездо», искони получившее прозвание «боярщина», сотрясается острой конфликтной ситуацией, кажущейся результатом новых веяний. Героине романа – Анне Павловне Задор-Мановской – предстоит пережить три испытания судьбы: сначала ей выпали жестокие унижения со стороны грубого и нелюбимого мужа, что, казалось бы, в порядке вещей на «боярщине». Свое спасение Анна Павловна видит в увлечении молодым, элегантным и образованным соседом-помещиком Эльчаниновым. У него были все данные обворожить униженную душу. Но если Рудин У Тургенева действительно привлекателен своей духовностью и тем Производит смуту в душе Натальи Ласунской, то Эльчанинов – нравственно нечистоплотен, предает Анну Павловну, «уступает» ее старому сластолюбцу, еще большему цинику – графу Сапеге. Все возвращается на круги своя. Самое же главное: Анна Павловна чрезвычайно ограниченно понимает трагизм своего положения. Она преклоняется перед Эльчаниновым, страдает от него и даже не пытается быть над ним судьей. И она искренне уверена, что все происходящее с ней в порядке вещей. Она не может переступить понятие «рока».

Лучшее произведение Писемского – упомянутый роман «Тысяча душ». Он и построен чрезвычайно архитектонично: каждая из четырех частей несет определенное сюжетное задание, интрига развивается четко, драматично и получает свое полное завершение. Герой романа – Калинович – сильный, волевой разночинец, с университетским образованием, уверовавший в идею честного служения государственной бюрократической машине. Он – сочетание служебной безупречности с личной честностью. Он достигает больших успехов, сделавшись сначала вице-губернатором, а потом и губернатором. Но ради дальнейшей петербургской карьеры жертвует искренней любовью к Настеньке Годневой, дочери смотрителя училищ, которая его понимала и разделяла его общественные интересы. Ради приобретения выгодного приданого в «1000 душ», которое услужливо ему предлагается аристократкой-генеральшей Шеваловой, он женится на ее дочери.

Но в Петербурге Калиновича перехитрил всесильный интриган князь Иван Раменской – со товарищи. Разбитый в своих надеждах, Калинович приходит к пониманию тщетности своих стремлений, несовместимости честности с казенной службой и возвращается к Настеньке.

Первоначальные стремления Калиновича – не просто дань честолюбию, а со стороны Писемского ошибочное развитие образа честного губернатора из второго тома гоголевских «Мертвых душ», – это дань иллюзиям в общественном сознании в эпоху начинавшихся реформ, вере в возможность служения «общему делу». М.Е. Салтыков-Щедрин питал такого рода иллюзии, и Достоевский после каторги верил в «общее дело». Калинович в первой части романа восхищает читателя собранностью своей воли и благой направленностью стремлений. Недаром и роман первоначально должен был называться «Умный человек». С «робеспьеровской» непримиримостью он преследует лихоимство среди чиновников. Он – честный гражданин, жаждущий подняться по служебной лестнице, чтобы с еще большим эффектом бороться против укоренившегося зла, отмыть и усовершенствовать существующую бюрократическую систему. Калинович посвящает Настеньку в свои замыслы, и это придает их встречам и чувствам возвышенный характер. Читатель с большим интересом следит за драматизмом их совместной борьбы против зла, с попытками чиновника Медиокритского оклеветать и опозорить Настеньку. Образ Настеньки – большая удача Писемского в области изображения «новых людей». Провинциальная девица обладает волей и характером, сильным чувством и трезвым умом. Вместе с тем ее внутренний мир не осквернен разгулом честолюбивого цинизма, которого так много у центрального героя.

В «Тысяче душ» Писемский затронул злободневные общественные вопросы. Но «солью земли» оказались не герои типа Калиновича, а нигилисты Базаровы и герои из «Что делать?» Чернышевского.

Новый шаг в своем развитии делает Писемский в народной драме «Горькая судьбина». Традиционная тема о том, как барин соблазнил свою крепостную крестьянку, получила у Писемского неожиданное разрешение. Лизавета никогда не любила мужа, ее за Анания выдали силком. Ананий никогда не говорил с женой о любви: живет в достатке, и довольно ей всего. Барин не обольщал Лизавету, а по-человечески с ней сблизился, вникал в ее душевные запросы, она поняла, что только теперь начинает жить; она открыто заявляет о нежелании жить с мужем, и Ананий в бешенстве убивает «прижитого» от барина младенца. Новые человеческие черты выступают и у барина, перед реформой люди начали изменяться. У барина не простое сожительство с крестьянкой. И Ананий – более развитой и независимый мужик, чем другие односельчане. Он вступает в словесную перепалку с барином, и тот собирался вызвать его на дуэль (этот эпизод в «Горькой судьбине» Л.Н. Толстой считал противоестественным). Взаимное непонимание героев, преданность их «мечтательности» развивается по всем главным направлениям. Пределы «рока», то есть закоренелого крепостничества, преодолеваются по всем направлениям: и барина, и Лизаветы, и Анания. Человек перестает быть вещью, приобретает свободу выбора.

Писемский всю жизнь чувствовал себя в долгу перед демократами, «передовыми», задававшими тон в литературе. Он даже погрешил антинигилистическим романом против них – «Взбаламученное море» (1863). Герцен и его последователи казались ему пеной, образующейся на поверхности общественного движения. Писемский ездил в Лондон для личного знакомства с Герценом, но общего языка они не нашли. Тем не менее с годами Писемский все больше убеждался, что Белинский, Герцен – благороднейшие русские люди, честно служившие народу. Писемский мысленно обращается к этим деятелям, разочаровавшись в «деловых людях» типа Калиновича.

В романе «Люди сороковых годов» (1869), хотя и чувствуется попытка по-своему переписать герценовское «Былое и думы», Писемский все же достаточно объективно относится к «идеалистам» Достославной эпохи. Это выразилось в образе Вихрова, литератора, подвергающегося гонениям властей за свои антикрепостнические высказывания. Но воспроизвести философские и идейные искания сороковых годов объективно и полностью Писемскому не удается. Для этого нужно было стоять самому в центре этих исканий. Несколько пересматривает он свои взгляды на «идеалистов» в романе «В водовороте» (1871). Образ князя Григорова отчасти напоминает образ Вихрова. Аристократ по рождению и демократ по убеждению, Григоров заставляет вспоминать Герцена. Идеализм, готовый перейти к действию, воплощен в героине романа Елене Жиглинской. В романе «Мещане» (1877) Писемский еще яснее намекает на Герцена как на прототипа некоторых своих образов. Герою нового романа Бегушеву он дает имя Александр Иванович, а его первой жене – Наталья. И внешний облик Бегушева – герценовский и говорит он подлинными словами Герцена. Писемского подкупала праведная антибуржуазность Герцена, а в сатирическом романе «Мещане» как раз и изображается укрепившееся в пореформенной России царство «мещан», дельцов, аферистов.

В последнем своем романе «Масоны» (1880) Писемский сам впадает в идеализм: для него отдаленнейшие предшественники Герцена – «масоны» (в романе допускается анахронизм: время действия переносится в 30-40-е годы) – люди светлых исканий добра, братства. Оказывается, нужно было уйти в глубь истории, в далекое прошлое, чтобы оценить благородство усилий передовых людей России, хотевших изменить общественный ее строй, улучшить жизнь народа. Обреченность их усилий не смущает Писемского.

В конце жизни он искренне захотел войти в ту полосу света, которая проходит через всю русскую литературу и русскую общественную мысль и от которой он сам отходил то на одну, то на другую обочину.