15. Критический пересмотр принципов классической философии и общая характеристика неклассической философии.

Иррационализм А. Шопенгауэра и философия жизни Ф. Ницше.

Со второй половины XIX в. возникают философские тео­рии, критически относящиеся к предшествующим классичес­ким рационалистическим системам, отрицающие их способность ориентировать индивида в сложном мире, учиты­вать существенные стороны его жизни. Классические реше­ния основных философских проблем отвергаются или изме­няются. При этом неклассическая философия не является однозначной по содержанию, в нее входят разные концепции и направления.

В XIX столетии, по праву, считающемуся классическим в истории культуры, высокое признание и широкое распростра­нение получили философские учения, которые были продол­жением, а в известной мере и завершением духовного поворо­та, начавшегося в эпоху Возрождения. К этому времени наибо­лее ярким образцом и воплощением их была немецкая филосо­фия XVIII—XIX вв., не случайно названная классической. Она отстояла и развила дальше принципы, вокруг которых можно объединить основные концепции европейской философии Но­вого времени — несмотря на все разнообразие и противобор­ство ее идей. Можно говорить о господстве веры в совершенствование разума благодаря прогрессу науки. Эта вера перерастала у боль­шинства философов того периода в уверенность в том, что ра­зум есть главный и наилучший инструмент преобразования че­ловеческой жизни. Наиболее яркой формой такого разума счи­талось научное познание, но немалые надежды возлагались и на воспитание рассудка, здравого смысла, способностей к по­знанию, присущих каждому отдельному человеку. На этой ос­нове разум объединяли с просвещением масс, а просвещение — с демократией.

Знание и рациональное познание провозглашались главной, решающей силой, позволяющей со временем надеяться на раз­решение всех проблем, которые встают перед человеком и че­ловечеством. Чтобы выполнить возлагаемые на него гранди­озные задачи, знание, считали классические философы, долж­но быть ясным, отчетливым, доказательным, преодолевающим сомнения, приведенным в логически стройную систему. Меж­ду таким знанием и окружающим миром есть внутренняя со­гласованность. Ибо в окружающем человека мире, согласно классическому миропониманию, царит скрытый внутренний — разумный — порядок, открыть который в принципе доступно человеческому уму, если он найдет «простые и ясные правила» (Р. Декарт) познания и доказательства (т. е. найдет правиль­ный метод познания).

Философы-классики разделяли убеждение в том, что мо­гут, должны быть рационально познаны и признаны общече­ловеческие гуманистические идеалы и принципы, прежде все­го идеал свободы и принцип достоинства человеческой лично­сти. Философии вменялось в обязанность как бы надстраивать здание практики, науки, культуры самыми верхними этажа­ми — увязанными в систему теоретическими размышлениями о всеобщем: о целостном бытии, о человеке и его всеобщей сущности, об обществе как таковом, об общезначимых прин­ципах и методах познания, о всеобщих, значимых для всех людей и во все времена нормах нравственности. Вопросы о еди­ничном, отдельном — например, об отдельных людях, их сво­боде, правах, мыслях, страданиях — тоже ставились, но они были подчинены вопросу о сущности, о всеобщем (о человеке как таковом, о сущности человека).

Однако к середине XIX в. становится все более очевидным, что развитие просвещения, прогресс знания и науки не являют­ся панацеей, средством для решения «вечных» проблем обще­ственного развития, сосуществуют с ростом насилия, преступ­ности, распространением различных предрассудков и ложных мифов. Поэтому оптимизм философов Просвещения сменяется различными противоположными оценками и выводами, затрагивающими широкий спектр антропологичес­ких проблем. Необходимо также отметить, что тенденции к ограничению теоретического разума отчетливо проявлялись в недрах самой классической философии. Так, например, Кант, сдерживая, по его словам, «бег горячего коня Просвещения», отказывал разуму в возможности познания «вещи в себе». Фихте исходил из приоритета практического (нравственного) разума над теоретическим. Шеллинг провозглашал высшей способно­стью разума не рационально-теоретическое мышление, а инту­ицию. Таким образом, возникновение неклассической филосо­фии в самых различных ее формах имело как внутренние, так и внешние предпосылки и причины своего воз­никновения.

Надлом классической философии произошел в учениях Артура Шопенгауэра, Фридриха Ницше и их последователей-тех, чьи име­на связаны с таким мощным и содержательным направлением иррационалистической философии, как "философия жизни". Эти выдающиеся философы показали, что и познание и процесс добыва­ния истины доступны далеко не всем и каждому, мир вовсе не явля­ется рациональной единой системой, а прогресс наук привел к ужас­ным для человечества последствиям. Еще в 1818 году А. Шопенгау­эр написал книгу "Мир как воля и представление", но особенно по­пулярной она стала на рубеже Х1Х-ХХ столетий. На место разума должна быть по Шопенгауэру поставлена воля как "абсолютно свободное хотение", которое не имеет ни причины, ни оснований. Ф. Ницше также поместил в центре своей философии волю, но взятую в качестве воли к власти. Не отвергая в принципе науку, ее практическое значение для человеческой жизни, они отка­зывались видеть в последней адекватный способ познания ок­ружающего мира и самого человека. Оказалось, что история в большей степени наполнена мифами и стереотипами, чем ра­зумом. И главное — люди не столько нуждаются в научной истине, сколько в устраивающих их жизненных мифах, «внут­ри» которых легче жить. Развитие науки и техники может не только облегчить жизнь общества, но при известных условиях способно вообще уничтожить самую жизнь.

Иррационалистическая философия немецкого мыслителя Артура Шопенгауэра (1788—1860) стала своеобразным отве­том на эти обстоятельства. В своей основной работе «Мир как воля и представление» (1819, второй том вышел в 1844 г.) философ выступает как продолжатель дела Канта. Мир, счи­тает он, не основан на принципах разума. В мире вообще нет разума, а есть воля. Последнюю, по Шопенгауэру, надо пони­мать широко — не как качество человеческой души, а как «по­рыв», существующий в природе и обществе. Например, в мире животных есть «порыв» — стремление к сохранению жизни, в физическом мире есть притяжение, тяготение, магнетизм, в обществе существуют воля государств, рас, народов и от­дельных людей, воля «разлита» в природе и обществе. Но она слепа, не имеет разумной цели, иррациональна. Воля порож­дает все явления и процессы в мире, но сама она безосновна и безпричинна. Она выступает как бесцельная потребность вы­жить. На человеческом уровне воля выступает в виде страс­тей (аффектов): властолюбия, мстительности, половой люб­ви и т. д. Если основа мира — воля — неразумна, то и мир, по сути дела, неразумен. История лишена смысла, в ней нет никакого разумного обоснования. Наука постоянно заходит в тупик, когда пытается обосновать мир из законов разума. Мир не стал лучше из-за развития науки и техники. Последние становятся большим злом.

Разум (представление) человека подчинен воле. Разум лишь возбуждает волю, порождает бесконечную череду желаний и потребностей. Человечество можно уподобить, по мнению Шо­пенгауэра, пассажиру экипажа, лошади которого понесли. Не­удовлетворенность желаний — причина глубоких страданий и пессимизма, являющегося постоянным состоянием души. Путь к спасению один — необходимо остановить распаленную волю с помощью искусства, творчества или обуздать ее путем воз­держания, проповедуемого буддизмом. Руководящий принцип морали заключен в сострадании, которое в своем высшем про­явлении тождественно «боли всего мира». Именно сострадание «умерщвляет волю» «Я», ведет к «истинной безмятежности и совершенному отсутствию желаний». Таким образом, Шопен­гауэр приходит к пессимистическим выводам о бессилии чело­века и безнадежности его попыток познать не только законы общества, но и самой возможности познать мир (поскольку у воли, «разлитой» в мире, нет законов). Он приходит к отрица­нию морального прогресса и возможности построения счаст­ливого и разумного государства. Эти идеи Шопенгауэра получили развитие в философии Х1Х – ХХ вв., особенно в экзистенциализме и философии жизни.

Космический пессимизм мыслителя не заслоняет его большой несомненной заслуги: Шопенгауэр открывает новый, неведомый ранее для науки и философии мир – мир бессознательного, став, тем самым, не столь уж отдалённым предшественником целой большой науки о бессознательном в психологии, психиатрии, философии и культурологии ХХ в. (З. Фрейд, К. Г. Юнг и др.).

Фридрих Ницше (1844 – 1900) – один из самых блестящих и спорных мыслителей европейской философии. Он справедливо считал себя последователем Шопенгауэра, однако шопенгауэровская восточная этика самоотречения не гармонировала с его ме­тафизикой всемогущества воли. У Ницше воля первична не только в плане метафизическом, но и в этическом. Ницше, хотя и был профессором, — философ скорее литературного склада, чем академического. Он не изобрел никаких новых специаль­ных теорий в онтологии и эпистемологии; наибольшее значе­ние имеет прежде всего его этика, а также его острая истори­ческая критика.

Рано проявивши» необычайную одаренность в поэзии и му­зыке, филолог по образованию, в двадцать пять лет Ницше получил место профессора филологии в университете Базеля. Его книги великолепны с точки зрения языка, увлекательны дня чтения и полны потрясающих по новизне идей. И, тем не менее, практически все они были встречены в штыки как кри­тикой, так и читающей публикой, прижизненная слава Ницше носила скандальный характер. Очевидно, дело было именно в его идеях.

Вагнеру посвящена первая книга Ницше — «Рождение тра­гедии из духа музыки» (1872), сразу же вызвавшая скандал. Эта работа знаменует начало его творчества как культуролога, говоря современным языком, и философа. Он взорвал господ­ствовавшее в то время представление о сугубой рациональнос­ти культуры классической Греции. Ему удалось показать, что эта культура является синтезом двух начал: аполлонийского — выражает разум, чувство мери, созерцательность, и дионисийского — выражает волю, безмерную страстность, действенность.. Это миросо­зерцание — и трагично, и оптимистично. С Сократа и его пос­ледователей — Платона и Аристотеля, утверждавших господ­ство разума над волей, начинается, по мнению Ницше, упадок греческой культуры.

Таким образом, немецкий философ начал проповедовать имморализм и возвращение к первозданной свободе, единение с природой посредством освобождения инстинктов из-под гне­та морали и норм общественного порядка — идею Вечного Воз­вращения.

В книге «Человеческое, слишком человеческое» (1878) он показывает, как мало в человеке и его жизни подлинного вели­чия и свободы, как сильно закрепостил он себя многочислен­ными представлениями и предрассудками, сложившимися в моральные установления, и как спокойны и беззубы его мысль, наука, выхолощено искусство. Все это только лишь «челове­ческое».

Всем этим «человеческим» связаны людские души, и для того, чтобы вновь появились (как когда-то существовавшее из­начально) «свободные умы», душа должна испытать -великий разрыв» со всем этим «человеческим». Выпутываясь из тягчай­шей антиномии — мораль или свобода, — Ницше предполага­ет, что традиционная мораль, извне предписывающая челове­ку целую систему запретов и декретов, могла опираться только на презумпцию несвободы. Выбор в пользу свободы диктуется взрывом внутренних сил человеческой души, изначально сво­бодной и вечно стремящейся вернуться в лоно свободной воли. Мыслитель приходит к тому, что стать по-настоящему свобод­ным умом — значит, прочувствовав и испытав все человечес­кое, подняться над ним и обратиться в сверхчеловека.

«Так говорил Заратустра» (1883—1885) — са­мая известная из книг Ф. Ницше. Образ Заратустры — это образ человека, идущего по пути становления сверхчеловека. Благая весть, которую несет Заратустра у Ниц­ше, — весть о том, что, невзирая на весь трагизм жизни, в ней есть смысл и надежда, что самоотречение от радостей жизни, от «танца жизни», так же недостойно человека, как недостойно закрывать глаза на страдания.

Человек имеет цель внутри себя — это жизнь. Вот эта идея абсолютной ценности человеческой жизни по существу яви­лась тем лозунгом, который объединяет все творчество Ниц­ше. С этим лозунгом связан и ницшеанский идеал человека — Сверхчеловек. Этот идеал, по его замыслу, может быть реали­зован лишь при условии, если человечество возвратится к ис­токам своей истории, когда бал жизни будут править люди высшей расы — «хозяева», люди, представляющие собой со­вершенство прежде всего в биологическом отношении. Они не будут отягощены ни бытовыми, ни социальными, ни религи­озными ограничениями и предрассудками и потому будут аб­солютно свободны.

Биологически обусловленным, считает Ницше, является все, что в человеческом общежитии считается добром, что со­ставляет для людей ценность, включая и ценность моральную. Соответственно, нет и быть не может объективно обусловлен­ной морали. Каждый имеет такую мораль, которая в наибольшей мере соответствует требованиям его жизни: мораль одно­го оправдывает все, к чему он стремится; мораль другого дела­ет его умиротворенным; мораль третьего призывает к мщению врагам и т. д. Люди даже могут не осознавать, каков на самом деле источник их моральных убеждений и представлений, но это не меняет дела. Всякий имеет тот тип морали, который боль­ше всего соответствует его природе.

Наиболее существенное различие между людьми, по мне­нию Ницше, состоит в том, что некоторые из них от природы слабы, другие сильны — опять-таки по природе. Соответственно различается и их мораль. Сильные ценят личное достоинство, решительность, настой­чивость, самоуверенность, несгибаемую волю и неистощимую энергию в достижении поставленной цели. Слабые ценят то, что в большей мере выражает­ся в их слабости — сострадательность, мягкосердечие, альтру­изм, рассудительность и т. п.

Своей главной заслугой Ницше считает то, что он предпри­нял и осуществил переоценку всех ценностей: все то, что обыч­но признается ценным, на самом деле не имеет ничего общего с подлинной ценностью. Нужно все поставить на свои мес­та — на место ценностей мнимых поставить истинные ценно­сти. В этой переоценке ценностей, по существу своему состав­ляющей собственно философию Ницше, он стремится встать «по ту сторону добра и зла». Обычная мораль, сколько бы ни была она развитой и сложной, всегда заключена в рамки, про­тивоположные стороны которой составляют представление о добре и зле. Их пределами исчерпываются все формы суще­ствующих моральных отношений. Что касается Ницше, то, согласно его мнению, мораль, ограниченная этими рамками, есть ложь. Подлинный человек должен строить всю свою жизнь в пространстве, границы которого пролегают не там, где нахо­дится добро и зло господствующей морали. Именно в этом смысле философ называет себя имморалистом.

Разрушение традиционных ценностей обернулось самораз­рушением. На долгие годы на память о Ницше и его наследие легла печать «фашистской». Образ сверхчеловека исказился до неузнаваемости и приобрел черты «белокурой бестии», не ща­дящей ничего и никого, безжалостно разрушающей мир и его ценности. Но ведь не в этом суть сверхчеловека Ницше. Его сверхчеловек безжалостен прежде всего и более всего к себе, он сомневается и подвергает пересмотру имеющиеся у него ценности и установления, лишающие его внутренней духовной свободы и радости творческой жизни. «В человеке тварь и тво­рец соединены воедино». Нужно помнить, что философия Фрид­риха Ницше — это уникальный и всей жизнью осуществлен­ный эксперимент по разрушению внутри себя «твари» и взращивания «творца», прозванного «сверхчеловеком».

Он верил в возможности человека – единственного творца и самого себя, и своей истории. Учение Ницше противоречиво, потому и не может быть оценено как только негативное или только позитивное. Он заставляет думать, сравнивать, размышлять.