Список источников и литературы

1. Гвоздев С.А. Путь меча. Минск, 2001.

2. Григорьева Т.П. Красотой Японии рожденный. М., 1993.

3. Долин А.А., Попов Г.В. Кэмпо – традиция военных искусств. М., 1992.

4. Каневская Н.А. Искусство Японии. М., 1990.

5. Синицын А.Ю. Рыцари страны восходящего солнца. СПб., 2001.

6. Спеваковский А.Б. Религия Синто и войны. Л., 1987.

7. Судзуки. Основы дзен-буддизма. Бишкек, 1993.

8. Тёрнбул С. Самураи. Военная история. СПб., 1999.

Д.В. Манкевич Перспективы изучения менталитета российского пореформенного дворянства

В истории России период второй половины XIX века, известный как пореформенный, занимает особое место. Это было время Великих реформ, бурного развития капиталистических отношений в экономике, появления новых форм культурного развития, идейной борьбы. В плане социального развития эти годы отмечены ослаблением и размыванием сословных границ, складыванием классов нового буржуазного общества – промышленной буржуазии и пролетариата. Эти процессы пореформенного времени не могли обойти стороной дворянство – высшее и наиболее привилегированное сословие общества Российской империи, ведь социальные верхи, как правило, реагируют на любые преобразования (экономического, политического или культурного характера) наиболее динамично.

Утверждение капитализма как господствующей экономической системы и сопутствующие ему политические и социальные изменения сопровождались складыванием новой буржуазной системы ценностей, трансформацией психологии, менталитета. В западной исторической науке и социологии изучение процесса генезиса буржуазной психологии как фактора исторического развития началось ещё в XIX веке в рамках классической экономической теории. Позднее, в начале XX века М. Вебер в своей работе «Протестантская этика и дух капитализма» связал успехи европейской буржуазии с возникновением новой религии и формированием на её основе принципиально новой системы мышления [2, с. 25]. Менталитет европейца эпохи капитализма прочно вошёл в сферу научных интересов зарубежных учёных¹.

Изучение феномена буржуазной модернизации России с позиций ментальных процессов ещё только начинается. В связи с этим целесообразно определить спектр дискуссионных вопросов, основных проблем, стоящих перед исследователем данной темы. В рамках настоящей статьи предпринята попытка решить эту задачу. Работа не претендует и не может претендовать на полноту изучения темы в силу студенческого «статуса» её автора. Её цель гораздо более скромная: попытаться наметить основные перспективы исследования дворянского менталитета.

В контексте рассмотрения проблем изучения менталитета российского дворянства необходимо прежде чётко определиться с содержанием понятия «менталитет». Изначально в работах М. Блока, Л. Февра, а также А.Я. Гуревича под менталитетом понимались те бессознательные стереотипы, которые диктуют индивиду определённый стиль мышления, восприятия мира, поведения [8, с. 386]. Однако, в отличие от З. Фрейда и его последователей, основоположники школы «Анналов» видели истоки этих бессознательных стимулов и стереотипов не в биологической, а в социально-культурной природе человека. Иначе говоря, культурная и социальная среда, в рамках которой человек развивался и действовал, формировала и во многом определяла его менталитет [11, 34]. Таким образом, для представителей Новой исторической науки менталитет был прежде всего системой бессознательных стимулов и стереотипов.

Однако в научной литературе, особенно в последнее время, прослеживается и другая точка зрения, согласно которой под менталитетом понимается устойчивая часть психологии человека. Нередко социальная психология и менталитет отождествляются [15, с. 5 – 10]. В нашем случае менталитет – это модель восприятия действительности и совокупность бессознательных стереотипов мышления. Необходимо иметь в виду, что «менталитет дворянства» – понятие более широкое, нежели «дворянский менталитет»², поэтому в статье затрагиваются и некоторые общие методологические вопросы.

Проблемы изучения менталитета пореформенного дворянства многочисленны и разнообразны. Тем не менее можно классифицировать их на две крупные группы: теоретические и прикладные. Теоретические – имеют по большей части универсальный характер, то есть сохраняют свою актуальность по отношению к любой исторической эпохе. Прикладные проблемы касаются лишь пореформенного периода³.

Теоретические проблемы связаны с методами реконструкции и построения модели менталитета, обзор которых хотелось бы начать с вопроса о составе источников. Как указывалось выше, менталитет индивида тесно связан с его психологией, по сути, менталитет является её частью. Психологическая информация почти всегда носит скрытый характер. В связи с этим необходимо определить те виды письменных источников, которые содержат наибольшее количество этой потенциальной информации. Этому требованию соответствуют источники личного происхождения – мемуары, дневники, письма (эпистолярные источники). В источниках данного вида наиболее полно и последовательно воплощено авторское личностное начало, что даёт основание рассматривать источники личного происхождения как наиболее перспективные в плане воссоздания менталитета⁴. Ожесточённые споры среди историков вызывает субъективность как важнейшая характеристика источников личного происхождения.

С.С. Дмитриев и М.А. Варшавчик склонны связывать специфику мемуаров с личными особенностями авторов (пол, возраст, происхождение, чувства и т.д.), а субъективность рассматривать как совокупность личных качеств автора и их воздействия на сюжет и структуру источника [16, с. 59]. Согласно точке зрения А.Г. Тартаковского, лишь историческое самосознание личности формирует идейное субъективное содержание источника [16, с. 60]. Тенденциозность источника (не путать с субъективностью) может стать серьёзной помехой в его изучении, исказить картину исторического прошлого. Что же касается ментальных исследований, то субъективность открывает возможности для изучения психологии, мировоззрения людей прошлого. И даже субъективизм оценок тех или иных исторических событий, личностей, периодов помогает прояснить многое в понимании индивидом особенностей своей эпохи.

В распоряжении исследователя имеются эффективные методы анализа некоторых типов источников личного происхождения. В частности, усилиями Е.Н. Марасиновой разработана схема контент-анализа дворянской переписки [14, с. 241 – 257]. Объективное затруднение, возникающее при изучении менталитета дворянства пореформенной эпохи, состоит в том, что большая часть писем, принадлежащих перу русских дворян – государственных и военных деятелей – не опубликована, а следовательно, недоступна большинству исследователей⁵. Налицо задача систематизации и публикации эпистолярного наследия русского дворянства пореформенного периода, которая по силам лишь коллективу исследователей.

Лучше обстоит дело с мемуарами, большая часть которых опубликована и введена в научный оборот. Однако до сих пор не разработана комплексная схема анализа мемуаров в целях изучения менталитета. Это объясняется большей сложностью содержания, структуры, лексики, наконец, большим объёмом мемуарных источников по сравнению с письмами. Задача разработки такой схемы ощущается всё более остро. В рамках школы «Анналов» такой схемы также не существует. Учёные вынуждены использовать отдельные элементы различных методик для анализа текста мемуаров⁶. Разработка методов использования альтернативных источников (публицистики, художественной литературы) на сегодняшний день находится в состоянии генезиса.

С вопросом о составе источников непосредственно связана проблема источниковедческого анализа. Исследователю приходится разрабатывать особые методы изучения источников, способные выявить скрытую психологическую информацию. Как метко пометил Ж. Ревель, «в тексте исторических источников много информации, которую автор хотел сообщить читателю; учёный же должен добыть те сведения, о которых автор предпочёл умолчать» [19, с. 111]. Эта задача выполнима лишь при наличии тщательно разработанной системы анализа источника и отбора фактов. Одним из наиболее эффективных инструментов решения этой проблемы является контент-анализ – сравнительно простая процедура, позволяющая сравнивать несколько источников и выявлять общие стереотипы. К примеру, изучив при помощи контент-анализа группу частных писем русских помещиков второй половины XIX века, можно сделать вывод о той психологической роли, которую играла усадьба и усадебный быт в сознании помещика. Однако сфера применения контент-анализа ограничена однотипными и небольшими по объёму источниками [14, с. 25 – 35]. Данная методика как нельзя лучше подходит для анализа эпистолярных источников. Контент-анализ можно рассматривать как средство объективизации исторического знания, стремление придать будущей модели менталитета большую стройность и прочность.

Согласно концепции истории ментальностей во всех типах, родах и видах исторических источников в той или иной степени оказывается зафиксированной ментальность человека или любого коллектива, участвовавшего в их создании. Действительно, работы историков, осуществляющих свою научную деятельность в рамках концепции школы «Анналов», отличаются повышенным, почти скрупулёзным вниманием к источникам, выяснению их информативных возможностей.

Особенностью исследовательских методов анналистов является их глубинный характер, ориентация исследователя на «вживание» в текст и сюжетное повествование источника [11, с. 21]. Причины такого подхода к исследованию становятся понятными при ознакомлении с научной специализацией сторонников «Новой исторической науки» – главным образом историей европейского Средневековья. Медиевисту важно понять «безмолвствующую» культуру Средневековья, заставить её заговорить⁷. На эту задачу и ориентировано большинство авторских идей анналистов.

Однако научный метод истории ментальностей имеет и другое предназначение: раскрыть внутреннюю суть источника, выявить следы человеческой психологии, менталитета, восприятия мира в сухих строчках документов, реконструировать духовный мир человека прошлого, с максимальной эффективностью используя те немногие указания, которые предоставляет источник. Необычайно точно выразил суть данного научного метода А.Я. Гуревич: «Помимо того, о чём прошлое устами хронистов намеревалось сообщить, в текстах источников можно обнаружить немало такого, о чём оно вовсе не собиралось рассказывать. Это то, о чём авторы исторических текстов проговорились помимо собственной воли. Этот «иррациональный остаток», не подверженный цензуре сознания создателя текста, – наиболее ценное историческое свидетельство» [5, с. 98]. Очевидно, что такой научный метод чрезвычайно важен для изучения источников личного происхождения в свете того, что было выше сказано о субъективности этих источников. Выявить то, что объективно характеризовало менталитет и независимо от воли автора источника проникло в текст документа, – вот тот идеал, к которому должен стремиться исследователь, если он использует научный подход истории ментальностей.

Изучение менталитета высшего сословия российского общества второй половины XIX века с использованием методов школы «Анналов» (новой исторической науки) должно носить комплексный характер. Важнейшим аспектом является проникновение в культурную среду эпохи, которое немыслимо без обстоятельного знакомства с бытом, реалиями социально-экономической и политической жизни общества [10, с. 34]. Умение видеть социальную общность «изнутри» окажет неоценимую помощь в реконструкции менталитета.

Перечисленными проблемами не исчерпывается список дискуссионных теоретических вопросов, однако большинство из них является производными от обозначенных выше. Практические (или, вернее, прикладные) проблемы более многочисленны и разнообразны. Вот некоторые из них.

• Вопрос о воздействии буржуазной модернизации экономики и социальных отношений России на менталитет населения в целом и высшего сословия в частности. От данной проблемы можно перейти к вопросу о степени воздействия экономических изменений в обществе на психологию его индивидов – весьма важеному в свете дискуссии о предпосылках социалистической революции в России. Одним из непременных условий зрелости капитализма является преобладание в обществе буржуазной системы ценностей, идеалов, буржуазного менталитета⁸. Интересен также вопрос о взаимодействии традиционного дворянского менталитета и буржуазной – западной – системы ценностей, которая всё более активно проникала в различные слои российского общества, встречая нередко серьезное сопротивление со стороны патриархальных ментальных структур.

• Проблема традиционности дворянского сознания, сохранения патриархальных черт в социально-психологическом облике русского помещика. Анализ мемуаров дворян этого периода подтверждает тот факт, что усадьба, поместье сохраняли свой особый психологический статус, несмотря на все более тесную связь помещика с городской жизнью. Интересным явлением стал пореформенный дворянский патернализм – т.е. покровительственное отношение к крестьянам, которые теперь уже не являлись крепостными. В целом источники дают возможность говорить об особом патриархальном укладе в менталитете русского помещика второй половины XIX века. Символы старины – усадьба, крепостное право, крестьянский быт – поэтизировались, окружались своеобразным ореолом чистоты и национального духа.

• Феномен дворянской революционности. В чём причины активного вливания дворянской молодёжи в ряды революционных народнических организаций 60 – 70-х годов? Сохраняли ли дворяне специфику психологии в рамках революционных организаций? Эти вопросы требуют пристального внимания исследователей, как и вопрос о дворянском консерватизме, о его связи с традиционными элементами дворянского менталитета. Возможно, удастся провести параллели с позицией западноевропейской аристократии, многие представители которой также приняли участие в радикальном общественном движении.

• Сословная идентичность дворянства в условиях размывания сословий. Осознавало ли дворянство себя единой социальной, политической общностью? Многие представители высшего сословия в своих мемуарах указывали на разобщённость дворянства, отсутствие общих интересов и мотивов деятельности. Мало того, А. Тыркова прямо заявляла, что не осознавала своей дворянской принадлежности до окончания пансиона [21, с. 123]. Американский историк Р. Пайпс в книге «Россия при старом режиме» указывает на рост индивидуализма среди русского дворянства в пореформенный период. Индивидуализм является одной из наиболее характерных черт буржуазного сознания. Свидетельствует ли это о процессе размывания дворянства изнутри? Если да, то как проявилась эта тенденция в деятельности дворянских организаций?

Кроме того, важным является вопрос о синтезе дворянской и чиновной психологии. Пореформенный период ознаменовался неуклонным ростом количества дворян на гражданской государственной службе. Насколько эволюционировал социально-психологический облик дворянина-чи­но­в­ни­ка? Можно ли говорить о слиянии дворянской и недворянской чиновной бюрократии на ментальном уровне?

• Внимания заслуживает и процесс морального «оскудения» дворянства, о котором так много писали публицисты второй половины XIX – начала XX века [12, с. 365]⁹. Утрата дворянами социальных и исторических корней вызывала негативную реакцию творческой части высшего сословия. Насколько справедливыми были их упрёки? Разрушение сословной психологии могло вызвать глубокий кризис мировоззрения, породить аполитичность и идейную пассивность значительной части благородного сословия.

• И, наконец, ключевым является вопрос о самом существовании дворянского менталитета к концу пореформенного периода. Иначе говоря, правомерно ли вести речь о существовании сословного сознания в дворянской среде к началу XX века или же оно (это сознание) окончательно утратило роль фактора, влияющего на исторический процесс.

Подводя итог, можно констатировать, что вопросов на сегодняшний день больше, чем ответов. В то же время отечественная и, особенно, западная наука располагают методиками реконструкции ментальности различных эпох, что дает основание для дальнейших изысканий по данной теме.