Раздел 1 личность в истории

Е.А. Тюрин

Король Миндовг

Миндаугас Великий, известный в российской историографии под именем князя Миндовга, является одним из выдающихся деятелей XIII века. К сожалению, его имя незаслуженно обойдено вниманием историков, хотя для своей эпохи он, наряду с такими людьми, как Александр Невский, Даниил Галицкий, Рудольф Габсбург, был одной из знаковых фигур в истории Европы. Век, который Ле Гофф характеризовал как век единения Европы под властью Святого престола, был богат на великих воинов и правителей [1, с. 104 – 108]. Это единение Европы обращало агрессию Европы на иноверцев – православных-схизматиков и последних язычников, населявших земли Прибалтики и Скандинавии. Под ударом военно-монашеских орденов и ряда феодалов Дании, Швеции и Польши оказались балтские и финно-угорские племена. Однако противостоять этой агрессии смогли лишь литовцы, сумевшие консолидироваться и создать свое государство. Это исключение и заставляет пристально вглядеться в личность основателя Литовского государства, первого и последнего короля, поскольку именно титулом короля Литвы владел лишь Миндовг, а последующим правителям присваивали уже другие титулы. Личность Миндовга вызывает споры среди историков уже не одно столетие. Но тема эта остается актуальна и по сей день, поскольку исследователи, изучающие данный вопрос, не пришли к какому-то определенному мнению относительно личности основателя Литовского государства, а белых пятен в биографии короля предостаточно, что связано с противоречивой оценкой, которую дают разные источники. Так, основной немецкий источник – Хроника Петра из Дусбурга – выставляет короля в довольно неприглядном свете (здесь необходимо учитывать тот факт, что Дусбург, являясь официальным хронистом ордена, не мог положительно отзываться об одном из злейших орденских врагов, бывшего к тому же еще и язычником [2]). Негативно показывают Миндовга и летописи Галицко-Волынского княжества, что объясняется аналогичными причинами [3]. Используя же литовские источники можно впасть и в другую крайность, поскольку в них всячески прославляются деяния короля [4]. Не затрагивая вопрос о генеалогии Миндовга, хотелось бы сосредоточиться на деятельности короля и том вкладе, который он внес в историю Восточной Европы.

Впервые его имя появляется в летописях XIII века, когда речь заходит о 30-х годах – времени наибольшего усиления ордена меченосцев, покоривших земли ливов, эстов и латгалов. Угроза, нависшая над литовскими племенами, представляла огромную опасность – меченосцы рвались в земли Жемайтии и Аукштайтии, что вело к захвату орденом исторического центра Литвы. Правда, на счет местоположения летописной Литвы существует концепция белорусских ученых, помещавших ее чуть ли не в середину нынешней Белоруссии, мотивируя это созвучием ряда гидронимов Белоруссии с наименованием Литва, а также некоторыми расхождениями в летописях того периода времени [5, с. 20 – 35]. Честно говоря, такую концепцию, игнорирующую как данные источников, так и данные археологии, тяжело воспринимать всерьез. Очутившись перед смертельной угрозой, Миндовг проявил решительность и, объединив под своей рукой всю Аукштайтию, сумел в союзе с рядом жемайтийских князей нанести сокрушительное поражение ордену меченосцев, от которого последний уже не смог оправиться [6, l. 63].

Трудность подобного объединения аукштайтских племен заключалась в сопротивлении родоплеменной аристократии, а также в противодействии могущественной жреческой корпорации, силу которой не следует преуменьшать, централизаторской политике, проводимой Миндовгом. Позиция жречества погубила пруссов, которые, не сумев объединиться, стали жертвами агрессии со стороны Тевтонского ордена. Битва под Шауляем в 1236 году полностью подтвердила верность политики Миндовга. Тот же год был ознаменован союзом последнего с Даниилом Галицким против возраставшей угрозы со стороны польского князя Конрада Мазовецкого и Тевтонского ордена. Тем самым Миндовг наметил основные черты будущей политики литовских правителей, которая приведет литовские и русские полки под Грюнвальд. Победа под Шауляем, а также последующие битвы сделали аукштайтского князя фактическим властителем Литвы. После этой победы Миндовг стал реальной политической и военной силой в Восточной Европе, которую необходимо было учитывать.

Татаро-монгольское вторжение и последовавшее за ним иго позволило тогда еще князю Миндовгу присоединить к литовским землям часть территорий, входивших некогда в состав Киевской Руси. Так была присоединена к Литве Черная Русь – Новогородок, Слоним, Гродно и другие ее города [7, с. 368 – 377]. Правда, справедливости ради, стоит отметить, что население этих территорий добровольно вошло в состав владений Миндовга, видя в нем силу, способную их защитить как от монголов, так и от князей других русских княжеств. Его государство стало одним из возможных центров объединения земель Киевской Руси, наряду с другими. Присоединение русских земель являлось одним из направлений политики правителей набирающего силу Литовского государства вплоть до конца XV века.

Так было положено начало будущему Великому княжеству Литовскому и Русскому. Уникальность подобного государственного образования заключается в том, что литовцы на протяжении XIII – XV веков никогда не вмешивались во внутренние дела русских земель, сохранив в неприкосновенности все прежние институты власти [5, с. 69 – 70]. Таким образом, Великое Княжество Литовское и Русское являлось, по сути дела, своего рода первым конфедеративным государством Восточной Европы, да и в Европе в целом (можно вспомнить, что союз кантонов Швейцарии оформился как конфедерация немного позднее). Безусловно, были и другие полиэтнические государства в Европе (например, держава Габсбургов), но лишь в Литовском государстве было равноправие народов, его населявших, тогда как в других землях один этнос находился в привилегированных условиях. Правда почему-то исследователи истории средневековой Руси обходили этот, безусловно, интересный факт, уделяя Литве значительно меньше внимания, чем следует, что явствует даже из общих изданий [8, с. 76 – 77].

Усиление влияния Миндовга вызывало как зависть соседей, так и недовольство в среде крупных феодалов, в особенности его родственников [6, l. 76]. Против него восстали его племянники – Таутвилла и Эвидас, а также их дядя Викинтас (Выкинт), которым не понравилось, что Миндовг лишил их земельных владений. Восставшие князья нашли поддержку в лице Галицких князей и Ливонского ордена, образованного вскоре после битвы под Шауляем в результате слияния Тевтонского ордена и ордена меченосцев, а также части племен ятвягов в 1249 году. Это вынудило Миндовга принять в 1250 (1251) году католичество, выведя тем самым Ливонский орден из игры, откупившись, помимо принятия христианства, Жемайтией и землями Занеманья, которые, в принципе, ему и не подчинялись. Этими мерами он сумел убить двух зайцев сразу. С одной стороны, он смог подавить мятеж и разбить отряды Галицких князей и ятвягов, а с другой – приход ордена в Жемайтию возбудил в ее жителях ненависть к немцам, создав почву для будущих восстаний жемайтов, ламатов и скальвов [6, l. 84].

Успешное подавление мятежа, и тот факт, что литовский князь сумел справиться с такой коалицией, поднял престиж Миндовга на небывалую высоту – с ним стали считаться не только в Восточной Европе. В 1253 году Папа Иноккентий IV даровал литовскому владыке титул короля и корону, таким образом, он стал единственным королем из всех литовских правителей Литвы, причем Миндовг получил ее раньше Даниила Галицкого, которому также была предложена корона и титул короля. Дабы оценить степень важности коронации Миндовга следует помнить, что престиж Ватикана в середине XIII века находился на небывалой высоте – ни один монарх Европы не мог ослушаться Папы Римского, поэтому королевский титул Миндовга был легитимен. К тому же литовский правитель теперь мог на равных разговаривать с монархами таких могущественных государств, как Франция и Англия, поэтому коронация Миндовга является подтверждением признания Европой литовского владыки.

Находясь на вершине успехов, Миндовг добивается окончательного присоединения Черной Руси, которое оспаривалось многими русскими князьями, фиксируя это де-юре. Но и это не все – к своим владениям Миндовгу в конце 50-х годов удалось присоединить Пинское и некогда могущественное Полоцкое княжество, что сделало его воистину опасным и сильным соседом [9, l. 41]. Отныне с мнением короля вынуждены были считаться правители близлежащих земель, в особенности Ливонский орден.

В то же время Миндовг продолжал централизаторскую политику, выражавшуюся в ограничении прав родоплеменной аристократии и наделении своих дружинников землей, что роднит ее с аналогичными мероприятиями короля франков Хлодвига и шведского короля Олафа Трюггвассона. Несмотря на то, что в 1250 (1251) году король принял католичество, на его землях мирно сосуществовали язычество, православие и католицизм, что также является нехарактерной чертой для католических монархов, в числе достоинств которых веротерпимость не значилась. Это объяснялось рядом причин, прежде всего тем, что большинство литовцев, а также дружина князя, в которую входили и пруссы, люто ненавидевшие католицизм, были язычниками и не хотели менять религию предков, население же русских земель было православным, собственно же католиков было очень мало, поэтому они не могли как-либо повлиять на Миндовга. Принятие католицизма было удобно для Миндовга, так как снимало формальный повод для войны со стороны его западных соседей [9, l. 39]. Такой религиозной политики придерживались и последующие правители Литовского государства (Гедимин, Витовт).

Отдавая Ливонскому ордену земли Жемайтии, Скаловии и Бардии, Миндовг прекрасно понимал, что у местного населения неизбежно возникнут конфликты с немцами, что, собственно говоря, и произошло. Это создавало прекрасную возможность для него влезть в дела опасного соседа, пользуясь поддержкой местного населения. Тем более, что король не питал иллюзий по поводу планов данного государства, сделавшего ставку на силу оружия. Помимо всего прочего, Миндовг пристально следил за своими потенциальными союзниками – Александром Невским и жителями Ливонии, изнемогавшим от гнета крестоносцев. Великий Новгород и его князь уже в полной мере осознали угрозу, исходящую от крестоносцев, которая им была страшнее даже монгольской, поскольку монголы хотя бы не вмешивались в религию жителей Руси. Поэтому и Александр Невский был заинтересован в союзе с Литвой, несмотря на разногласия с Миндовгом относительно некоторых вопросов. Население же Ливонии, притесняемое крестоносцами, видело надежду в помощи Литвы. К тому же обстановка, сложившаяся в конце 50-х годов, резко отличалась от той, что была двадцать лет назад, а союз с Ливонским орденом из необходимого превратился в мешающую ему обузу. Восстание 1260 года в Ливонии дало королю прекрасный повод расторгнуть союз с орденом, что поставило крестоносцев, вынужденных воевать как с восставшими, так и со своими соседями, в очень сложное положение. Отрекшись от католичества, Миндовг вступил в союз с Александром Невским и литовским князем Тренетой. Данный военный союз был направлен против усиления орденского влияния на землях латгалов, куршей и ламатов. Присоединение данных территорий означало не столько формальное объединение орденов, каким оно было с момента возникновения в 1236 году, сколько создание единого агрессивного государства, мощь которого возросла во много раз. Любопытно, что отечественные историки, говоря о той сложной для Руси обстановки, когда она оказалась между Золотой Ордой и крестоносцами, забывают упомянуть о том, что Литва разделяла территории двух орденов, тем самым уменьшая их совокупную силу и создавая сложность координации их совместной деятельности. Причем такое объединение было более губительным для русских земель, поскольку бывший орден меченосцев хоть и наращивал планы захвата Пскова и Новгорода, но не имел для этого сил. Такие силы мог бы предоставить Тевтонский орден, видевший своим главным врагом прусские племена, не подчиненные его власти, поэтому объединение территорий орденов увеличило бы угрозу Руси и Литве. Восставшие ливы сумели разгромить один из крупных отрядов ордена, в то время как войска Миндовга и Тренеты продвигались к центру земель латгалов, разоряя орденские укрепленные пункты. Но из-за недостаточной согласованности действий литовцев и русских полков, не успевших соединиться, поход 1261 года не дал тех плодов, на которые рассчитывали Миндовг и Александр Невский, хотя в целом ордену был нанесен достаточно ощутимый удар [9, l. 113].

Тот же злополучный поход обострил противоречия между Миндовгом и Тренетой, который также мечтал о короне. В том же году Миндовг и два его сына были предательски убиты Тринетой и Нальшанским князем Довмонтом, бывшим весьма недовольным централизаторской политикой короля. Впрочем взаимоотношения Миндовга с князем Довмонтом, который вошел в русскую историю как Псковский князь Довмонт (причисленный к лику святых под именем святого Тимофея), представляют интересную тему для будущих исследователей.

Но так или иначе детищу Миндовга предстояло пройти испытание временем, которое бы показало степень прочности объединения Литовского государства. Надо сказать, что оно его выдержало – Литва не распалась и не стала жертвой раздробленности, подобно Галицкому княжеству, несмотря на последующие сумятицы, начавшиеся сразу после смерти Миндовга (речь идет о борьбе за власть между литовскими князьями). Таким образом, подводя итоги, следует сказать, что король Миндовг был действительно выдающимся деятелем XIII века, человеком, сумевшим решить стоящие перед ним задачи. Он создал ядро будущего Великого княжества Литовского и Русского, которое в XIV веке стало крупнейшим государством Европы. Причем князья, способствовавшие усилению государства литовского (Гедимин, Ольгерд, Витовт), проводили ту политику, основы которой заложил Миндовг еще в XIII веке. Династия, основанная Миндовгом, владела несколькими европейскими коронами – Литовской, Польской, Венгерской и Чешской, став серьезным конкурентом Габсбургам [9, l. 243].

Миндовг был первым литовцем, заставившим Европу разговаривать с ним на равных. В этом и заключается истинное величие, когда князь малоизвестной Литвы, да еще и язычник, заставил считаться с собой Святой Престол, самую влиятельную в то время силу в Европе, добившись признания в виде королевской короны. Необходимо учитывать и тот факт, что деятельность литовского короля позволила к тому же сдержать натиск крестоносцев на Восток (пресловутый Дранг нах Остен). Поэтому мы должны помнить не только о победах Александра Невского, но и о победах Миндовга. Роль же Миндовга в создании литовского государства сопоставима с ролью короля франков Хлодвига во французской истории, с той лишь разницей, что франкам не противостоял такой сильный внешний враг, да и корпорация жрецов не обладала столь внушительной силой. В российской же истории, к сожалению, эпоха Миндовга плохо изучена, что, на взгляд автора статьи, незаслуженно. Ведь ни одно прибалтийское племя не сумело создать своего государства, пав под ударами военно-монашеских орденов, действовавших в Прибалтике, за исключением литовцев. И в этом сыграл огромную роль, которую вряд ли кто сможет оспорить, король Миндовг. Для Руси ХIII века деятельность литовского правителя означала защиту ее западных территорий как от татаро-монгольской угрозы, так и от куда более страшной перспективы – онемечивания, которому подвергались покоренные крестоносцами народы Балтии. Держава Миндовга была противовесом ордену и стала одним из центров объединения русских земель, превратившись со временем в крупнейшее государство Европы.