2. некритическое и лоскутное заимствование норм законодательства той или иной страны без глубокого системного изучения в целом, практики применения его законодательства и ее эффективности. Зарубежный опыт ставится выше национальных интересов, исторических особенностей и мнения своего народа;

3. нежелание просчитывать реалии и просчитывать последствия, следствие этого необоснованная криминализация. В России бытует мнение, что с любым нежелательным явлением можно покончить, если его криминализировать. Наблюдается стихийный, непрерывный процесс криминализации, которая абсолютно не учитывает возможности существующей системы уголовной юстиции. Если бы правоохранительные органы сейчас регистрировали хотя бы половину от существующей преступности, то правоохранительная система не выдержала, рухнула бы под тяжестью 7-8 млн. преступлений. Назрела необходимость научно обоснованной декриминализации, гуманизации ответственности за преступления небольшой и средней тяжести;

4. могущественный лоббизм криминалитета от власти и бизнеса, эти «детерминанты» иногда сильнее влияния Запада, вспомнить хотя бы с каким трудом принималось законодательство о борьбе с легализацией преступно нажитых средств. Примером такого лоббизма явилось исключение из перечня наказаний – конфискации имущества, который имеется в уголовной кодексах США, европейских и других стран, а также международных конвенциях (о борьбе с терроризмом, организованной преступностью, коррупцией, наркотрафиком и т.д.). Нувориши, ради которых исключалась конфискация имущества готовы, готовы получить соответствующее уголовное наказание, но лишь бы это не коснулось их «собственности»;

5. Революционное стремление добиться всего и сразу, забывая, что самый надежный путь реформ - эволюционный, постепенный, продуманный.

Для успешной борьбы с преступностью необходимо непрерывное системное изучение криминологических реалий их тенденций и закономерностей. К сожалению, в нашей стране эта работа практически не проводится.

2. Вторая причина отставания социально-правового контроля от качетвенно-количественных показателей преступности связана с деятельностью правоохранительных органов.

Деятельность правоохранительных органов по борьбе с преступностью более мобильна, чем уголовное законодательство. Но эти органы осуществляют свои функции лишь на основе законов. Иной подход, используемый тотали­тарными режимами в разных странах, в том числе в СССР, опаснее, чем сама преступность.

Деятельность системы уголовной юстиции (задержание, арест, обыск, перлюстрация корреспонденции, контроль и запись переговоров, лишение свободы и т.д.) по сути своей есть грубейшее нарушение прав человека. Но она не считается таковой, поскольку строго регламентирована законом, при­нятым демократическим путем, и контролируема судом. Объективно необ­ходимое расширение возможностей правоохранительных органов, четко прописанное в законе и не допускающее дискреций, не есть нарушение прав человека. С другой стороны, тенденция законодательного ограничения их действий как одно из направлений современной демократизации правосудия в условиях растущей преступности и ужесточения требований повышения эффективности правоохранительной деятельности приводит полицию, про­куратуру, суд и исполнительную систему к недееспособному состоянию. Зо­лотую середину не всегда легко отыскать.

Интенсивная криминализация в обществе (и не только в нашем) требует критического переосмысления методов противодействия преступности пу­тем гармонизации эффективности и гуманности, свободы и безопасности, свободы и необходимости, наказания преступников и предупреждения пре­ступной деятельности.

При этом абсолютно недопустимо противопоставлять вопрос, что важнее: защита прав личности или контроль над преступностью.

Без контроля над преступностью, которая является самой опасной формой нарушения прав человека невозможна реализация защиты прав личности.

Одним из важных показателей эффективности уголовной юстиции яв­ляется раскрываемость преступлений. Ее средний показатель в мире колеб­лется около 50%. В США на протяжении последних 30 лет по индексным преступлениям он не превышал 21—22% . В Англии и Уэльсе средняя раскрыва­емость по преступлениям, подлежащим регистрации, колеблется в пределах 35%, в ФРГ — 45, в Японии — около 60%.

В СССР раскрываемость преступлений (отношение раскрытых ко всем зарегистрированным) в 1990 г. составила 58%, в России в 1991 г. — 52, в 1995 г. - около 64, в 2000 г. - 75,6, в 2003 г. - 54,5%. В 70-е гг. XX в. этот показатель в Союзе превышал 95%. Приведенные цифры не отражали и не отражают реалий, так как органы правоохраны боролись и продолжают бо­роться за высокие показатели любым путем, главным образом манипуляциями в учете преступлений. Регистрируемое снижение раскрываемости в СССР и России было обусловлено не столько некоторой объективизацией учета преступлений, сколько серьезным ухудшением работы милиции.

Не менее значима судебная защита прав личности. Следует отметить, что в развитых странах независимый судеб­ный контроль доминирует в системе уголовного правосудия. В развиваю­щихся странах доминирует полицейский контроль.

Несмотря на меньшие экономические возможности, развивающиеся страны в расчете на 100 тыс. населения содержат большее число персонала системы уголовной юстиции. Точнее, они больше выделяют ресурсов для со­держания полицейских сил, чем других учреждений уголовного правосудия. В последние годы это соотношение меняется. Однако ставка на полицейский надзор, а не на независимый суд сохраняется. Суды в этих условиях, как пра­вило, являются слабыми.

Казалось бы очевидная зависимость численности правоохранительных органов от уровня преступности на практике на находит подтверждения. Очень трудно найти положительную корреляционную зависимость между численностью полиции и ее результативностью.