Глава VII

И вот вдова вдвоем с Лукою,

Она и млеет, и дрожит,

И кровь ее бурлит рекою,

И страсть огнем ее палит.

Срывает башмачки и платье,

Рвет в нетерпеньи пышный лиф

И, обе сиськи обнажив,

Зовет Луку в свои объятья.

Мудищев тоже разъярился

И на купчиху устремился,

Тряся огромною елдой,

Как смертоносной булавой.

Ее схватил он поперек,

И бросив на кровать со взмаху,

Заворотил на ней рубаху

И хуй всадил ей между ног.

Но тут игра плохая вышла —

Как будто кто всадил ей дышло!

Купчиха начала кричать

И всех святых на помощь звать.

Она кричит — Лука не слышит,

Она еще сильней орет,

Лука ж, как мех кузнечный дышит,

И знай ебет, ебет, ебет.

Услышав крики эти, сваха

Спустила петельку с чулка,

И шепчет, вся дрожа от страха: —

"Ну, знать, заеб ее Лука!"

Но через миг, собравшись с духом,

С чулком и спицами в руках,

Спешит на помощь легким пухом

И к ним вбегает впопыхах.

И что же зрит? Вдова стенает,

От ебли выбившись из сил,

Лука же жопу заголил,

И жертву еть все продолжает.

Матрена, сжалясь над вдовицей.

Спешит помочь такой беде

И ну колоть вязальной спицей

Луку то в жопу, то в муде.

Лука воспрянул львом свирепым,

Матрену на пол повалил

И длинным хуем, точно цепом,

Ей по башке замолотил.

Но тут Матрена изловчилась,

Остатки силы напрягла,

Луке в муде она вцепилась

И напрочь их оторвала.

Взревел Лука и тут старуху

Елдой своей убил как муху,

Еще с минуту постоял

И сам бездыханный упал.

Эпилог

И что же? К ужасу Москвы

Наутро там нашли три трупа: —

Средь лужи крови труп вдовы

С пиздой, разорванной до пупа,

Труп свахи, распростертый ниц,

Лука Мудищев без яиц

И в жопе десять медных спиц

Печально завершали блиц.

Послесловие

Народу много собралось,

Купцы за гробом чинно шли,

И на серебряном подносе

Муде Лукашины несли.

За ними — медики-студенты.

В халатах белых без штанов,

Они несли его патенты

От всех московских бардаков.

* * *

Песенка о графе фомиче

(песенный вариант поэмы "Пров Фомич")

(фрагмент)

Граф Фомич был барин видный,

В своем возрасте солидный,

И умен был, и речист,

Только на хуй был не чист.

Он не брезговал модисткой,

Проституткой и юристкой,

И немало светских дам

Привлекал к своим мудам.

В день один ненастный, длинный,

Граф сидел в своей гостиной,

— Нализавшись коньяку,

Сел поближе к огоньку.

Тут с опухшей с пьянки рожей,

Появляется в прихожей

Старый заспанный лакей

Старикашка Патрикей.

— Что тебе, хуй старый, надо?

— Граф вскричал ему с досадой.

Старикашка на вопрос Отвечал:

— "Письмо принес!"

"Милый граф! - письмо гласило,

— Без тебя я вся изныла!

Вся как кошка извелась,

— Три недели не еблась!

Как уехал муж мой Павел,

Мне и хуя не оставил!

А без хуя пропадешь,

— Приезжай, хоть поебешь!"

Прочитав письмо до точки,

Граф немедля, без отсрочки,

Почесав свое яйцо,

Выбегает на крыльцо.

"Эй, ебена мать, возница!"

Подлетает колесница,

И гремя по мостовой

Понесла его стрелой.

Он вошел, она в кровати,

— Вся раздета донага,

Ноги свесив до пола,

Обольстительно мила.

Тут наш граф разоблачился,

К энтой даме приложился,

— Стал он к ебле приступать,

За пизду ее хватать.

* * *