В. А. БОСЕНКО-Всеобщая теория развития-1

Босенко В.А. Всеобщая теория развития

291

ем вещей обеспечивает постижение того, что недоступно эмпирическому наблюдению: необходимости и формы проявления последней – всеобщности, а также всеобщего развития. Но как именно обеспечи- вает, – будет рассмотрено ниже.

Несколько слов и относительно всеобщего. Следует не упускать из виду, что это не продукт обобщающей работы нашей головы и не результат объединения по общим признакам, вплоть до предельно всеобщего, на основании сходных свойств для всех встречающихся явлений (таким путем можно прийти лишь к абстрактно-всеобщему). Такой подход, когда общность устанавливается на основании наличия в двух вещах чего-либо третьего, присутствующего и в той, и в другой, Ф.Энгельс называл детским. По такой логике, если нечто обнаруживает себя во всех “трех сферах” – природе, обществе и мышлении, то оно может-де претендовать на роль показателя предельной всеобщности и, соответственно, на звание философской категории.

Однако в диалектике всеобщее отнюдь не означает всюду быть, бытовать, наличествовать в каждом куске вещества. Всеобщее вообще не в пределах форм наличного бытия (коих таскать – не перетаскать). Совсем не в бытии всеобщее, единство мира. И мы знаем, какие получаются казусы, когда вопросы всеобщности пытаются решать с позиций: смотри и убеждайся, что вокруг полным-полно диалектики и ее законов, куда ни кинь – в диалектику попадешь. А не можешь показать, например, набор признаков закона отрицания отрицания в первом попавшемся случае – переводи закон из всеобщих рангом пониже, в “лишь часто встречающиеся”. Тогда его снисходительно оставляют в составе диалектики и в звании диалектического, но не в “должности” всеобщего. Так же поступают и с категориями поступательности, восхождения, прогресса – регресса и т. п. Удел их – пребывать лишь в некоторых “конечных системах”.

Та же участь постигла и понятие развития. Поскольку, по мнению некоторых авторов, оно заведомо “не дотягивает” до всеобщности и остается в разряде просто общего, то средоточием усилий становится поиск надежного признака – критерия (своего рода мерки), являющегося показателем общности (общего признака, сходного свойства) для реальностей данного класса. Затем, под углом зрения такого критерия, “перелопачивается” множество форм бытия, при этом на соответствующие “эталону” ставится клеймо “развитие”, на несоответствующие – “просто движение”. В том, что в окружающем мире бытуют

292	Босенко В.А. Всеобщая теория развития

те и другие варианты, не сомневаются.

На роль мерки-выявителя развития предлагается в нашей литературе немало конкурирующих признаков-критериев. Здесь и “повторяемость”, и “усложнение”, и “преемственность”, и др. Иные авторы гарантию развития усматривают в наличии признака “появление новых структур и функций” и даже “накопление новшеств”. Высоко котируется “необратимость”, которую прочат в самые универсальные критерии (очевидно, до тех пор, пока кто-нибудь не разглядит необратимость, например, в разбитом стакане, что, однако, не считается развитием). Но независимо от того, какому из подобных критериев будет отдано предпоч- тение, результативности ожидать не приходится, ибо несостоятелен сам подход, неверен в принципе (нужно менять основание в целом). Это и есть тот случай, когда, по словам Ф. Энгельса, “переворачивают все вверх ногами и превращают отражение предмета, его понятие в мерку для самого предмета” [24, с. 97].

Многие авторы склонны исключать развитие из области, например, микромира, физики вообще, химии, астрономии и т д. именно потому, что не подпадают обнаруживаемые в этих областях процессы, “наблюдаемые объекты”, формы существования под установленные критерии развития, а фактически просто не соответствуют ходячему представлению о развитии и всеобщем. (Само же несовпадение, в свою очередь, используется как аргумент против всеобщности развития.)

Между тем, представлению освоение всеобщности и развития совершенно недоступно. Такого рода сущности непредставимы. Они недоступны (неприступны) этой форме (ступени) познания. Ни то, что называется диалектическим развитием, ни то, что – всеобщим, представить невозможно, это можно только понять. Понять же – значит выразить, воспроизвести в движении понятий. И важно не поддаться представлению, а преодолеть его, выйти за его пределы, что и возможно только посредством развития понятия с помощью метода восхождения от абстрактного к конкретному. Из-за неумения это делать довольно часто возникает ситуация, подобную которой Гегель характеризовал так: “Если количе- ство непосредственным образом берется из представления и не опосредствуется мышлением, то очень легко может случиться, что оно будет переоцениваться в отношении объема его применимости и даже будет возведено в абсолютную категорию. Это и на самом деле происходит, когда признают точными только те науки, предметы которых могут быть подвергнуты математическому исчислению” [48, т. 1, с. 171].

Босенко В.А. Всеобщая теория развития

293

Это предостережение следует почаще вспоминать и в наши дни, когда высказываются сомнения насчет точности философии или никак не могут уразуметь положение Энгельса о том, что, начиная с органи- ческой формы движения, применение математики равно нулю. Уразуметь же – значит освоить на уровне разума, а не рассудка. И тогда станет понятным, что философия и точнее, и конкретнее любой из конкретных наук, и не нуждается она в так называемой конкретизации, которую постоянно грозятся осуществить ее “доброжелатели” путем переведения некоторых конкретно-научных понятий в статус (модное словечко) философских категорий. И конкретнее она именно благодаря предельной всеобщности, которая и есть высшая конкретность – единство в многообразии. Как говорил Энгельс, общий закон изменения формы движения гораздо конкретнее, чем каждый отдельный “конкретный” пример этого.

Вышеупомянутые же представления о развитии и всеобщем (а это таки представления, не больше, и, вместе с тем, – показатель неспособности выйти за его пределы) – расплата за неумение преодолеть эмпиризм, натурализм, плоский онтологизм, созерцательность, за неумение довести развитие до понятия развития и развития понятия.

Но, прежде чем обратиться к проблеме понятия развития, уместно сделать некоторые уточнения относительно природы всякого понятия. Понятия не следует рассматривать как отвлечения от чувственно данного многообразия вещей, эдакие формы абстрактной всеобщности или пустого рефлективного тождества на кантовский манер, некие общие представления, которые фиксируют одинаковое (и в этом смысле “общее”), присущее многим объектам созерцания. Понятие лишь кажется внешней формой всеобщности, заполняемой эмпирическим материалом. Следует преодолеть живучий предрассудок, по которому понятие и вообще логическое рассматривается как надстроенное над представлением, опирающееся на него и черпающее свое содержание, как непосредственно доставляемое органами чувств из чувственно созерцаемой среды. Подобный абстрактно-сенсуалистский подход – застарелая болезнь, дотянувшаяся до наших дней еще от локковских времен, которая не раз подводила натуралистов, завязших в эмпиризме и привыкших исходить из “надежного” принципа “в³зьмеш в руки – маºш вещ” (укр.). Естественно, что когда такому “хитрому мужику” от науки, который “не пощупает – не поверит”, не удается пощупать время, обонять пространство, ухватить непосредственно чувственным обра-

294	Босенко В.А. Всеобщая теория развития

зом бесконечность, общее и т. п., он впадает в скептицизм, а то и в от- чаяние или приходит к “глубокомысленным” выводам об априорности понятий, о “границах человеческих познавательных возможностей” вообще, о “непознаваемости мира” и т. п. Совсем как шукшинский герой, который пытался отточенной проволокой проткнуть микроба под микроскопом.

Не результатом непосредственно чувственного, не продуктом созерцания, представления является логическое понятие, а, как и само чувственное человека, – детищем практики. Именно она, ее общественная суть определяет, опричинивает необходимое возникновение того и другого и их взаимоотношение, определяет для них “время жить и время умирать”. В способе практического изменения мира заключа- ется основание и способа чувствования, и способа мышления. Превращение вещей в общественные человеческие объекты, созданные человеком для человека и таким образом превращенные в объекты чувствования или в объекты мышления (и даже формирование соответствующих органов чувствования или мышления), – это работа практики. Сама сущность человека, по Марксу, – чувственно-практическая.

Эти вопросы стуит рассмотреть несколько детальнее.

*****

Чту, и в самом деле, здесь “надстраивается” и “опирается”, и притом самым непосредственным образом, так это – непонимание природы понятий и мышления вообще на непонимание природы человеческого чувствования. Последнее нередко представляют как непосредственно данное природными органами чувств, без учета, что сами-то чувства и даже органы чувств (как и мышление) имеют общественную, практическую, историческую природу, а не непосредственно природную, естественную. И точно так же, как это “бывает всегда, когда “сознание”, “мышление” берется вполне натуралистически, просто как нечто данное, заранее противопоставляемое бытию, природе” [24, с. 34], так (и даже тем более) и чувственное берется не менее натуралистически и как нечто данное, т. е. рассматривают чувственность по-фейербаховски, не “как практическую, человечески-чувственную деятельность” [11, с. 262].

Но в том-то и дело, что само чувствование человеческое и человеческие органы чувств не даны непосредственно от природы, а становятся, формируются человеческими. И происходит это по мере того, как их объект становится общественным, человеческим объектом, созданным человеком для человека (напомним, что “сущность. чело-

Босенко В.А. Всеобщая теория развития

295

века не есть абстракт, присущий отдельному индивиду”) в процессе включения природных вещей (которым предстоит стать объектом для того или иного чувства) в практическое преобразование, изменение по общественным, человеческим потребностям. И именно в процессе (историческом) такого практического деятельного изменения (изменения способа изменения действительности, а не просто окружающих вещей, т. е. в конечном счете изменения не того, что изменяют, а изменения того, êàê изменяют) происходит формирование и изменение и человека как человека* (в его общественной сущности), и органов чувств как человеческих, общественных – как органов чувств обобществившегося человечества, т. е. чувств в форме общества.

И в этом плане следует говорить даже не о формировании челове- ческих чувств “на базе” естественных органов при помощи и под влиянием общественных условий (пресловутый “социум”), а о формировании, создании самих органов чувств человеческих на базе общественной практики и лишь при помощи их естественного внешнего, природного материала.

*“Практическое созидание предметного мира, переработка неорганической природы есть самоутверждение человека” [16, с. 566]. Изменение же самого способа изменения, переработки природы и человека, т. е. изменение способа производства, приводит к изменению (принципиальному) человека. На этом пути мы получаем не просто воспроизводство человека как человека, а производство человека. Впрочем, и воспроизводство человека также в принципе отличается от воспроизводства животного, воспроизводящего только самого себя под властью непосредственно физиологических потребностей, потребностей его организма. Животное строит себя по “мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит” [12, с. 93, 94], тогда как человек производит, когда он производит, будучи свободен от физической потребности, и, значит, производит универсально, по меркам любого вида, и не просто самого себя, а всю природу, его продукт непосредственным образом не связан с его физическим строением, он свободно противостоит своему продукту и все человеческое должен создать сам, ничего не получая от природы. В отличие от воспроизводства, производство человека – свободного, всесторонне развитого, богатого чувствами, разумом и деятельностью, достойного подлинно человеческой сущности, принципиально отличающегося от предысторического способа жизнедеятельности воспроизводимого человека и т. д. – осуществляется сознательной (со знанием дела) деятельностью через революционное преобразование не вещей и даже не просто способа их делания, а способа изменения самого способа изменения способов производства на коммунистической основе. Здесь не только производительные силы, но и человек будет доразвит до подлинно общественной сущности на основании непосредственно общественного характера труда. На этом же основании возникнут совершенно новые, невиданные ранее человеческие чувства, которые невозможно пока даже вообразить. Одно ясно – источником их возникновения и определяющим их особенности будет коллективность.

296	Босенко В.А. Всеобщая теория развития

Äàæå “образование пяти внешних чувств, – по словам К. Маркса,

– это работа всей до сих пор протекшей всемирной истории” [16, с. 594], а не просто дар природы. И именно – “образование” (историческое), и именно – “работа”, в ходе которой чувства вырабатываются и выступают как продукт не природы, а практического изменения природы и с этим – изменения себя, “работы” долгой общественной, и “âñåé” исторической, и “всемирной” по “очеловечиванию природы” (в том числе и природы чувств) и, таким образом, – работы по формированию чувств человеческого типа у обобществившегося человечества.

Каждый отдельный человек (совокупность всех общественных отношений) видит, слышит (и мыслит) по-человечески, можно сказать, глазами, ушами и всеми органами чувств (и головой) человечества, которое само в своей общественной деятельности сформировывает органы общественного способа чувствования. Поскольку они не продукт естественной эволюции, а “изделия” общественной истории человече- ства, “выработаны впервые только последующим историческим развитием” [25, с. 510], развившиеся как “общественные органы, в форме общества” [16, с. 592], а не естественные органы, в форме биологических структур, постольку и наследуются они не биологически, а опятьтаки через общественную чувственно-практическую деятельность. (Отсюда ясно, почему то, что называется, например, музыкальным слухом, не наследуется биологически, ибо это функция не биологического строения слухового аппарата, а общественного отношения. Через вклю- чение человека в последнее и осуществляется наследование такого феномена человеческой культуры.)

Чтобы понять, как происходит собственно присвоение формирующимися чувствами формирующегося индивида самого способа чувствования обобществившегося человечества и превращение в собственное чувствование данного человека с его чувственно-практической жизнью, необходимо рассмотреть формирование человеческих чувств под эгидой общественных отношений. Это позволит раскрыть и понять, что (и как) фактически “деятельность в непосредственном общении с другими и т.д. стала органом проявления ìîåé жизни” [16, с. 592] “(ибо что такое жизнь, если она не есть деятельность?)” [16, с. 564] и “мо¸ собственное бытие åñòü общественная деятельность” [16, с. 590], а соответственно, как “чувства... других людей стали моим собственным достоянием” [16, с. 592], как известные непосредственные органы чувств доразвиваются до “общественных органов, в форме общества” [16, с. 592].

Босенко В.А. Всеобщая теория развития

297

Стоит еще раз подчеркнуть, что все это относится, по мнению К. Маркса, и к “пяти внешним чувствам”, а не только к таким, как воля, любовь и т. п.*. “Одним словом, человеческое чувство, человеч- ность чувств, – возникают лишь благодаря наличию соответствующего предмета, благодаря очеловеченной природе” [16, с. 593-594]. “Глаз, – говорит К. Маркс, – стал человеческим глазом точно так же, как его объект стал общественным, человеческим объектом, созданным человеком для человека” [16, с. 592]. Вот в этом превращении объекта в общественный, в создании его человеком для человека и заключаются, в конечном счете, глубокий смысл и тайна природы че- ловеческих чувств и мышления (общественной природы). Обусловлено же все это тем, что нормальное человеческое состояние “должно быть создано им самим”, посредством труда. Условия существования человека “еще никогда не имелись налицо в готовом виде; они должны быть выработаны впервые только последующим историческим развитием” [25, с. 510] (в том числе должны быть выработаны и че- ловеческое чувствование, и человеческое мышление). Так обстоит дело

èисторически, в филогенезе обобществившегося человечества, и в онтогенезе каждого отдельного общественного человека.

Известно, что для человека, в отличие от животного, нет “среды”, в результате взаимодействия с которой и под воздействием которой происходит-де его формирование и развитие. И дело не только в том, что не существует для человека “природных условий”, а собственно человеческие должны быть созданы им самим, это ясно, а в том, что

èне в общественной “среде” и “условиях” тут дело. Домарксовские материалисты придавали немалое значение как раз социальной “среде” и социальным “условиям” и, вместе с тем, подвергались критике со стороны нового, марксистского материализма. “...Учение о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и измененного воспитания” [11, с. 265], хотя и материалистическое, – подчеркивает Маркс в “Тезисах о Фейербахе”, – но наивно материалистическое. “...Это учение, – разъясняет он, – забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми” [11, с. 265]. Лишь активное, практическое изменение, преобразование человеком действительной природы (и не

*О диалектике развития некоторых других чувств можно прочесть в работах А. С. Канарского [62].

298	Босенко В.А. Всеобщая теория развития

только естественной, но и общественной и даже прежде всего общественной) изменяет, формирует, развивает его самого как человека, в том числе и его (участвующие в преобразовании) органы чувств и органы мышления как человеческие, формируя их совершенно не похожими на органы чувств животного, непосредственно взаимодействующего со средой и приспосабливающего организм к природной среде и ее изменениям “сообразно мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит” [12, с. 94]. Что же касается человека, то, “воздействуя посредством этого движения на внешнюю природу и изменяя ее, он в то же время изменяет свою собственную природу” [2, с. 188].

В отличие (и в противоположность) от приспосабливающих-ñÿ животных, источником развития которых является непосредственно противоречие организма и среды (где активной, ведущей стороной противоречия выступает изменяющаяся среда), для человека общественного, который не приспосабливает себя к окружающей среде, а сам активно изменяет ее, источником развития выступает способ, каким делается это изменение, преобразование природы, способ деятельности, каким осуществляется производство, способ создания собственно челове- ческих условий, с необходимостью формирующих человека*. Это и есть то, что называется способом производства, который складывается, во-первых, из отношения человека к природе в совместно-раз- дельной деятельности “Петра и Павла” (образ из “Немецкой идеологии”) по изменению природы (= производительные силы, состоящие из орудий, средств производства, самих производителей и их производ- ственно-практического опыта); во-вторых, из определенного уровня развитости отношений “Петра и Павла” в процессе этой преобразовательской производительной деятельности (= производственные отношения)**. “Определенный способ производства или определенная промышленная

*Это и есть то, что Маркс называет “воспитанием воспитателя” [11, с. 262], т.е. источником воспитательной функции обстоятельств и условий (в том числе и общественных) формировательного и развивательного воздействия на человека является активное изменение самого такого “воспитателя” со стороны человека, который только таким образом и может получить изменение сам. А “совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности... может рассматриваться и быть рационально понято только как революционная практика” [11, ñ. 262].

**Здесь следует уточнить, что когда говорится о производственных отношениях, то имеются в виду не просто отношения между людьми, между “я” и “ты”, “на производстве”, а нечто выражающее положение больших групп людей, занимающих определенное место в системе производства и распределения, и вытекающую из этого

Босенко В.А. Всеобщая теория развития

299

ступень всегда связаны воедино с определенным способом совместной деятельности, с определенной общественной ступенью... Этот способ совместной деятельности есть “производительные силы”... совокупность доступных людям производительных сил обусловливает общественное состояние” [1, с. 21]. Производительные силы и производственные отношения и составляют внутреннее, движущее противоречие способа производства. В нем, в изменении способа производства, в смене способов производства и заключено то, что определяет общественное развитие вообще (до определенного уровня развитости). Определяет это также развитие, в конечном счете, всех возможностей и способностей человека, в том числе развитие разума и чувств.

Маркс разъясняет, что чувства имеют “отношение к âåùè ðàäè âåùè, íî ñàìà ýòà âåùü åñòü предметное человеческое отношение к самой себе и к человеку, и наоборот” [16, с.592]. С другой стороны, человек “не теряет самого себя в своем предмете лишь в том случае, если этот предмет становится для него человеческим предметом, или опредмеченным человеком. Это возможно лишь тогда, когда этот предмет становится для него общественным предметом, сам он становится для себя общественным существом, а общество становится для него сущностью в данном предмете” [12, с. 121]. В этом соль: “Общество становится для него сущностью в данном предмете”. Оно же становится сущностью и в данном человеке, который постольку человек и

âтакой мере, поскольку и в какой мере он есть совокупность конк- ретно-исторических общественных отношений.

Став предметами человеческой культуры, включенные в практи- ческое движение общественных отношений вещи становятся не просто выражающими физические, вещные свойства, заключенные в них,

âих строении. “Вследствие этого потребность и пользование вещью

форму собственности, нечто ставящее каждого члена общества, например при господстве частной собственности, в положение или присваивающего труд другого, или того, чей труд присваивают. Так что в системе производственных отношений упомянутые Павел и Петр не просто славные малые, а раб или рабовладелец, крестьянин или помещик, пролетарий или капиталист. И каждый – совокупность всех конкретно-исто- рических общественных отношений (во всей их противоречивости), а не абстрактный человек фейербаховского типа. Нет, например, мужика вообще, а есть бедняк, кулак и середняк. Чтобы этого не было, необходимо, чтобы не стало способа производства, который неотвратимо делает людей такими и только такими (каждого совокупностью именно таких общественных отнощений), т. е. нужно менять основание в целом. Это напоминание общеизвестного нам необходимо для выяснения природы общего понятия.

300	Босенко В.А. Всеобщая теория развития

утратили свою эгоистическую природу, а природа утратила свою голую полезность, так как польза стала человеческой пользой” [16, с. 592]. И в самом деле, в общественных отношениях сделанные общественным человеком общественные предметы, вещи выступают не в своей природной, естественной, голой потребительной полезности со своими физическими, химическими и другими свойствами “дикого” естественного взаимодействия (например, химического соединения или разложения), которые используются человеком непосредственно для функционирования его биологического тела, т. е. для поддержания нечеловеческого в человеке (этот процесс – пожирание полезных для организма веществ, которые человеческий организм превращает в себя, и себя – в вещества природы (обмен веществ), как и у животных, происходит постоянно, но в нем он теряет себя как человека), а выступают по общественному, человеческому типу.

Здесь уже нет вещей как таковых, самих по себе. Они вступают в такие отношения, которые позволяют им представлять друг друга не по физическим и т. п. свойствам. И это – исключительно общественное свойство, человеческое. Оно-то и является, в конечном счете, предоснованием появления того, что называется идеальным. А это, в свою очередь, вызывает потребность в соответствующем универсальном теоретическом выражении в виде понятийной формы и т. д. Так и получается, что чувственно-материальное в движении практики, не переставая быть таковым (но чувственно-деятельно-практическое, общественное), одновременно выступает идеальным, т. е. отрицанием чувственного, его своим другим, не-чувственным, которое без чувственного, отрицанием которого оно только и может быть, не имеет смысла, собственной самостоятельной сущности не имеет, но и не сводится к нему.

Такая форма – отрицательная, форма некоторого “ничто” чувственного, буквально требует мысленной – логической – формы для себя, для выражения себя.

Но если непосредственно чувственному познанию развитие неведомо, в диалектическом понимании непостижимо для него – не знает оно, не схватывает развитие и не соприкасается непосредственно с ним, то почему столько внимания уделено ему в работе, посвященной развитию, да еще и всеобщему, на которое чувственное никак не может претендовать?

Прежде всего именно по той причине, что оно не в состоянии, не-