2. Выселение недовольных из опричных земель

3. Создание опричного войска - личной гвардии царя

4. Создание параллельной системы органов власти

Опричнина	Земщина
Территория: поморские уезды, земли Строгановых на Урале, слободы и улицы в Москве, центральные уезды. Столица: Александровская слобода. Государь: великий князь московский Иванец Васильев Органы управления: Опричная Дума Опричные приказы Опричное войско Опричная казна	Территория: земли, не вошедшие в состав опричных Столица: Москва Государь: царь и государь всея Руси Иван Васильевич (Симеон Бекбулатович ) Органы управления: Земская Дума Земские приказы Земское войско Земская казна

5. Опричный террор

Фактически это было государство в государстве: имелась параллельная система управления, собственная казна, войско, боярская дума. Начался опричный террор. Первые казни обрушились на знатные семьи. В 1570 г. был организован Новгородский погром, длившийся несколько недель и унесший жизни 15 тысяч новгородцев. Покидая город, опричники увозили огромный обоз с награбленным имуществом. 27 июня 1570 г. прошли массовые казнив Москве. Из 300 приведенных на казнь бояр, царь помиловал 194, остальные вместе с женами и детьми были зверски замучены. Кровавые пытки и расправы, которым предавались царь Иван, его сын Иван и опричники, сменялись длительными постами и молитвами. Хотя опричнина была отменена в 1572 г., казни продолжались, только теперь их жертвами все чаще становились вчерашние сподвижники царя. В 1575-76 г. царь вновь отрекся от престола, передав его временно Семеону Бекбулатовичу, а себе взял удел. Через год он вернулся на престол. Историки предполагают, что все дело в предсказании смерти московскому царю. Иван Грозный решил таким образом обмануть судьбу.

В 1572 опричнина была отменена: "государь опричнину оставил".

Впрочем, некоторые исследователи полагают, что изменена была лишь вывеска, а опричнина под именем "государева двора" продолжала существовать и далее.

Другие историки считают, что Иван IV попытался вернуться к опричным порядкам в 1575 г., когда вновь получил во владение "удел", а остальной территорией поставил управлять крещеного татарского хана Симеона Бекбулатовича, который назывался "великим князем всея Руси", в отличие от просто "князя московского".

Не пробыв и года на престоле, хан был сведен с великого княжения., получил удел и все вернулось на свои места.

Сказание о князьях Владимирских

Конец XV — начало XVI вв. — это период значительного укрепления идеи самодержавия в Русском государстве. Единственная в мире истинная православная держава должна была и управляться единственным в мире истинным православным самодержцем. Свидетельством тому — стремление русских духовно-политических кругов утвердить за русским государем титул царя. И не случайно этот титул эпизодически начинает встречаться в некоторых русских внешнеполитических документах времени Правления Ивана III и Василия III, а понятие "самодержец" входит в официальный титул Василия III..

В этом смысле характерно, что именно в первой четверти XVI века появляется "Сказание о князьях Владимирских", обосновывавшее династические претензии московских государей. В основе "Сказания" лежат две легенды. Первая — о происхождении Рюриковичей и, следовательно, московских великих князей от римского императора Августа. Вторая легенда доказывает, что царские регалии — царский венец, бармы, золотая цепь, крест от древа распятия и сердоликовая шкатулка, принадлежавшая Августу, — достались московским великим князьям через Владимира Мономаха от его деда византийского императора Константина. Таким образом, удревление генеалогии московских государей на максимально возможный срок позволяло рассматривать историю самой России как часть общемировой истории, в которой Россия занимает самое достойное место.

До начала XVI века о существовании этих легенд не было ничего известно. Но уже в первые десятилетия XVI в. они были соединены в "Послании о Мономаховом венце" тверского монаха Спиридона-Саввы. Не позднее 1527 г. на основании этого послания неизвестными авторами было составлено и "Сказание о князьях Владимирских". Правда, неизвестные нам составители "Сказания" не решились углублять генеалогическое древо московских правителей до библейского патриарха Ноя, как это сделал Спиридон-Савва. Видимо, они посчитали это не совсем верным и потому решили остановиться на римском императоре Августе.

Конечно, сегодня мы понимаем, что основа "Сказания о князьях Владимирских" абсолютно легендарна — это в полном смысле слова историко-генеалогический миф, созданный древнерусскими книжниками XVI столетия. Но ведь сами книжники и их читатели были уверены в обратном — в абсолютной истинности созданного ими исторического мифа. И потому с помощью мифов творили реальную историю. Недаром впоследствие "Сказание" активно использовалось в дипломатических и династических спорах, служило вступительной статьей к "Государеву родословцу" и вступительной статьей к чину венчания Ивана IV на царство в 1547 г. Да и сам Иван IV в своих произведениях постоянно использовал аргументы "Сказания".

В итоге, пытаясь показать место России во всемирной истории, русская духовно-политическая мысль этого периода выработала три типа соединения русской истории с мировой — хронографический ("Русский Хронограф 1512 года"), генеалогический ("Сказание о князьях Владимирских") и пророческо-эсхатологический (цикл сочинений о "Третьем Риме"). В сочинениях пророческо-эсхатологического цикла древнерусские книжники XVI века выдвинули ряд "идеалов-образов" или формул — "Москва — Новый Царьград", "Москва — Новый град Константина" и, наконец, Россия, как "Третий Рим", — в которых Московское государство начинает осознаваться как центр, ядро, средоточие правой веры во всем мире.

2. "Москва - третий Рим" - Филофей

"Храни и внимай благочестивый царь тому, что все христианские царства сошлись в одно твое, что два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать" .

Таково, по мнению Филофея, "настоящее" и "будущее" русского государства, а с ним и церкви. Эта формулировка и стала классическим выражением концепции "Москва - третий Рим".

Идея Филофея объединила в себе черты весьма распространенной во всех христианских странах теории "Длящегося Рима", утверждавшей нескончаемость Римской державы вплоть до завершения земной истории. В той или иной степени стремление заявить об идентичности своего государства с "римским царством" находит отголоски в общественной мысли разных народов западной и восточной Европы. На Руси глашатаем этой идеи были русские книжники из рядов иосифлян, занявшие к началу 20-х годов XVI века господствующее положение в русской церкви и официальной идеологии. В развитие идей иосифлян формулировка Филофея вычленяла в теории "Длящегося Рима" новый аспект, связывающий роль Русского централизованного государства как единственной опоры православия со всемирно-историческим процессом.

В обозначенной Филофеем формуле были объединены и выражены, таким образом, две фундаментальные идеи: 1) преемства царств и 2) богоизбранности русского народа. Обе они давали приемлемое для своего времени объяснение истории и обоснование возвышения Москвы, ее мессианской роли в будущем.

Идея Москвы как третьего Рима имела и глубокое историческое основание. Для русского религиозного сознания, привыкшего сверять свои мысли и поступки с авторитетом истинной веры, нерушимым оплотом которой почитался второй Рим - Константинополь, падение этого оплота, сначала духовное, вследствие согласия греческих иерархов на Флорентийском соборе 1439 г. на унию с католической церковью, а затем и политическое - захват города турками в 1453 г., было равносильно вселенской катастрофе. Общественное сознание усиленно искало адекватную ему замену. Москва, одержавшая в недавнем прошлом победу над "неверными", выступившая собирательницей русских земель и защитницей всех православных народов, предстала как вполне достойная восприемница второго Рима - Константинополя.

Прозрения Филофея точно отражали и политические реалии того времени: на Руси закончился удельно-родовой период исторического развития, победой на Куликовом поле было положено начало формирования русского централизованного государства, рядом с властью великого князя Московского не оставалось других, сопоставимых с ней, политических сил. К этому времени завершилась смена политической парадигмы: удельно-местническая политика с ее своекорыстием и партикуляризмом уступила место политике национально-державной. В определенной мере этому способствовала женитьба Ивана III на Софье Палеолог. И хотя Софья была царевной уже не существующей Византийской империи, вместе с гербом Византии - двуглавым орлом - на Московское княжество переходило как бы ее религиозное и политическое призвание. Москва фактически становилась преемницей Византии и в политическом, и в религиозном отношении.

К этому же времени Москва обрела полную независимость от "азиатского Востока", отказавшись от выплаты Орде традиционной дани. На изменение политического статуса Московского княжества уже отреагировал и Запад. К началу царствования Ивана III Европа была ошеломлена появлением к востоку от своих границ огромного государства, с которым искала теперь формы политического союза, пытаясь привлечь его и в качестве участника коалиции христианских государств под руководством Рима, и в качестве союзника против Турции, широко распространившей свое влияние на Восток. Взамен Москве предлагалось: признание за ней права на “Византийское наследство” и коронование Московского великого князя “из рук папы” в "христианского царя". Москва, как известно, уклонилась и от участия в антитурецкой коалиции, и от папской коронации, а на предложенные условия унии (объединения) ответила идеологемой "Москва - третий Рим", как бы заявляя и о своей автономии в коалиции христианских государств, и о своем праве на самостоятельную политику на Востоке. Русское государство готово было демонстрировать свою силу, а Запад уже понял, что с этой силой придется считаться.

Нетрудно увидеть, что идея Москвы как третьего Рима в своем первоначальном варианте имела прежде всего теологический смысл, связанный главным образом с определением новой роли русской церкви в христианском мире, ее международного статуса и положения в своей стране по отношению к царской власти. Первоначально идея превращения Москвы в третий Рим относилась не столько к ее политическому могуществу, сколько к предназначению русского государства быть убежищем "истинного христианства". Однако очень скоро произошло своеобразное смещение акцентов - с религиозного провиденциализма в сторону идейно-политического обоснования возвышения Москвы как державы.

Постепенно, по мере укрепления основ русского самодержавия и его идеологии учение о Москве как третьем Риме из факта консолидации нации превращалось в охранительно-консервативную силу, и неслучайно именно оно сыграло роковую роль в церковном расколе XYII века, переросшем в трагический раскол общества. "В основу раскола легло сомнение в том, что русское царство, Третий Рим, есть истинное православное царство. Раскольники почуяли измену в церкви и государстве, они перестали верить в святость иерархической власти в русском царстве. Сознание богооставленности царства было главным движущим мотивом раскола" . В итоге мечты о "Святой Руси" были преданы анафеме как ересь, движение старообрядцев превратилось в запрещенную секту, а вместо ожидаемого пришествия Христа в облике "Белого Царя" явился антихрист. На некоторое время идеологема “Москва - третий Рим” была как бы законсервирована.

Несколько позже идея русского мессианизма приобретет новую форму и станет развиваться в иной парадигме - в системе философских построений, сквозным вопросом которых будет вопрос об отношении России к Западу в связи с поисками ее собственных путей в мировой истории. Развиваясь в этой парадигме, идея инока Филофея будет обрастать новыми "сюжетами", смещать акценты в обосновании исходных установок, приобретет дополнительную аргументацию и новую интерпретацию связанных с ней провиденциалистских идей. Но и в новой форме мессианизм не утратит своих позиций в русском общественном сознании. Его идеи станут сквозными, а в известном смысле системообразующими для философской и общественной мысли в целом, станут центральным звеном большой части историософских построений.