МАНДЕЛЬШТАМ Осип Эмильевич [3 (15) января 1891, Варшава — 27 декабря 1938, лагерь Вторая Речка под Владивостоком], русский поэт, прозаик, переводчик, эссеист.

Из петербургской еврейской купеческой семьи. Учился в Тенишевском училище, увлекался эсеровским движением (воспоминания «Шум времени»,1925). В 1907-08 слушал лекции в Париже, в 1909-10 в Гейдельберге, в 1911-17 изучал в Петербургском университете романскую филологию (курса не закончил).

Символизм

Первые стихотворные опыты в народническом стиле относятся к 1906, систематическая работа над поэзией началась с 1908, первая публикация — 1910. Мандельштам примыкает к символизму (посещает В. И. Иванова, посылает ему свои стихи). Его программа — сочетать «суровость Тютчева с ребячеством Верлена», высокость с детской непосредственностью. Сквозная тема стихов — хрупкость здешнего мира и человека перед лицом непонятной вечности и судьбы («Неужели я настоящий / И действительно смерть придет?..»); интонация — удивленной простоты; форма — короткие стихотворения с очень конкретными образами (пейзажи, стихотворные натюрморты). Поэт ищет выхода в религии (особенно напряженно в 1910), посещает заседания Религиозно-философского общества, но в стихах его религиозные мотивы целомудренно-сдержанны («Неумолимые слова...» — о Христе, который не назван). В 1911 принимает крещение по методистскому обряду. Из стихов этих лет Мандельштам включил в свои книги менее трети.

Акмеизм

В 1911 Мандельштам сближается с Н. С. Гумилевым и А. А. Ахматовой, в 1913 его стихи Notre Dame, «Айя-София» печатаются в программной подборке акмеистов (см. Акмеизм). Программа акмеизма для него — конкретность, «посюсторонность», «сообщничество сущих в заговоре против пустоты и небытия», преодоление хрупкости человека и косности мироздания через творчество («из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам»): поэт уподобляется зодчему, первая книга Мандельштама называется «Камень» (1913, 2-е изд.— 1916). Так же «зодчески» должно строиться и общество (стихи о всеединящем Риме, статьи «Петр Чаадаев», «Скрябин и христианство»). Стихи его приобретают высокую торжественность интонаций, насыщаются классическими мотивами («Петербургские строфы», «Бах», «Я не увижу знаменитой «Федры»); в сочетании с бытовыми и книжными темами это порой дает остраненно-причудливые рисунки («Кинематограф», «Домби и сын»). К нему приходит известность в литературных кружках, он свой человек в петербургской богеме, задорный, ребячливый и самозабвенно-торжественный над стихами.

Война и революция

Первую мировую войну Мандельштам сначала приветствует, потом развенчивает («Зверинец»); отношение к октябрю 1917 как к катастрофе («Кассандре», «Когда октябрьский нам готовил временщик...») сменяется надеждой на то, что новое «жестоковыйное» государство может быть гуманизовано хранителями старой культуры, которые вдохнут в его нищету домашнее, «эллинское» (а не римское!) тепло человеческого слова. Об этом — его лирические статьи «Слово и культура», «О природе слова», «Гуманизм и современность», «Пшеница человеческая» и др. (1921-22). В 1919-20 (и позднее, в 1921-22) он уезжает из голодного Петербурга на юг (Украина, Крым, Кавказ: воспоминания «Феодосия», 1925), но от эмиграции отказывается; в 1922 поселяется в Москве с молодой женой Н. Я. Хазиной (Н. Я. Мандельштам), которая станет его опорой на всю жизнь, а после гибели героически спасет его наследие. Стихи 1916-21 гг. (сборник Tristia, 1922, «Вторая книга», 1923) написаны в новой манере, значения слов становятся расплывчаты, иррациональны: «живое слово не обозначает предметы, а свободно выбирает, как бы для жилья,... милое тело». Слова соединяются в фразы только звуками и семантической эмоцией («Россия, Лета, Лорелея»), связь между фразами теряется из-за пропусков ассоциативных звеньев. В тематике появляются «черное солнце» любви, смерти, исторической катастрофы, «ночное солнце» сохраняемой и возрождаемой культуры, круговорот времен, а в центре его — «святые острова» Эллады («На розвальнях...», «Сестры — тяжесть и нежность...», «Золотистого меда струя...», «В Петербурге мы сойдемся снова...» и др.). К 1923 надежды на гуманизацию нового общества иссякают, Мандельштам чувствует себя отзвуком старого века в пустоте нового («Нашедший подкову», «1 января 1924») и после 1925 на пять лет перестает писать стихи; только в 1928 выходят итоговый сборник «Стихотворения» и прозаическая повесть «Египетская марка» (тем же отрывисто-ассоциативным стилем) о судьбе маленького человека в провале двух эпох.

Вызов власти

С 1924 Мандельштам живет в Ленинграде, с 1928 в Москве, бездомно и безбытно, зарабатывая изнурительными переводами: «чувствую себя должником революции, но приношу ей дары, в которых она не нуждается». Он принимает идеалы революции, но отвергает власть, которая их фальсифицирует. В 1930 он пишет «Четвертую прозу», жесточайшее обличение нового режима, а в 1933 — стихотворную инвективу («эпиграмму») против Сталина («Мы живем, под собою не чуя страны...»). Этот разрыв с официальной идеологией дает ему силу вернуться к творчеству (за редкими исключениями, «в стол», не для печати): его стихи — о чести и совести, завещанных революционными «разночинцами», о новой человеческой культуре, которая должна рождаться из земной природы, как биологическое или геологическое явление («Сохрани мою речь...», «За гремучую доблесть грядущих веков...», «Армения», очерки «Путешествие в Армению»). Ассоциативный стиль его стихов становится все более резким, порывистым, темным; теоретическая мотивировка его — в эссе «Разговор о Данте» (1933).

Ссылка и гибель

В мае 1934 Мандельштам арестован (за «эпиграмму» и другие стихи), сослан в Чердынь на Северном Урале, после приступа душевной болезни и попытки самоубийства переведен в Воронеж. Там он отбывает ссылку до мая 1937, живет почти нищенски, сперва на мелкие заработки, потом на скудную помощь друзей. Мандельштам ждал расстрела: неожиданная мягкость приговора вызвала в нем душевное смятение, вылившееся в ряд стихов с открытым приятием советской действительности и с готовностью на жертвенную смерть («Стансы» 1935 и 1937, так называемая «ода» Сталину 1937 и др.); впрочем, многие исследователи видят в них лишь самопринуждение или «эзопов язык». Центральное произведение воронежских лет — «Стихи о неизвестном солдате», самое темное из сочинений Мандельштама, с апокалиптической картиной революционной (?) войны за выживание человечества и его мирового разума. Мандельштам то надеялся, что «ода» спасет его, то говорил, что «это была болезнь», и хотел ее уничтожить. После Воронежа он живет год в окрестностях Москвы, «как в страшном сне» (А. Ахматова). В мае 1938 его арестовывают вторично — «за контрреволюционную деятельность» — и направляют на Колыму. Он умер в пересыльном лагере, в состоянии, близком к сумасшествию, по официальному заключению — от паралича сердца. Имя его оставалось в СССР под запретом около 20 лет.

.

Стихи о неизвестном солдате

"Стихи о неизвестном солдате" — одно из самых вершинных, гениальных творений Осипа Мандельштама — является одновременно одним из самых значительных произведений мировой поэзии XX века.

Написано оно 1 – 15 марта 1937 г. в разгул Красного террора в России, во время окончательного становления Фашизма на Западе, между Первой и Второй Мировой войной...

Этот воздух пусть будет свидетелем,

Дальнобойное сердце его,

И в землянках всеядный и деятельный

Океан без окна — вещество...

До чего эти звезды извертливы!

"Стихи о неизвестном солдате" — основное стихотворение "Третьей Воронежской тетради". Оно само по себе является циклом, вокруг которого располагаются дополнительные тематические (и словесные) циклы. В частности, "небесные" стихи.

Основные темы для будущего шедевра уже намечены (собственно, само это стихотворение — также самостоятельный шедевр) — Тема Неба, Тема Войны и Смерти, Тема Человека во Вселенной, Тема Будущего. В этом произведении уже взята та непостижимая метафизическая высота Слова, которая позже повторится (хотя в искусстве ничего не повторяется — значит, будет еще выше, еще непостижимее) — в "Солдате".

Одновременно с "Солдатом", в 1937 г. были написаны еще несколько стихотворений, ступеньками ведущие, подготавливающие нас к головокружительной вершине.

Вот отрывки из них:

Не кладите же мне, не кладите

Остроласковый лавр на виски,

Лучше сердце мое разорвите

Вы на синего неба куски ...

И когда я усну, отслуживши,

Всех живущих прижизненный друг,

Он раздастся и глубже и выше —

Отклик неба — в остывшую грудь.

Работая над "Солдатом", точнее над его "небесной" частью, О. Мандельштам вспомнил слова Гумилева о том, что у каждого поэта свое отношение к звездам, и сказал, жалуясь, что у него "звезды появляются, когда материал кончается".

До чего эти звезды изветливы?

Все им нужно глядеть — для чего?

В осужденье судьи и свидетеля,

В океан без окна вещество.

Вот еще один пример:

Для того ль заготовлена тара

Обаянья в пространстве пустом,

Чтобы белые звезды обратно

Чуть-чуть красные мчались в свой дом?

Читая эти строчки, хочется продолжить фразу Мандельштама, слегка изменив ее: когда отработанный материал кончается, и появляется нечто новое. Вообще же Мандельштам слегка лукавил — материал был всегда!

"На первом этапе работы разрабатывалась тема пехоты, окопов, свороченных пластов земли (насыпи, осыпи) и неба, если на него смотреть из окопов... Отсюда сохранившийся в окончательном тексте эпитет "дальнобойный" (к слову "воздух") — дальнобойные орудия — это новинка первой мировой войны, и в этом же отрывке "яд Вердена" — воспоминания об ядовитых газах — нововведении этой же войны" — это запись из черновика (их было очень много — черновых вариантов на каждый отрывок).

Этот воздух пусть будет свидетелем,

Дальнобойное сердце его,

Яд Вердена — всеядный и деятельный

Океан без окна — вещество...

Другой вариант:

Этот воздух пусть будет свидетелем

Безымянная манна его —

Сострадательный, темный, владетельный —

Океан без души, вещество...

Темный, отравленный воздух — уже не воздушный океан, а вещество — враждебное, ненастоящее, "химическое вещество".

В связи с газами появляется семистишие: "Шевелящимися виноградинами угрожают нам эти миры..." Так любимый, воспетый Поэтом виноград, виноградная лоза обыгрываются здесь как нечто смертельное, неживое.

И висят городами украденными,

Золотыми обмолвками, ябедами,

Ядовитого холода ягодами...

"Стихи о неизвестном солдате" начались едва ли не в январе, работа над ними продолжалась не меньше двух месяцев.

Работая над "Солдатом", О. Мандельштам как-то сказал: "Получается что-то вроде оратории". И получилось действительно крупное музыкальное драматическое произведение для хора, певца-солиста и оркестра.

Певец — сам Осип Мандельштам, хор — "миллионы убитых задешево". Тема истребления Человека Человеком находит свой апофеоз в строках: "Аравийское месиво, крошево".

Тема Неизвестного Солдата… Она впервые появилась в черновом (каком по счету?) варианте "Солдата".

Надежда Мандельштам спросила О. Мандельштам: "На что тебе сдался этот "неизвестный солдат?" Он ответил, что может, он сам — неизвестный солдат. Личная тема, проявившаяся в последней строфе — "Я рожден в ночь с второго на третье Января..." — начинается именно с неизвестного солдата: "И в своей знаменитой могиле неизвестный положен солдат".

Тема ласточки... Ласточка (как и щегол) — сквозная тема в творчестве Мандельштама. В черновом варианте "Солдата" она звучала как "смертоносная ласточка". Но затем была отвергнута Поэтом, и появились такие окончательные строки:

Научи меня, ласточка хилая,

Разучившаяся летать,

Как мне с этой воздушной могилой

Без руля и крыла совладать...

Иносказательно — это тема авиации, воздушной катастрофы, погибающего летчика, и похорон летчика, т. е. себя.

Не мучнистой бабочкой белой

В землю я земной прах верну —

Я хочу, чтоб мыслящее тело

Превратилось в улицу, в страну:

Позвоночное, обугленное тело,

Сознающее свою длину.

Поэт ассоциирует себя с летчиком: сначала "холод пространства бесполого", а потом беспамятство, быстро просмотренная Жизнь и "свист разрываемой марли".

Дальше — еще не припомню — и дальше как будто

Пахнет немного смолою, да кажется, тухлой ворванью...

Это уже там, в запредельном мире...

Каждая ремарка, каждая отсылка к другому, сопряженному стихотворению, показывают, сколь сильна, неразрывна, хотя и незаметна на первый взгляд связь между ними и "Солдатом".

"Солдат" — это некая сердцевина, сердце, от которого и к которому по невидимым капиллярам движется кровь, соединяя в общую кровеносную систему практически все позднее (последнее) творчество Осипа Мандельштама.

Я скажу это начерно, шепотом,

Потому что еще не пора,

Достигается потом и опытом

Безотчетного неба игра.

Какое cострадание, какая истинная любовь ко всем безвестным "Неизвестным Солдатам" (это в первых двух строчках), и какое осуждение ко всеобщему равнодушию и отупению (в третьей и четвертой). Улавливается даже некая издевка — "от лица земляных крепостей", от которых скоро ничего не останется, настолько все мнимо, эфемерно, недолговечно именно в силу вселенского людского равнодушия.

"Я губами несусь в темноте" — именно губами, которые созданы для нежности, для поцелуя. Поэт пытается дыханием своих губ согреть этот вечный равнодушный холод целокупного — Неба и Земли с его мертвыми воздушными ямами и развороченными могилами.

Воистину сам XIX век с его относительным равновесием, с его устоями, с его "воздушными кораблями" и "одинокими парусниками", которые еще только ищут бури — сам XIX век спит под этим камнем. Мир еще окончательно не сошел с ума, и гренадеры, пусть без почестей, но по-человечески похоронены. Их не забыли живущие, даже Боги помнят о них и "тихо" навещают...

В стихотворении Мандельштама все ровно наоборот. Хотя тема и дикция двух строчек совпадает как будто: "Зарыт он без почестей бренных Врагами в сыпучий песок" и "И в своей знаменитой могиле Неизвестный положен солдат", но Буря уже грянула, "корабль" (отнюдь не воздушный) идет ко дну, каждый как может в одиночку спасает свою, теперь ничего не стоящую жизнь.

Знаменитая могила "неизвестного солдата" — просто развороченный ров, не засыпанный землей. Это в стихах. А в жизни — даже думать об этом страшно, но думать надо! — бесчисленные "братские" могилы, до верху заполненные (а точнее, закиданные) мертвыми телами с биркой на ноге. Рабы ГУЛАГа, уничтоженные не на поле брани, а за торжество идеологии, "как враги народа", т. е. враги этой безумной идеологии, лежат ни в чем не повинные, уничтоженные во имя светлого будущего.

Хочется еще раз вспомнить, что Осип Мандельштам во время написания "Солдата" отбывал ссылку в Воронеже, до этого — первый арест и ссылка в Чердынь, где он пытался покончить с собой, прыгнув из окна (к счастью, был второй этаж). Этот прыжок был своеобразным катарсисом после накопившегося ужаса, страха и неопределенности положения: "Прыжок — и я в уме!"

Поэт находился в изгнании, в почти полной изоляции, лишенный работы, живя исключительно пожертвованиями родных и друзей. В постоянной бедности и в состоянии ожидания. Чего? По его интуиции — самого худшего. Но он хотел "досмотреть это кино до конца".

Осип Мандельштам уже в то время был тяжело, хронически болен, с трудом дышал. У него была астма и стенокардия — "грудная жаба", как говорили наши предки. Каждый глоток воздуха давался с трудом.

О, этот медленный одышливый простор!

Я им пресыщен до отказа —

И отдышавшийся распахнут кругозор —

Повязку бы на оба глаза.

И опять на память приходит первая строчка "Солдата"; "Этот воздух пусть будет свидетелем". Воздух. Он отравлен не только ядами Вердена, но еще и тем "колоссальным неблагополучием", той кровью и ужасом застенка, который просто завораживал многих, доводя до полубезумного состояния.

Шли массовые аресты, о пытках в тюрьме уже говорили все, многие побывали в лагерях и мечтали лишь об одном — чтобы про их существование забыли. Почти все эти люди были обречены на повторный арест, т. е. полное физическое истребление. Редко кто выживал после двух сроков ГУЛАГа! Остальные делали вид, что ничего не происходит (днем), а ночью тряслись от ужаса, услыхав звук подъезжающей машины или остановившегося на этаже лифта.

И в таком состоянии, моральном и физическом, Осип Мандельштам продолжал создавать вещи "неизреченной красоты", не просто продолжал — у Поэта открылось новое "поэтическое дыхание". Самые лучшие произведения его родились именно в этот страшный воронежский период.

В нищей памяти впервые

Чуешь вмятины слепые,

Медной полные воды, —

И идешь за ними следом,

Сам себе немил, неведом —

И слепой, и поводырь.

Просто "обыкновенное чудо". Такое бывает с Великими Художниками — чем хуже, тем лучше.

В августе 1919 года О. Мандельштам долго стоял ночью у окна, следя, как прочерчивают воздух снаряды. И это нашло свое воплощение еще в черновом варианте "Солдата".

А вот мнение именно об этих строках Иосифа Бродского: "Если честно, я не знаю ничего в мировой поэзии, что может сравниться с откровением четырех строк из "Стихов о неизвестном солдате", написанных за год до смерти: "Аравийское месиво, крошево..." Грамматика почти полностью отсутствует, но это не модернистский прием, а результат невероятного душевного ускорения, которое в другие времена отвечало откровениям Иова и Иеремии. Этот размол скоростей является в той же мере автопортретом, как и невероятным астрофизическим прозрением. За спиной Мандельштам ощущал отнюдь не близящуюся "крылатую колесницу", но свой "век-волкодав", и он бежал, пока оставалось пространство..."

Мандельштама мучила мысль о земле без людей. Через всю поэзию его проходит мысль о человеке как о центре и воплощении жизни, и о человечестве, воплощающем смысл жизни. Исчезновение человека, конец человечества, это та опасность, которая нависла над миром.

Мандельштам не вполне сознавал, а скорее почувствовал, что гибель будет связана с новым оружием и войной. Раз было начало, будет и конец. Пока самоутверждающиеся народы колеблются и медлят, талантливые исполнители государственных заказов и охранители национального достоинства, суверенитета и прочих бредовых идей, отказавшись от личности и свободы во имя индивидуализма, личного и национального, разрабатывают такое передовое и прогрессивное оружие, что оно погубит не только человека, но и всякую жизнь на земле. Хорошо, если уцелеет растительность, чтобы хоть что-нибудь осталось от этого прелестного и безумного мира, где так здорово научились во имя всеобщего или национального счастья убивать друг друга и уничтожать людей, не принадлежащих к породе убийц.

"И бороться за воздух прожиточный" — это моральная и физическая потребность Поэта стала настоящей реалией его тяжких последних лет. И только благодаря своей неискоренимой жизнерадостности, какому-то прямо языческому жизнелюбию он пишет:

Я обращался к воздуху-слуге,

Ждал от него услуги или вести,

И собирался в путь, и плавал по дуге

Неначинающихся путешествий...

Действительно, для чего рожден человек, для чего маленький беззащитный ребенок растет, мечтает, надеется на лучшее. Его помыслы чисты, он весь открыт навстречу Жизни. "Развивается череп от жизни/ Во весь лоб — от виска до виска, —/ Чистотой своих швов он дразнит себя..."

И далее, в восьмистишии, удивительно тонко и иносказательно, о том Великом Обмане, о той безжалостной жестокости, с которыми вторгается Мир в святая святых — Разум Человека. Как крутит его доверчивостью, как постепенно отнимает все живое, радостное. И печальны эти, на первый взгляд, мажорные строки:

Мыслью пенится, сам себе снится, —

Чаша чаш и отчизна отчизне,

Звездным рубчиком шитый чепец,

Чепчик счастья — Шекспира отец...

Чепчик счастья — горькая аллегория украденного счастья, несбывшихся детских грез.

Известна попытка О. Мандельштама послать рукопись "Солдата" в редакцию московского журнала "Знамя". Поэт, конечно, не надеялся получить отклик — ему давно никто не отвечал. Но вдруг неожиданно откликнулись следующим сообщением: "Войны бывают справедливые и несправедливые, и пацифизм сам по себе не достоин одобрения".

Когда читаешь "Стихи о неизвестном солдате", не перестаешь удивляться необыкновенной, хотя несколько нестройной (в классическом понимании) красоте этих строк:

И за полем полей поле новое

Треугольным летит журавлем...

Или еще одна строфа:

И дружит с человеком калека —

Им обоим найдется работа,

И стучит по околицам века

Костылей деревянных скамейка, —

Эй, товарищество, шар земной!

О жанре... То же и с жанром. Это не реквием, как кажется поначалу, и не ода, и не баллада, конечно; стансы здесь уж совсем неуместны. Наверное, это действительно некая трагическая оратория с собственной внутренней музыкой в чудесном изложении Певца — Поэта — Провидца.

Да! Это воистину удивительнейшее стихотворение. Оно покоряет. Завораживает. Его хочется читать и перечитывать, пока не выучишь наизусть. Пленит сам язык — это "дивное косноязычие", пленит некий сплав лирической философии и Великой Любви к Человеку — самому бесправному и униженному созданию на нашей грешной земле.

Сведения о Мандельштаме в первые месяцы после октября 1917 г. мы находим у Ахматовой: “Особенно часто я встречалась с Мандельштамом в 1917 – 1918 годах, когда жила на Выборгской у Срезневских (Боткинская, 9)... в квартире старшего врача Вячеслава Срезневского, мужа моей подруги Валерии Сергеевны. Мандельштам часто заходил за мной, и мы ехали на извозчике по невероятным ухабам революционной зимы, среди знаменитых костров, которые горели, чуть ли не до мая, слушая неизвестно откуда несущуюся ружейную трескотню. Так мы ездили на выступления в Академию художеств, где происходили вечера в пользу раненых, где мы оба несколько раз выступали. Был со мной О. Э. на концерте Вутомо-Названовой в консерватории, где она пела Шуберта. К этому времени относятся все обращенные ко мне стихи: “Я не искал в цветущие мгновенья” (декабрь 1917 года), “Твое чудесное произношенье”; ко мне относится странное, отчасти сбывшееся предсказание:

Когда-нибудь в столице шалой

На диком празднике у берега Невы

Под звуки омерзительного бала

Сорвут платок с прекрасной головы...”

В начале весны 1918 года Мандельштам уезжает в Москву. По-видимому, последнее из написанных перед отъездом стихотворение “На страшной высоте блуждающий огонь”:

Прозрачная весна над черною Невой

Сломалась, воск бессмертья тает...

О, если ты звезда, — Петрополь, город твой,

Твой брат, Петрополь, умирает!

Начинаются скитания Мандельштама по России: Москва, Киев, Феодосия...

В 1919 г. в Киеве Мандельштам познакомился с двадцатилетней Надеждой Яковлевной Хазиной, которая стала его женой. Волны Гражданской войны прокатывались через Киев. Горожане потеряли счет сменам власти. Мандельштама тянуло на юг. Казалось, там можно пережить грозные времена.

Чуя грядущие казни, от рева событий мятежных

Я убежал к нереидам на Черное море...

После целого ряда приключений, побывав во врангелевской тюрьме, Мандельштам осенью 1920 г. возвращается в Петроград. Вот как выглядел город в то время, по воспоминаниям Ахматовой: “Все старые петербургские вывески были еще на своих местах, но за ними, кроме пыли, мрака и зияющей пустоты, ничего не было. Сыпняк, голод, расстрелы, темнота в квартирах, сырые дрова, опухшие до неузнаваемости люди... Город не просто изменился, а решительно превратился в свою противоположность”.

Мандельштам поселился в “Доме искусств” — елисеевском особняке на Мойке, 59, превращенном в общежитие для писателей и художников.

В “Доме искусств” жили Гумилев, Шкловский, Ходасевич, Лозинский, Лунц, Зощенко, художник Добужинский, у которого собирались ветераны “Мира искусства”.

“Жили мы в убогой роскоши Дома искусств, — пишет Мандельштам, — в Елисеевском доме, что выходит на Морскую, Невский и на Мойку, поэты, художники, ученые, странной семьей, полупомешанные на пайках, одичалые и сонные... Это была суровая и прекрасная зима 20 – 21 года... Я любил этот Невский, пустой и черный, как бочка, оживляемый только глазастыми автомобилями и редкими прохожими, взятыми на учет ночной пустыней”.

21 октября 1920 года Мандельштам впервые выступал в Клубе поэтов в доме Мурузи (Литейный, 24). Присутствовавший на вечере Блок отметил это выступление в своем дневнике, особо выделив “Венецию”.

Недолгие месяцы пребывания Мандельштама в Петрограде в 1920 – 1921 гг. оказались на редкость плодотворными. В эту пору им созданы такие жемчужины, как стихи, обращенные к актрисе Александрийского театра Ольге Арбениной, “Чуть мерцает призрачная сцена”, “Возьми на радость из моих ладоней”, “За то, что я руки твои не сумел удержать”, стихи “Когда Психея-жизнь спускается к теням” и “Я слово позабыл”.

Вот Петроград зимы 1920 – 1921 гг.:

Дикой кошкой горбится столица,

На мосту патруль стоит,

Только злой мотор во мгле промчится

И кукушкой прокричит.

(“В Петербурге мы сойдемся снова”)

В пустом, промерзшем и голодном городе Мандельштам создает одно из лучших любовных стихотворений. Оно как будто отпечаток горячего дыхания на заледеневшем стекле:

Возьми на радость из моих ладоней

Немного солнца и немного меда,

Как нам велели пчелы Персефоны.

В феврале 1921 года Мандельштамы уехали в Москву. Надежда Яковлевна так объясняет причины отъезда: “В Петербурге двадцатого года Мандельштам свое “мы” не нашел. Круг друзей поредел... Гумилева окружали новые и чужие люди... Старики из религиозно-философского общества тихо вымирали по своим углам...”

Лето и осень 1921 г. Мандельштамы провели в Грузии. Там их застало известие о гибели Гумилева. С этим связаны трагические стихи Мандельштама “Концерт на вокзале” (“На тризне милой тени в последний раз нам музыка звучит”) и “Умывался ночью на дворе”. Последнее из этих стихотворений перекликается с ахматовским “Страх, во тьме перебирая вещи...”. Мандельштам писал Анне Андреевне: “Знайте, что я обладаю способностью вести воображаемую беседу только с двумя людьми: с Николаем Степановичем и с Вами. Беседа с Колей не прерывалась и никогда не прервется”.

В 1922 – 1923 годах у Мандельштама выходят три стихотворных сборника: “Tristitia” (1922), “Вторая книга” (1923), “Камень” (3-е издание, 1923).

Его стихи и статьи печатаются в Петрограде, Москве, Берлине. В это время Мандельштам пишет ряд статей по важнейшим проблемам истории, культуры и гуманизма: “Слово и культура”, “О природе слова”, “Девятнадцатый век”, “Пшеница человеческая”, “Конец романа”.

Едва ли не единственным критиком, оценившим эти полные глубоких мыслей работы Мандельштама, был князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский. В парижском журнале “Современные записки” он писал: “Статьи Мандельштама разбросаны по журналам, читатели которых весьма мало интересуются умом и историей. Читатели “Аполлона” не могли оценить, даже если и прочли, статью Мандельштама о Чаадаеве, напечатанную еще в 1915 г. и уже дающую почти полную меру его культурно-исторической зоркости. Как в некоторых стихах, так и в этих статьях — Мандельштама занимают ценности культурно-исторические... Судьбы русской культуры в XIX веке особенно интересуют Мандельштама. Он продолжает линию историко-философской мысли Герцена, Чаадаева, Григорьева... Связана его мысль и с Блоком, с которым его особенно роднит гениальная конкретность исторического воззрения, но полная свобода от символизма полагает резкую грань между ним и Блоком”.

Летом 1924 г. Мандельштам приезжает в Ленинград. По-видимому, этот приезд был связан с издательскими делами. В этот раз он останавливался на ул. Герцена, 49. “Летом 1924 года Осип привел ко мне (Фонтанка, 2) свою молодую жену, — вспоминает Ахматова. — С этого дня началась моя дружба с Надюшей”. Издательские дела были связаны с предполагавшейся публикацией в новом журнале “Ленинград” записок Мандельштама. Записки вышли в марте 1925 г. отдельной книгой “Шум времени” в ленинградском издательстве “Время”. По выражению Ахматовой, это был “Петербург, увиденный сияющими глазами пятилетнего ребенка”.

В следующем году Мандельштам снова был в Ленинграде. “В 1925 году, — пишет Ахматова, — я жила с Мандельштамами в одном коридоре в пансионе Зайцева в Царском Селе. И Надя, и я были тяжело больны, лежали, мерили температуру”.

Большую часть 1930 года Мандельштамы провели в Армении. Результатом этой поездки явилась проза “Путешествие в Армению” и стихотворный цикл “Армения”. Из Армении в конце 1930 года Мандельштамы приехали в Ленинград. Остановились у брата Мандельштама, Евгения Эмильевича, на Васильевском острове. Хлопотали о квартире, но в писательской организации было сказано, что в Ленинграде им жить не разрешат. Причин не объясняли, но перемена атмосферы уже чувствовалась во всем. Именно тогда были написаны стихи “Куда как страшно нам с тобой”, “Я вернулся в мой город”, “Помоги, Господь, эту ночь прожить”, “Мы с тобой на кухне посидим”. Впервые он оказался чужим в своем городе.

Петербург! я еще не хочу умирать:

У тебя телефонов моих номера.

Петербург! у меня еще есть адреса,

По которым найду мертвецов голоса.

В 1933 году Мандельштам побывал в Ленинграде, где были устроены два его вечера. Ахматова пишет об этом в своих воспоминаниях: “В Ленинграде его встречали как великого поэта, persona grata, и к нему в Европейскую гостиницу на поклон пошел весь литературный Ленинград (Тынянов, Эйхенбаум, Гуковский), его приезд и вечера были событием, о котором вспоминали много лет”.

Мандельштам раньше многих почувствовал истинную суть происходящих в стране перемен. Еще в стихотворении “1 января 1924 года” он писал:

Я знаю, с каждым днем слабеет жизни выдох,

Еще немного — оборвут

Простую песенку о глиняных обидах

И губы оловом зальют.

В 1933 году он побывал в Крыму, видел задушенную голодом Украину.

Природа своего не узнает лица,

И тени страшные Украины, Кубани...

Как в туфлях войлочных голодные крестьяне

Калитку стерегут, не трогая кольца...

Осенью того же года он пишет: “Мы живем, под собою не чуя страны”, Последние два стихотворения, а также “За гремучую доблесть грядущих веков” (1931 г.) послужили, по-видимому, непосредственным поводом для ареста Мандельштама 13 мая 1934 года. Приговор — три года ссылки. Под конвоем его отправляют в Чердынь на Каме. После хлопот Ахматовой и Пастернака Чердынь заменяется Воронежем. Несмотря на слабое здоровье, после Лубянки, при отсутствии денег и работы, при самом неопределенном будущем Мандельштам сочиняет непрерывно. Об этих стихах Ахматова скажет: “Мандельштам и в годы воронежской ссылки продолжал писать вещи неизреченной красоты и мощи”.

Я обращался к воздуху — слуге,

Ждал от него услуги или вести,

И собирался в путь, и плавал по дуге

Не начинающихся путешествий...

После ссылки Мандельштамам жить в Москве и Ленинграде было запрещено. Они скитались вблизи Москвы, жили одно время в Калинине. Осенью 1937 года Осип Эмильевич с Надеждой Яковлевной приезжали на два дня в Ленинград. Останавливались у поэта В. Стенича. В маленькой квартирке Стенича Мандельштам виделся с Ахматовой. Возможно, именно там она показала ему свое стихотворение “Немного географии” (“Не столицею европейской”), в котором он “принял (справедливо) последний стих” о Ленинграде на свой счет:

Он, воспетый первым поэтом,

Нами грешными и тобой.

Второй и последний раз его арестовали в мае 1938 года. В официальном извещении было сказано, что он умер 27 декабря того же года в лагере под Владивостоком.

ШОЛОХОВ Михаил Александрович [11 (24) мая 1905, хутор Кружилин станицы Вешенской области Войска Донского — 21 февраля1984, Вешенская Ростовской обл.], русский писатель; крупнейший русский прозаик, наиболее яркий советский писатель-неинтеллигент, сделавший жизнь донского казачества предметом пристального читательского интереса; академик АН СССР (1939), дважды Герой Социалистического Труда (1967, 1980). Лауреат Сталинской (1941), Ленинской (1960) и Нобелевской (1965) премий.

Детство. Юность

Внебрачный сын украинки, жены донского казака А. Д. Кузнецовой и богатого приказчика (сына купца, выходца с Рязанщины) А. М. Шолохова. В раннем детстве носил фамилию Кузнецов, получил надел земли как «сын казачий». В 1913, после усыновления родным отцом, потерял казачьи привилегии, став «сыном мещанина». Рос в атмосфере явной двусмысленности, что, очевидно, породило в характере Шолохова тягу к правде и справедливости, но и одновременно привычку скрывать о себе по возможности все. О юности Шолохова при его жизни распространялись многочисленные легенды, которые ничем не подтверждаются, противоречат историческим фактам и элементарной логике, но писатель их никогда не опровергал. Он окончил четыре класса гимназии. Во время Гражданской войны семья Шолохова могла оказаться под ударом с двух сторон: для белых казаков это были «иногородние», для красных — «эксплуататоры». Юный Шолохов не имел страсти к накопительству (как и его герой, сын богатого казака Макар Нагульнов) и принял сторону победившей силы, установившей хотя бы относительный мир, служил в продотряде, но самовольно снижал обложение людей своего круга; был под судом.

Его старший друг и наставница («мамуня» в обращенных к ней письмах), член РСДРП (б) с 1903 Е. Г. Левицкая (сам Шолохов вступил в партию в 1932), которой впоследствии был посвящен рассказ «Судьба человека», полагала, что в «шатаниях» Григория Мелехова в «Тихом Доне» много автобиографического. Шолохов сменил множество профессий, особенно в Москве, где подолгу жил с конца 1922 по 1926. Затем, после того как закрепился в литературе, обосновался в станице Вешенской.

В начале писательского пути

В 1923 Шолохов печатал фельетоны, с конца 1923 — рассказы, в которых с фельетонного комизма сразу переключился на острый драматизм, доходящий до трагизма. При этом рассказы были не лишены элементов мелодраматичности. Большинство этих произведений составило сборники «Донские рассказы» (1925) и «Лазоревая степь» (1926, дополненный предыдущий сборник). За исключением рассказа «Чужая кровь» (1926), где старик Гаврила и его жена, потерявшие сына, белого казака, выхаживают коммуниста-продотрядника и начинают любить его, как сына, а он от них уезжает, в ранних произведениях герои Шолохова в основном резко делятся на положительных (красные бойцы, советские активисты) и отрицательных, подчас беспримесных злодеев (белые, «бандиты», кулаки и подкулачники). Многие персонажи имеют реальных прототипов, но Шолохов почти все заостряет, гиперболизирует: смерть, кровь, пытки, муки голода представляет нарочито натуралистически. Излюбленный сюжет юного писателя, начиная с «Родинки» (1923), — смертельное столкновение ближайших родственников: отца и сына, родных братьев.

Свою верность коммунистической идее Шолохов еще неискусно подтверждает, подчеркивая приоритет социального выбора по отношению к любым другим человеческим отношениям, включая семейные. В 1931 он переиздал «Донские рассказы», дополнив новыми, в которых делался упор на комизм в поведении героев (позднее в «Поднятой целине» совмещал комизм с драматизмом, подчас достаточно эффектно). Потом в течение почти четверти века рассказы не переиздавались, автор ставил их очень невысоко и вернул читателю тогда, когда за неимением нового пришлось вспомнить забытое старое.

Время появления «Тихого Дона»

В 1925 Шолохов начал было произведение о казаках в 1917, во время Корниловского мятежа, под названием «Тихий Дон» (а не «Донщина», согласно легенде). Однако этот замысел был оставлен, но уже через год писатель заново берется за «Тихий Дон», широко разворачивая картины довоенной жизни казачества и событий Первой мировой войны. Две первых книги романа-эпопеи выходят в 1928 в журнале «Октябрь». Почти сразу возникают сомнения в их авторстве, слишком больших знаний и опыта требовало произведение такого масштаба. Шолохов привозит в Москву на экспертизу рукописи (в 1990-е гг. московский журналист Л. Е. Колодный дал их описание, правда, не собственно научное, и комментарии к ним). Молодой писатель был полон энергии, обладал феноменальной памятью, много читал (в 1920-е гг. были доступны даже воспоминания белых генералов), расспрашивал казаков в донских хуторах о «германской» и гражданской войнах, а быт и нравы родного Дона знал, как никто.

«Поднятая целина»

События коллективизации (и предшествующие ей) задержали работу над романом-эпопеей. В письмах, в том числе к И. В. Сталину, Шолохов пытался открыть глаза на истинное положение вещей: полный развал хозяйства, беззаконие, пытки, применяемые к колхозникам. Однако самую идею коллективизации он принял и в смягченном виде, с бесспорным сочувствием к главным героям-коммунистам, показал на примере хутора Гремячий Лог в первой книге романа «Поднятая целина» (1932). Даже весьма сглаженное изображение раскулачивания («правый уклонист» Разметный и др.) было для властей и официозных литераторов весьма подозрительно, в частности, журнал «Новый мир» отклонил авторское заглавие романа «С кровью и потом». Но во многом произведение устраивало Сталина. Высокий художественный уровень книги как бы доказывал плодотворность коммунистических идей для искусства, а смелость в рамках дозволенного создавала иллюзию свободы творчества в СССР. «Поднятая целина» была объявлена совершенным образцом литературы социалистического реализма и вскоре вошла во все школьные программы, став обязательным для изучения произведением.

Заканчивая «Тихий Дон»

Это прямо или косвенно помогло Шолохову продолжить работу над «Тихим Доном», выход третьей книги (шестой части) которой был задержан из-за достаточно сочувственного изображения участников антибольшевистского Верхнедонского восстания 1919. Шолохов обратился к Горькому и с его помощью добился от Сталина разрешения на публикацию этой книги без купюр (1932), а в 1934 в основном завершил четвертую, последнюю, но стал заново ее переписывать, вероятно, не без ужесточившегося идеологического давления. В двух последних книгах «Тихого Дона» (седьмая часть четвертой книги вышла в свет в 1937-1938, восьмая — в 1940) появилось множество публицистических, нередко дидактических, однозначно пробольшевистских деклараций, сплошь и рядом противоречащих сюжету и образному строю романа-эпопеи. Но это не добавляет аргументов теории «двух авторов» или «автора» и «соавтора», выработанную скептиками, бесповоротно не верящими в авторство Шолохова (среди них А. И. Солженицын, И. Б. Томашевская). По всей видимости, Шолохов сам был своим «соавтором», сохраняя в основном художественный мир, созданный им в начале 1930-х гг., и пристегивая чисто внешним способом идеологическую направленность.

В 1935 уже упоминавшаяся Левицкая восхищалась Шолоховым, находя, что он превратился «из «сомневающегося», шатающегося — в твердого коммуниста, знающего, куда идет, ясно видящего и цель, и средства достичь ее». Несомненно, писатель убеждал себя в этом и, хотя в 1938 чуть не пал жертвой ложного политического обвинения, нашел в себе мужество закончить «Тихий Дон» полным жизненным крахом своего любимого героя Григория Мелехова, раздавленного колесом жестокой истории.

Судьба донского казачества

В романе-эпопее более 600 персонажей, и большинство их гибнет либо умирает от горя, лишений, нелепостей и неустроенности жизни. Гражданская война, хотя и кажется поначалу «игрушечной» ветеранам «германской», уносит жизни почти всех запомнившихся, полюбившихся читателю героев, а светлая жизнь, ради которой якобы стоило приносить такие жертвы, так и не наступает.

В происходящем виноваты обе борющиеся стороны, разжигающие ожесточение друг в друге. Среди красных у Шолохова нет таких прирожденных палачей, как Митька Коршунов, большевик Бунчук занимается расстрелами из чувства долга и заболевает на такой «работе», но первым убил своего боевого товарища, есаула Калмыкова, именно Бунчук, красные первыми порубили пленных, расстреляли арестованных хуторян, и Михаил Кошевой преследует своего бывшего друга Григория, хотя тот простил ему даже убийство брата Петра. Виновата не только агитация Штокмана и других большевиков, несчастья накрывают людей, как все сметающая на своем пути снежная лавина в результате их же собственного ожесточения, из-за взаимного непонимания, несправедливостей и обид.

Эпопейное содержание в «Тихом Доне» не вытеснило романного, личностного. Шолохову как никому удалось показать сложность простого человека (интеллигенты же у него не вызывают симпатии, в «Тихом Доне» они в основном на третьем плане и говорят неизменно книжным языком даже с не понимающими их казаками). Страстная любовь Григория и Аксиньи, верная любовь Натальи, беспутство Дарьи, нелепые промахи стареющего Пантелея Прокофьича, смертельная тоска матери по не возвращающемуся с войны сыну (Ильиничны по Григорию) и другие трагические жизненные переплетения составляют богатейшую гамму характеров и ситуаций. Дотошно и, конечно, любовно изображаются быт и природа Дона. Автор передает ощущения, испытываемые всеми органами чувств человека. Интеллектуальная ограниченность многих героев восполняется глубиной и остротой их переживаний.

В годы войны и после нее

В «Тихом Доне» писательский талант выплеснулся во всю мощь — и почти исчерпался. Рассказ «Наука ненависти» (1942), агитировавший за ненависть к фашистам, по художественному качеству оказался ниже средних из «Донских рассказов». Несколько выше был уровень печатавшихся в 1943-1944 глав из романа «Они сражались за родину», задуманного как трилогия, но так и неоконченного (в 1960-е гг. Шолохов приписал «довоенные» главы с разговорами о Сталине и репрессиях 1937 в духе уже закончившейся «оттепели», они был напечатаны с купюрами, что вовсе лишило писателя творческого вдохновения). Произведение состоит преимущественно из солдатских разговоров и баек, перенасыщенных балагурством. В целом неудача Шолохова по сравнению не только с первым, но и со вторым романом очевидна.

После войны Шолохов-публицист отдал щедрую дань официозной государственной идеологии, однако «оттепель» отметил произведением довольно высокого достоинства — рассказом «Судьба человека» (1956). Обыкновенный человек, типично шолоховский герой, предстал в подлинном и не осознанном им самим моральном величии. Такой сюжет не мог появиться в «первую послевоенную весну», к которой приурочена встреча автора и Андрея Соколова: герой был в плену, пил водку без закуски, чтобы не унизиться перед немецкими офицерами, — это, как и сам гуманистический дух рассказа, было отнюдь не в русле официальной литературы, взращенной сталинизмом. «Судьба человека» оказалась у истоков новой концепции личности, шире — нового большого этапа в развитии литературы.

Вторая же книга «Поднятой целины», завершенная публикацией в 1960, осталась в основном лишь знаком переходного периода, когда гуманизм всячески выпячивался, но тем самым желаемое выдавалось за действительное. «Утепление» образов Давыдова (внезапная любовь к «Варюхе-горюхе»), Нагульнова (слушание петушиного пения, затаенная любовь к Лушке и т.д.), Разметнова (отстрел кошек во имя спасения голубей — популярных на рубеже 1950-1960-х гг. «птиц мира») и др. было подчеркнуто «современным» и не вязалось с суровыми реалиями 1930 года, формально остававшимися основой сюжета.

Но написанное Шолоховым в лучшую его пору — высокая классика литературы 20 в. при всех недостатках, которыми отмечены даже наиболее выдающиеся его произведения.

Роман – эпопея «Тихий Дон»

1. В романе «Тихий Дон» автор воссоздает историю жизни русского донского казачества. Эта общность людей складывалась своеобразно: на протяжении многих десятилетий формировался уклад жизни свободолюбивых и независимых людей, бежавших когда-то из родных мест в поисках свободы и счастья. Если по началу казаки были лишь воинами, которые охраняли рубежи России, сами промышляли набегами на соседние территории, то в последствии, когда жизнь их упорядочилась, они стали землепашцами, занимаясь хозяйством в свободное от военных действий время. В одном лице был и казак-воин, и казак-землепащец. Все это и определили своеобразие народного характера, присущего казакам.

В романе представлено несколько поколений казаков, но особое внимание автор уделяет среднему поколению, к которому принадлежит Григорий Мелехов и его сверстники. Особый интерес к этому поколению связан с тем, что именно на их долю выпало больше всего испытаний, где и проявились черты характера:

1. Любовь к природе, окружающему миру. Выросший на земле Григорий осознает, что это его родина, вдали от которой он не может быть счастливым. Патриотизм казаков проявляется в том, что они достойно несут военную службу и готовы жертвовать собой ради спасения отечества.

2. Военная служба не говорит о жестокости казака, ведь он выполняет то, что ему приказано. Шолохов подчеркивает, что убийство противоречит гуманной сущности человека. Григорий долго переживает по поводу убитого им австрийского солдата. Именно тогда появились морщины на лице молодого казака.

3. Решительность, мужество, способность защищать свою честь и достоинство проявились как в военной, так и в мирной жизни. Григорий не может терпеть подлость и бесчестие, активно борется с такими людьми, поэтому не легко ему смириться, что казаков после революции лишили многих прав, в том числе права на собственность.

4. Григорий способен тонко чувствовать и глубоко страдать, его сложные отношения с Наталией и Аксиньей тревожат его. Долг перед женой и любовь к Аксиньи разрывают его сердце, но выбор сделать очень не легко. Шолохов показывает в романе, что жизнь наказала его за эту нерешительность: он потерял и Наталию и Аксинью.

5. Поиск смысла жизни – это поиск истины, т.е. того, ради чего жить. Григорий не может сделать выбор между белыми и красными, потому что для него важно понять, на чьей стороне правда. Желая во всем разобраться, он совершает ошибки, участвует в драматических событиях, по его вине погибали люди. Но Шолохов не обвиняет своего героя. В финале романа Григорий – постаревший, измученный человек, который потерял очень многое, но даже в самые трагические моменты он вспоминает родную землю, дом, детей. Он находит в себе силы вернуться. Духовная стойкость, воспитанная в нем с детства, любовь к родным местам, желание воспитывать своих детей помогает ему выстоять в тех испытаниях, что выпали на его долю.

Тяжелые испытания выпали на долю тех, кто жил в тоже время, что и герои романа. Две войны: первая мировая и гражданская, две революции разрушили привычный мир казаков. Большинство из них много трудились и жили в достатке; потеряв близких и дорогих людей, тем не менее, люди не отчаялись, жизнь продолжалась и многим приходилось начинать жить заново. Так как от большой семьи Мелеховых в финале остались Григорий, его сын и сестра Дуняша. Не просто было Дуняше выйти замуж за Мишку Кошевого, который был в числе тех, кто участвовал в расстреле ее старшего брата Петра. На даже мать Дуняши – Ильинична перед смертью благословила дочь, она понимала, как не жаль ей сына, что окажись он на месте Мишки, поступил бы точно также. События развели казаков в разные стороны, сделав из них врагов, но война закончилась и оставшиеся в живых думали о будущем, которое не возможно без любви, семьи, детей. Именно женщины-казачки хотя и поддерживали своих мужчин, всегда стремились к миру. Только в мирной жизни человек может быть счастлив.

Вечные проблемы.

«Тихий Дон» - роман-эпопея, для которого характерно создание широкой панорамы действительности, интерес к важнейшим событиям, произошедшим в определенный период времени, а также исследование тем и проблем, которые либо были актуальны для того времени, либо требовали решения, хотя и относились к разряду философских, т.е. вечных.

1. Влияние эпохи на судьбу человека (Григорий Мелехов)

2. Поиски смысла жизни (Григорий, Подтелков, Кошевой)

3. Проблема добра и зла (гражданская война разделила людей на два лагеря, посеяв между ними зло; добро – это мир, спокойствие, обычная жизнь)

4. Проблема нравственного выбора (каждому из героев приходится выбирать: Аксинья – жить с нелюбимым мужем или уйти с Григорием)

5. Человек и природа (гармония в мирной жизни и контраст в военное время)

6. Тема трагической судьбы человека (конфликт с окружающим миром)

7. Темы счастья, любви, семьи

8. Тема национального характера (перемены в жизни страны меняют характер человека, хотя то, что воспитано традициями, укладом жизни остается неизменным)

9. Тема войны и мира, смерти и жизни.

Особенности сюжета и композиции.

Так как жанр произведения роман-эпопея, то в романе большое число действующих лиц, а в связи с этим и большое число сюжетных линий. Условно все сюжетные линии можно поделить на две части: во-первых, история жизни Григория Мелехова и тех героев, с кем он связан событиями личной жизни; во-вторых, история событий на Дону во время гражданской войны. Часть сюжетных линий развивается параллельно, некоторые из них не пересекаются, поэтому композиция произведения последовательная, с элементами параллельной. Автор использует прием антитезы, противопоставляя мирную жизнь казаков тому времени, когда началась война. Шолохов в романе использует большой документальный материал при описании военных действий. Таким образом он вводит в общее повествование внесюжетные элементы.

У романа открытый финал, т.е. повествование не закончено. Читатель может лишь предполагать как сложится дальнейшая судьба Григория. Шолохов намеренно останавливает рассказ о его судьбе.

Замысел

Над романом Шолохов работал несколько лет. Он собирает обширный документарный материал, поэтому в основу произведения положены достоверные события, в которых участвуют как реальные, так и вымышленные герои.

Интерес к эпохе, изображенной в романе, не случаен. Автор воссоздал почти десять лет, которые были насыщены множеством событий, некоторые из которых он описывает подробно, например, гражданскую войну на юге России. О некоторых событиях Шолохов упомянул по ходу повествования (революция, корниловский мятеж). Все описанные события интересовали автора лишь в той мере, насколько велико было их влияние на судьбы героев романа. Так, упоминая о П.М.В., Шолохов описывает лишь те сражения, участником которых был Григорий Мелихов. Именно там он впервые убил человека, о чем долго помнил и переживал, так как австриец был безоружен. Писатель подчеркивал подобными эпизодами что в Григории не было от природы заложено ни агрессивности, ни жестокости, таким его впоследствии и сделало время. Привычная жизнь, казалось бы, разрушена после революции 1917 года. В ходе повествования автор отразил мысль о том, что казачество не могло принять тех перемен, в результате которых их лишали привычных прав и привилегий, лишали того образа жизни, в котором состоял смысл их существования.

В романе автор противопоставляет два понятия: война и мир. Открыто Шолохов не заявляет о своей позиции, но весь сюжет произведения выстроен таким образом, что становится очевидным: война – это страшное зло, она калечит людей не только физически, но и убивает в них душу, лишает их многих человеческих качеств, привычных в мирное время. В качестве своеобразия можно отметить, что писатель не изображает широко и многосторонне поля боя и сражения. Чаще всего он ограничивается созданием общей панорамы, а затем переносит повествование на людей, чтобы подчеркнуть их состояние во время военных событий. Не описывает он также и каких-либо героических поступков.

Во-первых, в время мировой войны казаки ведут себя так, как принято в их среде: достойно, мужественно, то есть выполняют свой долг. Неслучайно Григорий награжден одной из высших солдатских наград – Георгиевским крестом. В то же время на фронтах гражданской войны, с точки зрения писателя, ни о каком геройстве речи идти не могло: шла братоубийственная война, а люди защищали не отечество, а определенные интересы противоборствующих сторон.

Бессмысленность гражданской войны Шолохов подчеркивает и тем, что его герои долго не могут определить, на чьей же стороне правда. Кто действительно представляет их интересы. Неслучайно Григорий несколько раз меняет своих сторонников, пытаясь разобраться в сложных, часто противоречивых, действиях каждой их сторон. Долог и мучителен путь героя к истине – для писателя было важно показать это. Автор намеренно не принимает точек зрения ни одной из сторон, не приукрашивает действительность, стремясь сохранить субъективность и достоверность.

Что же более всего не устраивало Григория, а вместе с ним и других казаков? Вероятно то, что каждая из сторон пыталась решить свои вопросы, отстаивая при этом интересы определенной группы людей. Григорий же убежден, что власть должна заботиться об условиях жизни каждого, а не кого-то избранного: белые – о возвращении прежней жизни, о возврате своих прав; новая власть – о малоимущих и нищих, что было бы хорошо, если бы не одно обстоятельство: чтобы накормить голодных считалось у богатых.

Казаки не могли принять подобного, так как все, что имели, было нажито собственным трудом.

Трагическая судьба донского казачества представлена на страницах романа полно и всесторонне. С точки зрения автора, это сословие всегда жило своим трудом, имело представления о вопросах морали и нравственности, верно служило своему Отечеству. Но в результате революционных преобразований привычный уклад их жизни был разрушен, они не могли примириться с этим и в результате гражданской войны многие из них погибли.

Исторические события так или иначе повлияли на судьбы многих, так, например, из большой семьи Мелеховых (их было не менее 10 человек, в живых в финале осталось только трое: Григорий, его сын и сестра). Трагичной можно назвать судьбу этих людей еще и потому, что они с трудом представляли, как они будут жить дальше, как сложится их судьба. Не случайно Шолохов прерывает повествование 1921 г., тем самым “он как бы дает возможность своим героям надеяться на лучшее будущее, хотя сам автор знает, что трагедия еще не завершена и в 30-е годы в период массовых репрессий многие казаки были подвержены?

Наряду с событиями общенационального масштаба Шолохов проявил большой интерес к жизни человека на уровне его быта, семьи, взаимоотношений с другими людьми. Описывая подробно семью Мелеховых, писатель отразил типичные взаимоотношения, традиционный уклад, мир чувств героев. Именно поэтому он повествует о сложных отношениях Григория с двумя женщинами. Чувство любви многогранно, однозначных ответов, за что люди любят друг друга быть не может. Поэтому Григорию трудно разобраться, где его истинное счастье, он не может сделать окончательного выбора, т.к. каждая женщина по-своему дорога ему. Судьба приняла за него решение – лишила его обоих и в финале он остается один. Может быть, поэтому Григорий стремится вернуться в родной дом, где осталась у него последняя надежда на счастье – его сын.