2. Междисциплинарная проблематика источниковедения: источник, текст, произведение, автор

В 1988-1989 гг. на страницах журнала "Анналы" развернулась широкая дискуссия о проблемах метода исторического познания. Начало ей положила редакционная статья под названием "История и социальные науки: переломный этап". Корни кризиса социальных наук авторы видели в утрате влияния таких, ранее интегрировавших науки методологий, как марксизм, структурализм и клиометрия. В качестве наиболее заслуживающих обсуждения вопросов были названы: адекватность знаний о прошлом реальности прошлого; смысл междисциплинарного синтеза, пути к пониманию внутренней целостности изучаемых обществ. Иначе говоря, была констатирована необходимость безотлагательного обсуждения основных аспектов эпистемологии исторического (и шире гуманитарного) познания. Подчеркнем, что в рамках неокантианской парадигмы, ориентированной на предельную активизацию интеллектуальных возможностей субъекта (исследователя), с одной стороны, возможны научные результаты конкретного исследования, однако, с другой стороны, нельзя не видеть, что именно данная методологическая установка ограничивает возможности достижения исторического синтеза (поскольку синтез остается, как сказал когда-то Л.П. Карсавин, "всегда делом историка"). Итак, остаются нерешенными проблемы общезначимого исторического синтеза, "смысла" междисциплинарного подхода, поскольку, в принципе, междисциплинарный подход результативен при четком определении объекта, на который данный подход направлен. Но в неокантианской парадигме объект научного изучения не определен.

Особый интерес для гуманитарного знания в XX в. представляет ситуация в литературоведении и обозначившийся относительно недавно взаимный интерес исторической науки и литературоведения. Надо отметить, что филология и историческая наука изначально имеют общие истоки, и долгое время они развивались во взаимодействии. Литературоведение и историческую науку сближает общий интерес к исследованию реальных объектов, произведений культуры. В России со времени возникновения источниковедческой парадигмы методологии истории (конец XIX - начало XX в.) прослеживается живое творческое общение историков и филологов. Обращенность к изучению конкретных произведений характерна для методологии гуманитарного познания А.С. Лаппо-Данилевского и других представителей данного культурологического направления (С.Ф. Ольден-бург, И.М. Гревс, А.А. Шахматов), разделявших принцип "признание чужой одушевленности" как системообразующий в гуманитарном познании и исследовании культуры.

Литературоведение XX в., в отличие от исторической науки, характеризуется пристальным вниманием к проблемам методологии гуманитарного познания. От изучения произведений в их жанровой типологии исходит поворот к более глубокому анализу текста, передаче устной речи в письме и к исследованию восприятия текста его читателем. Французский литературовед, исследователь языков культуры Р. Барт (1915-1980), работавший на стыке литературы, лингвистики, семиотики, глубоко проанализировал письмо как знаковую систему и отношение между субъектом письма и языком. Литературоведение, опираясь на достижения лингвистического анализа, обратилось к более глубокому исследованию межличностного, межсубъективного общения. В процессе коммуникации сообщение говорящего субъекта и его восприятие собеседником не адекватны. Р. Барт в данной связи отмечает значения лингвистических идей для анализа литературного дискурса. Более углубленный и тонкий анализ существа взаимодействия между произведением, текстом, читателем может быть осуществлен при условии междисциплинарных исследований, использующих приемы различных наук. "Работа идет па стыке дисциплин, давая и новый взгляд на понятие произведения", - писал Р. Барт в одном из своих ключевых произведений⁵⁷.

Исследование отношения писателя с читателем проблема не только исключительно литературоведческая. Историк, работающий с источником, всегда предполагает наличие определенного разрыва, несовпадения смысла суждения автора источника и его современного восприятия. Достаточно вспомнить, что в методологии позитивистского источниковедения интерпретации уделяется очень большое значение. Интерпретация в контексте такого анализа есть установление смысла, который вкладывает автор источника в свое произведение, в каждое свое суждение. Проблема состоит не в том, что историк не знает этой дистанции между ним и автором сообщения, поступающего к нему из другого времени и другой культуры. Она заключается в том, что, отказавшись от методологической рефлексии по поводу своего исследовательского метода, историческая наука XX в. не продвинулась в данном направлении, не выработала нового языка, понятийного аппарата, специально не рассматривала вопросов методологии. Результатом стало сложившееся ныне положение. Надо постараться лучше понять, что именно возможно взять из достижений современного литературоведения и в то же время не менее важно понять и то, в чем цели интерпретации исторического текста (для нужд историка) отличаются от целей интерпретации смыслового общения читателя литературного произведения и его автора.

Обращаясь к собственно литературоведческим аспектам проблемы текста и его восприятия (и в то же время, конечно, культурологическим, междисциплинарным), следует особо отметить то огромное, первостепенное значение, которое в рамках данного направления придается феномену языка. В поисках цельного видения культуры, которое является для современного гуманитарного знания наиболее сложной проблемой, язык может представляться едва ли не единственной связующей людей нитью. Достижения современной гуманитаристики в области изучения языка, значений и, шире, языков культуры оказались особенно интересны и перспективны. Историческая наука и другие направления гуманитаристики - это взаимодействующие и не отделенные друг от друга сферы деятельности. Поставив в центр внимания феномен текста и его восприятия читателем, лингвистическое направление вышло за пределы исследования собственно литературных текстов и обратилось к более широким исследованиям всего пространства современной культуры.

Важно отметить такую особенность литературоведения, которая дала данному направлению возможность выйти на уровень феноменологического подхода к исследованию отношения субъекта и объекта гуманитарного познания. Для феноменологии Э. Гуссерля важна не эмпирическая данность объекта (как для позитивизма) и не познавательная деятельность субъекта, в сознании которого возникает цельность, отсутствующая в тех фрагментах реальности, которые он переживает в своем сознании (как для неокантианской философии). Для феноменолога импульс должен исходить от объекта, и главное внимание данная философская парадигма придает проблеме взаимодействия, предметного мышления, осмысления свойств объекта в познавательной деятельности исследователя. Для гуманитарных наук самодостаточность объекта принципиально важна. У литературоведения изначальным преимуществом является то, что оно ориентировано на объект-произведение (литературы прежде всего). В дальнейшем от произведения литературоведение обратилось (под влиянием лингвистики и психоанализа) к тексту, к его более глубокому прочтению. Соотношение произведения и текста есть ключевая проблема, поскольку соотношение "текст-произ-ведение" не утрачивается, не растворяется в сознании субъекта, а все более глубоко исследуется.

Деррида говорит о тексте, но по существу область его исследования - это область соотношения произведения и текста. Определяя собственный подход как феноменологический, Деррида вполне точно очерчивает то исследовательское поле, ту эпистемологическую ситуацию, которые включают объект исследования, и рассматривает прежде всего сам процесс интеллектуального импульса, который генерирует новое знание об объекте. Мы видели, говоря о феноменологическом подходе к произведениям (источникам) в источниковедческой парадигме методологии истории, данную исследовательскую, эпистемологическую ситуацию. "На первом этапе я действовал как феноменолог, - пишет Деррида, - исходной концепцией для меня было понятие "идеального объекта", т. е. объекта, обладающего особым интенциональным измерением, что дает возможность повторяться, не утрачивая своей специфичности, в ряде различных действий и форм". Ученый видит в качестве изучаемого объекта текст, причем понимаемый достаточно широко. Один и тот же лингвистический феномен может рассматриваться как литературный и в то же время как нелитературный текст - все зависит от того, в каком историческом, институциональном условном контексте он оказывается. Говорить о том, что существуют тексты по существу литературные, что есть суть литературы, считает он, методологически неверно. Столь же неверно, как четкое разграничение исторических и неисторических событий. Столь широкое понимание лингвистического текста, как объекта научного исследования, которое обосновывает Деррида, представляется весьма близким к пониманию феномена исторического источника, данного в свое время в методологии источниковедческой феноменологической парадигмы.

Данное сближение исследовательских представлений об объекте гуманитарного познания объясняется сущностной природой человеческой деятельности. Развивая данный подход, вполне логично считать, что любое человеческое произведение (созданное целенаправленно и в этом смысле творчески) несет в себе для другого человека сообщение, которое может быть воспринято. Вероятно, именно это объективное свойство произведений (изделий), созданных человеком и воспринимаемых другим человеком, осмысливается и рассматривается литературоведением в широком смысле как "текст". Так, Деррида утверждает: "Для меня текст - безграничен. Это абсолютная тотальность: "нет ничего вне текста". Допустим, этот стол для меня - текст. То, как я воспринимаю этот стол - долингвистическое восприятие, - уже само по себе для меня - текст"⁵⁸. Таким образом, историк, осмысливающий природу социальной информации, которую он воспринимает через исторический источник, и, с другой стороны, литературовед, исследующий природу информации, воспринимаемой через посредство литературного текста, выходят за пределы узкопрофессиональных исследовательских целей и задач, обращаясь к проблематике эпистемологии гуманитарного познания как такового. С данной точки зрения нынешнее сближение историко-источниковедческого и современного литературоведческого исследовательских подходов представляется весьма перспективным. Поставив вопрос таким образом, можно лучше понять, что историческая наука, и особенно ее источниковедческое (и отчасти историографическое) направление, накопила весьма значительный конкретный опыт общегуманитарного эпистемологического значения. Достаточно вспомнить, например, дискуссии отечественных историков о том, являются ли художественные произведения историческим источником и какую именно информацию несут они, будучи исследованными в этом качестве. На данном направлении междисциплинарных исследований источниковедов и искусствоведов ждут весьма перспективные эпистемологические открытия.