"Белорусская старина": к вопросу об "общем" и "собственном"

История или "генетика"? Как известно, историческое становление белорусов происходило исключительно в полиэтническом (поликультурном, полиязыковом, поликонфессиональном) социуме. Начиная с периода Киевской Руси, предки современных белорусов всегда жили в перекрестии разнообразных поликультурных взаимовлияний.

Если бы я разделяла примордиалистскую точку зрения, то не преминула бы объяснить это сложностью протобелорусского субстрата (балты, славяне, а по предположениям И. Ласкова – и финно-угры). Однако здесь существует одно "но". Позволю себе процитировать фрагмент статьи В. Носевича "Белорусы: становление этноса и "национальная идея": "Ареал балтского субстрата также не вполне совпадает с позднейшим ареалом белорусского этноса. Помимо большей части современной Белоруссии, он охватывал не только Смоленщину и Брянщину, но также Калужскую, Тульскую и Орловскую области <…>, обитатели которых не имели отношения к этногенезу белорусов. И наоборот, на территории белорусского Полесья дославянские черты уже к VI веку полностью исчезли, поэтому принадлежность полешуков к белорусскому этносу можно отнести на счет субстрата только с большой натяжкой. Короче говоря, на основании "племенной" и "субстратной" концепций невозможно объяснить, почему потомки припятских дреговичей стали белорусами, а потомки древлян и волынян – украинцами, почему потомки вятичей с верховьев Оки стали русскими, а потомки радимичей – белорусами. И уж совершенно непонятно, какое общее наследие могло привести к слиянию в единый этнос пинских дреговичей с полоцкими кривичами. (Точности ради отметим, что часть дреговичского ареала, а именно в Центральной Белоруссии, впитала тот же субстрат, что и кривичи-полочане, но к исходной области дреговичей на берегах Припяти, ныне бесспорно входящей в состав белорусской этнической территории, это не относится)" [179].

Рисунки:

Расселение племен (9 в.) – Запрудник, с. 12; Кривичи, Дреговичи, Радимичи (карта-схема расселения) в 9-11 вв. – Белорусы, с. 61; Кривичи, карта расселения – Этнография Беларуси 275.

Итак, "генетический слой", отличающий белорусов от русских или других народов, не может быть определяющей причиной духовной самобытности этноса. Белорусы не являются частью русского народа – это безусловный факт. Но было бы наивным отсчитывать своеобразие современной белорусской идентичности от "крови" наших давних предколв – от их генетических или физико-антропологических черт. Представляется, что главным доказательством своеобразия белорусской ментальности является другое – не из области "плоти и крови", а из области духа – самосознания и культуры: мы осознаем себя не русскими, не литовцами и не поляками, а отдельной, самостоятельной общностью – белорусами.

Рисунки:

Внешность кривичской женщины (реконструкция), рис. б – Белорусы, с. 25.

Радимичи: реконструкция женского лица – Этнография Беларуси 420.

Протобелорусские княжества в составе Киевской Руси. Вернемся к Киевской Руси и к протобелорусским (proto – от лат. "пред") княжествам. Это государственное образование не было монолитным, и недаром Маркс называл его лоскутным одеялом: Киевская Русь представляла собой чрезвычайно неустойчивый, ситуативный, разрозненный конгломерат княжеств. Потому их отношения и друг с другом, и с Киевом были не просто нестабильными, но очень нестабильными. Отсюда – культурно-политический феномен Полоцка: если Киев пытался подвергнуть Полоцкую землю своему владычеству, поставив своего наместника, то Всеславичи при поддержке рядовых полочан восставали и устанавливали собственное правление. Так что степень интегрированности разных земель в Киевском государстве не следует преувеличивать, как это, например, делалось в советской историографии.

Рисунки:

Полочанин (реконструкция) – Белорусы, с. 28.

Полочанка (реконструкция) – Этнография Беларуси, с. 337.

Но можно ли обоснованно утверждать, что определенной общности восточнославянских народов не существовало вовсе – особенно если учесть влияние христианства, объединившее, по крайней мере, элиты княжеств? При всей значимости язычества на землях, принадлежащих Беларуси, возможно ли говорить о том, что в становлении белорусов христианство не сыграло никакой роли или сыграло негативную роль – и с этой точки зрения противопоставлять "языческих" белорусов "христианизированным" русским? Казалось бы, этому препятствует логика, но тем не менее, это противопоставление из научных работ шагнуло в учебники. Потому на вопрос о белорусском менталитете современные студенты говорят: "Ну, во-первых, мы – язычники", при этом осознавая себя православными, католиками, а то и вовсе – мусульманами или буддистами.

Рисунки:

Каложская церковь ("Белоруссия и Литва", с. 52)

Спасо-Ефросиньевская церковь 12 в. в Полоцке – Белорусы, с. 271.

Здесь из сферы науки мы ускользаем в сферу идеологии, в область поиска средств, которые помогли бы вновь – уже не на физиолого-антропологическом, а на религиозно-культурном материале – отделиться от русских, от которых мы и без того уже отделены. Причем, отделены не только на формальном, и даже не только на государственном уровне, но и – что гораздо важнее – на уровне самосознания масс.

Рисунок:

Крест Ефросиньи Полоцкой – Белорусы, с. 75.

Язычники или христиане? По-человечески такие попытки исследователей совершенно понятны. Но если мы покопаемся не только в своем, но и в русском фольклоре, то, к досаде своей, обнаружим огромный пласт языческих представлений, а также "оязычивание" христианских верований. (И вовсе не случайно в современной России развито неоязычество, о чем свидетельствуют и научные, и "околонаучные" работы, а на массовом уровне – огромное количество "языческих" группировок в субкультурах, в частности, интернет-субкультурах).

В случае отрицания христианских воздействий на белорусов-"язычников", или признания таких воздействий лишь отрицательным фактором, нам – воленс-ноленс – придется игнорировать деятельность Кирилы Туровского и Ефросиньи Полоцкой. Иначе получается уж вовсе странно: если белорусы по своей сути язычники – тогда откуда же белорусские христианские просветители? Вероятно, язычество белорусов не настолько всемогуще и всеобъемлемо, как представляется некоторым исследователям.

Рисунок:

Ефросинья Полоцкая – Запрудник, с. 24.

Реальность и проще, и сложнее. Практически у всех этносов – и не только славянских – существуют религия "верхов" и религия "низов". Колоссальный языческий заряд содержится и во французской, и в русской (достаточно вспомнить хотя бы "Андрея Рублева" Тарковского, для создания которого были подняты и летописи, и научные исследования, и огромные пласты фольклора), и в китайской, и в японской, да и во множестве других традиционных культур. Установки официальной религии, сходя в массы, неизбежно мифологизируются или фольклоризируются. Так было и на землях Беларуси, следствием чего явился удивительно яркий образ "крестьянского Бога", о чем далее.

Восточнославянская общность или древнерусская народность? Итак, существовала ли восточнославянская общность? Надо думать, существовала – правда, в относительном, даже "очень относительном", а вовсе не в абсолютизированном качестве. А вот тождественна ли она пресловутой "древнерусской народности" – очень и очень большой вопрос. Этот советский термин – типичнейшая подмена, и научная, и идеологическая. Другая подмена – и опять же в идеологических целях – связана с употреблением терминов "росы", "русичи", "русины" по отношению к протобелорусскому и протоукраинскому населению Киевской Руси. Из факта таких наименований изымаются основания для очередного перемалывания темы "древнерусской народности". Называли ли себя люди "русинами" и "русичами"? Да, и об этом сохранилось множество летописных свидетельств. Но был ли это этноним, то есть "имя народа", и следует ли из этого то, что белорусы и украинцы – те же русские? Нет – в том числе и потому, что тогда не было современного представления об этносах и, тем более, о нациях. Правомернее говорить об общем для населения Киевской Руси политониме – наименовании не этнической, а политической целостности, отделяющем ее от врагов: половцев, татаро-монголов, а затем – для части территории Киевской Руси (нынешняя Беларусь, Новгородская земля) – и от германцев. Существует также аргументированная гипотеза, что термин "русины" подразумевал религиозное содержание: православие называлось "верой руськой", а потому "русинами" звало себя население разных княжеств – и не только в период существования Киевской Руси, но и много позже. Словом, племена, соплеменности, княжества Киевской Руси, сходясь в некоторых аспектах, в других – расходились.

Общее и особенное. Именно на различия восточнославянских племен и соплеменностей указывает автор "Повести временных лет", отмечая, что они имели "каждо свой нрав". Летописец подтвердил это положение рядом конкретных фактов (различиями в брачных обычаях полян и древлян и, наоборот, аналогии в погребальных обычаях радимичей, вятичей и северов). Известно, что только у предков белорусов и некоторых других древних народов, в культуре которых сыграли существенную роль балты, например, у т.н. "жмуди" – сохранился обычай почитания змей. Важной особенностью протобелорусской культуры является наличие неизвестных в фольклоре других народов Киевской Руси божеств-олицетворений Ліолі (весны), Тіоці (лета), Жыценя (осени) и Зюзі (зимы), а также – подземного божества и божества лесных пожаров Жыжэля. Интересно и то, что у наших предков в этот период практически отсутствует оригинальный богатырско-героический эпос, воспевающий готовность к территориальной экспансии.

Можно – пусть и не стопроцентно (поиск "стопроцентности" в делах столь минувших дней безуспешен) – попытаться реконструировать некоторые особенности населения Полоцкого и Туровского княжеств в период Киевской Руси:

• ограниченность распространения единого литературного языка в среде церковной и светской верхушки при повсеместном бытовании локальных говоров. Их особенности усиливались элементами, привнесенными в результате ассимиляции балтских племен и контактами с "литовско-жмудскими" и протопольскими племенами;

• особенности ландшафта и географического положения протобелорусских земель, в некоторой степени ограждавшие их от угрозы массового нашествия кочевников (половцев, татаро-монголов);

• уязвимость перед германским нашествием: именно германцы к периоду распада Киевской Руси понимались как "образ врага", общий, прежде всего, с литовскими племенами и Новгородской Русью;

• отсутствие (или, скорее, весьма слабое развитие) свойственного другим восточно-славянским праэтносам стремления к территориальной экспансии и нежелание покидать пределы своей земли, что подтверждается практически полным отсутствием у прабелорусского населения оригинального богатырско-героического эпоса.