4. «Одиссея» в.А. Жуковского и посредничество интерлинеарного перевода к. Грасгофа

Часто именно подстрочник играет роль перевода-посредника и оказывает непосредственное влияние как на перевод-результат, так и на последующий процесс рецепции и межкультурной коммуникации. Так, знаковым явлением в русской литературе стала «Одиссея» В.А. Жуковского, работа над которой осуществлялась в первую очередь по подстрочнику профессора Карла Грасгофа, однако до сих пор, даже при сравнительно-сопоставительном изучении гомеровского эпоса и русской поэмы, текст немецкого подстрочника практически не привлекался.

Первая и последняя попытка описать текст Грасгофа и определить значение его посредничества принадлежит А.Н. Егунову. Автор, в частности, справедливо указывает на упущение немецкого профессора, который «не сообщил Жуковскому о существующих диалектных формах у Гомера в эпическом языке»⁵². О характере перевода и личности К. Грасгофа самую полную информацию дает сам В.А. Жуковский. В переписке с близкими – П.А. Вяземским и А.П. Елагиной, а также в письме к С.С. Уварову. Из этой переписки следует, что Карл Грасгоф – «честный, ученый профессор» в Дюссельдорфе, воплощение «немецкой совестливой, трудолюбивой учености», «великий эллинист»⁵³, «который в особенности занимается объяснением Гомера»⁵⁴.

Немецкий подстрочник, следуя мысли Жуковского, отвечает самым строгим требованиям переводчика: он дает порядок слов оригинала, образ выражения и инверсии греческого поэта, «весь буквальный смысл “Одиссеи”»; представляет собой «благословенную галиматью», потому что «хаотически верен» оригиналу и «верно сохраняет» его «древнюю физиономию»⁵⁵. Жуковский дает также описание немецкого перевода как процесса и как текста. Грасгоф переводит для него «Одиссею» построчно: сперва переписывает, под каждым словом греческим ставит слово по-немецки, под каждым словом немецким грамматический смысл оригинального⁵⁶. Жуковский подчеркивает оригинальный характер своего творчества, свободу «поэтического чутья»: он должен «угадать и из себя дополнить», «в самом себе должен находить его поэтическую сущность, то именно, что непереводимо, что надобно создать самому, чего нельзя взять из оригинала, что должно уже иметь в самом себе»⁵⁷.

Из слов Жуковского следует главный вывод – о беспрецедентности этого лингвистического и переводческого опыта обоих, потому что переписать всю «Одиссею» вслед за Гомером, а затем перевести построчно более 12000 стихов и фактически снабдить каждое слово комментарием есть кропотливый труд, заслуживающий не меньшего уважения, чем художественный перевод античного эпоса.

Интересующий нас материал «Одиссеи» Жуковского и подстрочника Грасгофа уникален и более сложен из-за своей двуязычности, но их сравнительное исследование также позволяет «наблюдать форму и содержание текста не только в их слитности, но и в их раздельности»⁵⁸. Изучение текста Грасгофа помогает объективно оценить сходства и различия оригинала Гомера и русской версии Жуковского: не только определить границы точности и вольности, но понять оригинальную концепцию античного лиро-эпоса русского романтика.

Листы с переводом Грасгофа вклеены в тетради таким образом, что соседняя страница остается чистой для русского чернового перевода Жуковского. В соответствии с хронологией работы поэта над «Одиссеей» (в два этапа с разрывом в четыре года) немецкий буквальный перевод также разделен на две практически равные части по двенадцать песен. Перевод каждого стиха представляет собой три строки, первая из которых – греческий вариант, вторая – немецкий текст, написанный аккуратным разборчивым подчерком, третья строка состоит из грамматических указаний (например, N. s. – Nominativus singularis).

Немецкий текст К. Грасгоф снабжает своего рода примечаниями переводчика, которые даны в круглых и квадратных скобках. Количество таких пояснений, адресованных Жуковскому, составляет более 10 % от объема всего подстрочника, а в некоторых песнях комментируется каждое четвертое слово. В этих добавлениях отражается личность и метод Грасгофа-переводчика. Их можно подразделить на четыре группы.