Глава 4. Модель документальной публикации, ее подготовка и калибровка

¹ Москва военная. Мемуары и архивные документы. М., 1995. ²АппаратЦККПСС и культура. 1953-1957. Документы. М., 2001.

³ Советское руководство. Переписка. 1928-1941. М., 1999. С. 6.

⁴ МейлунасА., Мироненко С. Николай и Александра. Любовь и жизнь. М., 1998.

⁵Георгий Эфрон. Дневники. В двух томах. Т. 1. М., 2004. С. 54.

⁶ История сталинского ГУЛАГа. Т. 2. М., 2004. С. 1 К).

92

240⁷ Там же. С. 162.

⁸ См.: Каштанов С. М. Актовая археография. М., 1998. С. 282-299.

Заключение

¹ Б. Г. Литвак (Литвак Б. Г. Несколько слов о статье В. П. Козлова и от­кликах на нее//Отечественные архивы. 2001. №5. С. 32—35) категорически не согласен с включением в объект археографии оперативных документаль­ных публикаций, т.е. публикаций документов, не утративших своего значе­ния как регуляторов фактов, событий, явлений, процессов современности. «В данном случае, — пишет он, — автор не отошел от заблуждений учебных пособий по археографии, где многотомные издания государственных актов или решения ЦК КПСС получали статус археографической продукции». В обоснование свой позиции Литвак приводит два аргумента: 1) «грани­цы археографии как научной дисциплины размываются приписыванием не свойственных ей функций»; 2) «оперативная публикация никогда не будет соответствовать всем тем принципам подготовки, о которых автор пишет».

Археография — одна из дисциплин, изучающих публичное взаимодей­ствие документа и общества. Объект археографии по этой причине — доку­ментальная публикация, т.е. обнародованный любым способом документ (документы), предмет — включенный в нее документ (документы). Как публи -куется документ (документы), как реализуется коммуникативная роль доку­ментальной публикации и, наоборот, как общество воздействует на нее — от­веты на данные вопросы показывают взаимодействие документа и общества. В этом смысле нет никаких оснований говорить о «размывании» границ ар­хеографии, и потому публикации, например, решений ЦК КПСС становятся важным элементом познания взаимодействия общества и документа.

Можно поспорить и с утверждением о том, что оперативная докумен­тальная публикация «никогда» не соответствует принципам традиционной археографии. Имеется немало примеров публикации действующих правовых актов с тщательнейшими комментариями, предисловиями и пр. В таких пуб­ликациях нет вариантов текстов документов. Но их нет и в учебных, науч­но-популярных публикациях. Почему же тогда последние традиционно ос­таются объектом — предметом археографии? Данная позиция спорна, но она последовательно укладывается в более широкий и важный контекст предло­женного взгляда на археографию.

² Наиболее показательна в этом отношении позиция Е. В. Старостина (Старостин Е. В. Терминологическая интервенция//Отечественные архивы. 2001. № 5. С. 35—37). Прежде всего его не удовлетворяет предложенная схема трансформации документа как регулятора современных процессов в истори ческий источник в качестве носителя зафиксированной «памяти» о произо шедшем. По мнению критика, она неверна по двум соображениям. «Доку­мент, — пишет он, — получает качество "архивного" не тогда, когда после экспертизы он сдается на хранение, а с момента своего создания, независи

мо от того, какова будет его дальнейшая судьба, т.е. будет ли он уничтожен или найдет место в историческом архиве». Как видим, автор не доказыва­ет, а всего лишь постулирует свою точку зрения. Интересно было бы узнать, что такое документ, получивший «качество архивного»? Это любой документ, обреченный или не обреченный на хранение в архиве, или только документ, хранящийся в архиве? Если мыслить категорией «качества» по Е. В. Старос­тину, ничего не остается, как признать, что архивный документ приобрета­ет в сравнении с просто документом только одно «качество» — состояние покоя. А оно обеспечивается хранением в архиве. Кстати, не обязательно, как пишет Е.В. Старостин, передергивая нашу мысль, в «историческом» ар­хиве, и не обязательно такой документ должен пройти экспертизу ценности.

Следующий аргумент Е. В. Старостина против нашей схемы трансформа­ции документа в исторический источник также не состоятелен, постулируя, что «историческим источником документ становится не после его описания, когда над ним склонился историк, а с момента своего рождения». Получает­ся, следуя этой логике, что цыпленок (исторический источник) уже «рожда­ется» в яйце (документе), как только его снесла курица, хотя для того, чтобы это стало действительно так, яйцу предстоит перенести немало операций, в том числе и избежать угрозы попасть на сковороду.

Не выдерживая теоретического анализа, постулаты Е.В. Старостина опасны и в практическом отношении. Если любой документ является архив­ным документом и одновременно историческим источником, ничего не ос­тается делать, кроме как сохранять его вечно, экспертиза ценности является преступным действием против памяти человечества и т.д.

³ Так, И. В. Поздеева (Поздеева И. В. Новая концепция эдиционного ар-хивоведения//Отечественные архивы. 2002. № 1. С. 42—47) полагает, что мы, сознательно стремясь обострить будущую дискуссию, прибегли к эпатирован­ной терминологии, которую принять «невозможно», поскольку она собрана буквально «с миру по нитке». Почему же? Оказывается, по мнению Поздее-вой, язык науки (вее понимании почему-то только термины, без дефиниций) должен отвечать трем требованиям: термины «должны составлять систему», каждый термин должен иметь определенное, однозначное, «но тем не менее условное значение» и термин должен быть понятен всем специалистам.

Прежде чем рассмотреть эти постулаты нашего критика, на основе кото­рых она поучительно замечает, что «эдиционному архивоведению для сво­его окончательного становления необходимо проделать серьезную работу» (из чего следует, что археография в толковании Поздеевой такую работу уже проделала), рассмотрим терминосистему статьи нашего критика.

Эта система крайне небрежна. Ограничимся всего лишь несколькими примерами. Поздеева пишет о «системах государственной архивной служ­бы». Данный термин не только непонятен, но и неизвестен. Да и его упот­ребление сегодня в любой стране, кроме Северной Кореи, просто немысли­мо, ибо в современном мире «системы архивной службы» государственными структурами отнюдь не ограничиваются. Опираясь на эту ошибку, критик

93

242допускает следующую: памятник, документ она трактует только как нахо­дящийся на «государственном хранении». А то, что хранилось в коллекции графа Н. П. Румянцева, разве не было памятником или документом? По По-здеевой, результатом «описательной археографии» почему-то являются толь­ко «печатные формы», будто сегодня человеческий ум не изобрел иных, например, технотронных форм. Смело и не задумываясь, она объявляет «си­нонимами» термины «каталог» и «реестр», вводит без определения понятие «индивидуальных (штучных)» документов. В ее толковании рукописная кни­га, хранящаяся в архиве, это не архивный документ; соответственно, собра­ние рукописных книг, например в Российской государственной библиотеке, не является «массивом» архивных документов и т.д.

Кажется, этих примеров уже достаточно, чтобы усомниться в праве По-здеевой на критику предложенных в тезисах работы терминов и определе­ний. В них есть элемент эпатажа — в той же степени, как и выразительно­сти, запоминаемости. В них есть спорная, но четкая система. Однако, самое главное, каждый из предложенных нами терминов имеет содержательную дефинитивную часть, что отсутствует в трех постулатах «терминотворчества» по Поздеевой. И именно с содержательной частью предложенной нами сис­темы она должна была спорить, доказывая ошибочность обозначенных в ней явлений и закономерностей, чтобы на этом основании заявить о ее «невоз­можности». Она же ограничилась более или менее основательным разбором нашего видения археографии. И не достигла в этом успеха.

Вслед за Поздеевой, неприятие нашей терминологии демонстриру­ет и В. А. Черных (Черных В.А. Еще раз об объекте и предмете археогра-фии//Отечественные архивы. 2001. №3. С. 24—27). Но и его терминология требует строгости. Черных, например, противопоставляет «собственно ар­хеографические издания» (летописи, акты, мемуары) «сборникам архивных документов». Хотелось бы в таком случае получить ответ хотя бы на один во­прос: тематическая или просто повидовая публикация мемуаров, хранящих­ся в архивах (скажем, об Отечественной войне 1812г.) — это уже не «сборник архивных документов», а «археографическая публикация»? Уверен, что спе­циалисты-практики, историки-архивисты согласятся с тем, что это «архео­графическая публикация» «сборника архивных документов».

Совсем иначе на наши терминологические новации смотрит И. И. Глебо ва (Глебова И. И. Археография в историко-культурном контексте//Вестник архивиста. 2004. №3—4 (81—82). С. 95). В чем-то не соглашаясь с ними, она тем не менее пишет о терминологии тезисов книги: «Не подвергая ее деталь ному анализу, замечу, что сам факт введения новых терминов в учебный курс теоретического характера или концептуальное исследование совсем не тра гичен и даже закономерен. Больший интерес представляют побудительные мотивы: попытка «осовременить» терминологический аппарат археографии, приведя его в соответствие с языком новой информационной эпохи, и еще раз тем самым подчеркнуть статус археографии как общественно значимой дся тельности». Вновь приходится повторять в связи с этим, защищающим автора

93

книги соображением: главное в книге — это не модернизация терминологии, а попытка через терминологию выработать понятия, за которыми стоят опре­деленные явления и процессы. Истинны они или ложны в пределах того зна­ния, которое, скорее, не постулируется, не классифицируется, а всего лишь описывается в книге — это и является предметом наших размышлений.

Во всех этих терминологических разногласиях особенно удивляет неже­лание расстаться с термином «отбор документов для документальной публи­кации». Нам он кажется в высшей степени аморфным. Дело в том, что суще­ствует и общепринят термин «отбор документов на постоянное хранение». И в том, и в другом случаях ключевым в терминах и скрывающимся за ними понятиями является слово «отбор». Но если во втором случае «отбор» пред­полагает своего рода сеть, обеспечивающую недопущение ухода из нее рыб определенного размера, то в первом случае речь идет о сети крупноячеистой, в которой должны остаться только рыбины с параметрами, заданными рыба­ком-археографом из всего того, что поймала мелкоячеистая сеть. Иначе го­воря, экспертиза ценности, т.е. отбор документов, заслуживающих вечного хранения, это не совсем то, что подлежит опубликованию для чего-то стано­вящегося особо нужным, важным и интересным. Отсюда и термин «фильт­рация». Он означает одновременно и проверку, и очистку, а на их основе, разумеется, и отбор: проверку на значимость документа для понимания фак­та, события, явления прошлого и настоящего, очистку от массы других, со­путствующих этому документу документов, иногда очень важных, например, в правовом отношении, имеющих ничтожное, а то и вовсе никакое значение для постижения прошлого и настоящего, отбор для четкого понимания сути происходивших и происходящих событий, явлений, процессов.Содержание

Предисловие.........................................................................................3

Введение...............................................................................................9