280 Элиас Канетти

брюхе змеи, более чем наглядна — это сама истина.

Герой тот, кто благополучно выходит из все новых и но­вых опасных ситуаций. Но выживает не только герой. Его выживанию помогает масса его товарищей, и именно в том случае, если они все погибают.

Как удается человеку спастись на войне, когда все его то­варищи погибли, и что он, оставшись один, ощущает? Об этом говорится в одном из индейских мифов, записанных Кох-Гринбергом у таулипангов в Южной Америке.

"Ночью враги напали на деревню, состоящую из пяти хи­жин, и подожгли ее в двух местах, чтобы стало светло и жите­ли не смогли скрыться в темноте. Тех, кто выскакивал из домов, они убивали дубинками.

Один по имени Майчауле невредимым улегся между мер­твыми и вымазал лицо и тело кровью, чтобы ввести врагов в заблуждение. Они решили, что все мертвы, и ушли. Майчау­ле остался один. Он встал, смыл с себя кровь и пошел к дру­гой деревне, что располагалась неподалеку. Он думал, там кто-то есть, но никого не нашел. Все жители убежали. Он нашел только лепешки из маниоки и копченое мясо и не­много поел. Потом он поразмыслил, вышел из дому и пошел неизвестно куда. Потом он сел и опять стал размышлять. Он думал об отце и матери, убитых врагами, и о том, что теперь у него никого нет. Потом он сказал себе: "Я хочу лежать с моими близкими, которые мертвы". В тоске он пошел назад к сожженной деревне. Там было много стервятников. Май­чауле был знахарем и подумал о красивой девушке. Он спуг­нул стервятников и лег возле своих мертвых родственников. Он опять намазался кровью, а руки держал над головой, что­бы удобно было хватать. Скоро стервятники вернулись и ста­ли кружиться над трупами. Потом прилетела дочь королев­ского грифа. И что же сделала дочь королевского грифа? Она села на грудь Майчауле. Она хотела разодрать его тело, и тут-то он схватил ее. Стервятники улетели. Он сказал дочери королевского грифа: "Превратись в женщину! Я такой оди­нокий, и никто мне не помогает". Он забрал ее с собой в пустой дом и там держал, как ручную птицу. Он сказал ей: "Сейчас я пойду на рыбалку. Когда я вернусь обратно, ты должна уже превратиться в женщину".

Сначала он лег среди мертвых, чтобы спастись от смерти,

Выживающий 281

притворился мертвецом, чтобы его не нашли. Потом он об­наружил, что остался один, на душе стало жутко и тоскливо. Он решил вернуться и лечь к своим мертвым родным. Воз­можно, сначала он думал о том, чтобы разделить их судьбу. Но это было не очень всерьез, ибо он возмечтал о красивой девушке, и, поскольку кроме стервятников ничего живого вокруг не было, поймал себе стервятника вместо женщины. Можно бы добавить, что потом птица согласно его желанию и впрямь превратилась в женщину.

Удивительно, как много племен по всей Земле произошло от пар, оставшихся в живых после огромной катастрофы. В хорошо знакомой истории всемирного потопа ситуация не­сколько смягчена: Ной остался со своим семейством. Ему было дозволено взять в ковчег всю родню и каждой твари по паре. Но благосклонностью Господа пользовался только он: доблесть выживания, на этот раз религиозного характера, была присуща только ему, и только благодаря ему в ковчег пустили остальных. Есть более последовательные варианты той же легенды, где гибнут абсолютно все, кроме пары прародите­лей. Такие повествования не обязательно связаны с идеей потопа. Иногда это бывает эпидемия, когда умирают все, кроме одного-единственного человека, который бродит в поисках живой души, пока не натыкается на женщину или на двух женщин и не женится на них, кладя тем самым нача­ло новому роду.

То, что он остался один, добавляет предку славы и вели­чия. Даже если об этом не сказано прямо, все равно тот факт, что он не погиб вместе с остальными, ставится ему в заслугу. К уважению, которым он пользуется как прародитель всех ныне живущих, добавляется преклонение перед его счастли­вой способностью выживания. Пока он жил вместе с други­ми, ничто его особенно не выделяло — такой же, как все. И вдруг он оказывается в полном одиночестве. Период его одиноких скитаний изображается во множестве подробнос­тей. Показано, как он ищет живых, но везде находит только трупы. Поняв, что в живых больше никого не осталось, он приходит в отчаяние. Но при этом отчетливо звучит и другая нота: человечеству, начинающему сначала, он — единствен­ная опора, без его решимости начать все снова никого и ни­чего не было бы.