Глава третья

ДАЛЬНЕЙШИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ О ВНУТРЕННЕМ СОЗНАНИИ

§ 1. В предыдущей главе мы показали, что всякий психический акт сопровождается соответствующим ему [актом] сознания. Однако возникает вопрос о количестве и качестве видов сопровождаю­щего сознания.

Вероятно, будет небесполезным в нескольких словах пояснить этот вопрос.

Как уже было показано, сознанием мы называем всякое обла­дающее содержанием психическое явление. Как известно, сущест­вуют различные виды психических явлений; и содержание, как уже говорилось, представлено в них по-разному. Следовательно, возникает вопрос: если психические феномены — предметы соз­нания, то как они сознаются, одним способом или несколькими? И каковы они, эти способы? До сих пор было доказано лишь, что они нами представляются, и если они как-то сознаются, то, естест­венно, они должны осознаваться нами именно таким способом, поскольку представления образуют основу для всех остальных психических феноменов. Таким образом, речь идет о том, только ли представляются нами психические феномены или же они осоз­наются нами еще и каким-то иным способом.

Достоверно известно, что часто они сопровождаются неким знанием [о них]: мы размышляем, мы чего-то хотим — и мы знаем об этом. Но знанием обладают лишь в виде суждений. Значит, вне всякого сомнения, при психическом акте во многих случаях у нас возникает не только соответствующее представление, но и соот­ветствующее суждение. Посмотрим, бывает ли, что такое сужде­ние отсутствует.

§ 2. Тот, кто вспомнит, что мы говорили о представлениях, не станет утверждать невозможность предположения о том, что вся­кий психический феномен является предметом сопровождающего его познания, на том основании, что это ведет к бесконечному ус­ложнению душевных состояний. Поскольку с той же отчетливос-

79

тью, что и там, здесь также обнаруживается своеобразное слияние сознания и объекта сознания. Будучи предметом сопровождаю­щего его внутреннего знания, психический акт помимо своей на­правленности на первичный объект содержит в себе и себя само­го — в качестве представляемого и познаваемого — во всей своей полноте.

Только это и делает возможными несомненность и непосред­ственную очевидность внутреннего восприятия. Будь познание, сопровождающее психический акт, актом-в-себе, присоединяю­щимся как второй акт к первому; будь отношение этого познания к своему объекту не чем иным, как [отношением] действия и его причины, подобно отношению между ощущением и физическим раздражением, которое это ощущение вызывает, — как бы оно могло тогда быть достоверным в себе самом? И как бы мы вооб­ще должны были убеждаться в его несомненности?

Часто говорилось, что достоверный контроль за восприятием возможен там, где мы способны сравнить содержание представле­ния с действительным предметом. При так называемом внешнем восприятии сделать это мы не в состоянии, так как при этом в нас находится лишь представление предмета, но не действительный предмет. Поэтому внешнее восприятие было и остается недосто­верным. В надежности внутреннего восприятия, напротив, будто бы нет никаких сомнений; поскольку в этом случае в нас самих находится как представление, так и его действительный предмет.

Легко увидеть ошибку, которую здесь совершают. Сравнение между содержанием представления и действительностью возмож­но не потому, что действительность существует в нас, но потому только, что она нами познается. Нельзя устанавливать соответст­вие между тем, что мы представляем и тем, что есть в нас, — если мы об этом не знаем. При таком сравнении предполагается досто­верность именно того, что еще только должно быть добыто из этого сравнения, что самопротиворечиво.

Столь же мало удовлетворителен способ, каким Ибервег оп­равдывает доверие к внутреннему восприятию: «Внутреннее восп­риятие, или непосредственное познание психического акта и об­раза, — говорит он — способно с материальной истинностью опознавать свои объекты так, как они есть сами по себе. Ибо внутреннее восприятие имеет место, когда отдельные психические образы опознаются нами посредством процесса ассоциаций в ка­честве неотъемлемой части всей совокупности наших психических образов. <...> Однако же ассоциация одного образа с остальными не может изменить его по содержанию и форме; он входит в них таким, каков он есть; следовательно, как наши представления, мысли, желания, вообще элементы нашей психической жизни и их

78

между собой сочетания действительно существуют в данный мо­мент, так мы их и осознаем, и как мы их осознаем, таково и их действительное бытие, потому что при всякой душевной деятель­ности как таковой сознание и бытие идентичны»'.

Как видим, Ибервег отказывает внутреннему восприятию в достоверности, основываясь на сравнении содержания представ­ления и действительных свойств предмета. Он полагает, что восп­риятие психического акта состоит в связи одного акта с другими. Вследствие этой связи действительный акт становится частью вза­имосвязанного целого, образованного из совокупности действи­тельных актов. Включенность в это целое и есть воспринимаемое и познаваемое бытие акта. Акт с необходимостью воспринимает­ся и познается таким, каков он есть на самом деле, поскольку он воспринимается в своей действительности.

Всё это было бы просто прекрасно, будь только верным, что объединение и соединение действительных вещей, увязывание ча­стей в одно целое (как если из колесиков, цилиндров, пластинок и стержней— собрать корпус хорошо пригнанную машину) рав­нозначно познанию этих действительных вещей. Ибервег в своей Истории философии упрекал Ансельма Кентерберийского в том, что тот в своем онтологическом аргументе смешал мыслимое и действительное бытие. Но здесь он сам совершает ту же ошибку, незаметно подменяя действительное существование частей в ка­ком-то целом существованием в том смысле, в каком о познанном говорят, что оно существует в познающем.

Таким образом, эти попытки обосновать абсолютную досто­верность внутреннего восприятия полностью провалились, как провалилась бы любая другая попытка совершить нечто подоб­ное. Правильность внутреннего восприятия никоим образом не доказуема, но она представляет собой нечто большее— она не­посредственно очевидна; и тот, кто попытается скептически по­сягнуть на эту основу познания, не обнаружит более ничего, на чем можно было бы воздвигнуть здание знания. Итак, оправда­ние нашего доверия к внутреннему восприятию не требуется; но, пожалуй, требуется теория отношения этого восприятия к своему объекту, — теория, которая была бы совместима с непосредствен­ной очевидностью восприятия; и таковая, как было сказано, не­возможна, если рассматривать восприятие и объект как два раз­личных психических акта, один из которых лишь следствие друго­го. Это проясняет известное замечание Декарта: если бы сущест­вовало бесконечно всесильное существо, то оно могло бы произ­водить во всяком случае точно такое же действие, как и объект.

¹ System der Logik, 2. Aufl. S. 67 f.

Итак, если бы не существовало того реального единства, и свое­образной, теснейшей связи, найденной ранее нами, между психи­ческим актом и сопровождающим его представлением, а также между ним и внутренним восприятием, то очевидность познания последнего была бы невозможна.

Можно сказать, что этот аргумент по своей силе выходит да­леко за пределы очевидности внутреннего восприятия, и что он служит подтверждением даже для того способа объединения внут­реннего представления с его действительным объектом, который мы уже обнаружили другим путем. Никакое знание о действи­тельном предмете не может быть объединено с этим предметом теснее, чем его представление, образующее основу для познания. Значит, для обоих не только одно и то же имеет значение, но и на том же основании. Неудивительно поэтому, что психологи, как современные, так и Аристотель, которые, подобно нам, мыслили сопровождающее представление психического акта привходящим образом включенным в сам этот акт, полагали также, что точно таким же образом в нем содержится и сопровождающее познание.

§ 3. Но если и не следует опасаться вывода о бесконечном ус­ложнении душевной деятельности, то, кажется все же, предпо­лагая, будто всякий психический акт сопровождается относящим­ся к нему познанием, мы сталкиваемся со все новыми труднос­тями. Любое познание является суждением, а любое суждение — как обычно утверждают— состоит в том, что предикат либо придается субъекту, либо отрицается. В случае познания посред­ством внутреннего восприятия, суждение, без сомнения, аффирма-тивно, а придаваемый предикат должен, вероятно, быть «сущест­вованием», поскольку воспринимается существование психичес­кого акта. Что же, собственно, означает слово «существование», в этом среди философов нет единства, хотя не только они, но и лю­бой человек умеет его применять совершенно свободно. Однако, как кажется, не составляет труда понять, что это очень общее, а значит, очень абстрактное понятие, если только оно действитель­но было приобретено из опыта, а не присутствовало в нас прежде всякого опыта (что всегда сомнительно) как априорное понятие. Следует ли это понимать так, что у ребенка самое первое ощуще­ние уже сопровождается не только представлением акта ощуще­ния, но одновременно и его восприятием? осознанием, что этот акт существует? суждением, которое психический феномен как субъект связывает с понятием существования как предикатом? Я не думаю, что кто-то не согласится с тем, сколь неправдоподобно, да и попросту невероятно такое предположение.

Этот аргумент наверняка был бы неопровержимым, будь ис­тинной традиционная теория, согласно с которой всякое сужде-

ние связывает несколько понятий, в том числе и экзистенциальное суждение, в котором понятие существования присоединяется к по­нятию какому-нибудь субъекта. Ниже мы покажем, что это убеж­дение в принципе ложно', поскольку соединение субъекта и преди­ката никоим образом не является чем-то, что по существу соот­ветствует природе суждения, и различение двух этих составных частей связано, скорее, только с общепринятой формой языково­го выражения. Но в познании посредством внутреннего восприя­тия имеется прежде всего такое суждение, которое вполне отчет­ливо противоречит распространенным взглядам психологов и ло­гиков. Ни один из тех, кто обратит внимание на то, что в нем происходит, когда он слышит или видит и воспринимает свое слышание или видение, не сможет ошибиться в том, что это суж­дение внутреннего восприятия состоит не в соединении психичес­кого акта как субъекта с существованием как предикатом, но в простом признании представляемого во внутреннем сознании психического феномена. Выходит, оказался непрочным и этот ар­гумент против всеобщности познания психического акта посред­ством внутреннего сознания.