494 Коммунистические режимы Азии: от «перевоспитания» к кровавой резне

падки на «черных». Но из-за того, что мышление «бунтарей» не позволяло им разделять политические и социальные категории, а также чтобы смыть позорное пятно своего собственного происхождения, они бросились в атаку на «консерваторов» и «черных», моля Бога, чтобы удар прошел мимо их собственных родителей... Что еще хуже, они взяли на вооружение неизвестное ранее понятие классовой наследственности, популярное сначала только среди хунвэйбинов Пекина, где преобладали дети партийных работников и военных.

Новая идея нашла выражение в одном из революционных маршей хунвэйбинов:

Если отец храбр, то сын— герой, Если отец — реакционер, то сын — дырка в заднице. Если ты революционер, иди вместе с нами вперед, Если ты не революционер, то покажись.

Покажитесь!

Мы вас изгоним с ваших проклятых постов!

Убивай! Убивай! Убивай!²⁵⁰

Вот комментарий «удачно рожденного» революционера: «Мы родились красными²⁵¹. Красное передается нам от матери. А тебе я честно скажу: ты родился черным! Таким ты и умрешь!»²⁵². По всей стране пронесся ураган — охота за «черными». Вот Чжай Чжэньхуа — в руке ремень, на языке одни ругательства. Он заставляет «черную половину» своего класса сесть за парты и изучать произведения председателя Мао: «Они должны стыдиться своего позорного происхождения. Стыдиться и ненавидеть своих родителей. И речи быть не может о том, чтобы принять их в красные отряды»²⁵³. На Пекинском центральном вокзале патрули хунвэйбинов избивали и отправляли назад тем же поездом своих сверстников из других городов, если выяснялось, что у тех «нереволюционное» происхождение. В провинции люди были терпимее, и там «черные» часто допускались на ответственные посты. Но если среди них были люди, чье происхождение «лучше», их пропускали вперед. «Идеальное классовое происхождение Свинки²⁵⁴ — самая надежная характеристика. Она была из семьи каменщиков и хвасталась тем, что три поколения ее предков не имели крыши над головой»²⁵⁵. В идейных дискуссиях происхождение было незыблемым аргументом, этот пункт биографии оппонентов выяснялся в первую очередь. Хуа Линынань, очень воинственную хунвэйбинку, не пустили в поезд другие, консервативные хунвэйбины. «И я чувствовала кожей, — признавалась она, — что мое присутствие было оскорбительно для них, позорило их <...>. Тогда мне самой показалось, что я — какая-то поганая вещь»²⁵⁶. На демонстрациях во главе колонн всегда ставили «пятерых красных»²⁵⁷. Подобный апартеид расползся по всему китайскому обществу. На одном из собраний — а дело было в 1973 году — Нень Чэн по недосмотру села рядом с рабочими. «Их будто ударило электрическим током. Оказавшиеся рядом пролетарии немедленно отодвинули от меня свою скамейку, и в переполненном зале я оказалась одна. Я решила подсесть к группе женщин: там были одни неприкасаемые Революции из семей предпринимателей и интеллигенции». Надо сказать, что ни партия, ни милиция не вводили подобную сегрегацию²⁵⁸.

 

Kumaй: великий поход в ночь                                               495

От фракционных стычек к разгрому «бунтарей»

В начале января 1967 года, когда встал вопрос о власти, «культурная революция» вступила во вторую фазу. Маоистский Центр понимал, что нет пути назад, к противостоянию старому руководству Лю Шаоци, который уже был обезврежен в Пекине, но еще рассчитывал на авторитет и поддержку в большинстве провинций. Чтобы окончательно сразить Лю, «бунтари» должны были лишить его власти. Армия, главный козырь, пока безмолвствовала, поэтому новые отряды председателя Мао могли действовать беспрепятственно. В январе из Шанхая* поступил сигнал действовать, и по всей стране начались ничем не сдерживаемые нападки на городские администрации и партийные комитеты. Теперь речь шла не о критике этих органов, а об экспроприации власти. Кампания набирала обороты. Однако трения и разногласия между соперничающими отрядами «бунтарей», между студентами и рабочими²⁵⁹, между штатными рабочими и работавшими по контракту выливались в городские беспорядки; вот-вот могли начаться вооруженные столкновения, а пока в ход шли ремни и ножи. Маоистское руководство было уже близко к успеху, но его охватил страх: внезапно упало промышленное производство. В Ухане в январе оно снизилось на 40%²⁶⁰. Местные власти были свергнуты, а те, кто пришли им на смену, никак не могли поделить посты. Китай испытывал острую нехватку опытных кадровых работников, поэтому на освободившиеся посты были возвращены те, кого репрессировали прежде. Нужно было срочно возобновить выпуск продукции на заводах и фабриках. Учебные заведения не могли быть закрыты на неопределенный срок. В конце января началось претворение в жизнь двойного плана. Формировалась новая властная структура — революционные комитеты, или ревкомы, основанные на принципе «три в одном», то есть на единстве рабочих отрядов, старых партийно-административных кадров и армии. Хунвэйбинов, мягко, но верно начали оттеснять на обочину революции, точнее говоря, возвращать в школьные классы и университетские аудитории. В революцию вступала другая «вооруженная рука» Мао Цзэдуна — армия, полгода ожидавшая своего часа.

Тем не менее «культурная революция» каждый день преподносила сюрпризы. С апреля темпы возврата к прежнему порядку настолько превзошли ожидания Мао, что у него появился новый повод для беспокойства. «Консерваторы» и стоящие за ними январские пораженцы подняли головы и объединялись в опасный единый фронт с армейскими гарнизонами; так случилось в Ухане, где «бунтари» были обращены в бегство новыми объединенными силами. Налицо был очередной удар слева, подкрепленный в июле двухдневными арестами эмиссаров Группы по делам «культурной революции» силами армейских подразделений. Но всегда, когда хунвэйбины чувствовали, что в их сторону дуют холодные ветры, они развязывали насилие и фракционную борьбу, вызывавшую разгул анархии, и ревкомам не всегда удавалось удержаться на плаву. В сентябре армия получила разрешение открыть огонь (до этого момента она находилась в резерве и наблюдала, как разворовывались ее арсеналы), вместе с тем «бунтарей» еще раз спустили с цепи. 1968 год отчасти повторял 1967-й. Мао

* В январе 196 7 года центр политического движения переместился в Шанхай. Именно здесь цзаофани развернули движение за «захват власти». Сначала они поставили под свой контроль редакции крупнейших шанхайских газет, а затем, после многодневной осады захватили партийный комитет города. Вслед за этими событиями «захват власти» был организован и в других городах и провинциях Китая. (Прим. ред.)