120 Государство против своего народа

стью, насилием и произволом, управляемой уголовным сбродом, вооруженные до зубов субъекты расправляются с каждым, кто придется им не по нраву, производят обыски, грабят, насилуют, сажают в тюрьму, сбывают фальшивые деньги, вымогают взятки, а потом шантажируют тех, кто им эти взятки дал, и освобождают за суммы в десять, а то и в двадцать раз крупнее»⁴⁷.

В архивах ЦК партии, в архиве Дзержинского сохранились бесчисленные рапорты ответственных партийцев, ревизоров ВЧК, рисующие «разложение» местных органов политической полиции, «опьяненных кровью и властью». Упразднение всех юридических и моральных норм очень часто благоприятствовало полной самостоятельности местных ЧК, которые пренебрегали отчетами перед вышестоящими инстанциями и превратились в кровавые деспотии, никем и ни в чем не контролируемые. Три выдержки из подобных рапортов, так же, как и сотни других, иллюстрируют чекистский «уклон» в сторону полного произвола и беззакония.

Инструктор ВЧК Смирнов сообщает Дзержинскому 22 марта 1919 года из Сызрани: «Я просмотрел дело о кулацком восстании в Ново-Патренской волости. Пришел в ужас от хаотического ведения дел. Допрошено 75 лиц. Изо всех показаний невозможно уловить, что произошло <... >. Расстрелы производились так: 16. II — 5; 17. II — 13. Постановления вынесены 28. II, двенадцать дней позже произведения в исполнение. Когда я спросил местного начальника ЧК, он мне ответил: "Некогда разбираться и писать постановления. И к чему же, раз ликвидируем кулачество и буржуазию?"»⁴⁸.

Ярославль, 2б сентября 1919 года, донесение секретаря губкома РКП(б): «Чекисты грабят и задерживают кого угодно. Зная, что они будут безнаказанными, они превратили местную ЧК в сплошной притон, куда приводят "буржуек". Пьянствуют вовсю. Кокаин употребляется местным начальством»⁴⁹.

Астрахань, 16 октября 1919 года, донесение Н. Розенталя, инспектора Управления особыми отделами: «Начальник Особых Отделов [О. О. ] XI Армии, Атарбеков, не признает даже и центральной власти. 30 июля, когда тов. Заков-ский, сотрудник ВЧК откомандирован(ный) из Москвы для ревизии и налаживания работы О. О., зашел к Атарбекову, тот ему заявил: "Скажите Дзержинскому, что я проверять себя не дам". <... >. Штат частей О. О. состоит из подозрительных, а иногда и уголовных элементов, не соблюдающих никаких норм <... >. Дела операц[ионного] отдела в полном беспорядке. О расстрелах даже нет личных постановлений, лишь списки, часто неполные, с краткой заметкой, что "расстрелян по распоряжению тов. Атарбекова". В деле мартовских восстаний даже не разберешь, кого за что и почему расстреляли <... >»⁵⁰.

Рассекреченные ныне документы ВЧК и партийного руководства подтверждают свидетельства, которые начиная с 1919—1920 годов собирали противники большевистского режима. Особенно надо отметить роль созданной Деникиным Комиссии по расследованию деяний большевиков. Архивы этой комиссии были вывезены в 1945 году из Праги в Москву и стали доступными лишь в последнее время. Сергей Мельгунов в книге Красный террор в России попытался составить опись главнейших случаев массовых убийств заключенных, заложников и просто граждан, совершенных большевиками почти всегда на «классовой основе». Хотя и неполная, эта опись, сделанная первопроходцем жанра, теперь подтверждена всей совокупностью документов, вышедших из обоих противоборствовавших лагерей. И все же, даже если иметь в виду только те эпизоды чекистских репрессий, достоверность которых на сегодняшний

 

«Грязная война»              121

 

день не вызывает сомнений, точное число жертв невозможно установить до сих пор. Одна из причин этого — организационный хаос, царивший в то время в ЧК. Опираясь на существующие источники, можно дать лишь приблизительную оценку количества погибших.

Первые массовые убийства «подозреваемых», заложников и других «врагов народа», оказавшихся под превентивным арестом в тюрьмах или концентрационных лагерях, начались в сентябре 1918 года, во время первой волны Красного террора. Категории «подозреваемых», «заложников», «врагов народа» были установлены, концентрационные лагеря наскоро организованы, машина репрессий была готова к запуску. В условиях маневренной гражданской войны с ее зыбкими фронтами, когда каждый месяц менялось военное счастье, сигналом к запуску в ход этой машины совершенно естественно представлялось взятие какого-нибудь города, занятого до этого момента врагами, или, наоборот, поспешное отступление из города.

Установление «диктатуры пролетариата» в завоеванных или отвоеванных городах проходило одинаково: разгон всех выборных органов предшествующей власти; запрещение свободной торговли — мера, которая тут же вызывала резкое удорожание всех товаров, а затем и полное их исчезновение; конфискация всех предприятий, национализируемых или муниципализируемых; наложение огромных денежных контрибуций на буржуазию — 600 миллионов рублей в Харькове в феврале 1919 года, 500 миллионов в Одессе в апреле того же года. Чтобы гарантировать получение таких контрибуций, сотни «буржуев» были заключены в концлагеря как заложники. Контрибуция фактически являлась синонимом грабежей и экспроприации и была первым этапом «ликвидациибуржуазии как класса».

«В соответствии с решениями Совета трудящихся, сегодняшний день 13 мая объявлен Днем экспроприации буржуазии, — можно было прочесть в "Известиях Одесского Совета рабочих депутатов» от 13 мая 1919 года. — Принадлежащие к имущим классам должны заполнить подробную анкету, перечислить имеющиеся у них продукты питания, обувь, одежду, драгоценности, велосипеды, одеяла, простыни, столовое серебро, посуду и другие не-обходимые для трудового народа предметы.

<... > Каждый должен оказывать содействие комиссии по экспроприации в ее святом деле. <... > Тот, кто не подчинится распоряжениям комиссии, будет немедленно арестован. Сопротивляющиеся будут расстреляны на месте».

Как признавал глава Украинской ЧК Лацис в циркуляре местным филиаалам своей службы, все эти «экспроприированные» предметы шли в карманы чекистов и других командирчиков из реквизиционных отрядов, из отрядов Красной Армии, которые в этих обстоятельствах плодились беспрестанно.

Вторым этапом экспроприации была конфискация квартир буржуазии. Но надо было не только отобрать, в этой «классовой» войне важную роль играло издевательство над побежденными. Уже цитированная нами одесская газета писала в номере от 26 апреля 1919 года: «Карась любит, чтобы его жарили в сметане. Буржуазия любит власть, которая свирепствует и убивает. Если мы расстреляем несколько десятков этих негодяев и глупцов, если мы заставим их чистить улицы, а их жен мыть красноармейские казармы (честь немалая для них), то они поймут тогда, что власть у нас твердая, а на англичан и готтентотов надеяться нечего»⁵¹.

Унижение «буржуек», которых принуждали чистить «отхожие места» в чекистских и красноармейских казармах, ставшее обычной практикой, — посто-