I. Антинатуралистические доктрины историцизма

В противоположность методологическому натурализму в области социологии, историцизм утверждает, что некоторые методы, типичные для физики, не могут быть использованы в социальных науках в силу фундаментальных различий между социологией и физикой. Физические законы, или «законы природы», согласно историцизму, действительны везде и всегда, ибо физическим миром правит система единообразий, неизменных по отношению к пространству и времени. Социологические же законы, или законы общественной жизни, в разных местах и в разные моменты времени различны. Историцизм хотя и допускает, что очень многие типичные социальные ситуации регулярно повторяются, но отрицает, что регулярности, наблюдаемые в социальной жизни, имеют характер неизменных регулярностей физического мира. Ведь первые зависят от истории, от особенностей культуры. Они зависят от специфической исторической ситуации. Поэтому не следует, например, без оговорок рассуждать о законах экономики; можно говорить лишь об экономических законах феодального периода или периода раннего капитализма и т.п.; всегда следует уточнять, о законах какого периода идет речь.

Историцизм утверждает, что в силу исторической относительности социальных законов большинство методов физики в социологии неприменимы. Типичные историцистские аргументы, на которых основана данная точка зрения, указывают на обобщение, эксперимент, сложность социальных явлений, затруднительность точного социального предсказания и на значение методологического эссенциализма. Я буду рассматривать эти аргументы один за другим.

1. Обобщение

Возможность обобщения и его успех в физических науках основываются, согласно историцизму, на всеобщем единообразии природы: на том наблюдении — лучше сказать, пожалуй, предположении, — что в примерно одинаковых обстоятельствах будут происходить сходные события. Считается, что принцип единообразия, значимый по отношению к любому месту пространства и к любому моменту времени, и лежит в основе методов физики.

Историцизм утверждает, что этот принцип совершенно бесполезен в социологии. Примерно одинаковые обстоятельства могут возникать только в рамках отдельного исторического периода. Они никогда не перейдут в другой период. Следовательно, в обществе нет никакого сохраняющегося единообразия, на котором могли бы основываться широкие обобщения, — если не принимать во внимание тривиальных регулярностей, вроде тех, что выражаются в трюизмах, например: человеческие существа живут группами; запас одних богатств ограничен, запас же других, например воздуха, безграничен, и только первые могут иметь рыночную или меновую стоимость.

Согласно историцизму, метод, который игнорирует это ограничение и пытается обобщать социальные единообразия, неявно предполагает, что обсуждаемые регулярности повсеместны и вечны; так что методологически наивная точка зрения, согласно которой метод обобщения может быть заимствован социальными науками из физики, будет порождать ложную и ведущую к опасным заблуждениям социологическую теорию. Это будет теория, отрицающая развитие общества или его способность к значительным изменениям; или то, что развитие общества, если таковое существует, может влиять на основные закономерности социальной жизни.

Историцисты часто подчеркивают, что за такими ошибочными теориями обычно скрываются апологетические намерения. И действительно, учение о неизменных социологических законах легко допускает такие злоупотребления. Оно может оказаться, во-первых, доказательством того, что неприятные или нежелательные вещи должны приниматься как должное, поскольку они предопределены инвариантными законами природы. Например, «неумолимые законы» экономики призваны продемонстрировать тщетность законодательного вмешательства в вопросы заработной платы. Второе апологетическое злоупотребление предположением о неизменности социальных законов состоит в поощрении общего чувства неизбежности и тем самым — готовности терпеть неизбежное спокойно и без протеста. Что есть, то и будет вечно, и попытки влиять на ход событий и даже оценивать их нелепы: нельзя идти поперек законов природы, и попытки преодолеть их могут привести только к беде.

Таковы, говорит историцист, консервативные, апологетические и даже фаталистические аргументы, которые являются необходимыми следствиями требования принять в социологии методы естественных наук.

На эти аргументы историцист возражает, что социальные единообразия существенно отличаются от единообразий в естественных науках. Они изменяются с переходом от одного исторического периода к другому, а движущей силой изменения является человеческая деятельность. Ведь социальные единообразия — это не законы природы, а результат человеческой деятельности; и хотя можно сказать, что они зависят от человеческой природы, это означает лишь то, что природа человека способна изменять и, возможно, контролировать их. Следовательно, окружающий мир можно улучшить или ухудшить: активные реформы отнюдь не бесполезны.

Эти тенденции историцизма обращены к тем, кто испытывает потребность быть активным, вмешиваться, особенно в человеческие дела, отказываясь принять существующий порядок вещей как неизбежность. Предпочтение деятельности всяческому благодушию можно назвать «активизмом». Подробнее об отношениях историцизма и активизма я буду говорить в разделах 17 и 18. Здесь же я лишь процитирую небезызвестное поучение знаменитого историциста Маркса, замечательно выражающее «активистскую» позицию: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»¹.