3. Конфигурация и локализация нарушений

От этой фундаментальной гипотезы, рассматривающей природу групп, мы можем перейти к рассмотрению двух других главных концепций. Первая связана с конфигурацией нарушения, а вторая с коммуникацией, вербальной или какой-нибудь иной.

Иллюстрация, которую мы приводили на страницах 110-112, паттерн нарушения, в которые вовлечены дочь и оба ее родителя, дает нам простую модель того, что имеется в виду под такой конфигурацией. Принцип, который может быть иллюстрирован примерами из жизни и подтвержден наблюдениями терапевтических групп, состоит в том, что «каждый отдельный момент в группе, даже если кажется, что в него вовлечены один или два участника, имеет определенную конфигурацию, в которую группа включена как целое». Такое событие является частью «гештальта» (конфигурации), в котором оно является «фигурой» (на переднем плане), в то время как «фон» (задний план) проявляется во всей остальной группе. Это такие же отношения, как между героем и хором в греческих трагедиях.

Потеря лидера. Иногда группа является продвинутой и фактор, который будет, преобладает в ее реакции, находится на заднем плане. Это может быть иллюстрировано примером группы, которая только что потеряла своего лидера в форме психотерапевта. Это часто происходит в больнице, где врач уходит и должен передать свою группу другому врачу. При смене врача как ведущего группы мы часто получаем возможность наблюдать реакцию группы на эту потерю, которая ощущается группой как самая важная. Мы наблюдали такие реакции, реакции раздражения на прежнего ведущего за его бегство, реакции в виде идеализации и восхваления нового ведущего или смешанные чувства принятия и отвержения, а также мы наблюдали искаженные реакции, в которых выражаются все чувства (см. 88-89). В этом случае легко увидеть, на какое событие реагирует группа. Локализация нарушающего фактора известна и позволяет нам различить паттерны или конфигурацию реакций группы. Причина нарушения – это потеря ведущего, и конфигурация нарушения имеет место в отношениях группы к старому ведущему и к новому.

В этом конкретном случае мы находимся в удачном положении, потому что знаем точно причинный фактор, и, следовательно, мы гораздо лучше можем интерпретировать и понимать значение реакции группы, даже несмотря на то, что индивидуальные члены группы могут иметь об этом только очень туманное представление и могут говорить о внешне далеких и не связанных с этим вещах. Но вполне можно предположить, что очень часто в ходе нашей терапевтической работы действуют те же системы отношений, хотя часто они могут быть нам не ясны в тот момент. Наше задание заключается в том, чтобы обнаружить неизвестный фактор, который управляет поведением группы, используя в качестве ключей к пониманию реакций группы и наше собственное знание бессознательных значений. Это предположение, если оно подтверждено, представляет собой значительный интерес для теорий. Мы говорим, что группа имеет тенденцию говорить и реагировать по поводу общей темы, как если бы она была живой целостностью, выражая себя разными способами через разнообразные голоса участников. Все вклады участников являются реакциями на эту одну тему, даже несмотря на то, что группа может не осознавать эту тему и не знает, о чем они в действительности говорят.

Больничный оркестр. Конфигурация, с помощью которой мы иллюстрировали наше предложение о том, что группа реагирует в унисон на центральное событие или тему, является относительно простой. В практике конфигурации являются гораздо более сложными. Группа часто расщепляется различными способами – формируются подгруппы участников и даже подгруппы, представляющие только определенные аспекты личности участников. Эти подгруппы могут реагировать одновременно на разные вещи соревновательным образом, и тогда мы можем видеть соревнование между разными темами, которые борются за то, чтобы быть услышанными. Там может иметь место взаимная игра тем, борющихся друг с другом и взаимопроникающих друг в друга. И снова нарушения в группе может быть локализовано в латентном противостоянии двух участников в определенном вопросе. Это различие (мнений) само по себе может быть неизвестно ни одному из участников и даже группе, но определенное напряжение, связанное с ним, может стать заметным. Общее чувство напряжения возможно появится первым, после него, вероятно, последует молчание, озвучивание недовольства, аллюзий (намеков), и ничто из этого не может быть ясно понято, пока постепенно, шаг за шагом не будет собрано достаточно свидетельств для очевидности, и тогда ведущему и всем остальным становится ясно, что настоящая причина нарушения лежит в несогласии между этими двумя участниками. В этом случае локализация нарушения лежит в несогласии между двумя участниками, и отголоски этого вновь и вновь проявляются в сознательных и бессознательных воздействиях на всю группу в целом. Все вовлекаются в паттерн нарушения, и разрешение этого нарушения равным образом воздействует на всех и дает всем инсайт.

Паттерн поведения хорошо иллюстрируется в некоторых наблюдениях, сделанных автором в Норфилдском военном центре неврозов, которые мы здесь приводим:

… У больничного оркестра в последнее время дела шли совсем плохо. Я вышел однажды (это было утро воскресенья) к одному из домиков, где оркестр или то, что от него оставалось, должен был репетировать. Утро было темное, довольно холодное, и в центре длинного помещения оркестр как-то сумел разжечь плиту. Я увидел, как там сидят вокруг огня пианист, трубач, скрипач, и барабанщик, все они были участниками старого оркестра, и еще один пианист и кларнетист, которые были новичками в оркестре.

Групповой аналитик налаживает контакты и наблюдает. Я наладил контакт с ними, таким образом, чтобы быть принятым без нарушения их близости. Это было достаточно легко, потому что мне нравилось слушать их музыку. Вскоре стало очевидно, что два пианиста что-то не поделили. Они обвиняли друг друга в том, что другой играет не в том ключе. Один из них, которого мы будем называть «психопат», потому что таким был его психиатрический диагноз, оказался профессиональным музыкантом, во внебольничной жизни он играл в танцевальном оркестре. Он был пианистом и дирижером предыдущего больничного оркестра. Он беспрерывно выражал неодобрение и критиковал другого пианиста, храброго человека, бывшего узника военной тюрьмы, которого нелегко было обескуражить. Психопат обвинял его в том, что у него нет чувства ритма и вообще нет представления о том, как надо играть. Он сопровождал свои слова повторной фразой: «Это вообще не мое дело, потому что во вторник я выписываюсь, но…» Новый пианист, его предполагаемый преемник, очень долго и очень терпеливо выдерживал эти провокации в присутствии других музыкантов оркестра, сдерживал свой поднимающийся гнев, наконец, не выдержал и заявил: «Ну, хорошо, тогда мне это не интересно». На этой стадии психопат был удовлетворен. Он ушел и вернулся с другим пианистом. В это время барабанщик, сам очень хороший музыкант, который явно был верным другом психопата, вступил в дискуссию, он, очевидно, ждал возможности напасть на нового режиссера в этой битве соперников. До этого момента напряжение постоянно повышалось. Психопат уже упоминал, что он собирался найти вокалиста – свою подружку. В этот момент он решил пойти ее поискать, и они все решили вернуться в палаты попить чаю.

Шагая с ними по направлению к больнице, я воспользовался возможностью и наладил контакт с бывшим военным узником, выразил свое восхищение его игрой и в целом его поддержал.

Групповой аналитик действует. После непродолжительного интервала времени я со всеми ними поговорил. Я «выложил карты на стол» - рассказал им о своих наблюдениях и сказал, что это вредно отразится на их совместной работе, если нового пианиста будут ругать и унижать перед другими. Вполне вероятно, прежний дирижер, будучи профессиональным музыкантом, гораздо лучше играл на фортепьяно, но это уже не могло бы помочь оркестру, учитывая, что во вторник он собирался выписываться из больницы. Фактически было бы лучше, если бы он вообще оставил новый оркестр в покое. Этот разговор потребовал усилий, и результатом было то, что психопат вышел из комнаты, передернув плечами. Когда он вышел, я воспользовался возможностью предложить им помощь в поисках новых таланов среди обитателей больницы. Они могли бы, например, повесить объявление в приемном покое и, может быть, найти кого-то в тех группах, которые занимались живописью, кто мог бы им нарисовать красочное объявление. Таким образом, я одновременно облегчал взаимодействие различных групп, не все из которых в тот момент функционировали достаточно хорошо, моя всеобъемлющая цель состояла в том, чтобы координировать и оживить различные виды деятельности в больнице. Я у всех увидел настроение согласия, кроме как у барабанщика, которым, казалось, владели амбивалентные чувства. Девушка-вокалистка защищала своего друга психопата от непонимания. Она говорила, что его всегда не понимают: «Он действительно очень славный, когда вы его по-настоящему знаете». Другие люди озвучили трудность: в этой больнице есть много способных музыкантов, сказали они, но они все боятся выступать, потому что они опасаются, что если они хорошо будут играть в оркестре, они потеряют шанс быть отправленными в отставку. Я попытался их в этом разубедить. (Наша политика на той стадии войны состояла, в основном, в том, чтобы провести реабилитацию пациентов для гражданской жизни и оставить в армии, не увольнять в отставку только тех, кого можно было еще использовать в японской войне. Кроме того, значительная часть наших пациентов были бывшими узниками военных японских тюрем и лагерей.)

Группа продолжается. После этого оркестр стал репетировать дальше и снова стал играть старый пианист. А новый пианист тоже был готов репетировать. Его отношение было не совсем ясным.

Это было начало этого оркестра. Оркестр начал играть музыку на следующей неделе, новые музыканты находились легко. Через неделю или две оркестр стал звездой больницы. Ни одно мероприятие в клубе не обходилось без него, и каждый вечер что-то происходило. Это также решило все проблемы помещения для репетиций. Они играли действительно очень хорошо. Через несколько недель оркестр, теперь состоявший из совершенно других музыкантов, даже не подозревал, что я как-то связан с его существованием.

Тиран Эдип. Процесс, который мы описали, может происходить обратным образом, и несогласие между двумя людьми может оказаться выражением двух конфликтующих тенденций в группе, которые персонифицируются и озвучиваются этими двумя людьми.

Мы видим, как этот процесс работает в театре, где действующие лица в пьесе не только говорят как отдельные люди, но могут выражать конфликт чувства, присутствующего в зрительном зале у отдельных зрителей или у целой группы. Яркая иллюстрация этого была представлена в психоаналитическом ежеквартальном журнале несколько лет назад в анализе Ежи Софокла «Тиран Эдип», хотя без сознательной ссылки на групповую психотерапию со стороны автора. Герой пьесы царь Эдип убил своего отца Лая и женился на своей матери Иокасте. Эдип не знает, что человек, которого он убил, - его отец, и что Иокаста - его мать. Тем не менее, на город Фивы, царем которого он теперь является, нападает чума, и оракул объявляет, что все несчастья являются карой богов, которая будет продолжаться, пока преступник не будет разоблачен и наказан. Эдип совершил как раз те два преступления, которые беспокоили примитивное общество, – отцеубийство и инцест. Следовательно, он выступает в этой пьесе представителем желания совершить эти преступления, существовавшего в каждом человеке, и должен быть в свою очередь наказан, чтобы приглушить чувство вины в каждом человеке, которое вызывает активное присутствие этих желаний. Трагедия представляет собой конфликт желаний в душе зрительного зала, желания совершить преступления Эдипа и желание избежать его последствий. С одной стороны выступает Эдип, с другой стороны – хор, и трагедия разыгрывается между ними. Авторы статьи пишут (Joel Friedman, Sylvia Gassel: “The Chorus in Sophocles’s Oedipus Tyrannus”, Psycho-Analytic Quaterly, vol. XIX, no.2, New York, 1950.): «Трагедия дает нам превосходную возможность изучить реакции общества по отношению к герою, который нарушил табу, но оказался в положении, которое заставляет его защищать эти табу. Негативное отношение не проявляется как открытая враждебность к герою, и все-таки оно четко выражено в стремлении хора сохранять объективность. Хор не включается активно в страдания Эдипа, но и не старается помочь ему избежать его участи. Оставаясь отстраненным, он освобождает себя от ответственности… На самом деле хор хочет, чтобы герой исполнил то, что ожидает от него общество».

Хор ожидает, что Эдип найдет убийцу (самого себя) и «Эдип полностью берет на себя ответственность, которую общество хочет на него возложить. Хор не похож на беспомощное общество, которое привыкло взваливать ответственность на лидера (отца). Он в каждый момент времени, когда ему требуется принять активное решение, впадает в состояние беспомощности и страдания, что усиливает его требования к Эдипу». Постепенно Эдип обнаруживает, что он сам является преступником, и принимает наказание. «Когда герой удаляется, хор уже может оценить свои чувства; он может посмотреть на жизнь с новой точки зрения, исходя из более высоких стандартов. Эта способность использовать опыт героя для собственного улучшения и мудрости напрямую связана с психологической потребностью хора в удалении героя».

Мы уделили некоторое время этому примеру, потому что он демонстрирует многие механизмы, которые мы видим в терапевтической группе: неизбежную эмоциональную связь, соединяющую актеров и публику, связь между участниками, которые в группе всегда активны, и теми, кто пассивен; мы видим, как конфликтующие тенденции в группе находят своих выразителей, которые озвучивают чувства общие для всех; защитные механизмы группы, которые действуют, чтобы сохранять неведение группы относительно ее собственных желаний и чтобы проецировать их на отдельного козла отпущения, которым часто является ведущий; именно к нему все обращаются как к человеку, который знает то, что группа не осмеливается знать; как повторное разыгрывание драмы конфликта под управлением ведущего может привести к переоценке и переинтеграции чувств, которые, в конце концов, делают его присутствие не обязательным; как хор противостоит герою, а группа – ведущему или одному участнику, и это становится полем, на котором разыгрывается основной конфликт.