4. Общение и терапевтический процесс

Итак, мы возвращаемся к базовому теоретическому положению о том, что любое событие в группе должно рассматриваться как нечто, что потенциально вовлекает всю группу, хотя оно может быть выражено бесконечными различными конфигурациями. Симптомы, которые локализованы физически в отдельном человеке, так называемые конверсии, соответственно появляются в группе только негативно как области, в которых нет ответа, поскольку их значение не может быть выражено словами.

Это приводит нас к концепции общения. Группаналитическая теория давно признала общение как процесс фундаментальной важности в групповом поведении и в психотерапии. Рабочая группа, исследовавшая это направление в рамках интернационального конгресса по душевному здоровью, который состоялся в Лондоне в 1949 году и на котором присутствовали оба автора, выбрала общение своей главной темой (Report on the Preparatory Comission dealing with Communication, particularly Verbal Communication, with Reference to Group Analysis. Prepared for the Internationale Congress on Mental Health, London, 1948). Обзор общения был обширным, и общение рассматривалось как динамический процесс.

В Соединенных Штатах была развита школа мысли, которая представила общение как важную концепцию для всей психиатрии (см. Ruesch и Bateson: Communication: the Social matrix of Psychiatry).

Мы знакомы с обычными процессами общения, которые мы используем повседневно, чтобы сообщить о своих мыслях, чувствах и потребностях другим, и с помощью которых мы можем, в свою очередь, понять мысли, чувства и потребности других. Такое общение происходит на сознательном уровне и является в чем-то эквивалентом проявляемого занятия (главной темы) (см. стр. 33-34).

Так же, как мы отличаем занятия или основную тему группы от темы разговора в группе, так же, в случае общения, мы хотим обратить внимание как на многие дополнительные значения, которые могут быть переданы в процессе сообщения послания простым конкретным содержанием, так и на многие способы, с помощью которых мы все постоянно сообщаем впечатления друг другу в каком-то смысле ненамеренно. Например, незнакомец может узнавать у нас дорогу на площадь Пиккадилли, сообщая нам совершенно ясно свою потребность в этой информации. В то же самое время он говорит нам, что он не знаком с Лондоном, по крайней мере, с этой его частью, и еще он может сказать нам своим акцентом и интонацией, что он шотландец, что он беспокоится, что он опаздывает, что он робкий или самоуверенный и, может быть, что-то о своем положении в обществе. Или, опять же, мы можем сидеть напротив кого-нибудь в поезде, и человек будет сидеть молча, и все-таки по его одежде, позе, по цвету его кожи, по его жестам, напряжению или его манере держаться он может нам передать многое из того, что мы можем отметить для себя и понять. Затем, есть еще такой вид общения, который происходит между игроками в футболе, когда они отвечают и реагируют на своих товарищей по команде и соперников через определенный паттерн поведения, который для всех имеет значение (который все понимают).

Когда мы говорим об общении, мы думаем обо всех этих процессах сознательных и бессознательных, намеренных и непреднамеренных, понимаемых и не понимаемых, которые могут действовать между людьми в группе. На одном конце шкалы находятся преднамеренные вербальные сообщения, которые полностью поняты и на которые дан ответ. А на другом конце - симптомы и не артикулированные движения. Между этими двумя крайностями лежат все остальные способы выражения, которые являются ступенями этой лестницы, которая восходит от одного экстремального к другому.

Все, что вообще можно наблюдать или воспринимать, или на что можно реагировать в группе, потенциально является сообщением. В то же самое время ни один процесс полностью не становится сообщением, пока там нет признаков того, что на него есть реакция, что он связал того, кто послал импульс, и того, кто этот импульс принял. Этот процесс не должен быть сознательным, но, наверное, он все-таки частично сознательный, раз уж его можно назвать сообщением (общением).

Мы описывали ранее, как, по мере формирования группы, неизбежно возникают взаимодействия между членами группы, и между ними чувствуется потребность формировать больше и больше контактов, устанавливать все больше общих тем, увеличивать взаимопонимание, лучше понимать других и самим быть лучше понимаемыми. Эти силы все действуют на установление общения, которые, в свою очередь, открывают новые пути контактов и новые области понимания. Общение в своем настоящем смысле является процессом, фундаментальным инструментом общения является язык, и язык сам по себе рождается из потребности в общении, из той самой силы, которая заставляет участников группы взаимодействовать. Когда мы выбираем язык, предпочитая его действию как выбранный нами инструмент терапии в группе, мы выбираем самый совершенный инструмент общения, которым может обладать группа. В то же самое время это инструмент не законченный и не окончательно сформированный, а инструмент, который является общим для прошлого группы и также является общим для будущего. Этот инструмент постоянно используется при новых переживаниях и чувствах, которые возникают у отдельных людей и в группе в целом.

Поскольку слова стары и поэтому несут в себе свои значения, и поскольку они должны быть произносимы отдельными людьми, которые придают им значение, являющееся глубоко личным, а также общим, и поскольку они обращаются к отражениям внутренних и внешних событий, которые всегда, хотя бы частично, являются новыми, их общее значение в группе всегда должно устанавливаться заново; всегда существует пропасть между тем, что они значат для того, кто их употребляет, и что они значат для слушателей. Эта семантическая проблема, заданная самой природой языка, чрезвычайно важна в терапевтических группах. Она важна как метод образования, но также и как процесс сам по себе.

Когда мы обсуждали симптомы, мы обнаружили, что они были выражением конфликта и одновременно попыткой его скрыть. Симптом, таким образом, является компромиссной формацией, компромиссом между потребностью выразить что-то, что может быть понято всеми, и потребностью подавить такие выражения искажениями и другими защитами. Как терапевты мы вступаем в эту борьбу между потребностью пациента осознать лежащий в основе всего конфликт, встретиться с ним лицом к лицу и вытерпеть, когда этот конфликт станет известен другим, и потребностью оставить этот конфликт скрытым. Когда проблема является осознанной, ее можно четко сообщить и понять. Борьба пациента происходит в области общения и должна там происходить, если терапия будет успешной. Именно по этой причине терапевт должен быть экспертом в переводе, интерпретации, чтобы он мог во время помочь пациенту в этой борьбе.

Часть терапии заключается в том, чтобы довести эту борьбу до решения вопроса, и мы уже прошли долгий путь к решению, фактически мы уже открыли путь к полному решению. Во всяком случае, пока душевная проблема, которая лежит за симптомом, может быть выражена словами и обсуждена, конфликт, который сознательно понимается и формулируется, находится перед нами, как карта местности. Мы не можем изменить мир, но мы теперь можем выбрать маршрут; мы не можем избежать трудностей жизни, но мы можем к ним подготовиться. Мы можем знать, чего нам надо бояться, и, зная это, мы ставим границы самому страху.

Как только проблема становится сознательной, как только она сообщается и разделяется, мы можем увидеть, в чем состоит помощь и можем почувствовать, как другие помогают нам ее решать. Например, невозможно другим членам группы сделать какие-то выводы на основании того, что у одного из участников болит голова. Но если головные боли были прокомментированы, им была дана интерпретация, если их рассматривать как выражение конфликта в этом человеке, возможного конфликта между желанием жить счастливо со своей женой и злостью по поводу ее неспособности дать ему главное место в приоритете привязанностей и поставить его до ее матери, тогда об этой проблеме можно сообщить, ее можно понять и всем остальным.

Процесс, с помощью которого пациент проходит от развития головных болей к осознаванию своего душевного конфликта, о котором уже может быть сообщено, это долгий и трудный путь. Этот процесс в группе связан и, возможно, идентичен с процессом превращения бессознательного в сознательное, который формирует основу психоаналитической терапии. Он тесно связан с вербализацией, потому что, как показал Фрейд, бессознательные мысли переходят в сознательное через связь с вербальным представительством.

Тогда мы можем видеть, что становиться сознательным, вербализовать и сообщать – это составные части терапевтического процесса. В большой степени вероятно, что мы описываем один единственный процесс, или, по крайней мере, различные аспекты и стадии одного процесса, используя любой их этих терминов. В группаналитической группе силы, которые движут участниками группы, заставляя их взаимодействовать и общаться, культивируются и поощряются. В такой группе, следовательно, мы обнаруживаем значительное давление в пользу общения, в пользу того, чтобы понимать и быть понятым, в пользу повышения сознания, артикуляции и вербализации. Под этим давлением и с помощью поощрения терапевта и его умения интерпретировать не артикулируемые, аутичные симптомы пациенты постепенно подвергаются переформированию в продолжающемся процессе общения, как еще более четко выраженные формулировки проблем. Этот процесс, по мере разворачивания, может быть изучен во всем своем многообразии на многих уровнях, и он бросает свет на важнейшую динамику психотерапии в любой ситуации.

Мы надеемся, что эта дискуссия в какой-то степени прояснила, что мы имеем в виду, когда говорим, что общение - это процесс, который движется от отдаленных и примитивных уровней души к более богатым и артикулируемым способам сознательного выражения, и что оно тесно связано с терапевтическим процессом. Это наиболее важная концепция для групповой психотерапии, для психотерапии в целом и для изучения общения, особенно вербального, имеет ли оно сознательное или бессознательное значение.

Три базовые концепции, которые мы обозначили – касающиеся важнейших связей отдельных людей в группе, касающиеся локализации или конфигурации нарушения и касающиеся природы общения, тесно взаимосвязаны и выражают аспекты поведения группы в целом. Групповые отношения не могли бы существовать и не могли бы быть видимыми без общения, и нарушения нельзя было бы локализовать. В то же самое время, если бы не было существенных связей между членами группы, не было бы общения и не было бы локализации нарушения. Однако если мы вспомним, что термин общение может означать и канал или путь, то есть структуру, и также активный процесс, процесс создания общности, и если мы думаем о том, что общение включает оба этих значения, тогда можно сказать, что общение - это концепция, объединяющая три вышеуказанные концепции. Может быть, мы можем увидеть в строго лингвистическом значении слов «общение и община» бессознательное признание этого факта.

У нас была возможность указать раньше на то, как явления, наблюдаемые в индивидуальной психоаналитической терапии, проявляются также в групповой терапии. Список некоторых эквивалентов был дан в главе 3 (см. стр. 52). Например, когда член группы озвучивает какой-то факт таким количеством слов, таким образом, что другие члены группы могут его понять, это эквивалентно тому, как индивидуальный пациент осознает до этого скрытое бессознательное содержание своей психики в ходе психоанализа. Групповые эквиваленты для процессов вытеснения, отрицания, расщепления и тому подобное, также могут быть показаны (см. S.H.Foulkes: “Group-Analytic Dynamics with Special Reference to Psychoanalytic Concepts”, International Journal of Group Psychotherapy, vol. 7, 1957).