71

Днепропетровский национальный университет

имени Олеся Гончара

___________________________________________

Кафедра украинской истории и этнополитики

В. К. ЯКУНИН

МЕТОДОЛОГИЯ ИСТОРИИ

(В контексте историографической практики)

Учебное пособие для студентов и аспирантов исторического факультета ДНУ

Днепропетровск

РИО ДНУ

2012

Рецензенты:

д-р ист. наук, проф. В.В. Иваненко

д-р ист. наук, проф. Г.Г. Кривчик

Печатается по решению ученого совета Днепропетровского национального университета им. О. Гончара.

Учебное пособие по теоретической части спецкурса «Методология истории», читаемого для студентов 5-го курса исторического факультета ДНУ (магистров и специалистов). На основе современных исследований и исторических документов раскрывается предмет и социальные функции исторической науки. Оно будет полезно также аспирантам и молодым преподавателям.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ: актуальность, предмет и задачи курса.

ГЛАВА 1. Предмет и социальные функции исторической науки:

познавательные, воспитательные, прогностические, социальной

памяти.

ГЛАВА 2. История и идеология: взаимосвязь, общее и отличное.

ГЛАВА 3. История и политика: органическая связь и взаимовлияние.

ГЛАВА 4. История и современность: различные связи и превращения.

ГЛАВА 5. Этика исторической науки и историка.

ГЛАВА 6. Исторический источник и исторический факт. Роль научной теории.

ГЛАВА 7. Принцип коммунистической партийности в советской историографии:

Наследие, от которого надо отказаться.

ГЛАВА 8. Познавательные принципы и исследовательские методы в современной

методологии истории.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ.

СПИСОК РЕКОМЕНДОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

ТЕМАТИКА РЕФЕРАТОВ.

Введение: актуальность, предмет и задачи курса

Методология истории – это органическая совокупность познавательных принципов, исследовательских методов и различных подходов, базирующихся на исторической теории. Она включает в себя ряд категорий исторической науки. Нельзя рассматривать познавательные принципы в отрыве от исследовательских методов и наоборот, методологию истории сводить только к исследовательским методам. Иначе разрушается целостность понятия. Нельзя также абстрагироваться от философских, политэкономических, социо-культурных и иных подходов, играющих регулятивную роль в историческом познании.

Предметом курса является процесс формирования методологии истории как самостоятельной отрасли исторической науки на основе анализа историографической практики и развития историко-философской мысли от второй половины ХIX до начала ХХI века.

Методология истории – это частный случай теории научно-познавательной деятельности. В широком смысле методология выступает как теория методов научного познания.

В основу понимания теоретических вопросов научной методологии автор положил выводы учебника В.П. Кохановского (см. список рекомендованной литературы). Данный автор – доктор философских наук, профессор, зав. кафедрой диалектики и методологии философского факультета Ростовского государственного университета.

В его учебнике изложено классическое понимание методологии – на основе материализма, диалектики, монизма, системности.

Конкретные вопросы современного понимания методологии истории изложены с учетом выводов учебника «Методология истории», подготовленного коллективом авторов Гуманитарно-экономического института Республики Беларусь. Этот учебник также ориентирует на классическое понимание методологии истории.

Интересные идеи содержит книга В.Ф. Коломийцева «Методология истории. (От источника к исследованию), в которой объективно воздается должное различным философским течениям, определявшим методологию истории от марксизма до позитивизма и неокантианства.

Из наследия советской эпохи использованы плодотворные идеи, изложенные в книгах И.Д. Ковальченко, Б.Г. Могильницкого, В.И. Салова, М.А. Барга, Н.Н. Маслова, М.А. Варшавчика (см. список рекомендованной литературы). При этом автор учитывал то, что многие положения указанных исследователей пронизаны господствующей идеологией, вступившей в период деградации и утраты связи с опытом и уроками истории. Однако их вклад в разработку многих сущностных элементов методологии истории не потерял своей значимости и сегодня.

Студентам следует знать и альтернативные учебные пособия по методологии истории, в частности, изданный учеными историко-архивного Института Российского гуманитарного университета О.М. Медушевской и М.Ф. Румянцевой (см. список рекомендованной литературы). В основу авторы взяли теоретические положения А.С. Лаппо-Данилевского, близкие к неокантианству и постмодернизму. На мой взгляд, для современной методологии истории их идеи разрывают связь с классической методологией истории, затрудняют понимание объективности научного исторического знания, абсолютизируют субъективизм историка.

Для студентов важно уяснить положение, что критерием научной истины является практика, исторический опыт. В.П. Кохановский основательно раскрыл связь практики и познания. По его мнению, основными функциями практики в процессе научного познания являются следующие: 1) Практика является источником познания потому, что все знания вызваны к жизни главным образом ее потребностями; 2) Практика выступает как основа научного познания, его движущая сила. Она пронизывает все его стороны, моменты, формы, ступени от его начала и до его конца. Весь познавательный процесс обусловливается в конечном счете задачами и потребностями практики; 3) Практика является опосредованно целью научного познания, ибо оно осуществляется не ради простого любопытства, а для того, чтобы направлять соответствующим образом, регулировать деятельность людей. Задача человека состоит не только в том, чтобы познавать и объяснять мир, а в том, чтобы использовать полученные знания в качестве «руководства для действия» по его преобразованию, для удовлетворения материальных и духовных потребностей людей; 4) Практика представляет собой решающий критерий истины научного знания. Проверка знания «на истину» практикой не есть какой-то одноразовый акт, а она есть процесс, т.е. носит исторический, диалектический характер.

В.П. Кохановский обратил внимание на то, что некоторые мыслители (Н. Бердяев, Л. Шестов, П. Фейерабенд и др.) призывают не доверять науке, не преувеличивать роль разума и рационального. Свой вклад, по его мнению, в критику разума внесло такое современное общественно-философское течение как постмодернизм. Выступая против господства «самодовлеющего разума», они обвиняют науку в таких «грехах», как объективизм, редукционизм, отрыв субъекта познания от объекта, упрощенное представление о последнем, логоцентаризм (что ведет к игнорированию таких средств познания как воображение и интуиция и др.). Перспективу научного знания постмодернисты видят в диапазоне: от перехода к новым видам знания, до исторического исчерпания (смерти) науки. В противовес этим взглядам В.П. Кохановский указывает на обоснованность позиций К. Поппера, Вл. Соловьева, М. Вебера, В. Вернадского и др., утверждавших великую роль научного знания и человеческого разума.

Задачами курса являются следующие:

- раскрыть процесс зарождения и развития методологии истории вначале в составе философии истории, а потом в составе самой исторической науки от второй половины ХIX до первой четверти ХХ века;

- раскрыть процесс формирования методологии истории как самостоятельной отрасли исторического знания на всех этапах развития советской исторической науки, а затем и в условиях независимой Украины;

- научить студентов применять знания о методологии истории в своей исследовательской практике и в процессе преподавания истории в учебных заведениях.

Г Л А В А 1

ПРЕДМЕТ И СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ

Предмет исторической науки давно интересовал историков. В новое время, когда формировалась историческая наука в современном ее понимании, т.е. как социальный институт, Мари Франсуа Аруэ (Вольтер) в трактате «Философия и методология истории» писал: «История – это изложение фактов, приведенных в качестве истинных, в противоположность басне, которая является изложением фактов ложных» [6, с. 56]. Именно Вольтер одним из первых попытался дать определение историческому факту. По его мнению: «Факт. Этот термин трудно определить: сказать, что он употребляется при всех известных обстоятельствах, когда что-либо вообще перешло из состояния возможности в состояние бытия, - отнюдь не значит, сделать его яснее. Факты можно разделить на три класса: божественные деяния, явления природы и действия людей. Первые относятся к теологии, вторые – к философии, а прочие – к собственно истории» [9, с. 73-74].

Задумывался об этом великий русский писатель Лев Толстой: «Предмет истории есть жизнь народов и человечества. Непосредственно уловить и обнять словом – описать жизнь не только человечества, но одного народа, представляется невозможным… - отчего произошло то или иное событие? Что заставляет людей сжигать дома и убивать себе подобных? Какие были причины этих событий? Вот невольные, простодушные и самые законные вопросы… За разрешением этих вопросов здравый смысл человечества обращается к науке истории, имеющей целью самопознание народов и человечества» [62, с. 309-311].

Выдающийся русский историк В.О. Ключевский предмет исторической науки определял так: «Так как целью исторического изучения служит познание происхождения, хода, условий, форм и природы человеческого общежития, то конкретными предметами исторического изучения являются союзы, составляющие формы этого общежития. Так, на вопрос, что составляет предмет исторического изучения, мы должны дать такой простой ответ: этим предметом служит происхождение, развитие и свойства людских союзов» [23, с. 9].

Историки и философы Европы в конце ХIX в первой половине ХХ ст. также уделяли внимание предмету исторической науки. Виднейший представитель неокантианства в философии Генрих Риккерт, принципиально отвергая марксистское материалистическое понимание истории, утверждал, что в истории нет и не могут быть закономерности, а есть только ценности. Он писал: «все же история, которая трактует о людях, их учреждениях и деяниях, может быть названа лишь индивидуализирующей наукой о культуре, если мы будем иметь в виду ее последние цели. Целью ее всегда является изображение единичного, более или менее обширного хода развития во всей его единственности и индивидуальности, и объекты ее либо сама суть явления культуры, либо находятся в каком-нибудь отношении к культурным ценностям» [57, с. 219].

С противоположных позиций, с позиций познаваемости истории определял свою точку зрения выдающийся французский историк Марк Блок, который наиболее продуктивно работал в межвоенный период – 1919-1939 гг., активно сотрудничал в довоенном журнале «Анналы», сочувствовал антифашистскому Народному фронту Франции в 1936-1938 гг. Его капитальный труд «Апология истории» - это защита истории как науки, защита разума в истории. Эта позиция была актуальной в 30-е годы ХХ ст., т.к. историк видел предательство историков, провозглашавших непознаваемость истории, невозможность объективного ее познания. Он утверждал: «Стало быть, есть только одна наука о людях во времени, наука, в которой надо непрестанно связывать изучение мертвых с изучением живых. Как ее назвать? Я уже говорил, почему древнее слово «история» мне кажется наиболее емким, наименее ограничивающим; оно также более всего насыщено волнующими воспоминаниями о многовековом труде» [4, с. 29].

Он утверждал, что история должна разоблачать ложь и ошибки. Вот характерные его высказывания: «Из всех ядов, способных испортить свидетельство, самый вредоносный – это обман… Большинство письменных документов, подписанных вымышленным именем, лживы также и по содержанию. «Протоколы сионских мудрецов» не только не написаны сионскими мудрецами, но и по существу крайне далеки от истины… Но недостаточно констатировать обман, надо еще раскрыть его мотивы. Хотя бы для того, чтобы лучше его изобличить… Случается, что ложь (обычно ей сопутствует комплекс тщеславия и скрытности) становится, по выражению Андре Жида, каким-то «беспричинным актом»… Мифомания присуща не только отдельным индивидуумам, но и целым эпохам. Такими были к концу ХVIII в. и в начале ХIX в. поколения предромантиков и романтиков… Но характерная черта – люди безупречной набожности, а часто и добродетели, не брезговали прилагать руку и к подобным фальшивкам. Видимо, это нисколько не оскорбляло общественную мораль. Что касается плагиата, то он в те времена считался самым невинным делом: анналист, агиограф без зазрений присваивали себе целые пассажи из сочинений более древних авторов…» [4, с. 53-55].

Соратник М. Блока по «Анналам», один из крупнейших историков первой половины ХХ в. Люсьен Февр, новатор в методологии и исследовательской практике писал: «История – наука о человеке, о прошлом человечества, а не о вещах или явлениях. Да и существуют ли идеи вне зависимости от людей, которые их исповедуют? Ведь идеи – это всего лишь одна из составных частей того умственного багажа, слагающегося из впечатлений, воспоминаний, чтений и бесед, который носит с собой каждый из нас. Так можно ли отделить идеи от их создателей, которые, не переставая питать к ним величайшее уважение, беспрестанно их преобразуют? Нет. Существует только одна история – история Человека, и это история в самом широком смысле слова» [64, с. 19]. Л. Февр высказал мысль о целостности истории, которую не следует делить на экономическую и социальную. Он писал: «Итак, экономической и социальной истории не существует. Существует история как таковая во всей своей целостности. История, которая является социальной в силу самой своей природы. История, которую я считаю научным способом познания различных сторон деятельности людей прошлого и их различных достижений, рассматриваемых в соответствии с определенной эпохой в рамках крайне разнообразных и все-таки сравнимых между собой обществ… Так, я с самого начала называю историю научным способом познания, а не наукой…» [64, с. 25-26].

Советские историки от указанной традиции отошли. Они заложили свою, марксистскую, ведущую начало от марксового материалистического понимания истории, которое поднимало историческую мысль ХIX на более высокий уровень, до понимания закономерностей истории на основе формационной теории исторического процесса. Отстаивая целостность всемирной истории, познаваемость и объективность познания, К. Маркс и Ф. Энгельс раскрыли и обосновали существо экономической общественной формации, смена которой происходит закономерно, в результате противоречий между производительными силами и производственными отношениями. Механизм этой смены – социальные революции. Внутри экономической общественной формации происходят политические революции, меняющие господство одного способа производства на другой.

К. Маркс и Ф. Энгельс обосновали роль тех или иных классов, играющих решающую роль в этих революциях, в том числе и в особенности при переходе от одной экономической формации к другой, более прогрессивной. При переходе классовой к бесклассовой, особую роль они отводили пролетариату. Классики марксизма ошиблись в одном – в определении степени исчерпаемости капитализма и неизбежности его краха во всемирном масштабе. Они не могли предвидеть зигзагов истории. Что же касается закономерностей смены экономических общественных формаций и механизма их смены, то на период середины и конца ХIX века для стран Европы они получили подтверждение историческим опытом.

В советской историографии произошла вульгаризация и догматизация марксистской формационной теории и материалистического понимания истории. Марксова теория трех «экономических общественных формаций» в 30-е годы была заменена сталинской схемой пяти «общественно-экономических формаций», снимающей и запутывающей вопрос о единстве способов производства в каждой формации. Так же произошло и с материалистическим пониманием истории, которое трактовалось вне накопленного исторического опыта. Из этого вытекала догматизированная и идеологизированная версия социальной доктрины марксизма и несовершенная модель советского общества, основанная на огосударствлении всех общественных отношений и тотальном жестком централизованном планировании экономики.

Под влиянием указанных факторов в советской историографии формировалось понимание методологии истории и предмета исторической науки. В 70-е-80-е годы ХХ ст. появляются работы Л.А. Дербова, Е.М. Жукова, В.В. Иванова, Б.Г. Могильницкого, И.Д. Ковальченко и др., в которых формируется понятие предмета исторической науки. Формально они продолжали и развивали марксистскую традицию. Все варианты объединяет положение, что история изучает закономерности общественного развития, причем имеется в виду их марксистская интерпретация. Приведем наиболее удачное из определений в работе И.Д. Ковальченко: «предметом познания исторической науки является раскрытие человеческой деятельности как естественно-исторического, поступательно-прогрессивного, внутренне обусловленного и закономерного процесса во всем его многообразии, пространственной и временной конкретности» [24, с. 55].

Учитывая исторические изменения, которые произошли в конце ХХ и начале ХХI ст. в Восточной и Центральной Европе и на постсоветском пространстве, а также в самой исторической науке, можно предложить новое определение предмета исторической науки: предметом исторической науки является жизнь человека и человеческих сообществ как естественно-исторический процесс, развивающийся на основе одновременно действующих закономерностей и случайностей, прогресса и регресса, на пути ко всемирно-интегрированной, высокоорганизованной и все более усложняющейся гуманистической цивилизации. Можно ожидать и другие определения.

Социальные функции исторической науки следующие: познавательная, воспитательная, прогностическая и функция социальной памяти. Эти функции формально неизменны. Меняется лишь их содержание, которое зависит от сущности общественного строя и характера власти. Причем, в рамках одного общественного строя содержание социальных функций может меняться от одного исторического этапа к другому. Также и в отношении власти. Она тоже может менять приоритеты под влиянием изменяющихся исторических обстоятельств внешнего и внутреннего характера.

Познавательная функция является основной. Каждый общественный строй и каждая власть определяют своеобразный социальный заказ: на приоритетную, ведущую проблематику, на концептуальные основы фундаментальных и прикладных исследований и учебной литературы. Власть проявляет заинтересованность в экспертных исследованиях по текущим противоречивым и спорным вопросам отечественной истории и международных отношений. Так, в царской России приоритетной была история государства Российского, его институций, государственных реформ, деятелей государства: монархов, их двора, правительства, дипломатов, военных полководцев. Историки призваны были восхвалять власть и деяние властителей. В этом плане освещалась история войн. Важное место занимала история церкви.

Народные движения, в том числе и в особенности, национальные и жизнь народа считались не достойной внимания проблематикой. История этих явлений была на периферии научных интересов. Социального заказа на эту проблематику не было.

После Октябрьской революции 1917 г. приоритетной стала история освободительного движения, народных восстаний и революций. Историко-революционная проблематика стала на многие годы центральной, своеобразной «монокультурой». В этом плане были созданы принципиально новые научно-исследовательские центры, новые архивохранилища, новая историческая периодика, целые центры в академических институтах и университетах. На эту проблематику было нацелено большинство кандидатских и докторских диссертаций. Со временем сформировалась новая отрасль исторической науки – история ВКП(б)/КПСС, которая официально называлась «историко-партийная наука». Она заняла господствующее положение в системе исторических знаний и всей гуманитаристики.

После 1991 г., когда Украина стала независимой, вновь коренные изменения произошли в приоритетной проблематике. Отошли на периферию научных интересов историко-революционная проблематика, а история партии исчезла как самостоятельная отрасль исторических знаний. На передовые позиции вышла проблематика, раскрывающая генезис украинской государственности и первые опыты формирования украинского государства на протяжении веков. На этой основе создавались и новые учебники по истории. Весь этот познавательный процесс происходил закономерно и последовательно. Но на всех этапах развития исторической науки оставалось пространство для историков, которые в той или иной мере выходили за рамки господствующей проблематики в официальной исторической науке. Это пространство то расширялось, то сужалось, в зависимости от степени развития демократии и свобод. Были и при царизме временные полосы либеральных свобод, зачастую сменяемые полосами усиления монархической реакции. И в советском обществе были периоды относительных свобод творчества: 1920-е годы, 1956-1966 гг., 1987-1991 гг. В суверенной Украине сохранилась свобода творчества, но социальный заказ власти начал доминировать после принятия Конституции Украины. С 2005 г. усилилось давление Президента Украины на историческую науку, стали навязываться националистические концепции исторического процесса. Министерство образования и науки, Министерство культуры, СБУ активно помогали Президенту в этом неблаговидном деле. Академические институты истории стали проводниками националистических идей и концепций в исторической науке. Все это пагубно сказалось на познавательной функции исторической науки. Авторитет науки спекулятивно использовался в политических целях.

Но основным руслом исторической науки все-таки было развитие на своей собственной основе. Развивалось и усиливалось самопознание истории. Историки совершенствовали инструментарий исследований. Именно поэтому сформировались специальные отрасли исторических знаний: историография, источниковедение, методология. В конечном итоге они стали самостоятельными отраслями исторической науки. Благодаря им усилилась фундаментальная глубина исторических исследований, что демонстрировали обобщающие многотомные издания.

В ХХ веке историческая наука все более стала использовать методы и теоретические разработки смежных наук – философии, социологии, психологии, статистики, культурологии. С конца ХХ ст. советские историки начали внедрять математические методы познания и компьютерные технологии. Усилиями советского академика И.Д. Ковальченко и его школы сформировалось целое направление исторической науки – клионометрика. В Украине ее успешно развивали его ученики – В.В. Подгаецкий, Ю.А. Святец и др. (все – в ДНУ).

Прогностическая функция исторической науки в полной мере и самостоятельно слабо развивается, поскольку это предмет других наук, - философии, политэкономии и социологии. Однако пути и модели будущего исторического развития мира и отдельных стран вызывали интерес историков. Они тоже включались в разработку такой проблематики. Но самостоятельного значения это направление никогда не имело. В советской историографии делались попытки определить будущее социальных, политических и национально-освободительных революций. На ХХII съезде КПСС (октябрь 1961 г.) была принята новая программа партии, в которой были сформулированы конкретные задачи построения коммунизма в СССР за 20 лет (к 1980 г.) и было дано определение коммунизма. Модель коммунизма разрабатывалась философами, социологами, экономистами и историками при участии высшего партийного руководства. Вот главное в этом определении: «Коммунизм – это бесклассовый общественный строй с единой общенародной собственностью на средства производства, полным социальным равенством всех членов общества, где вместе с всесторонним развитием людей вырастут и производительные силы на основе постоянно развивающейся науки и техники, все источники общественного богатства польются полным потоком и осуществится великий принцип «от каждого – по способности, каждому – по потребностям. Коммунизм – это высокоорганизованное общество свободных и сознательных тружеников, в котором утвердится общественное самоуправление тружеников, в котором утвердится общественное самоуправление, труд на благо общества станет для всех первой жизненной потребностью, осознанной необходимостью, способности каждого будут применяться с наибольшей пользой для народа» [29, с. 125].

Это образец утопического мышления в ХХ ст., поразившего высшее руководство страны, и полной несостоятельности научных центров, принимавших участие в разработке модели будущего. Тем не менее осуждение проекта программы и ее принятие дало импульс в международном коммунистическом движении. Были проведены международные дискуссии марксистов на темы: 1) Какое будущее ожидает человечество? (май 1961 г.); 2) Коммунисты и демократия (январь 1963 г.). На основе этого были опубликованы материалы дискуссий под теми же названиями [15]. В книге по первой дискуссии отмечалось, что будущему человечества уже посвящены работы крупнейших ученых мира: Дж. Томсона «Предвидимое будущее» (1958), Дж. Бернала «Мир без войны» (1958), Ф. Бааде «Взгляд в 2000 год» (1960), Ст. Гейма «Космический век» (1959), а также сборник «Репортаж из ХХI века» (1958). В конце 1950-х и в начале 1960-х годов прошли Всемирные конгрессы социологов и семинары и круглые столы под эгидой ЮНЕСКО. На них обсуждалась буржуазная концепция исторического прогресса. Марксисты представили свою концепцию будущего и прогресса.

Будущее мира обосновывалось в общепартийных документах КПСС к различным юбилейным датам: со дня рождения К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, годовщинам Октябрьской революции 1917 г., образования РСДРП/КПСС. Эта тема отражалась в документах международного коммунистического движения 1957, 1960, 1969 гг. Советские ученые анализировали зарубежную литературу по прогностике и футурологии.

Прогнозы будущего в советской науке восходили к традиции, заложенной К. Марксом и Ф. Энгельсом и марксистской литературой. В работах К. Маркса и Ф. Энгельса «Манифест Коммунистической партии», «Капитал», «Критика Готской программы», «Анти-Дюринг», «Происхождение семьи, частной собственности и государства» были изложены идеи о будущем коммунистическом обществе. Наиболее четко они были сформулированы в работе К. Маркса «Критика Готской программы. Замечания к программе Германской рабочей партии» (1875 г.): «На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способности, каждому по потребностям [39, с. 418]. Тогда эти идеи выглядели научной гипотезой весьма отдаленного возможного будущего. Эти суждения великого ученого даже сегодня выглядят не вполне утопическими, так как история человечества не закончилась. Тем более, что в них содержались весьма важные обоснования экономического и социального порядка в виде предупреждений со слов «когда». В СССР руководство КПСС и ученые эксперты, а среди них были не только экономисты и философы, но и историки, выявили вульгарное, примитивное понимание коммунизма, сведя его к необоснованно высоким темпам производства и уравнительному распределению, забыв о качестве человеческого материала, его природы и многовековой эволюции, что существенно противоречило идеям К. Маркса. А между тем он предупреждал: «Вульгарный социализм (а от него и некоторая часть демократии) перенял от буржуазных экономистов манеру рассматривать и трактовать распределение как нечто независимое от способа производства, а отсюда изображать дело так, будто социализм вращается преимущественно вокруг вопросов распределения» [41, с. 20].

После закономерного поражения социализма в СССР и в странах Восточной и Центральной Европы на постсоветском пространстве, в частности, в РФ и в Украине, данная проблематика вновь возрождается, но в работах политологов и философов. Можно отметить две работы, в которых авторы моделируют новое будущее России и Украины. Известный российский ученый, наиболее глубокий и оригинальный политолог А.С. Панарин в книге «Реванш истории: российская стратегическая инициатива в ХХI веке» уже в начале ставит вопрос: «Какое будущее ждет Россию? В главе «Опыт гуманитарного политического прогнозирования» ставит весьма важный вопрос о различии между научным прогнозированием и утопическим политическим прожектерством. Он выдвигает три критерия: «Первый критерий – принцип независимой экспертизы. Если эксперты действительно независимы, то давление научной рациональности – творческой мотивации, этики и традиции научного сообщества, как правило, превышает давление вненаучных факторов. Чем последовательнее осуществляется принцип разделения политической и духовной сфер, чем выше автономия научного сообщества (наряду с автономией художественной, религиозной и других элит), тем легче удовлетворяется требование независимой экспертизы.

Второй принцип – операциональный характер информации, генерируемой в ходе процесса прогнозирования. Операциональность информации в широком смысле означает способность ее перевода на язык точных цифр и других исчисляемых показаний, а также язык организационно-управленческих решений.

Утопия может быть продуктом весьма одаренной творческой фантазии и будоражить умы современников, но при этом она остается абстракцией, витающей над миром фактов и решений. Там, где в политику внедрилась утопия, непременно возникает старая (известная со Времен Возрождения) ситуация «двух истин: идеологической, измеряемой мерой своего соответствия буквы того или иного «учения», и практической, статус которой демонстративно умоляется посредством ссылок на «нетипичность», «приземленность», «ползучий эмпиризм» и т.п. … Эти параллельные ряды двух истин могут привести все общество к опаснейшему раздвоению сознания – своеобразной политической шизофрении, уводящей в «зазеркалье» выдуманного «светлого будущего»…

Наконец, еще одним критерием научного прогнозирования является принцип верифицируемости. Верифицируемость (проверяемость) прогноза раскрывается через такие признаки, как достоверность (оценка вероятности прогноза для заданного доверительного интервала времени), точность (оценка доверительного интервала прогноза для заданной вероятности его осуществления) и обоснованность (оценка сопоставимости альтернативных сценариев по вероятностному критерию)» [51, с. 289-290].

И далее автор высказывает весьма ценное суждение на основе глубокого осмысления исторического опыта: «Над политической прогностикой слишком долго витал дух прежнего лапласовского детерминизма, явившийся в обществоведении в форме учения о «непреложных законах восходящего развития». Собственно, только этой уверенностью в «гарантированном историческом будущем» можно объяснить ту бесшабашную смелость, с какой революционеры или радикал-реформаторы ломали прежний порядок. Они мыслили в парадигме прогресса, полагая, что главное – любой ценой расстаться с «проклятым прошлым». Качество будущего казалось им гарантированным самими законами «восходящего развития». Опыт, однако, показывает, что будущее может стать гораздо более страшным, чем самое худшее прошлое. Как оказалось, реформаторы совершают свои миропотрясающие эксперименты, находясь не во вселенной Маркса, а во вселенной Винера, доказавшего, что хаос – наиболее вероятное состояние. Иными словами, история не предоставляет человеку полных гарантий. Она является открытой, богатой альтернативами: в ней можно добиться лучшего, но можно оказаться в значительно худшем положении, чем то, которое прежде казалось таким нетерпимым» [51, с. 292-293].

Несколько абстрактные и расплывчатые суждения автора, недостаточно привязанные к конкретным историческим явлениям, содержат рациональное зерно: будущее действительно альтернативно и результат не гарантирован. Однако антиреволюционная направленность мысли автора отталкивается только от опыта Маркса и марксистского революционного движения. Автор почему-то проигнорировал опыт буржуазных революций, от Кромвеля до Робеспьера. Более страшное будущее может прийти не только от революций, но и от реформаторов, типа Муссолини, Гитлера, Франко и т.п., которых никак нельзя назвать революционерами. А какое светлое будущее принесли политические режимы на постсоветском пространстве после 1991 г., когда идет вымирание населения, деградация морали и культуры, а нищета широких масс населения приобрела масштаб гуманитарной катастрофы, когда экономический потенциал сократился до уровня послевоенного времени? Однако все это происходит не по Винеру, а скорее по Марксу, что признают даже апологеты рыночного общества.

В Украине заметна книга политолога и философа Николая Михальченко «Україна як нова історична реальність: запасний гравець Європи». Один из крупнейших ученых современной Украины довольно смело поставил ряд вопросов о настоящем и будущем Украины и дал свои оригинальные ответы на них. Он справедливо отметил: «Парламентські вибори 1998, 2002 років в Україні і 1999, 2003 років в Росії, президентські вибори в Україні 1999 і 2000 рр. показали, що в цих країнах ліберальні, консервативні, християнсько-демократичні, соціал-демократичні, республіканські і національно-патріотичні ідеї не мають масової підтримки. У суспільстві все ще домінують ідеї зрівняльного комунізму (соціалізму) і спрощеного націонал-демократизму, хоча вони і перебувають у стані кризи довіри» [46, с. 208].

Автор также высказал суждения об утопии в реальном историческом процессе: «У різних формах тоталітаризму, соціального романтизму або явного прожектерства утопія бере гору над раціонально-практичним змістом ідеології, перетворюючи її в засіб створення проекту красивого, але нездійсненного майбутнього. Варто звертати увагу і на те, що і сама утопія має позитивні та негативні риси. З одного боку, вона розхитує основи традиційних суспільств, змушуючи їх динамізувати розвиток в ім’я нових ідеалів. З іншого – дезорганізує суспільство, відривається від реальності, висуває ідеал, що не має шансів на втілення в життя» [25, с. 209].

Следует отметить, что вопрос об альтернативности в истории в проекции: прошлое-настоящее-будущее, изучали и историки в годы перестройки. Один из пионеров этой проблематики был П.В. Волобуев – бывший директор Института истории СССР АН СССР, член-корреспондент АН СССР, который впал в немилость перед идеологическим руководством ЦК КПСС и был снят с должности в начале 1970-х годов из-за новаторских взглядов на историю социализма. В 1987 г. он издал книгу «Выбор путей общественного развития: теория, история, современность». В ней он, в частности высказал глубокое суждение: «Мы являемся свидетелями небывалого массового интереса к будущему… будущее не является простым и прямым продолжением тенденций настоящего. Дело в том, что в его формировании участвует такой неподдающийся предварительному, точному во всех деталях расчету решающий компонент, как деятельность людей, созидающих будущее. Поэтому оно сложится из исторически необходимого и исторически возможного. Будущее, ожидающее человечество, явится результатом того, какой социально значимый выбор будет сделан людьми, народами мира, в какой мере они проявят себя сознательными творцами своего будущего» [8, с. 9].

Сегодня историки Украины не разрабатывают проблемы альтернативности в истории, не занимаются изучением прогнозирования будущего. Значит ли это, что прогностическая функция исторической науки исчерпала свои возможности и не имеет перспектив? Такое категоричное суждение, наверное, было бы преждевременным. Историки просто еще не получили социального заказа от власти и общества на разработку модели будущего страны. Не до этого. Но по обретении устойчивого стабильного развития даже в рамках «дикого капитализма» такая задача неизбежно будет поставлена самим временем и она будет весьма актуальной.

Воспитательная функция. О том, что история есть «наставница жизни» «учительница жизни» было известно еще в древней Греции до н.э. Труды Геродота, Фукидида, Полибия были нацелены на это. Воспитание историей усиливается в ХIX и особенно в ХХ вв. Но что воспитывает история? Прежде всего, она учит ценить научные знания, опыт истории. Она также формирует чувства человека: любовь и ненависть, мужество и преданность Родине, уважение к своему народу и своей стране, гордость за страну, за ее достижения прогресса во всех сферах общественного бытия, способность к самопожертвованию во имя спасения Родины, стойкость в годы лихолетья: войн, массовых эпидемий, катаклизмов природы. История формирует чувство героического и трагического, восприятия исторических личностей как героев и антигероев, национального самосознания и т.п. В воспитании чувств история близка к литературе и искусству. Во многих произведениях писателей история является главным предметом.

История полна трагических явлений: массовой гибели людей, материальных культурных ценностей. Известно также крушение империй, общественного строя, поражения в войнах и революций, политических режимов, краха правящих партий, гибели правителей.

К. Маркс и Ф. Энгельс отмечали два вида трагической коллизии. Трагической они считали гибель общественного строя, еще не утратившего свои силы. Критикуя современные им немецкие порядки, К. Маркс писал: «Трагической была история старого порядка, пока он был существующей испокон веку властью мира, свобода же, напротив, была идеей, осенявших отдельных лиц, - другими словами, пока старый порядок сам верил, и должен был верить в свою правомерность. Покуда ancien regime (старый порядок – авт.), как существующий миропорядок, боролся с миром, еще только нарождающимся, на стороне этого ancien regime стояло не личное, а всемирно-историческое заблуждение. Потому его гибель и была трагической» [39, c. 418].

Вместе с тем они сформулировали и новое понимание трагического – провозвестника передовой силы, преждевременно выступившей. Речь шла о поражении революций. Ф. Энгельс писал: «Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение еще недостаточно созрело для господства представляемого им класса… и для проведения мер, обеспечивающих это господство… Таким образом, он неизбежно оказывается перед неразрешимой дилеммой: то, что он может сделать, противоречит всем его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии: а то, что он должен сделать, невыполнимо. Словом, он вынужден представлять не свою партию, не свой класс, а тот класс, для господства которого движение уже достаточно созрело в данный момент. Он должен в интересах самого движения отстаивать интересы чуждого ему класса и отделываться от своего класса фразами обещаниями и уверениями в том, что интересы другого класса являются его собственными. Кто раз попал в это ложное положение, тот погиб без возвратно» [66, с. 423].

ХХ век значительно расширил наше представление о трагическом. Две мировые войны, крах крупнейших империй Европы, крах колониальной системы капитализма, разрушение тоталитарных политических режимов, ложные пути борьбы за социальное и национальное освобождение, приведшие к громадным потерям в гражданских войнах, заставляют историков существенно пересмотреть воспитательную функцию исторической науки на основе опыта истории.

После 1991 г. на постсоветском пространстве, в том числе в РФ и в Украине встал и обострился вопрос о сущности героического и о новом понимании героев и антигероев исторического процесса. В РФ бывшие антигерои – участники белого движения – стали героизироваться. Колчаку, Деникину, Краснову и др. стали возводить памятники, а памятники Ленину, Дзержинскому, Свердлову и др. стали сокрушать. В Украине стали героизировать участников бандеровского движения – коллаборационистов Второй мировой войны. В РФ до этого не дошли. В Украине награждения Шухевича и Бандеры орденами героев Украины раскололо общество, обострило до крайности отношения политиков и интеллигенции Западных и Юго-восточных регионов, раскололо сообщество историков. Очевидно одно – когда воспитательные функции исторической науки определяют политики, то добра от этого будет мало. Для историков важны объективные критерии. Попробуем их сформулировать. Во-первых, не должно быть двойных стандартов, надо избегать излюбленного выражения некоторых циничных политиков: «Он – сукин сын, но он – наш сукин сын». Во-вторых, необходимо решительно отказаться от принципа «цель – оправдывает средства». Он неверен вообще: в любом деле, во всех преобразованиях средства подчинены цели, ибо выход за рамки средств, совместимых с целью, с общечеловеческой моралью, означает утрату цели. Это понимали многие мыслители прошедших эпох: философы, историки, социологи. Известный крупный историк России Н.И. Костомаров, совершенно неоправданно зачислявшийся в советской историографии к идеологам украинского буржуазного национализма (а на самом деле он был представителем либерального течения в российской историографии, сочувственно относившийся к национально-освободительному движению в Украине ХVII в.) в своей «Автобиографии», продиктованной своей жене Алине в 1875 г., высказал ряд глубоких замечаний в отношении молодежи России (на основе наблюдений за студентами и гимназистами Петербурга в 1870-е годы), когда он работал профессором Петербургского университета, удивительно актуальных и сегодня, перекликающихся с современными тенденциями в умонастроениях молодежи Украины начавшейся эпохи независимости. Он тогда писал: «Нигилизм сильно стал охватывать умы молодежи, и каждый день увеличивались сотнями полки его последователей. От прежних либералов нигилисты… стали отличаться крайним неуважением к положительной науке, призывая полезным только утилитарную часть реальных наук, содействующих материальному благосостоянию… в молодежи развивалась мысль, что для благой цели общественного преобразования не нужно стесняться ни в каких средствах; все меры признавались хорошими, если только в виду имелась желанная цель… но как скоро допустится столь известное у иезуитов правило – для доброй цели позволять дурные средства, то самая добрая цель превращается во вредную, а злые меры, от которых общество не в силах будет уберечься, принесут свои злые плоды, и последние непременно окажут вредоносное влияние, хотя бы и временное» [27, с. 558-559]. Гуманные и справедливые цели несовместимы с антигуманными, бесчеловечными средствами, лишающими человека права на жизнь и на свободу. И здесь также недопустимы двойные стандарты: в отношении одной какой-то политической силы этот принцип осуждается, а в отношении другой какой-то политической силы одобряется. Нужно ориентироваться не только на общечеловеческую мораль, но и на международное право, которое осуждает этот принцип, применяемый в прошлом тоталитарными режимами, а сегодня – террористическими организациями на всех континентах Земли.

В-третьих, объективными критериями определения героев и антигероев исторического процесса могут быть следующие: 1) цель и средства их достижения должны соответствовать общечеловеческим гуманистическим ценностям, делу мира между народами, служить защите природы и человека, народа и государства; 2) защищая человека, нельзя вредить природе, губить и притеснять нацию и ее культуру, язык, расхищать общенародное достояние; 3) защищая государственность, нельзя губить людей, человека, ущемлять права национальных меншин, конфессий; 4) нельзя героизировать людей, осуществлявших террор против мирных невиновных граждан и этнических групп, наций, коллаборационистов, сотрудничавших с оккупационной властью; 5) героизировать следует тех исторических личностей, которые защищали Родину от иноземных захватчиков и поработителей, кто в труде, науке и культуре добивался выдающихся результатов, кто разрабатывал и осуществлял прогрессивные реформы, дающие высокий эффект во всех областях.

При этом надо учитывать, что один и тот же человек может в одной области и на каком-то временном отрезке жизни совершать выдающиеся поступки, достигать высот творчества, а в другой области, в другое время наносить вред народу, обществу, государству. Какой должен быть интегральный критерий? И существует ли он? На наш взгляд, достижения человека в любой сфере деятельности: науке, культуре, искусстве и т.д. не должны замалчиваться, независимо от характера власти, общественного строя. Но героизации они не подлежат, если совершали поступки в ущерб народу и государству, помогали завоевателям и поработителям народа, переходили на сторону врага. В этом случае гражданская позиция должна быть оценена выше всех других достижений. Чисто арифметический подход (чего больше?) здесь абсолютно не уместен, ибо одно предательство народа перечеркнет все достижения в других областях. Не может быть формулы «выдающийся ученый (писатель, инженер, командир, врач и т.п.), но немножко предатель Родины, палач народа, террорист, убийца и т.п.». В наших учебниках по истории произошло именно такое смещение морали и права в оценке ОУН и УПА. Здесь задействован принцип: «Цель – оправдывает средства». Бывший Президент Украины В. Ющенко, награждая посмертно Шухевича и Бандеру, превыше всего ставил цель их борьбы «За независимую Украину». А тот факт, что они шли к этой цели, задействуя любые средства: сотрудничество с нацистским режимом гитлеровской Германии, применяя массовый террор против польского населения (уничтожение самыми зверскими способами более 100 тысяч мирных польских граждан на Волыни в 1943 г.), против советского мирного населения, включая специалистов сельского хозяйства, учителей, женщин, стариков, детей, против подозрительных в собственном движении (мельниковцев, бульбовцев и т.д.). Все эти действия отражены в большом количестве архивных документов, в том числе опубликованных. Но они игнорируются и не берутся в расчет при оценке их деятельности. И выходит, что сталинско-бериевский террор – плохой, а террор бандеровский – хороший. Это не только двойные стандарты, это также убедительное свидетельство иррационального мышления крайних националистов, логика и здравый смысл которых деформированы.

Функция социальной памяти. Современная историческая наука эту функцию трактует широко, включая в нее накопление и сохранение памяти человеческого общества всех предшествующих поколений, включая произведения мировой культуры, сведения о значимых событиях прошлого. Особую важность имеют памятники ранней истории нашей цивилизации. Каждое современное цивилизованное общество сохраняет и оберегает памятники прошлого. Образцом в этом плане являются страны Европы (Италия, Англия, Франция, Испания, Греция, Скандинавские страны) и, конечно, США. В фундаментальном исследовании В.А. Тишкова «История и историки в США» (1985) отмечается, как чтут, сохраняют и приумножают памятники истории, возводят все новые памятники выдающимся деятелям и важным событиям их страны. Он пишет: «правящие круги страны использовали 200-летие провозглашения независимости Соединенных Штатов. Среди официально санкционированных к юбилею 88892 проектов и мероприятий значилась подготовка 4387 публикаций, 115 конференций, 295 семинаров и симпозиумов, 1072 образовательных курсов, 1591 выставки, 1201 киноленты и фотоколлекции, направленных на повышение интереса американских граждан к национальной истории» [61, c. 5-6].

Автор приводит интересную статистику по справочнику 1980 г., читаемых проблемных курсов на исторических факультетах университетов. Из 18 основных курсов по истории США – число факультетов, где ведутся такие курсы :

История США, 1900-1945 гг. – 262 (88,8%);

История США, 1945-по н.вр. – 250 (84,7%);

Дипломатическая история США – 230 (77,9%);

Социальная история США – 222 (75,2%);

История общественной мысли США – 207 (70,1%)

и т.д.

Но в списке нет ни одного курса по политической истории.

Таких проблемных курсов имеется 3 вида: 1) общие проблемы США (18 курсов); 2) страноведение (36 курсов); 3) по вспомогательным дисциплинам (16 курсов). В последней группе имеются: История города; История женщин; Военная история; История науки и техники; История рабочего движения и трудовых отношений; Количественные методы; История семьи; История открытий и колониализма; Охрана памятников и музееведения; История образования; Аграрная история; История кино и средств информации; и т.д. [61, c. 41-42].

Автор сообщает, что в США действует 4,5 тысячи различных исторических обществ, печатается более 100 различных периодических исторических изданий, около 300 исторических факультетов [61, с.40-57].

Такое отношение к истории и к сохранению социальной памяти в США может служить примером и ориентиром для современной Украины. Пора преодолеть москвоцентризм и киевоцентризм в организации и развитии исторической памяти. И эта память должна быть примиряющей, а не воинственно-обостряющей отношения в обществе. Глумление над памятниками истории недопустимо. Насильственное насаждение региональной системы ценностей всей Украине через историческое образование и пропаганду социальной памяти с помощью власти не может вести к консолидации общества, гармонизации межрегиональных отношений. Культурное, конфессиональное, демографическое и прочее различие регионов должно превратиться из фактора разобщения украинского народа в фактор его консолидации и активного накопления энергии солидаризма. В это русло и должна быть направлена деятельность историков и властей. В обществе с помощью сохранения социальной памяти должны утвердиться идеи такого рода: 1) мы – разные, но мы граждане одного государства, один народ; 2) у нас была разная историческая судьба – но теперь мы должны творить ее совместно; 3) вместо конкуренции и борьбы по принципу – «кто – кого», должен утвердиться принцип – «один – за всех и все – за одного». Вместе – мы победим!

Г Л А В А 2.

ИСТОРИЯ И ИДЕОЛОГИЯ

Данный вопрос следует рассматривать конкретно-исторически, а не вообще. И начнем это с некоторых общих положений, уже доказанных историографической практикой. История всегда была идеологической наукой, поскольку исторические знания формируют конкретную систему ценностей: родина, свобода, демократия, культура народа, патриотизм и т.д. Все эти понятия являются историческими по своей природе. Но история ставит своей целью получение объективного знания, а идеология направлена на утверждение определенной системы ценностей в обществе от какого-то политического течения. История обслуживает интересы всего общества, а идеология – определенных политических сил и классов. История – одна, а идеологий много. С другой стороны господствующие в обществе идеологические течения влияют на историческую науку. Абсолютной деидеологизации истории не бывает и быть не может. Но подчинять историю какой-то идеологии нельзя, иначе она потеряет способность давать объективно-научную истину, которая зачастую опровергает определенную идеологию.

Теперь рассмотрим вопрос: насколько научна идеология? Он имеет давнюю историю. Сам термин «идеология» древнегреческого происхождения, он состоит из двух слов – «идея» и «логика», что буквально означает «учение об идеях». Из советской эпохи до нас дошли две книги (хотя их было огромное количество), в которых изложена история понимания сущности идеологии и не потерявших научного значения. Это книги М.В. Яковлева и Ж.Т. Тощенко. Исторический экскурс М.В. Яковлева важен и сегодня. В его капитальной монографии весьма основательно раскрываются суждения К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина об идеологии. Автор отмечает, что в общественную науку термин «идеология» был введен Антуаном Дестют де Траси, одним из представителей позднего поколения французских просветителей, в работе «Элементы идеологии». Дестют де Траси и его современники Пьер Кабанис и Константин Вольней разрабатывали особую «науку идеологии», т.е. учение о том, как идеи сочетаются и складываются в системы, каковы законы их функционирования. Автор отмечает: «После того, как Наполеон, став императором Франции, узурпировал власть, он полностью отказался от идей свободомыслия и равенства периода французской буржуазной революции. Вместо лозунга «свобода, равенство, братство» он выдвинул другой принцип – «без неравенства владения нет общества, а неравенство имуществ не может существовать без религии». Общество, по Наполеону, нуждается в правопорядке, основанном на неравенстве владения собственностью, и в религии как в средстве укрепления политической власти. Противники религии и неравенства – враги общества и личные враги Наполеона – это «идеологи» и их наука «идеология». Наполеон возложил ответственность на «идеологов» за все просчеты и неудачи во внутренней и внешней политике, и даже провал похода 1812 г. в Россию» [67, с. 51].

Взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса на идеологию положили начало новому этапу в познании феномена идеологии. Во-первых, термин «идеология» в их работе «Немецкая идеология» рассматривается для обозначения философского идеализма, прежде всего немецкой идеалистической философии Гегеля и его последователей – младогегельянцев. Таких философов они называли идеологами. Во-вторых, они употребляли понятие «идеологическая иллюзия» при характеристике идеалистического понимания истории. Они писали: «История становится, таким образом, простой историей предвзятых идей, сказкой о духах и призраках, а действительная, эмпирическая история, составляющая основу этой сказки, используется только для того, чтобы дать тела этим призракам; из нее заимствуются необходимые имена, которые должны облечь эти призраки в видимость реальности. При этом эксперименте нам святой часто сбивается со своей роли и пишет неприкрытую сказку о призраках» [40, c. 116].

Идеологи, таким образом, искажают исторический процесс, формируют ложное сознание. К. Маркс и Ф. Энгельс раскрывают конкретный объективный механизм формирования идей выводя его не из абстрактного саморазвития духа, а из основ материальной жизни. Они пришли к следующему выводу, который имеет особую актуальность для государств постсоветской эпохи: «Отсюда следует, что это превращение истории во всемирную историю не есть некое абстрактное деяние «самосознания», мирового духа или еще какого-нибудь метафизического призрака, а есть совершенно материальное, эмпирически установленное дело, такое дело, доказательством которому служит каждый индивид, каков он есть в жизни, как он ест, пьет и одевается.

Мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями. Это значит, что тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть в то же время и его господствующая духовная сила. Класс, имеющий в своем распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, и в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчиненными господствующему классу. Господствующие мысли суть не что иное, как идеальное выражение господствующие материальные отношения; следовательно, это – выражение тех отношений, которые и делают один этот класс господствующим, это, следовательно, мысли его господства» [40, с. 45-46].

К. Маркс и Ф. Энгельс характеризуют буржуазную господствующую идеологию как ложное сознание.

В.И. Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм» (1909) впервые ввел понятие «научная идеология» применительно к социалистической идеологии, поскольку он, по его мнению, соответствует объективной истине [32, с. 138].

Это понятие оставалось незыблемым при господстве КПСС до 1988 г., когда перестройка и политика гласности раскрепостили общественное сознание и историки и философы обнажили реальное состояние идеологии, подаваемой КПСС как «марксизм-ленинизм». Она давно, с утверждением тоталитарной сталинской системы, базируется на мифах, догматических и бюрократических формулах партийного аппарата, оторванных от реальной жизни и ее противоречий. Жесткая идеологизация советской исторической науки, особенно такой ее отрасли, как история КПСС, а также период советской власти, («советская эпоха») привела к искажению правды истории ибо выпрямляла исторический процесс, не позволяла раскрыть реальные противоречия и их природу в истории общества, порождала систему мифов, закрепляла представление об СССР как осажденной крепости, абсолютизировала прогресс социализма и регресс и упадок капитализма и т.д. В совокупности коммунистическая идеологизация исторической науки формировала ложное сознание.

После 1991 г. в Украине ускорился процесс высвобождения исторической науки от идеологического контроля. Принятие Конституции Украины в 1996 г. закрепило положение о том, что в стране не может быть одной какой-либо государственной (а потому и господствующей) идеологии. Статья 15 Конституции гласит: «Общественная жизнь в Украине основывается на принципах политического, экономического и идеологического многообразия.

Никакая идеология не может признаваться государством как обязательная» [26, с. 66].

На практике же все происходило иначе. Изданные учебники по истории Украины в годы независимости для школ и высших учебных заведений свидетельствуют об усилении влияния националистической идеологии. Президенты и Премьер-министры устранились от влияния на гуманитарную сферу, отдав ее под контроль националистических партий, который усилился с приходом к власти в 2004 г. В. Ющенко. Это было до 2010 г. Лишь выборы нового Президента Украины заострили внимание общественности на этом неправильном положении, когда диктат Президента – националиста В. Ющенко привел к дестабилизации внутриполитической жизни в стране и обострил до крайности отношения Украины с историческим союзником – Российской Федерацией и братским русским народом.

Заслоном на пути идеологизации исторической науки и исторического образования может служить «Рекомендация Rec (2001)15 о преподавании истории в ХХI столетии в Европе» Совета Европы, утвержденная Комитетом министров 31 октября 2001 г. на 771-ом заседании заместителей министров, в которой, в частности, отмечается: «Подтверждая то, что идеологические фальсификации и манипуляции в области истории являются несовместимыми с основными принципами Совета Европы, которые определяются в его Уставе».

В дополнении к этим Рекомендациям сказано: «Преподавание истории в демократической Европе должно… быть инструментом, который препятствует преступлениям против человечества; преподавание истории не может быть инструментом идеологического манипулирования, пропаганды или поддержки ультранационалистических, ксенофобских, расистских или антисемитских и содержащих нетерпимость ценностей». Документ считает, что любой способ изложения ложной истории является несовместимым с Уставом Совета Европы. И ниже перечисляются эти ложные способы:

1) фальсификация исторических фактов, подделанная статистика, подделанные изображения и т.п.;

2) концентрация внимания на одном событии, с тем, чтобы оправдать или замалчивать другое событие;

3) измененное представление о прошлом в пропагандистских целях;

4) гиперболизированная националистическая версия о прошлом, которая может породить противопоставление между «мы» и «они»;

5) неправдивое представление исторических письмен (записок);

6) отрицание исторических фактов;

7) пропуск исторических фактов».

Следует отметить, что все эти приемы и способы реализованы в новейших учебниках по истории Украины.

Другим таким документом, на который следует ориентироваться историкам, является Резолюция ООН против возрождения неофашизма от 18.12.2007 г. «За» принятие такой революции проголосовало 122 голоса (подавляющее большинство), «против» - США, 52 «воздержались», среди которых – Польша, Литва, Латвия, Эстония… и Украина. В этом документе подчеркивалось: «Генеральная Ассамблея, руководствуясь Уставом Организации Объединенных Наций, Всеобщей декларацией прав человека 1, Международным пактом о гражданских и политических правах, Международной конвенцией о ликвидации всех форм расовой дискриминации и другими соответствующими договорами по правам человека…

ссылаясь также на Устав Нюрнбергского трибунала и приговор Трибунала, который объявил, в частности, организацию СС и все ее составные части, включая «Ваффен СС», преступными и признал их ответственными за многочисленные военные преступления и преступления против человечности, … будучи встревожена в этой связи распространением во многих частях мира различных экстремистских политических партий, движений и групп, включая группы неонацистов и «бритоголовых»,

1) вновь подтверждает положение Дурбанской декларации, в котором государства осудили сохранение и возрождение неонацизма, неофашизма и агрессивных националистических идеологий, основанных на расовых и национальных предубеждениях, и заявили, что эти явления никогда не могут заслуживать оправдания ни в каких случаях и ни при каких обстоятельствах;

2) выражает глубокую озабоченность по поводу прославления нацистского движения и бывших членов организации «Ваффен СС», в том числе путем открытия памятников и мемориалов, а также проведения публичных демонстраций в целях прославления нацистского прошлого, нацистского движения и неонацизма;

3) выражает озабоченных непрекращающимися попытками осквернения или разрушения памятников, воздвигнутых в память о тех, кто боролся против нацизма в годы Второй мировой войны, а также незаконной эксгумации или переноса останков таких лиц и настоятельно призывает государства в полной мере соблюдать в этой связи свои соответствующие обязательства, в частности по статье 34 Дополнительного протокола 1к Женевским конвенциям 1949 года… 6. подчеркивает, что виды практики, описанные выше, оскорбляют память бесчисленных жертв преступлений против человечности, совершенных во время Второй мировой войны, и в частности преступлений, совершенных организацией СС, и отравляют сознание молодежи и что эти виды практики несовместимы с обязательствами государств – членов Организации Объединенных Наций по ее Уставу и несовместимы с целями и принципами Организации;

8. подчеркивает далее необходимость принятия требующихся лиц, с тем чтобы положить конец видам практики, описанным выше, и призывает государства принимать в соответствии с международными нормами в области прав человека более эффективные меры по борьбе с этими явлениями и экстремистскими движениями, создающими реальную угрозу демократическим ценностям…» [56, с. 37-39].

Новое поколение учебников по истории Украины для школ и высших учебных заведений должно учесть негативную практику предшествующих лет.

Г Л А В А 3.

ИСТОРИЯ И ПОЛИТИКА

История имеет органическую связь не только с идеологией, но и с политикой. С одной стороны, политика может быть эффективной только тогда, когда она опирается на историю. Особенно это важно во внешней политике, в отношениях между государствами, в международных отношениях. Здесь каждый аспект отношений с другими странами, особенно с соседними, имеет свою длительную историю. Политика должна учитывать эту историю. Все межгосударственные отношения должны базироваться на добротном документальном обеспечении, а это может осуществить только история. Внутренняя политика государства также должна учитывать историю всех реформ, всех экономических, социальных и политических преобразований. Каждый новый этап в политике не может начинаться с чистого листа, без учета опыта и уроков истории. Иначе она будет обречена на повторение неудач, провалов и катастроф, без чего не бывает политики. Беспамятство дорого обходится обществу, если политика игнорирует историю. С другой стороны, история любой страны не может быть полной без изучения политического развитиям текущей политики, хотя последняя – это по преимуществу предмет политологии. Однако история и современность предполагает установление органической связи прошлого с настоящим. От истории требуется объективность и всесторонность в освещении политических процессов. И здесь важно, чтобы историки не впадали в конъюнктуру, не подыгрывали политикам путем замалчивания одних, неприятных фактов и выпячивания других, «выгодных» фактов политической истории. Пагубно сказывается на правде истории и то, когда историки преднамеренно дают односторонние, тенденциозные оценки политическим явлениям прошлого, дезориентируя политиков. Вместе с тем, историки всегда испытывают прямое или косвенное давление политики при освещении политики прошлого. Социальный заказ власти на освещение политических процессов прошлого не всегда проникнут бескорыстными помыслами, направлен на поиск правды истории, какой бы она ни была. Более того, почти все мифы истории – это результат социального заказа власти, господствующей политики. В современной украинской историографии накопилось уже много таких исторических мифов как в отношении исторических персоналий (как, например: «Грушевский – первый президент Украины»), так и отдельных исторических событий (как, например, вина Советского Союза за развязывание Второй мировой войны одинакова с гитлеровской Германией, что в 1944 г. произошло не освобождение Украины от немецко-фашистской оккупации, а новая оккупация Украины и т.д.). Если историческая наука будет под полным контролем политики, будет лишена права и возможности на автономное развитие и установление объективной истины, в оценках исторических явлений ориентироваться на какие-то решение властных структур, то она утратит статус науки. Она станет инструментом политики, а не экспертом в установлении научной истины, правды истории. Поглощение исторической науки политикой всегда приводило к ее серьезному кризису. Она в таком случае утратит возможность давать объективную оценку прошлого, настоящего и будущего.

Фальсификация истории, манипуляция историческими фактами, искажение исторических источников на потребу и требования каких-то политических сил (а они все имеют свою историю) всегда наносили вред исторической науке деформировали ее познавательную и воспитательную функцию.

Но может ли быть история полностью свободной от политики (как и от идеологии)? Такой «очищенной» от политики исторической науки не бывает, поскольку через политические пристрастия выражается тот или иной интерес самого историка. Его принадлежность к той или иной политической силе или приверженность к ней обязательно отражается на его оценках исторических явлений. И здесь уже перед историком будет стоять дилемма: либо политический интерес (пристрастия), либо объективная истина. Одинаково равнодушно внимать добру и злу историк не может, ибо он есть член общества и принадлежит к какому-то классу общества. А находиться в обществе и быть свободным от общества он не может.

Надо также иметь в виду, что историческая наука не только идеологическая, политическая, но также имеет и классовый аспект. Общественный строй с его господствующими классами защищают свое бытие, требуют, чтобы это бытие было оправдано исторически. Поэтому социальный заказ власти всегда содержит охранительный аспект. Историкам в этом плане требуется соотносить общественный строй с историческим прогрессом. Если правящие классы не обеспечивают исторический прогресс, проводят реформы вразрез с мировыми прогрессивными тенденциями и против интересов большинства населения, в интересах только высших правящих кругов, то в исторических работах этот процесс должен отражаться адекватно. Историографическая практика в Украине (как и в РФ) свидетельствует о том, что многие историки поддались политике, изображают историю независимости государства объективистски, без научного критического анализа современности, что особенно отразилось в учебной литературе. Из научной литературы в Украине следует выделить два издания, где имеется действительно критический анализ эпохи самостоятельной Украины после 1991 г.: «Україна: політична історія. ХХ – початок ХХІ століття. – К.: Парламентське видавництво, 2007. – 1028 с.» и «Державотворчий процес в Україні. 1991-2006. – К.: Наукова Думка, 2007. – 910 с.» Соответствующие разделы и там, и там написаны Г. Касьяновым. В них впервые дана критика реформ при Президенте Л. Кучме. Но эта критика все же не глубока и не последовательна. Она носит персонифицированный характер. Сам выбор пути после 1991 г. и модель общества не подвергается сомнению. В этом плане более критический, можно сказать системный подход просматривается в книге Петра Симоненко «Так дальше жить нельзя. Политик о политике. – К.: Алеф-Украина, 2009. – 192 с.». В ней выбор пути Украины связывается с процессом глобализации в мире, который характеризуется названием главы «Кризис глобального капитализма и риски новых конфликтов». Лидер коммунистов Украины предлагает иную альтернативу исторического развития – социалистическую. В качестве примера удачной ее реализации приводится Китай, который действительно превратился за последние 30 лет во вторую державу мира. Однако автору следовало бы рассмотреть и другие альтернативы успешного развития – в Швеции, Австрии, Швейцарии. Да и сам опыт Китая рассматривается тоже не критически, как-будто там нет никаких проблем. Замалчиваются проблемы демократии, обеспечения прав человека и национальных меншин, т.е. человеческое измерение китайского прогресса, хотя в главе о Китае имеется сюжет под названием «Человек – превыше всего». Название есть, а содержание фиксирует только проблему демографии и опять же рост экономики. Политическая система не анализируется. Жизненный уровень населения и условия труда – вне анализа.

Подобная критика выбора пути и результатов развития Российской Федерации имеется в двух книгах лидера коммунистов Е. Зюганова: «Глобализация и судьба человечества. – М.: Молодая гвардия, 2002. – 446 с.» и «Сталин и современность. – М.: Молодая гвардия, 2009. – 286 с.». В первой книге дана критика империалистической глобализации, обосновывается социалистическая альтернатива и дан развернутый анализ современного угрожающего состояния России (Часть 2. Россия в современном мире). Во второй книге в главе «За сильную Россию» автор подвергает критике результаты реформ и навязанный властями путь развития. Обе книги содержат убедительные статистические данные о колоссальных издержках и деформациях во всех областях жизни современной России. Дается весьма пессимистический прогноз будущего развития России. Такая критика действительно заставляет задуматься о цене реформ в РФ и в Украине. Что же касается альтернатив, то в книгах Г. Зюганова и П. Симоненко рассматривается только одна – социалистическая и в пример ставится опыт Китая. Другие, еще более удачные альтернативы на примере европейских стран не рассматриваются. И здесь возникают вопросы: может быть действительно для России ближе и понятнее опыт коммунистического Китая? Но следует ли в таком случае коммунистам Украины в анализе проблем и в поиске альтернатив слепо следовать за КП РФ? Ведь Украина географически и исторически ближе к Европе и европейской России, чем к Китаю?

Г Л А В А 4.

ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ.

Историки давно установили, что соотношение истории и современности является одной из важнейших проблем методологии общественного познания. До сих пор остается наиболее глубоким исследованием проблемы книга советского историка В.В. Иванова «Соотношение истории и современности как методологическая проблема». В ней автор проанализировал весьма обширную литературу как марксистского, так и не марксистского характера. Проблему он рассматривает с марксистских позиций. Это обусловливало его отношение к немарксистской историографии. Вместе с тем следует подчеркнуть, что многие выводы автора не потеряли своей значимости и актуальности и сегодня. Уже сама постановка проблемы имеет вполне современный характер. Он выделил в ней такие составляющие: 1) соотношение прошлого, настоящего, будущего в общественном процессе и особенности познания каждого из этих звеньев процесса; 2) принципы использования исторического опыта и уроков истории в социальной практике; 3) историография и современность (история и политика); 4) объективная истина в познании явлений прошлого и настоящего; 5) источниковедческие вопросы применительно к методике исследования истории и современности (объективное содержание источника, связь его с той или иной эпохой [17, с. 5].

В книге дано определение того, что надо понимать под «историей» и под «современностью». Эти определения не устарели и имеют право на жизнь и сегодня, в нашем плюралистическом научном пространстве, хотя требуют совершенно иного историографического пояснения, т.е. раскрыть их на основе историографической практики конца ХХ и начала ХХI века, чего, естественно, не могло быть у автора. Итак, по мнению автора: «Под термином «история» в науке, в частности, понимают: 1) объективную закономерную последовательность явлений социально-политической, экономической жизни (в этом смысле говорят «логика истории», «история классовой борьбы»); 2) хронологическую последовательность социальных явлений (например, «история повторяется», «история не повторяется»; к этому значению близок часто употребляемый в буржуазной науке термин «история во времени»); 3) социальную действительность в прошлом» [8, с. 33]. Под термином «современность» автор выделял несколько значений: 1) «часто современность понимается как общественная практика в настоящем («текущая история»); 2) современность выступает как явление, синхронное изучаемому исследователем факту; 3) в понятие «современность» могут быть объединены и явления, обусловившие те или иные стороны современной общественной практики, хотя хронологически эти явления и отдалены от нее» [17, с. 34]. Достаточно ли сегодня этих определений? Безусловно, не достаточно. Надо учитывать и в известной мере использовать и иные определения истории и современности. Для сравнения приведем определение истории из всемирно известной энциклопедии «Америка».

«История – деятельность человека в прошлом. Точнее, это память о прошлой деятельности человека как она сохранилась, большей частью – в записях. В обычном случае – история есть продукт деятельности историков по реконструкции перехода событий от письменных свидетельств «источников» в повествовательные. Появление записей отличает историческую эру от предыстории, известной лишь по археологии и этнографии.

Субъект истории – многовариантное прошлое, включая институты общества и личные действия, влияющие на развитие общества. Обычно история фокусируется на действии первых их лидеров, конфликтов между ними – дипломатической и политической истории. В последние 100 лет область исторических интересов включает историю идей, примеры экономической и общественной жизни в их влиянии на общество в целом…

История относится либо к гуманитарным, либо к общественным наукам. По методам, она входит в них, как общественная наука – в категориях деятельности человека и особенно – в политике, социологии, антропологии, экономике. Отличительной чертой являются: хронологическая последовательность, связи человеческой деятельности, многофакторность и, особенно, обобщение отдельных явлений, индивидуальностей, институтов.

История – это изучение стандартов жизни общества, как попытка понять объективную истину о человеке и социуме. По форме – повествование. Многие из работ переходят от деятельности человека к его творчеству, культуре. Цели изучения – различны, включая уникальные. История часто искала «уроки», подгоняя прошлое под современность. При диктатуре история умышленно искажает прошлое в интересах правительства. Современные отношения между народами или странами также зависят от чувств гордости, позора, зависти» [68, с. 226-227].

Из этого определения видно, что немарксистское толкование истории содержит многие аспекты, которые можно считать дополняющими и расширяющими познание сущности истории. Совершенно справедливо отмечается негативное влияние диктаторской власти на историю.

В «Энциклопедии Британика» понятие «История» трактуется так: «История – цепь событий, которая привела к возникновению человеческого общества как культурного слоя, государства, народа, города, а также переменам в нем; субъективно – наука об этом взаимодействии, его возникновение и описание. Много раз описывалась и исследовалась. В том числе и само слово «история». Следует учитывать, что прошлое является объективной реальностью и вместе с тем объектом сознания в определенный период настоящего.

Бытие и судьба человека определено его положением в истории и природе. Однако, в то время как человек является существом «от природы», он постоянно нарушает ее законы, а история неповторимая на своем протяжении находит свое продолжение и открыта для будущего. Человек всегда старался открыть для себя исторические законы, что является возможным лишь отчасти. При этом человек опирается лишь на «полусобытия» и «полуразвития» и проводит аналогии между похожими историческими положениями как отдельными формулами отображения «похожего». Только в этих границах возможно «предсказать» историю. История является полем для индивидуальности. Так как все прошлые события влияют на настоящее, наследие истории в исторически сложившемся своеобразии, исторически сложившихся предпосылках или твердо очерченных ограничениях. Таким образом, история – это взаимодействие причин и влияний, а также мотивы действующих лиц в актуальных условиях. Тем не менее, настоящее открыто и ответственно за дальнейший ход истории в данных рамках. Оно может принять наследие и развивать его далее, или отбросить его, придерживаться прежнего направления действий, или отклониться. В этом смысле история является «королевством свободы»» [69, с. 960-961].

В этом пространном определении видно, что игнорируется формационный подход в истории и связанные с этим закономерности истории. Вместе с тем, видно признание связи прошлого, настоящего и будущего, однако не раскрывается механизм этой связи, внутреннее диалектическое единство.

В.В. Иванов излагает марксистско-ленинское понимание единства истории и современности. По его мнению: «Подчеркивая положение о диалектическом единстве истории и современности, необходимо указать на две стороны проблемы. Во-первых, современность есть не что иное, как развивающаяся историческая действительность. Этим и обусловливается неполнота и ограниченность отражения современных явлений и процессов в науке. Вместе с тем изучение исторического прошлого с высоты современности делает знание о прошлом более концентрированным, полным в том смысле, что оно включает в себя знания и об отдаленных последствиях событий. Во-вторых, знание истории прошлого в свою очередь способствует более глубокому пониманию тенденций современного общественного развития [17, с. 63].

Из сказанного вытекает и следующее: познание современности совпадает и одновременно не совпадает с познанием истории. Совпадает постольку, поскольку познание современности есть вполне определенное звено в объективном знании о социальной действительности в целом. Однако познание современности включает в себя и новый объем знаний, отражающих новые, отсутствующие ранее специфические стороны современных социальных явлений (само собой разумеется, и знание о ранее известных сторонах также изменится в соответствии с современным уровнем научного познания). В этом смысле познание современности с познанием истории, конечно, не совпадает, что свидетельствует о диалектическом характере единства истории и современности» [8, c. 63].

Суждение более глубокое, чем в приведенных выше из зарубежных энциклопедий. Однако автор ограничивается примерами из работ К. Маркса и В.И. Ленина, в которых раскрывается проблема. За пределами остается историографическая практика, т.е. примеры того как реализовывалась данная проблема в работах советских историков. А между тем в советской историографии трактовки истории и современности носили преимущественно вульгарно-механистический характер. Актуальной объявлялась лишь та связь истории и современности, которая раскрывала положительный, прямолинейно прогрессивный опыт КПСС. Актуальность связи истории прошедших веков с современностью либо отвергалась абсолютно, либо значительно сужалась, ограничивалась только революционно-освободительными процессами. Историческая преемственность в широком, общечеловеческом смысле слова недооценивалась. Этот аспект был затронут в книге «Историческая наука. Вопросы методологии». Главу «История и современность» написал академик М.П. Ким, известный специалист по истории советской культуры. Он справедливо отметил, что проблема истории и современности разрабатывается преимущественно на историографическом материале, при этом подчеркнул: «Единство человеческой истории находит свое глубокое выражение в преемственности исторических эпох. Историческая преемственность – специфическая социальная форма передачи и наследования опыта, которая обеспечивает каждому новому поколению людей возможность применять достижения предшествующих поколений в совершенствовании общественной жизни. Социальному миру свойственна прогрессивно-функциональная преемственность поколений – каждое новое поколение людей начинает свою жизнедеятельность не с того, с чего начинало предшествующее поколение, а с того, чем оно кончило» [19, с. 45-46].

При этом, он прозорливо заметил, что в условиях классово антагонистического общества на конкретно-историческом уровне преемственность нередко носит ретроградный характер, т.е. происходит нередко передача наследования отсталого взамен передового [10, с. 47]. Такое действительно бывает, когда после прогрессивных реформ наступает полоса контрреформ, внедрения отсталых, уже пройденных форм жизни. (Например, полоса контрреформ при Александре III). Однако автор не заметил, что и при социализме такое бывало (при диктатуре И. Сталина, при правлении Л. Брежнева).

Ретроградная преемственность присуща всем обществам. Их истоки – в недемократичности общественного устройства, особенно в тоталитарных обществах. Автор удачно привел пример из истории. Так, запреты на изданные «вредные» книги действовали в течение 400 лет в соответствии с решением Приденского собора Ватикана («Индекс запрещенных книг» - 1559-1966 гг.). В их числе были книги Галилея, Коперника, Спинозы, Канта, Бальзака, Гюго, Гейне и многих др. При фашистском режиме Гитлера в Германии сжигали на кострах книги гуманистов разных стран. Но ведь и при сталинском режиме из библиотек изымались книги «врагов народа», при Л. Брежневе также изымали из библиотек книги опальных политиков, писателей, поэтов. И сегодня мы знаем решения бывших националистических руководителей – Президента Украины В. Ющенко, министра культуры и туризма Вовкуна об изъятии из библиотек книг деятелей «тоталитарного режима».

Таким образом, история и современность имеет много различных связей и превращений. В каждом явлении современности имеется какая-то частичка прошлого, т.е. истории, не зависимо от общественного устройства. Это прошлое в современности нельзя уничтожать, его надо переосмысливать и преобразовать.

Г Л А В А 5.

ЭТИКА ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ И ИСТОРИКА

Проблема этики науки в целом глубоко и всесторонне изучалась в последней трети ХХ ст. в связи с новым этапом НТР. Важную роль в постановке и в разрешении этих проблем сыграли Пагуошская конференция 1975 г. и мероприятия ЮНЕСКО, в числе которых был проект 1975 г. «Наука в современном мире: развитие науки и ее человеческие последствия». Тогда обсуждались проблемы угрожающих последствий НТР для человечества и природы, естественно встал вопрос об ответственности науки и ученых за результаты научных исследований, чтобы они не использовались во вред человечеству. Философы и социологи конкретно ставили вопрос об этике науки и ученых, это касалось технических и естественных наук. Никогда не обострялся вопрос об этике исторической науки и историков. Сегодня, в связи с коренными изменениями в общественном развитии, происходящими на постсоветском пространстве и в странах Восточной и Центральной Европы, историческая наука в них стала важным инструментом осмысления этих сдвигов. Закономерно встал вопрос о переосмыслении исторического опыта более чем 70-летней «эпохи социализма» и самой исторической науки этого времени. Историки РФ и Украины ищут новые пути и методы познания своей истории. Особую актуальность приобрели вопросы методологии исторических исследований. В этом плане заслуживает внимания и изучения материалы Всероссийского научно-методологического совещания, проведенного 29-31 января 2003 г. Министерством образования РФ. Анализ историографической практики содержатся в статье директора Института российской истории РАН члена-корр. РАН Сахарова А.Н. Она представляет интерес в плане познания путей и направлений научных исследований историков России и в плане этики науки. Автор переступил грань, отделяющую науку от политической публицистики, заявив: «Исторической особенностью первой половины 90-х годов ХХ века явился политический крах тоталитарного государства, в основе идеологии которого лежал суррогат из марксистских идей, имперских традиций, самодержавной амбициозности, революционного мессианства, утопических общинных иллюзий, убогой гордости невежественных и правителей, и масс» [59, с. 3].

Неприкрытая ненависть к социалистическому государству ослепила уважаемого ученого, который перешел с языка науки на язык политического деятеля определенной ориентации. Во-первых, автор продемонстрировал полное непонимание диалектики развития советского общества. В начале 90-х годов был не крах «тоталитарного государства», а крах отсталой и неэффективной модели социализма. Тоталитарного режима в СССР уже не было с конца 1988 и начала 1990 годов, ибо уже были внедрены многопартийность в политическую систему и многоукладность в экономику, а КПСС сама отказалась от функций партии-государства. Использовать термин «тоталитаризм» как политический ярлык не этично. Это не соответствовало действительности. Во-вторых, в годы перестройки политическое руководство отбросило то, что автор назвал «имперскими традициями», «самодержавной амбициозностью» и «революционным мессианством». Этими фразами автор затаптывает в грязь последний период существования СССР, в том числе и России. Ничего подобного в это время не было. Исторические факты свидетельствовали о прямо противоположном. Так само давно уже не было «утопических общинных иллюзий», характерных лишь для 30-х годов. А что касается того, что он называет «убогой гордостью невежественных и правителей, и масс», то это уже просто откровенная «смердяковщина». Что касается невежества правителей, то этим отличался лишь Н.С. Хрущев. Все остальные генсеки имели добротное высшее образование и огромный практический опыт управления, без чего невозможно было превратить СССР во вторую сверхдержаву мира. В отношении невежества масс, то как можно называть самый образованный и читающий в мире народ такими словами? Здесь явно сквозит презрение к великому народу и снобизм рафинированного аристократа. Этично ли ученому, получившему все возможности к реализации своих талантов за счет народа, так цинично и высокомерно отзываться о нем? Крупный ученый утратил представление об этике науки и ученого.

Этично ли называть «всю нашу историю», созданную советской исторической наукой, «огромным белым пятном [59, с. 10]. Автор, по-видимому, считает, что лишь с его приходом к руководству Институтом истории РАН началось «переосмысление истории», а не ее переписывание. Все, что делают историки в отношении истории России автор называет переосмыслением в правильном направлении, а не переписыванием. Он не замечает, что многие оценки и концепции просто меняют знаки с минусов на плюсы. Дело дошло даже до оправдания введения крепостного права на Руси [59, с. 11].

Выполняя классовый заказ нынешней власти, А.Н. Сахаров оправдывает точку зрения историков, которые все крестьянские войны в России характеризуют как негативно влияющие на судьбу России [31, с. 11]. Автор даже не вспоминает о причинах, вызвавших эти войны. Это не только отход от объективности в науке, но и от этичности науки, которую втягивают в новую классовую партийность: сочувствие не тем классам, которые боролись за землю и волю, а тем, кто защищал крепостническое рабство.

В Украине в историографической практике осуществляется такое же не только переосмысление истории, но и ее простое переписывание. И у нас впереди идут в этом неблаговидном деле академические институты истории НАН. В учебниках по истории Украины историю всех народных движений против царизма и крепостничества, особенно революционного движения, по существу превратили в большое «белое пятно». Социал-демократическое движение, развивающееся на основе марксизма и его учения о классовой борьбе только упоминается, но не раскрывается. Не названы социал-демократические организации и их участники, не раскрывается процесс превращения организаций в партию РСДРП, не упоминаются их программные положения и цели борьбы. Вместо этого более подробно раскрывается деятельность украинских партий и цели их борьбы. Этично ли манипулировать историческими фактами? Ответ на это дают упоминавшиеся выше рекомендации Совета Европы 2001 г. Однако авторы украинских учебников их игнорируют.

Так само изображается и весь советский период, сведенный только к репрессиям, беззакониям, голодоморам. Созидательный труд украинского народа замалчивается. Будто рост могущества СССР и УССР происходил сам по себе, без участие народа. Этично ли так принижать трудовые свершения украинского народа?

Особенно вызывающе освещена история Украины времен Второй мировой и Великой Отечественной войн. Героизация участников ОУН и УПА и замалчивание подлинного героизма Красной Армии, советских партизан и большевистского подполья является безнравственным актом. Это все на совести высших властей Украины, допустивших такое надругательство над исторической памятью народа.

Сегодня встал вопрос о гражданской ответственности историка за результаты своей научной деятельности. Среди историков распространились аморальные поступки, антинаучные способы получения тех или иных выводов в угоду политиков. Как с этим бороться? Для примера можно взять документ, под названием «Основные положения профессионального поведения», разработанного Американской ассоциацией историков, одобренного Профессиональным департаментом в декабре 2004 г. и принятого Комитетом в январе 2005 г. В нем отмечается: «1. Профессиональные историки отдают себе отчет в том, что они никогда не получат монополию на свою дисциплину, и что это является больше положительным, чем отрицательным качеством. Открытость этой дисциплины – одна из ее наиболее привлекательных характеристик. Эта черта постоянно обновляет историю и привлекает новых приверженцев.

Что же тогда отличает профессию историка от любой другой? Быть человеком этой профессии означает осознавать свою сопричастность со всеми людьми, занимающимися этой наукой, которые все вместе вовлечены в исследования и интерпретацию прошлого как основного изучаемого аспекта. Историки работают в различных организациях: в музеях, библиотеках, государственных учреждениях, в школах и учебных заведениях, в корпорациях и некоммерческих структурах… Однако, какой бы ни была сфера, в которой они работают, профессиональные историки придерживаются определенных основополагающих принципов…

2. Совместные ценности историков.

Историки постоянно стремятся улучшить наше коллективное понимание прошлого посредством сложного процесса критического диалога друг с другом, с более широкой публикой и с историческими записями, в которых мы исследуем прошлые жизни и мира в поисках ответов на самые насущные вопросы нашего времени.

Историки не могут успешно выполнять эту работу без взаимного доверия и уважения. Отрабатывая свои мнения во всей целостности, историки приобретают репутацию заслуживающих доверия, что, возможно, является их единственным самым ценным профессиональным достоинством. Доверие и уважение, как себе равных, так и общественности, относятся к величайшим и наиболее трудно завоеванным достижениям любого историка. Действительно глупо подвергать их риску.

Хотя между историками нет согласия относительно многих предметов, они действительно знают, чему доверяют и что уважают в работе друг друга. Все историки верят в достоверность исторических записей. Они не фабрикуют доказательства. Подделки и обман разрушают самые прочные основания, на которых историки строят свои интерпретации прошлого. Не выявленная подделка подрывает не только исторические доказательства подделывателя, но и все последние учения, которые опираются на работу подделывателя. Те, кто выдумывает, изменяют или разрушают доказательства, создают трудность для любого серьезного историка когда-либо снова полностью доверять их работе. Мы чтим исторические записи, но понимаем, что их интерпретация постоянного эволюционирует…

Целостное изучения истории означает признание кропотливой работы других историков. Воспроизведение работы одного из них и заявление о собственных правах на нее является плагиатом, - деянием, которое не приемлемо для историков. Плагиат нарушает исторические факты, не давая возможности осветить второстепенные источники, которые являлись составляющей частью определенной цепи доказательств. Это в некотором роде подделка, подрывающая доверие, на котором основывается профессия историка.

…Плагиат.

Слово «плагиат» имеет латинские корни, plagiarius – похититель, plagiare – воровать, конфискация чужого авторскою труда, и представление его в качестве своего является плагиатом, серьезным нарушением этики познания. Это серьезно подрывает доверие к плагиатору, а также может нанести непоправимый вред карьере историка.

Кроме вреда, который плагиат наносит стремлению к правде, он также может являться правонарушением по отношению к литературным правам оригинального автора и авторским правам владельца. Выявление нарушения влечет за собой не только санкции отчисления или увольнения, отсутствие дальнейшего продвижения, а также применение законных санкций. На практике вопрос плагиата между двумя учеными редко доходит до суда, частично из-за того, что юридическое понятие нарушения авторского права уже чем этические стандарты, которые руководят профессиональным поведением. Действительное наказание за плагиат – резко отрицательное отношение в кругу ученых» [70] (http: // www. historians. ord /PUBS/ Free/ Professional Standards. cfm.).

Важно обратить внимание также на позицию ВАК Украины с точки зрения этики науки. «Бюлетень ВАК України» в 2008 г. перепечатал статью Р.В. Бойко (первого заместителя председателя ВАК Украины) и М.А. Фролова (юриста ВАК Украины) «Без компіляцій і плагіату. (Про юридичні аспекти попередження незаконних запозичень у дисертаційних дослідженнях)», которая впервые была опубликована в «Бюлетені ВАК України» в 2003 г. (№ 6). Этой статьей руководство ВАК Украины напоминало, что актуальность проблемы сохраняется. Авторы указывают на определение плагиата в Законе Украины от 23 декабря 1993 г. «Об авторском праве и смежных правах», суть которого в том, что плагиат – это оглашение (опубликование), полностью или частично, чужого произведения под именем лица, которое не является автором этого произведения. Статья заканчивается таким выводом: «головною запорукою недопущення плагіату та компіляції і надалі залишатиметься професійна гідність вченого та принципи наукової етики» [5, с. 13]. Однако сами принципы научной этики не изложены в каком-то документе Украины. В Украине нет ассоциации историков, подобной в США. Такой документ мог бы быть разработан и принят на широком совещании историков под руководством Министерства образования и науки Украины. В этом есть большая необходимость.