§ 89. Расширение сферы действия стипуляции

Как бы ни рассуждали о той сакрально-правовой стадии стипуля­ции, которая выражалась словами «Spondes? - Spondeo», в римском

классическом праве стипуляции выступает в качестве универсаль­ной юридической формы, пригодной для самых разных сделок, ког­да на одной стороне находится будущий кредитор, а на другой - бу­дущий должник (дебитор).

Это значит, что с помощью стипуляции можно было передавать не только определенное количество денег, но и определенное коли­чество вещей, совершать новацию обязательства с перестановкой до­лжника или кредитора, с изменением самой суммы долга и даже фиктивным формальным признанием исполнения обязательства.

Все это благодаря тому, что стипуляция представляла в основе своей договор абстрактный. Это значит, что с произнесением «слов» никто не мог доискиваться до основания обязательства, до тех личных или хозяйственных целей, которые при этом преследова­лись. Никто, правда, не мешал контрагентам ссылаться на эти цели или включить в формулу стипуляции то или иное условие, делаю­щее исполнение условным, как никто не мешал стипулянтам, ска­жем, переводить договор купли-продажи в заемное обязательство, если они считали это выгодным, как обоюдно, так и по настоянию кредитора, заинтересованного в стипуляции благодаря такому удоб­ству, как быстрота и неотвратимость уплаты.

Стипуляция допускалась и для установления ответственности на случай невыполнения или недолжного выполнения обязательства: «Обещаешь ли ты заплатить 100, если дом не будет тобою построен к назначенному сроку?»

Стипуляцией можно было установить процентную ставку на долг: «Обещаешь ли еще и уплатить максимальный 1% месячных (т. е. 12% годовых)?» (1/2% - т. е. 6% годовых и пр.). И так - до Юс­тиниана, который установил предельную 8-процентную ставку. Про­центы на проценты не допускались.

Благодаря одному этому стало выгодным переводить долг по купле-продаже или другим вещным обязательствам в вербальное обязательство. В республиканское время сумма обязательства была строго установленной, с империей (может, и незадолго до нее), стала допускаться стипуляция и по неопределенному количеству вещей (как индивидуальных, так и родовых) и денег.

Стипуляция требовала от должника дисциплины, и если оказы­валось, например, что вещь погибла, и даже не по небрежности, до­лжник платил, как обещал. Оговорка об ответственности должника за любой dolus (коварство, обман) вносилась в обязательство, чтобы облегчить судье защиту интересов кредитора.

Связанные с тем выгоды способствовали появлению cautio -письменного акта, который удостоверял свершившийся словес­ный акт. Это оказалось настолько удобным, что формализм класси­ческой стипуляции стал сходить со сцены. «Если, - констатиру­ет Павел, - в документе написано, что некто обещал нечто (что-то), написанное должно считаться равносильным тому, что на заданный об этом вопрос был дан соответствующий ответ» (Сентен­ции, 5.7.1).

§ 90. Поручительство

Речь идет о третьем лице, ручающемся — в том же стипуляцион-ном производстве (процессе) - уплатить долг в случае просрочки ис­полнения главным должником. Например, кредитор Тит: «Тиберий (главный должник), обещаешь ли дать мне 100?» - «Обещаю». Тит: «Сей, обещаешь ли ты дать мне 100 по этому же обязательству, если оно не будет выполнено?» - «Обещаю».

Существует достаточное основание для утверждения, что в качес­тве добавочных поручителей-промиссоров выступали зажиточные представители римского общества, для которых такая «услуга» ста­новилась формой влияния на несостоятельные слои и даже формой установления определенной зависимости.

Кредитору не возбранялось обратить взыскание, когда наступала просрочка должника, не только против него, но и против поручите­ля. Оба отвечают в равной мере.

Освобождает ли должника уплата его долга поручителем? Нет. Во всех таких случаях поручитель получал регрессный иск к основ­ному должнику, и этот иск давал ему - по закону Публия - возна­граждение в двойном размере против уплаченного (III в. до н.э.).