leontyev_lektsii

ОПОСРЕДСТВОВАННОЕ ЗАПОМИНАНИЕ	313

вижу экзамен, даже в средней школе, идущий в такой обстановке: вот стол и вот все

материалы на столе, справочники, учебники. Не надо делать шпаргалки, они не нуж-

ны. Я об этом как-то говорил в выступлении по телевидению. Они не нужны, и эта система принята в некоторых учебных заведениях. Пожалуйста, экзамен в библиотеке.

Вам ведь не велят выучивать первые страницы таблицы четырехзначных логарифмов?

Вам позволяют взглянуть в таблицу. А почему нельзя заглянуть в хронологическую таблицу? Разве в этом дело? А вы думаете, что я помню среднее значение порогов? Нет. Сколько я прочитал лекций об ощущениях, сколько раз я называл эти цифры,

представьте — не помню. Каждый раз перед лекцией я открываю первую попавшуюся

книжку про это и тут же нахожу данные. Правильно это? Правильно. А запомнить не

могу, по причине полной ненужности. Я знаю порядки, этого совершенно достаточ-

но. Я не могу ошибиться в десять раз, я просто понимаю, что они не могут быть такими, обязательно лежат в этой зоне. Это очень большое знание, это знание больше,

чем знание цифр. Вам понятно, почему? Порядки знать важнее.

В конце концов, прогресс науки и техники идет к тому, что мы все больше рассчитываем на автоматическую выдачу точной справки. А вся трудность заключает-

ся в запросе. И когда я был однажды в передовом, правда, исключительном фран-

цузском лицее в старших классах, то меня поразило следующее. Я увидел такое зада-

ние, не то в первом, не то во втором классе: розданы были бумажки с заданием в

классе, смысл этих заданий вот в чем: подобрать материал для такого-то решения

таких-то задач (они разные были). В чем заключалось действие? Ни одного библиографического указания. В том, чтобы идти в библиотеку, брать энциклопедии, распу-

тывать, где это можно найти и откуда можно узнать ответ на этот вопрос. Правда,

хороший прием? Придет в вуз такой школьник, бывший лицеист, ему не надо пере-

делывать способ работы, у него он уже есть. А если он придет не в вуз, а в жизнь? Еще важнее, в жизни ему никто не будет делать пометок, как в мое старое время в

старой школе «от с.п. до с.п.» (это значит «от сих пор до сих пор»), за него это никто

не будет писать. Жизнь от с.п. до с.п. не пишется. И когда вы придете на производ-

ство, в сферу экономики, в любую сферу, сферу обслуживания, надо самостоятель-

но двигаться, надо уметь искать источник, с ходу ответить на жизненно вставший вопрос, а не ждать этого ответа, преподнесенного в готовом виде, от с.п. до с.п.

Пролистывание книги, скажу вам по секрету, есть великое умение. Поэтому, когда я у нас на семинарах даю страницы, у меня внутренне всегда выступает ка-

кое-то чувство протеста, неудовлетворенность. Я бы дал монографию толстую, там нужно прочитать всего 10—12 страниц, но поищи, где про это написано, там есть предметный указатель, там есть перечень глав, так научитесь пользоваться справоч- ным аппаратом. Вы кончите университет, никто вам не будет указывать страницы. Это особая ориентировка в вещах. Я говорю то же самое применительно к аспирантам. Не буду давать библиографию: если вы не умеете делать библиографического розыска, вам нельзя давать степень, потому что завтра вы останетесь без руководителя и никто за вас никакого библиографического поиска делать не будет. Извольте

уметь раскручивать. Где-то выберете источник, посмотрите, какие там ссылки, вер-

нетесь к ссылкам, посмотрите, что там, найдете что-нибудь поновее. Есть колоссальный аппарат в психологии, Psychological Abstracts, например. Это журнал, ко-

торый дает краткое содержание любой статьи, появившейся в мире психологии. Они

есть во всех крупных библиотеках. В крупных, потому что это очень дорогое изда-

ние, оно многотомное, ежегодное. Оно систематически издается, номер за номером, год за годом. Стаж этого журнала очень большой, поэтому можете вернуться к

любому году. Перед этим издавался «Register», более краткий справочник, он изда-

314	ВНИМАНИЕ И ПАМЯТЬ	ЛЕКЦИЯ 33

вался с начала века. Так извольте посмотреть, поучиться обращаться с этими веща-

ми. Но я отвлекся.

Итак, непроизвольное запоминание. Что такое непроизвольное запоминание? Я выделю три класса процессов. Первый класс, самый важный или, вернее, наибо-

лее привлекающий к себе внимание психологов, — это непроизвольное запомина-

ние, представляющее собой не что иное, как мнемические процессы, мнемические операции в структуре немнемических действий. Вам ясно, о чем идет речь? Это запоминание, когда вы не запоминаете специально.

Я сегодня с собой взял в виде исключения первую статью, опубликованную в

советской литературе, советским автором. Это статья Петра Ивановича Зинченко 1. Я подчеркиваю имя и отчество, чтоб вы не путали с Владимиром Петровичем Зинченко, нашим профессором, которого вы, вероятно, знаете, это его сын. П.И.Зинченко

сделал вообще очень важный вклад, который затем был подхвачен и развит, в част-

ности в монографии Анатолия Александровича Смирнова.

Вот это первая статья, которая обсуждает этот вопрос, сообщает очень важные

экспериментальные результаты. Зинченко провел изложенную в этой и других его статьях большую серию экспериментов, подробное изложение их вы тоже можете

найти в монографии П.И.Зинченко «Непроизвольное запоминание»2. Я вам называю третью монографию о памяти, из советской литературы это, пожалуй, наиболее зна-

чимые монографии, наиболее продвигавшие исследования памяти. Я изложу некото-

рые факты, которые были получены П.И.Зинченко, ныне покойным. Автор задумал

простенький эксперимент для изучения непроизвольного запоминания. Его испытуе-

мые не подозревали о том, что перед ними стоит задача что-то запомнить, перед ними ставились другие задачи, а потом, когда эти задачи были решены, наступал

неожиданный поворот и испытуемых просили воспроизвести нечто, какой-то мате-

риал, с которым они имели дело в задаче, решая другую, не мнемическую задачу. Он

предложил следующую серию задач: решить арифметическую задачу (первое зада-

ние), второе задание — придумать условия, числовые значения к задаче. Схема зада- чи была задана, надо было детализировать эту схему, по типовой задаче дать вариант.

И третье задание — полностью придумать задачу без всяких условий, без схемы за-

дачи, без типа задачи («Придумайте какую-нибудь математическую задачу»). По всем

трем этим сериям неожиданно перед испытуемым ставилась задача — припомните. И вот характерная для двух возрастов: для первого класса школы и для старшего школьного возраста — эффективность запоминания, то есть число членов, удержанных в

памяти (что же запомнилось): у первоклассников — 11; 11,5; 12 по типам задач, то есть существенного различия не было, а вот у старших школьников сразу изменилась

картина — 3; 4; 10. Значит, что было наиболее эффективно удержано? Придумывание. Что менее эффективно? Решение.

Но самое интересное — второй факт. Экспериментатор придумал хитрую методику: он взял картинное лото (маленькие такие карточки с изображением предметов) и четвертую часть каждой карточки заклеил крупной цифрой (однозначное число). А затем он давал задачи на классификацию картинок. Это одна серия. А дру-

гая задача, другая серия — подбор цифр. Что это значит? Он менял цель. Первая

цель — классификация картинок, вторая цель — ранжирование цифр по заданному правилу. Правило нам неважно, оно может быть очень простое — восходящий или нисходящий ряд. Можно другое — чередование четных и нечетных цифр, можно

1 Зинченко П.И. Непроизвольное запоминание // Советская педагогика. 1945. ¹ 9.

2 Зинченко П.И. Непроизвольное запоминание. М., 1961.

ОПОСРЕДСТВОВАННОЕ ЗАПОМИНАНИЕ	315

задать группирование по какому-то признаку (все равно, что можно сделать с чис-

ловым рядом). И вот поразительные результаты: при классифицировании картинок

у взрослых воспроизведение картинки после этой работы — 13,2; воспроизведение цифр — 0,7. При подборе чисел (может, картинки таким обладают свойством, что

они запоминаются?) — 1,3 для картинок и 10,2 для цифр, то есть обратный поря-

док. Отсюда автор сделал точные, далеко идущие выводы: запоминается непроизвольно то содержание, которое входит в цель действия, плохо удерживается то содержание, которое входит в условия осуществления действия. Это центральный

вывод. Значит, непроизвольное запоминание есть функция места, занимаемого дан-

ным материалом в структуре деятельности, точнее, в структуре действия. То, что

относится к условиям, запоминается хуже; то, что относится к самому содержанию,

которое входит в задачу, лучше. И второе, очень важное наблюдение: оно запоминается иначе. Я цитирую: «Материал, относящийся к способам осуществления дей-

ствия (операциям), при непроизвольном запоминании запоминается обобщенно,

схематично, менее эффективно и менее прочно»1. Содержание же, составляющее непосредственную цель действия, запоминается конкретно, точно, более эффективно.

И, наконец, последний вывод: «Динамика отношений между операцией и действи-

ем, имеющая место как в процессе их формирования, так и при изменении строе-

ния деятельности, обусловливает качественные и количественные изменения в не-

произвольном запоминании» 2.

1 Зинченко П.И. Непроизвольное запоминание. М., 1961. C.186.

2 Òàì æå.

лекция 34

память и деятельность

Òоварищи, я в прошлый раз кратко изложил результаты опытов Петра Ива-

новича Зинченко, относящихся к непроизвольному, ненамеренному запоминанию.

Общий вывод, который можно сделать из опытов, проведенных Зинченко, состоит в том, что в условиях заданной испытуемому деятельности, то есть некоторого зада-

ния, которое передается испытуемому для исполнения, то содержание, которое вхо-

дит в цель производимых испытуемым действий, запоминается достаточно эффектив-

но и, что обращает на себя внимание, может быть воспроизведено с достаточной точностью, конкретностью. Иначе обстоит дело с тем содержанием, которое состав-

ляет способы выполнения действия, его условия. Это содержание запоминается от-

носительно менее эффективно и в гораздо более схематической форме. Оно, кстати,

обычно удерживается не очень прочно. Таким образом, эффективность непроизволь-

ного запоминания определяется прежде всего не такими факторами, как яркость

материала, сила воздействия раздражителей, удерживаемых в памяти, даже не числом повторений, а прежде всего тем местом, которое данный материал занимает в

структуре деятельности.

Парадокс состоит в том, что когда тот же самый материал, с которым имел дело испытуемый в многочисленных опытах, предлагался для произвольного запоми-

нания и воздействовал такое же или такого же порядка время, то оказалось, что это произвольное запоминание менее эффективно, чем запоминание непроизвольное. Передо мной сейчас цифры. По разным возрастам преимущество, то есть большая эффективность непроизвольного запоминания по сравнению с произвольным, следующее: прирост в пользу непроизвольного запоминания у малышей 45%, дальше

40%, 33%, 30% и лишь у студентов прирост составляет всего 15%. Впрочем, последнее объяснить довольно легко, потому что студенты — народ чрезвычайно хитроум-

ный и неизвестно, как они вообще действуют.

Надо сказать, что линия искусственна; не в лабораторных, а, скорее, в жизненных условиях сходные опыты были проведены Анатолием Александровичем Смирновым. Я не хочу сказать, что Смирнов проводил только такие «жизненные», как иногда говорят, естественные эксперименты, но он проводил и эти эксперименты. Они из-

ложены тоже в очень хорошей монографии о памяти, написанной Анатолием Александровичем Смирновым1. Кстати, в эти дни Анатолий Александрович отмечает свой 80-летний юбилей и продолжает свои исследования в области памяти, руководя спе-

циальной лабораторией по изучению памяти в Институте общей и педагогической психологии. Естественные эксперименты, которые были проведены А.А.Смирновым,

1 Смирнов А.А. Проблемы психологии памяти. М., 1966.

ПАМЯТЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ	317

строились по такой схеме (я приведу пример): сотрудник института по определенному

маршруту едет или идет из дома в институт. А когда он появлялся в институте, Анато-

лий Александрович задавал ему целую серию вопросов, относящихся к тому, что он видел и, следовательно, может воспроизвести, припомнить, с какими явлениями он

встречался на своем пути. Результаты такого и подобных опросов, собственно, повто-

рили, вернее, подтвердили данные лабораторного эксперимента. Оказывается, что все то, что относится к способам, условиям, не удерживается, не воспроизводится испытуемым, зато достаточно точно, вернее, достаточно подробно (потому что точность не

проверялась в этих условиях, это нельзя было проверить), и немедленно припомина-

ется именно то, что побуждало ставить вот эти малые, частные, какие-то целевые, це-

леподчиненные процессы по ходу совершаемого, проходимого, проезжаемого пути. Я

опять отсылаю вас к этой монографии. Ее, частичное во всяком случае, изучение предусматривается программами ваших семинарских занятий, я думаю, вам следует обра-

тить внимание и на эти очень интересные описания.

К какому же общему выводу мы можем придти, если поставить перед собой задачу как-то объединить, разобрать, расклассифицировать эти понятия, различные

явления, относящиеся к памяти, с которыми мы встречаемся, исследуя человечес-

кую деятельность? Большинство явлений я описывал, правда, очень кратко, некото-

рые явления я должен буду ввести, для того, чтобы сделать более полной общую

картину. У нас принято выделять в курсах психологии главу о памяти. Это сделал и я

в нашем курсе. Но расчленения, которые стали традиционными и сохранились в современной психологии, являются в высшей степени условными, и это достаточно

хорошо видно даже на таких специальных процессах, как процессы памяти.

Дело в том, что старая психология оперировала категорией «способностей».

Так, выделилась способность восприятия, способность памяти, способность мышления и т.д. Вот эта так называемая способность на известном уровне исторического

развития психологической науки была…(я не могу сказать «переосмыслена»…) пере-

именована. Возник термин «психологическая функция». Функция — это, собствен-

но, и есть «переодетая» способность, потому что когда мы говорим о психической

функции, такой, как например, память, внимание и т.д., то в сущности мы отходим от общепринятого научного определения функции. Я имею в виду то значение, которое имеет термин «функция» в науках о жизни, то есть науках биологических. Общепринятое определение функции в биологических науках состоит в том, что под

функцией разумеется проявление работы органа или системы органов. Вы понимаете, что когда мы говорим о внимании или о памяти, очень ясно видно, что мы не можем приписать эту функцию какому-то органу или какой-то системе органов. Мы, конечно, можем говорить о том, что память, то есть запоминание, хранение удержанных следов и воспроизведение их в той или другой форме — это функция мозга, понимая под мозгом нервную систему и чувствительные, равно и двигательные, физиологические процессы. Это верно, но эта «функция мозга» есть представление чрезвычайно общее. Все есть функции мозга, все, что исследует психология. Это

элементарное положение. Именно потому что оно является весьма общим, оно не

способно служить указанием на то, чем же отличается одна способность или одна функция от другой. Вот вам критика этого общего определения, этого общего по-

нимания дела. Поэтому приходится, нарушая традицию, или, вернее, сохраняя тра-

дицию, но изменяя содержание представления о функции, произвести иное рас-

членение процессов. Применительно к памяти это расчленение требует прежде всего выделения явлений или процессов памяти на уровне осуществления любых процес-

сов, любой деятельности, любого поведения. Я подчеркиваю: «любых процессов»,

318	ВНИМАНИЕ И ПАМЯТЬ	ЛЕКЦИЯ 34

«любых жизненных процессов», значит, в том числе также и процессов, которые

мы не относим к сфере изучаемых психологией. Я начал изложение проблемы па-

мяти с указания на то, что мнемические процессы, то есть процессы удержания, изменения под влиянием внешних воздействий, сохранения этих изменений, то есть

этих следов, их обнаружение в дальнейших процессах есть вообще свойство всякого

живого организма и, следовательно, относится к любым процессам. Нельзя представить себе, например, восприятия без явлений мнемических. Они просто невозможны без этого, потому что мы должны неизбежно допустить (и мы это видим)

известную инерционность, скажем, процессов, вызываемых действием света на сет-

чатку или на какую-нибудь другую систему рецепторов организма. Мы должны до-

пустить (и мы это видим), что помимо этой, так сказать, инерционности процес-

сов (тоже своеобразного удержания, сохранения) имеются и какие-то относительно менее кратковременные, но все же очень короткие удержания. В этом смысле гово-

рят о роли иконической, то есть образной, памяти каких-то следов, с которыми

работает восприятие; чтобы получить образ, нужно работать с таким остаточным, иконическим следом. Это известно из изучения восприятия. Тем более немыслимо,

даже абсурдно представлять себе какие-то мыслительные акты, пусть самые элемен-

тарные, которые бы не включали в себя и воспроизведения чего-то, что дополняет

наличную воздействующую ситуацию, и которые, в свою очередь, не дают мнеми-

ческого эффекта, то есть эффекта запоминания. Мы ничего не можем сказать даже

о таком классе психических явлений, как класс эмоциональных переживаний, аффектах, которые тоже имеют какое-то свое мнемическое содержание и мнемичес-

кое выражение. Например, по отношению к аффектам это очень ясно, они не толь-

ко инерционны, они аккумулируются. Вспомните простую мысль, выраженную в

известном «присловье» о капле, которая переполнила сосуд. Это накопление, эта аккумуляция (следовательно, своеобразное запоминание) вовсе не похожа на зау-

чивание бессмысленных слогов или даже заучивание осмысленного стихотворения.

Это своеобразная память, но она всегда существует. Вот то, что она всегда суще-

ствует, и заставляет вести анализ как-то иначе, чем на основе выделения особой

способности памяти. Значит, мы прежде всего встречаемся с явлениями памяти на уровне исполнительных физиологических и психофизиологических механизмов. И вот так описываемая память, так вычленяемые процессы, как я только что говорил, универсальны. Мы, наконец, наблюдаем эти мнемические явления и на уров-

не отработанных способов выполнения действия.

Èздесь я хочу ввести первый новый, мною не упоминавшийся материал. Дело

âтом, что на этом уровне, я бы сказал, на уровне операций, если следовать тому расчленению деятельности, которое было в свое время мною предложено, нужно произвести еще одно деление. Это деление на операции (способы выполнения действия), которые имеют разное происхождение. А они могут иметь разное происхождение, некоторые из них могут возникать на своем собственном уровне, это продукт фиксации повторяющихся движений; другие возникают путем подчинения какого-

то действия выполнению более общей задачи, следовательно, общей цели. Вот если

действие целенаправленное, то есть направленное на сознаваемую цель, подчиненное ожидаемому результату, представлению о том, что должно быть получено (а это

и есть цель), и если такое действие входит в состав более широкого действия, вер-

нее, вообще любого действия, но так, что первое обслуживает второе, тогда оно

теряет свой ранг действия и приобретает ранг операции. Значит, эти операции имеют двойное происхождение: в анализе я обычно имею в виду только операции вто-

рого происхождения, но мы можем выделить и операции первого происхождения.

ПАМЯТЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ	319

Надо сказать, что мнемические процессы на уровне этих различных по своему

происхождению операций ведут себя по-разному. Я сейчас процитирую малоизвест-

ные опыты ныне покойного В.И.Аснина, который проделал экспериментальную работу с очень простым аппаратурным оборудованием, но давшую очень интересные

результаты как раз с точки зрения запоминаемости операций, их удержания. Речь

идет на этот раз о двигательных процессах. Опыты проводились так: перед испытуемым был клавишный аппарат. Это коробка, на верхней крышке которой располагался ряд клавиш, кнопок. Задача испытуемого заключалась в том, чтобы нажимать на

кнопки. Как? В одной серии опытов — по сигналам, которые представляли собой род

нот, нотных знаков, если хотите, только особенно построенных. Это были кружки,

изображенные против каждой клавиши, и дальше рисовалось нечто вроде так назы-

ваемой мнемосхемы: известная последовательность их чередования. Задача испытуемого заключалась в том, чтобы всякий раз найти следующую клавишу и осуществить

действие. После некоторого количества повторений, которое примерно определялось

предварительными опытами, ситуация опыта внезапно, неожиданно для испытуемого менялась. Заметьте, что никакой задачи запоминания перед ним не ставилось,

скорее, эта ситуация воспринималась им как ситуация исследования реакции выбо-

ра, времени реакции выбора, только в усложненных условиях. Ситуация опыта вне-

запно менялась вот в каком отношении: убирались нотные знаки, эта мнемосхема, а

экспериментатор спокойно говорил испытуемому: «Продолжайте». Иногда, к некото-

рому своему удивлению, испытуемым удавалось продолжать. Объективная регистрация показала, что вообще этот порядок удержался. Давайте запомним этот результат.

Вторая серия, противоположная, контрастная, заключалась в следующем: клавиши

были снабжены вспыхивающими лампочками, которые находились непосредственно

в клавише. Задача испытуемых заключалась в том, чтобы нажимать на вспыхнувшую клавишу и тем самым тушить ее. Никакой последовательности здесь не выделилось,

никакой мнемосхемы не было. И дальше проводилась та же процедура. В какой-то мо-

мент после известного числа повторений лампочки переставали загораться, и испы-

туемый тоже продолжал правильно сохранять последовательность. Просто ему гово-

рили, «а теперь продолжайте то, что вы делали», ведь много раз повторялись одни и те же, правда довольно сложные, комбинации, сразу не схватываемые. Скажем, первая, седьмая, четвертая, пятая, третья, вторая клавиша и т.д. Никакую закономерность нельзя было установить в ряду цифр, обозначающих клавишу.

Мы получили примерно одинаковые результаты, но а) повторений во втором случае требовалось значительно больше; б) самое важное здесь — переделка навыка.

В первом случае изменение, вносимое в порядок нажимания клавиш, в сущности, ничем не нарушало процесс. Он воспроизводился достаточно хорошо. Значит, не было так называемой интерференции, то есть столкновения прежде выученного и несколько измененного навыка. А во втором случае как раз наблюдалось очень отчетливо явление интерференции. Значит, в одном случае мы имели какое-то очень гибкое об-

разование, подвижное, не сталкивающееся со сходным. Мы будем говорить «со сход-

ными следами», «со сходными полученными последовательностями», «удержанными последовательностями». Во втором случае это столкновение происходило и мешало

образованию нового навыка, вернее, навыка новой последовательности. Вы можете в

психологической литературе встретиться и, наверное, встретитесь с понятием «интер-

ференция навыков»: один мешает другому, сходному. Один образовавшийся навык мешает образованию навыка, с ним сходного. Но дело в том, что все это относится только к странным связям движения, фиксирующимся не в порядке преобразования,

320	ВНИМАНИЕ И ПАМЯТЬ	ЛЕКЦИЯ 34

превращения прежде сознательных движений вот в эти обслуживающие операции сознательного действия, то есть преследующего сознательную цель, а лишь в результате

повторения стереотипов, которые образуются просто в силу повторений. В поведении

человека и его деятельности, в жизни человеческой мы встречаемся с образованием,

с удержанием, фиксацией операции, которая представляет собою автоматизирован-

ное, но бывшее сознательное действие. Всякий пианист, например, знает, что, читая нотную запись, то есть играя с листа, никакое совпадение двух-трех последовательных движений с той же аппликацией, то есть совершаемой на тех же клавишах теми же пальцами руки, не вступает в столкновение с тем же самым порядком, множество

раз повторившимся либо в другой музыкальной фортепьянной пьесе, либо, чаще все-

го, в этюдах, специальных упражнениях, даже просто при проигрывании гаммы. Там очень часто повторяют эти кусочки. Это элементарное наблюдение: никакой интерфе-

ренции нет. Разве бывает интерференция при переходе от записи русскими буквами к

записи латинскими буквами? Конечно, у нас среди латинских букв могут вылезти русские (или наоборот), это приводит к задержке, столкновению, но это не интерферен-

ция, это действие совсем другого механизма, так сказать механизма настройки, — что

называется установкой. Конечно, если мне показывать непрерывно латинские слова и

я их должен читать вслух, а потом мне дают написанное по-русски слово «РЕСТОРАН», то я читаю «пектопа». Но дело вовсе не в интерференции, потому что если я прочитаю

знаменитую тетрадочку для запоминания слов (слева иностранное, справа русское,

или наоборот), то никакой интерференции здесь не возникает.

Я рассказал немножко об опытах Аснина потому, что мне хотелось выделить

собственно память, как она выступает в настоящих операциях, а не в тех операциях,

которые являются просто задолбленными, будем говорить так, движениями, элементарными по своей структуре стереотипами, а не автоматизированными действиями.

Итак, мы встречаемся дальше с памятью на уровне операций, и это своеобразная

память, об этом я уже говорил в связи с опытами с непроизвольным запоминанием. Наконец, мы встречаемся с памятью как мнемическим действием. Есть такие действия у человека, а у животных нет. Цель — запомнить, и тогда это мнемическое действие выполняется различными операциями. Какие из них наиболее подходящи? Это вопрос особый. Они разные, эти наиболее подходящие операции, в зависимости от того, как конкретизируется сама мнемическая цель, то есть сам целевой процесс за-

поминания. А конкретизируется эта цель очень по-разному. И старые авторы, кото-

рые писали в начале нашего века о памяти, с недоумением констатировали такой, например, факт, что иногда произвольный, то есть целеподчиненный, процесс за-

поминания приводит к тому, что запоминание является относительно кратковремен-

ным, а в других случаях мнемическая цель приводит к тому, что это запоминание относительно гораздо более длительно. В чем разница между «запомнить до завтраш-

него дня» и «запомнить надолго»? Разный состав операций, теперь это совершенно

ясно. Ничего таинственного здесь нет. Не намерение определяет судьбу мнемического процесса, а способ, каким это мнемическое действие выполняется. А он изменяется, когда меняется цель. В самом деле, мне сказали номер телефона, и мне нужно несколько секунд, чтобы дойти до телефонного аппарата, поднять трубку и начать набор сообщенного мне номера на диске. Ну, какой я буду здесь применять прием? Ка-

кую операцию совершу? Да очень простую: когда я услышал номер, я повторяю его

один или два раза и в это время подхожу к диску и в третий раз набираю. Я не искал никаких связей между этим цифровым материалом, ни с чем его не пробовал связать. Ну что мне стоит его удержать в течение десятка или двух десятков секунд? Дос-

ПАМЯТЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ	321

таточно просто про себя его воспроизвести, рассчитывая на продолжение инерцион-

ного действия от моего повторения. Все.

Другое дело, когда мне не на чем записать номер телефона: я встретил знакомого, который дал мне свой номер телефона, а записать его не на чем. А мне надо

его запомнить, я договорился с ним, что позвоню ему по телефону в тот же день

вечером или на следующий день. Мне нужно запомнить не на секунды, не на десятки секунд, а относительно длительно. Я приведу реальный пример, как я запомнил номер. Я знал отчетливо набор первых трех цифр, потому что они стандартны для дан-

ного учреждения. А дальше шли 37-89. Я и запомнил: первая группа есть 3, а потом

простая последовательность: 7-8-9. Все. Вот я открыл сейчас книжечку только для

того, чтобы проверить, помню ли я до сих пор. Оказывается, помню правильно. Я

убедился в том, что это так. Группа первых цифр, я ее знал, мне нечего было запоминать, как у нас на факультете таинственное, но устойчивое 2-0-3, 203. По какому

бы телефону вы ни звонили, вы начинаете с 203. Так же и в том учреждении, о кото-

ром идет речь, тоже есть три постоянных знака. Итак, после этой группы — 3-7-8-9. Значит, я устроил какой-то порядок, осуществил какие-то мнемические операции,

здесь очень простые, и удержал номер в памяти, мне не нужно было идти и весь путь

повторять или применять какие-нибудь другие способы.

Надо сказать, что эта разница, казавшаяся в начале века таинственной, —

зависимость от намерения — расшифровывается, раскрывается очень просто: цели

меняются, конкретные формы целей, конкретное их содержание меняется, соответственно с этими целями подбираются системы разных операций, которые и

дают, соответственно, разные эффекты. Итак, мы имеем дело, стало быть, с про-

цессами памяти на уровне теперь уже действий. Но остается еще один уровень, где

память действует уже совершенно удивительным образом. Я имею в виду уровень деятельности по тому определению, которым я обычно пользуюсь, разумея под дея-

тельностью процесс, который побуждается и направляется мотивом, конкретизиру-

ющим в себе ту или другую потребность. Это есть известная единица человеческой

жизни, человеческой деятельности в собирательном значении этого слова. Как же

обстоит дело с этой же самой способностью или функцией, которую мы называем памятью, если подойти к анализу памяти на этом уровне? Вот здесь-то и открывается неожиданность. На этом уровне память в своих обычных проявлениях исчезает. Она скрывается прежде всего от нашего самонаблюдения, мы ничего не знаем о

том, что мы делаем и делаем ли мы что-нибудь, в результате чего происходит фиксация, запоминание на уровне деятельности, то есть на уровне мотивации, а не цели, не условий, в которых протекает действие, то есть на уровне операций. И тем более не на уровне исполнительских механизмов, реализаторов. Дело все в том, что существует как бы своеобразное несовпадение эффектов того, что мы называем запоминанием, на уровне, повторяю, механизмов, реализующих процесс, на уровне способов выполнения деятельности и на уровне действия, наконец. Дело в том, что запоминание идет, если так можно выразиться, без запоминания, без специально-

го процесса. Нам, по крайней мере, этот процесс субъективно неизвестен, а еще

более отчетливо особенность эта проявляется в том, что мы ничего не припоминаем, содержание оказывается не хранящимся на складах памяти, а актуальным, оно

становится, так сказать, как бы принадлежностью субъекта, а не его памяти. Я по-

ясню сначала на примере, который я повторяю, когда обычно говорю об этой про-

блеме в учебных курсах. Иллюстрация немножко нарочитая и смешная. Представьте себе (я обращаюсь к женской половине нашей аудитории) что некий молодой и

прелестный человек всячески выражает чувства глубокой привязанности, влюблен-

322	ВНИМАНИЕ И ПАМЯТЬ	ЛЕКЦИЯ 34

ности и очень настойчиво ждет Вашего согласия на свидание с ним. И вот наступа-

ет тот счастливый для него день, когда Вы наконец говорите: «Хорошо. В четверг в

пять». А Ваш молодой человек берет книжечку, разграфленную по дням недели и по часам, берет карандаш и говорит: «Ага, в четверг, так, значит, в пять» — и тща-

тельно записывает. Как, Вы пойдете на свидание? Я думаю, что нет. Скорее всего,

нет. Потому что он себя выдал. Такие вещи не запоминают, они входят в Вас, и Вы

ñэтим живете. Уж если человек говорит, что забыл про назначенное свидание, значит, вы безошибочно, как практические психологи, понимаете, что это не име-

ло для него особого смысла. Вот действие, которое нужно совершить, мы записы-

ваем, а для голода, мотива, побуждения мы ничего не должны делать в плане их

фиксации: ни повторять десять раз, ни подбирать мнемотехническое правило, то

есть делать какие-то специальные нарочитые операции, искусственные, так сказать,

ñточки зрения логики. Человек получил вчера новое впечатление, затронувшее его

личность, и наутро, просыпаясь, испытывает переживание: «Ах, вот что…». Это что?

Припоминание? Вы, наверное, угадали из какого художественного произведения я привел этот пример. Да, это знаменитая Катюша у Толстого. Там после встречи с

этого начинается день. Что это? Припоминание? Разыскивание в складах памяти?

Нет, это совершенно особая вещь, это стало теперь чем-то страшно личным. Это

как бы совсем другая память, причем не думайте, что это продукт какого-то особо-

го развития. Она все время существует, на всем историческом пути, вернее, на всем

эволюционном пути. И если вы хотите видеть зачатки этого механизма в гораздо большем обнажении, чем у человека, обратитесь к животным. Ведь это же и есть

знаменитый импринтинг. Вот она, фиксация потребности в объекте, которая, как

известно, не требует повторения, которая делается мгновенно. Поисковая активность

там врожденная, рефлекторные ответы на ключевые раздражители, приводящие машину в действие. Встреча с объектом, удовлетворяющим потребность, фиксация

этого объекта, отнесение его к категории жизненно важных. Вот оно!

Значит, это различные уровни запоминания, они просматриваются очень хоро-

шо эволюционно. Пожалуй, только один уровень не просматривается в эволюции. Это

уровень мнемических действий, просто потому, что в мире животных мы не имеем явлений постановки сознательных целей и подчинения этим сознательным целям, то есть представлениям о результате, который должен быть достигнут в поведении, отдельных актах этого поведения и т.д. И вторая поправка: что касается запоминания

операций, то, конечно, это операции только первого вида, те, которые стереотипны. Почему так хорошо изучать образование всяких стереотипов, например, двигательных, именно у животных? У человека это изучение очень затруднено тем, что мы обязательно должны поставить человека в очень искусственные условия лабораторного порядка. Иначе у него просто не будет этого эффекта задалбливания. У него будет эффект перехода целевого поведения в поведение, обслуживающее действие, направленное на другую цель. То есть всегда будет господствующей память, связанная на уровне операций второго, главного для человека вида.

Надо сказать, что проблема памяти, как она сейчас выступает в современ-

ной психологии, возвращает к некоторым большим, я бы даже сказал, философского порядка вопросам. Возвращает не в том смысле, что современное знание о

процессах памяти как-то говорит за одну или другую философскую общетеорети-

ческую интерпретацию этих явлений. Скорее, они позволяют понять, как, из каких

эмпирических источников выступают те или другие философские концепции памяти. Я эту мысль опять проиллюстрирую на некоторых достаточно ярких примерах.

Прежде всего, это философская тенденция, выразившаяся в универсальном учении