leontyev_lektsii

ПАМЯТЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ	323

о мнеме как о всеобщей способности или о всеобщем явлении в мире. Вы помните,

я упоминал об этих концепциях, связывал их с именем Семона. Это отнюдь не фи-

лософ, а физиолог, но он выразил известные философские воззрения физикального, так сказать, направления. Они, собственно, заключаются в том, что основные,

главные характеристики памяти сохраняются и лишь проявляют себя в разных ли-

чинах, подобно следам, которые мы видим как результат того, что по мягкому грунту проехала телега. Это оставление следов на грунте в виде колеи, это явление остаточного магнетизма, это явление изменения под влиянием внешних воздействий или

обменных процессов протоплазмы, это изменения в нервной системе, состоянии си-

наптических аппаратов, то есть аппаратов связи в биохимии синапсов и так по вос-

ходящему ряду по принципу: чем больше это меняется, тем все больше это остает-

ся тем же самым. Это физикальный философский взгляд на жизнь и, в частности, тем самым, на процессы мнемические. Я бы упомянул еще об одной идее, тоже

выраженной на философском языке, прежде всего одним из крупнейших филосо-

фов-классиков. Я имею в виду то значение, которое придавал процессам памяти Гегель. Именно ему принадлежит та великолепная мысль, что мы ничего не можем

сделать по решению нашей души, если не вспомним о нем. Мысль, которая под-

черкивала чрезвычайное значение памяти в наивысших проявлениях человека.

И наконец, особо и специально я имею в виду очень сложную, очень прав-

доподобную, в каком-то смысле, я это подчеркиваю, концепцию, которая была

развита достаточно крупным, известным, я не скажу больше, философом-идеалис- том Анри Бергсоном. У него есть специальная книга, посвященная прямо памяти1.

И одно из важных положений этой книги заключается в том, что мы имеем двоякую память, в соответствии с воинствующим идеалистическим, спиритуалистичес-

ким даже воззрением Бергсона. Во-первых, память тела. Это то, о чем я говорил

подробно, об этих мнемических операциях, об этой памяти на уровне операций, на

уровне даже мнемических действий. Но есть еще память, которая как бы вовсе не

попадает в эту классификацию. И эту память Бергсон выделял как память духа в отличие от памяти тела. Что же имел в виду Бергсон и в каком смысле он уловил

какую-то правду? Он уловил какую-то правду в том смысле, что он нашел и при-

вел целый ряд очень интересных описаний, сделав, однако, из этих описаний

прямолинейные, идеалистические обобщения. Но он эти описания привел и этим, конечно, привлек внимание к фактам, которым вовсе не всегда придавалось необходимое значение. Позвольте мне привести одно описание. Я, конечно, не цитирую,

Бергсона я читал давным-давно, поэтому я прошу извинить меня, если я не буду точно воспроизводить его текст. Все-таки это у меня удержалось. Кстати, по како-

му, вы думаете, принципу? По принципу смыслового запоминания? Или по принципу «делового заучивания»? Ну, конечно, по принципу смыслового запоминания. Потому что я сделал для себя в этот момент какое-то открытие, которое состояло в том, что была обнаружена какая-то лакуна в психологических знаниях, которая не была оценена. Так какой же это факт? Бывает так, что я не помню какого-нибудь события, явления, какого-нибудь материала, зато я отлично знаю (а значит, по-

мню), что я его должен помнить. Я помню о том, что у меня это в памяти, и толь-

ко поэтому начинаю припоминание, то есть поиск. Иногда мне удается сделать этот поиск, иногда нет. Значит, память работает как бы в двух порядках. Гегель писал: мы можем сделать что-нибудь по решению нашей души, только если мы помним об этом решении. Я переворачиваю его формулу: мы можем сделать усилие, проявить

1 См.: Бергсон А. Материя и память // Собр. соч.: В 4 т. М., 1992. Т.1. С.157—327.

324	ВНИМАНИЕ И ПАМЯТЬ	ЛЕКЦИЯ 34

активность припоминания чего-нибудь, если мы помним о том, что мы должны

припомнить. Я рассказал про эти некоторые общие философские подходы и осо-

бенно про Бергсона, не просто так, не для расширения ваших представлений. Я сделал это, чтобы придти к одному важному, по-моему, психологическому выводу. Я

не могу сказать, что этот вывод является результатом исследования, серьезного,

скрупулезного анализа, но тем не менее этот вывод обоснован. Вот в чем он заклю- чается: когда мы говорим по существу о различных процессах, объединяемых общим представлением о функции приобретения, хранения и воспроизведения неких

следов в неких обстоятельствах, когда мы говорим об этих разных уровнях, гово-

рим о том, что эта так называемая способность или функция является в разных

своих качествах, то нужно к этому присоединить, что является-то эта функция в

разных своих качествах не последовательно (они не сменяют друг друга), а обычно одновременно. Вот отсюда-то и получается этот своеобразный феномен, который

достаточно хорошо был описан Бергсоном и из которого сам Бергсон сделал со-

вершенно идеалистического порядка выводы, то есть очень далекие от всякого конкретного научного способа рассмотрения реальности. Да, память на уровне деятель-

ности должна присутствовать и в других наших процессах. Она вводит в игру все

остальное: припоминание на уровне действия, операций, исполнительных механиз-

мов, как вообще человеческие потребности, конкретизировавшие себя в известных

мотивах, побуждениях, вводят в игру всю человеческую деятельность — и в каждое

отдельное действие, и в каждый акт. И это действительно так. Я процитирую Маркса: «Никто не может сделать чего-либо иначе, как ради удовлетворения той или

другой потребности». В самом деле, а к чему тогда было совершать эти действия?

ßна этом и закончу сегодня лекцию. А дальше мы перейдем к очередной теме,

êмышлению.

мышление

è ðå÷ü

лекция 35

виды мышления. мышление и чувственное познание

Ìы начинаем этот семестр новой темой «мышление», темой, можно ска-

зать, классической, довольно трудной. Вы хорошо понимаете, что процессами мыш-

ления занимается не только психология. Мышление составляет также предмет изу- чения теории познания, то есть философии. Специально мышлением занимается и

особая наука, — логика. Логика во всех своих направлениях и разделах.

Предметом психологии мышление стало относительно недавно, то есть в пери-

од, когда психология уже начала формироваться как самостоятельная область знания и первые систематические представления о психологии мышления, о психологи-

ческих вопросах мышления, составляли содержание так называемой «ассоциативной

психологии» прошлого столетия. Она стояла на общеизвестных, очень простых по-

зициях, которые сводились к тому, что главные законы, управляющие движением

представлений, понятий в голове человека, — это законы связей, то есть законы ас-

социаций. При этом описывались различные виды ассоциаций: ассоциации по одновременности, по сходству, по контрасту. И проводились некоторые специальные эм-

пирические наблюдения, которые позволяли вводить такие понятия, как понятие

«персеверации», то есть как бы распространения эффекта ассоциаций на последующее течение процессов. Или такие понятия, которые современным языком можно

было бы назвать «предвосхищением, «установкой», говорили: «антиципации». Именно такой термин и подобные ему применялись в «ассоциативной психологии».

При этом было характерно, что сам мыслительный процесс всегда представлялся в качестве процесса внутреннего, разыгрывающегося в поле сознания, во внутреннем поле. Он может быть найден или описан через высказывания, то есть реше-

ние, скажем, ассоциативной задачи (такое представление или понятие вызывает по ассоциации какое-то другое), или через прямое изучение уже не самого процесса, а

его продукта. То есть, подвергались анализу те или другие продукты внутреннего мыслительного процесса, процесса мышления. Вы видите, таким образом, что первоначально в психологии проблема мышления возникла как проблема мышления внутреннего. Его можно также назвать «словесным». Или же «словесно-логическим», то есть формой «дискурсивного мышления», по-русски — рассуждающего мышле-

ния, внутреннего логического процесса.

Естественно, уже в это время возникло известное противопоставление подхода собственно психологического и подхода логического. Их различение представляло большие трудности, и если вы возьмете старые учебники психологии или старые курсы психологии, то вы найдете на страницах этих учебников или курсов психологии такие главы или параграфы, как, скажем, глава «о рассуждении», «о

силлогизмах», то есть, в сущности, повторение тех глав, которые обычно адресова-

328	МЫШЛЕНИЕ И РЕ×Ü	ЛЕКЦИЯ 35

лись к формальной логике. Проблема логического и психологического, по существу,

не была решена. В учебники психологии перекочевывали страницы из учебников

формальной логики.

Серьезный вклад в дальнейшее изучение психологии мышления был внесен

экспериментальными работами, проведенными в рамках экспериментального само-

наблюдения человека, которые тоже имели дело с таким словесно-логическим процессом (я имею в виду вклад, который внесла так называемая Вюрцбургская школа). Вюрцбургская школа представлена рядом очень знаменитых имен, знамени-

тых в первой четверти нашего века. Это, например, такие имена, как О.Кюльпе,

Н.Ах, ряд других очень крупных психологов. Кстати, они очень хорошо представле-

ны в нашей литературе, в одном из сборников, посвященных мышлению1. Åñòü åùå

очень хорошая характеристика этой школы, этого направления, давно опублико-

ванная, я тоже на нее укажу, на эту маленькую-маленькую книжку, представляю-

щую интерес. Это один из выпусков, которые издавались под общим названием «Новые идеи в философии». Там есть прекрасная статья об этой школе и, наконец, там

очень важная статья Кюльпе2.

Что, собственно, дала эта школа и почему я выделил ее из ассоциативной психологии и обозначил особенно?

Дело в том, что эта школа ввела капитальное положение. Она показала, что

познавательный процесс, который мы описываем как процесс внутренний, процесс

мышления, протекающий во внутреннем плане, не представляет собой эффект борь-

бы, как когда-то говорили, между ассоциацией, то есть ассоциативным процессом, и персеверативным процессом. Ассоциативный процесс где-то когда-то возникает и

где-то в каких-то звеньях гаснет. Если не было бы активности, заметьте, было бы

какое-то скопище идей, то есть этакое мышление, которое идет по каким-то прото-

ренным ассоциациями путям. К этому было прибавлено очень важное положение,

которое известно в таких терминах — это положение о «детерминирующей тенденции», о роли задачи, иначе говоря, которая-то и есть организатор процесса и руко-

водитель процесса. Значит, не внутренняя борьба двух тенденций является главным

условием, порождающим этот процесс, а наличие перед субъектом некоторой зада- чи, которая создает эту основную тенденцию, направленность мыслительного про-

цесса. Это было существенной исторической вехой в развитии психологических знаний о мышлении. Нужно сказать, что при этом началась разработка очень важной психологической проблемы — проблемы обобщения, понятия.

Экспериментальный характер этого исследования позволил проявить, пролить свет на ряд неясных вопросов, поставить новые вопросы, но ограниченность заклю- чалась здесь в том, что исследование мышления оставалось хотя и эксперименталь-

ным, но интроспективным, то есть основанным на показаниях мыслящего, в данном случае — решающего какую-то задачу испытуемого.

Оставались известные трудности в различении логического и психологического содержания, то есть логической и психологической сторон этого процесса.

Необходимо подчеркнуть сложность этого вопроса. Хотелось бы обратить ваше внимание на то, что если логические процессы происходят «в голове» человека, то,

конечно, они происходят не иначе, как на основании законов работы человеческого мозга. Трудность же вопроса заключается вот в чем: выводимы ли логические процессы, которые мы наблюдаем, из свойств этой головы? Существовали попытки по-

1 См.: Психология мышления / Под ред. А.М.Матюшкина. М., 1965.

2 См.: Новыя идеи въ философiи. Сборникъ 16. Психологiя мышленiя. СПб., 1914.

ВИДЫ МЫШЛЕНИЯ. МЫШЛЕНИЕ И × УВСТВЕННОЕ ПОЗНАНИЕ	329

строения такой психологической, из головы выводимой, логики. Но вы понимаете,

что логические отношения, которые мы находим в мыслительном процессе, явля-

ются не продуктом порождения соответствующих процессов головы, а являются выражением, точнее сказать отражением, некоторых связей, которые мы воспроизво-

дим. Эти законы существуют как самостоятельно выделенные. Они и отражают эти

объективные связи и способы оперирования ими. Если это так, то тогда не остается места, в сущности, для психологии мышления, за исключением особых вопросов. Какие же это вопросы?

Прежде всего понятно, что с логическим мышлением человек не родится. Он

усваивает логику. Не обязательно уроки логики, а обобщения в опыте познания, в

опыте общения с другими людьми. Он усваивает человеческие нормы. Мышление —

это и есть логические нормы.

Значит, можно говорить о психологии мышления ребенка. Вот это уже не со-

впадает с логикой фактически, правда? Мышление можно констатировать у детей,

скажем, дошкольного и раннего школьного возраста, но оно отличается от логического мышления взрослого человека. Второе. Патология мышления — значит постоян-

ное нарушение логического мышления. В различных видах патологии разное. Патоло-

гическое мышление тоже выпадает из предмета, которое называется логикой, как бы

вы ни трактовали этот предмет.

И наконец, последнее: так называемое творческое мышление. Кстати, эта

проблема тоже была отчетливо поставлена в Вюрцбургской школе. Это проблема так называемого продуктивного мышления. Смысл этой проблемы состоит в следующем.

Предположим, мы делаем анализ каких-нибудь логических операций, скажем, мы

берем обычный, банальный силлогизм, рассуждение по классической схеме о смер-

тности людей, о том, что Сократ есть человек, и вывод, то есть результат мышления, состоящий в том, что Сократ необходимо смертен. Видите, даже в этом про-

стом, самом элементарном по форме своей силлогизме обнаруживаются известные

трудности, и они состоят в том, что вы должны иметь первую и вторую посылку

для того, чтобы получить выводы. Как же вы выбираете первую и вторую посылку?

Вы анализируете посылки и таким способом получаете необходимый вывод, но не получаете необходимости посылок. Вам понятно? Надо найти положение, это сведение двух посылок: «Все люди смертны», «Сократ человек». Дальше идет вывод, правильно или неправильно сделанный. Но остается вот эта общая мысль — отыс-

кивание этих посылок. «Все люди смертны», «слон не человек» — попробуйте сделать вывод. Вы мне скажете: «Ошибка! Нельзя так строить!» Да. Это ошибка, и грубая. Надо было написать: «Живые существа смертны. Слон — живое существо» — и так дальше, но это уже работа для логики. Все равно эта проблема остается, и это очень тонкая проблема.

Значит, я еще раз повторяю, мы имели такие вехи. Первая веха: это ассоциативная психология, которая изображала эти процессы в виде потока ассоциаций, управляемого внутренними тенденциями. Второй момент: это момент выделения этих

процессов как целенаправленных, подчиненных задачам. И, наконец, третий, кото-

рый я специально хочу подчеркнуть. Опыт жизни, практические задачи, которые возникли перед психологом, расширение поля зрения психологии, расширение

возможностей эмпирического, экспериментального в том числе, исследования не-

избежно привели к тому, что я бы условно назвал отказом от изучения только дис-

курсивного или преимущественно дискурсивного мышления, логического, рассуждающего мышления. И тогда мышление выступило в своем нелогизированном и

поэтому в более ясном виде. Что я имею в виду?

330	МЫШЛЕНИЕ И РЕ×Ü	ЛЕКЦИЯ 35

Это успехи, прежде всего, в онтогенетическом изучении мышления. Видите:

мышление налицо, а нормами логики оно не вооружено, и оно остается самим со-

бой, приоткрывает свое собственное лицо, не усложненное человеческим мышлением, опытом человеческой практики, сложившимся в формулах, в законах логики.

Второе — психология народов, этнопсихология. Пошел большой поток иссле-

дований в начале столетия на основе обширного этнографического материала, собранного при контактах в путешествиях, в торговле, при помощи проповедников, которые прокладывали пути для коммерции и военных захватов иногда, то есть чаще

всего. И вот этот этнографический материал показал, что процесс мышления как-

то иначе протекает у ряда народностей, стоящих на относительно низком уровне

своего социально-экономического развития, есть какое-то своеобразие. Наиболее

знаменитое имя здесь, распространенное у нас благодаря переводам, — Л.ЛевиБрюль, его работа «Первобытное мышление»1. Там описана какая-то очень странная логика, совсем не похожая на ту логику, с которой мы встречаемся у людей, принадлежащих к народам, стоящим на значительно более высокой ступени экономи-

ческого, культурного и социального развития.

Речь идет о логике, наблюдаемой у народностей, которые живут в условиях,

напоминающих условия первобытного строя. Был собран огромный материал, и этот

материал использовался и Леви-Брюлем, и Турнвальдом, и целой группой людей, которые ставили перед собой вопрос о существе психологии в историческом плане,

точнее этнографическом.

Вскоре появились исследования и собственно исторические. Я имею в виду шко-

лу Мейерсона во Франции, которая сейчас представлена некоторыми отдельными ис-

следователями, пользующимися для изучения психологии мышления историческими памятниками. Одна из известных тем, разработанных внутри школы Мейерсона, осно-

вана на изучении объективных исторических документов античного мира, Греции. Это

греческое искусство, греческая литература, творчество вообще.

Наконец, развитие техники привело к постановке проблемы еще в одной плос-

кости: «ручное», «техническое мышление», скажем, умение быстро сообразить, в ка-

кую сторону будет вращаться шестерня, если другая, через два, три звена связанная с

ней, шестерня будет поворачиваться, скажем, по часовой стрелке? Или как собрать целое из некоторых элементов? Как собрать куб из отдельных фрагментов этого куба? Или, кстати говоря, вот эти последние задачи: собрать, разобрать, определить направления, визуально, наглядно — они ведь очень распространены, например, у одной

народности нашей страны. Я сам еще застал, это было в 1930 году, такую игру — собирание из фрагментов дерева очень сложной стереометрической фигуры. И эта игра

на терпеливое собирание и вместе с тем на воображение пространственных, сложных соотношений бытовала, и я это видел.

Открылось так называемое «техническое мышление». Чтобы отобрать в школу для первоначальной подготовки механиков, может быть, надо посмотреть, как они справляются с задачами на пространственное мышление? Или с задачами на механически непосредственно воспринимаемые или в пробах открывающиеся отноше-

ния? Вот откуда пошло это направление исследования. Аристократизм дискурсивной

мысли был устранен. За ним открылось громадное число процессов, которые являются, во-первых, бесспорно познавательными, во-вторых, выступающими за границы, за пределы данных чувственного восприятия, чем-то отличающимися от этого восприятия. Это уже не восприятие, это уже мышление, но не в своих традиционных

1 Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930.

ВИДЫ МЫШЛЕНИЯ. МЫШЛЕНИЕ И × УВСТВЕННОЕ ПОЗНАНИЕ	331

формах дискурсивного мышления. Особенно сильно это было представлено в работах

еще одного направления, тоже относящегося к началу века. Здесь нельзя слова ска-

зать, не вспомнив старых авторов, которые тоже что-то делали в этом направлении,

èособенно ярко это проявилось в нашем ХХ столетии. Вы догадываетесь, о чем я

говорю? О психологическом направлении, которое называется гештальтпсихологией.

Знаменитые во всем мире к¸леровские обезьяны более длинной палкой достают другую палку. Сначала не видят решения, а потом внезапно видят — на этом настаивает К¸лер. К.Бюлер назвал бы это «Ага-реакцией». И.П.Павлов называл это другим сло-

вом, совершенно подходящим: «ручное мышление обезьян». Пробы, но пробы, оп-

ределенно направленные. Это сложный процесс. Мы стали говорить об интеллекте у

животных. А ведь интеллект — мышление. Но надо сказать: «мышление в его доче-

ловеческих формах». Давайте примем так: интеллект — более широкое понятие, а мышление — более узкое (человеческий интеллект, человеческое интеллектуальное

поведение).

Кстати, исследования К¸лера сразу нашли свое отражение в исследованиях по детской психологии. У того же Бюлера, позднее у других авторов появились исследо-

вания, проведенные с маленькими детьми по той же методике, что у К¸лера. Задачи

такие: догадаться подставить стул, чтобы достать высоко подвешенные или высоко

положенные игрушки, или выкатить шар из некоторого устройства, напоминающего

лабиринт, работать с клеткой, только не сидя в клетке, а наоборот: цель помещалась

в клетке, а ребенок, естественно, вне клетки и надо ее, эту штуку, как-то из клетки вытащить — словом, набралось бесчисленное количество таких методов. Но характер-

но то, что все они относились к мышлению очень широкого профиля и вовсе не ог-

раничивались рамками рассуждающего, дискурсивного, обязательно использующего

аппарат логики мышления.

Может быть, при таком, более широком понимании и удастся (а может быть,

èудалось отчасти) подойти и к пониманию того, что называется творческим ас-

пектом мышления, особым характером мыслительного продукта, того, что называ-

ется иногда словом «интуиция», правда? Того, что обозначается как зрительное

мышление (это очень загадочный термин). Словом, сложилось представление о том, что мышление бывает разное, качественно разное, то есть выделяются качественно отличающиеся, своеобразные фазы в развитии. Некоторые просто констатировали формы, другие связывали их исторически, то есть старались их выстроить в некото-

рую последовательность в филогенетическом развитии: от животных к современному развитому человеческому мышлению или от совсем маленького ребенка, от младенца, до подростка, владеющего полностью морфологическим аппаратом, которым мы обычно пользуемся.

Возникли термины: «ручное», иногда говорят — «практическое» мышление; иногда эквивалентным термином становится «техническое мышление», «технический интеллект» (более редкое понятие). Затем: «наглядно-образное мышление». Здесь ударение ставится скорее не столько на двигательные аспекты, практические (то

есть действия с предметом: действовать с ним, что-то открывать в нем), а на об-

раз, на представление, на чувственный характер, на то, что движется в мышлении

èна чувственный характер самого движения. Это импонирует некоторым идеям

К¸лера. Он же представлял себе дело так, что в чувственно-феноменальном поле

происходит сближение орудия и цели. А некоторые специальные исследования Йен-

ша с эйдетиками позволили увидеть реальную зависимость: смещение этих вещей в феноменальном зрительном поле человека под влиянием нужды, потребности пря-

мо так, зрительно: палка притягивается, движется по направлению к цели. К¸лер

332	МЫШЛЕНИЕ И РЕ×Ü	ЛЕКЦИЯ 35

употребил еще термин «в эйдетических образах», то есть в образах, которые могут

задерживаться только у некоторой части людей, обладающих этой эйдетической

памятью. Вы знаете, что такое «эйдетика» и что такое «эйдетические образы». Эйдетик, когда его спрашивают, как что-то достать, видит, как одно движется навстречу

другому, то есть представление как бы визуализируется. Но это, конечно, крайний,

особенный случай. Это исключение, не правда ли? Вот, следовательно, нагляднообразное мышление. Его можно назвать «чувственным мышлением», «мышлением в образах». Его можно назвать и «наглядным мышлением». Иногда — «зрительным»,

потому что преимущественно предполагается зрение.

И наконец, то, с чего началось все дело, — это «словесное мышление», пред-

полагающее наличие словесных понятий, значений. Это дискурсивное мышление,

это логическое мышление, это вербальное мышление — так его еще характеризуют, но это все одно и то же, имеется в виду один и тот же процесс.

ßделаю вывод: мышление выступает в настоящее время перед нами как про-

цесс, который протекает в различных формах, в такой, например, форме, как двигательные, моторные действия, представления, живые образы. Дальше — логическое

мышление, рассуждающее, дискурсивное мышление. И все это многообразие видов

мышления — это, пожалуй, то, в чем можно резюмировать усилия психологов (и не

только психологов), направленные на изучение этой проблемы, проблемы конкрет-

ной науки психологии: и психофизиологии, и детской психологии, и зоопсихологии,

словом — тех отраслей, которыми мы занимаемся.

Сейчас не может быть и речи о том, что психология «производит» логику. Это

просто совершенно не совпадающие вещи.

Вот вы посмотрите: наглядно-двигательное мышление, его еще называют

«симпраксическое», вплетенное непосредственно в практическое действие (я, кстати, предпочитаю именно этот термин). Затем «визуальное» мышление — я предпо-

чел бы этот термин, он более острый. Ну и, наконец, «дискурсивное» мышление.

Вот три фундаментальные формы. Можно говорить о каких-то подформах, вариан-

тах форм и так до бесконечности. Можно анализировать, классифицировать дальше.

Естественно, что этот итог должен быть осмысленным, прежде всего, с какой-то теоретической, психологической точки зрения. Мы выделили мышление и не можем его описать лишь с участием, скажем, словесных понятий в этом процессе, подчиненности его требованиям логики. Нам нужно его дифференцировать, нам

нужно отличить его прежде всего от других форм понимания. Вы ведь знаете, что это фундаментальное различение — между непосредственно чувственным познанием

èпознанием в форме мышления. Это общепринятое различение, совершенно установившееся и всем ясное. Восприятие и мышление — два уровня познания, две формы познания. При этом вторая, конечно, не существует без первой. Связь здесь однозначная, однонаправленная в каком-то смысле. «Ничего нет в интеллекте, — когда-то говорил Ф.Бэкон, которого цитирует Выготский и ряд других авторов, — чего не было бы раньше в чувствах». Всякий материалист настаивает на этой точке

зрения. В этом смысле мы все сенсуалисты, мы все признаем источником наших зна-

ний чувственное познание, данные ощущений, восприятия, иначе говоря. И вот теперь приходит еще какой-то уровень. Вот симпраксическое, или ручное, мышле-

ние, наглядное, наглядно-действенное, рассуждающее? Чем они все отличаются от

непосредственно-чувственного познания?

ßэтот вопрос ставлю и посвящаю ему так много времени, чтобы расчистить дальнейший путь, чтобы исключить некоторые недоразумения. А они возникают. Я

знаю, что они очень часто возникают, и мне хочется заранее предупредить серьез-

ВИДЫ МЫШЛЕНИЯ. МЫШЛЕНИЕ И × УВСТВЕННОЕ ПОЗНАНИЕ	333

ные недоразумения — плохое различение восприятия и мышления, различение по

ложному критерию.

Восприятие дает наглядный образ, а мышление? Вы можете сказать: оно абстрактно. Но мышление может иметь своим продуктом нечто конкретное, представ-

ленное в конкретном чувственном образе. Не проходит по этому критерию. Наличие

словесных обобщений? Но, позвольте, разве словесные обобщения не включены в процесс восприятия предметного мира, чувственного восприятия? Я четко вижу микрофон, я воспринимаю это как микрофон. Мы немало говорили об этом, рас-

сматривая восприятие. Есть своеобразная семантика восприятия, которая выражает

предметность, человеческую предметность восприятия. Значит, нет критерия. Да и

вообще можно сказать так, что восприятие дает единичный предмет, представление

о нем, его познание, а вот обобщение — это уже дело мышления. Товарищи! Ну кто может в наше время отказать восприятию в способности создавать обобщенные

образы? Самый элементарный опыт вам продемонстрирует наличие этих обобще-

ний и соответствующего анализа. Взять самые простые опыты с животными. Если вам о них не рассказывали, то я вам просто о них расскажу кратко, а если расска-

зывали, то я вам просто напомню и отошлю к примеру.

Есть такая проблема, занимавшая довольно длительное время исследователей

животных. Это проблема «эквивалентности стимулов». Самый обыкновенный опыт с

образованием навыка и условной связи, если хотите. На что? Ну, в данном случае

какая-то связь на появление треугольника. У животного, у высшего животного, возникла такая связь: где треугольник — там пища. Надо идти в сторону треугольника

и там делать что-то обусловленное. А теперь давайте заменим этот треугольник, с

которым мы работали как экспериментаторы, который животное знало по своему

предшествующему опыту, другим стимулом и посмотрим, какие стимулы будут эквивалентными, а какие — нет. То есть какие стимулы будут вызывать заученную,

задолбленную, зафиксированную реакцию, а какие не будут вызывать? Что будет

относится к тому же самому, а что будет дифференцироваться? Потом мы можем

идти в дифференцировке как угодно далеко — с очень большой точностью, это пав-

ловские известные положения. Ну, вот треугольник. Давайте его разомкнем. Он был из сплошных полос — давайте его сделаем пунктиром. Давайте попробуем дать просто три точки. Он был черным — давайте его сделаем белым на темном фоне, а может быть, цветным. Вы понимаете, что значит варьировать стимул? А потом про-

ведем серию экспериментов и увидим: обобщение произошло — вот это включено, а это не включено; а вот с этим животным так произошло — у него вот так произошло обобщение. Мы делали этот опыт с крысами, с обезьянами, на разных видах животных, с разным поведением, с разной экологией, с разной базой. Мы получили ответы на эти вопросы об обобщениях. Но нечего и говорить об опытах с человеком, об аналитичности и образности его восприятия, о придаче образу зна- чения, то есть об участии речи, словесных значений.

Значит, надо искать какой-то другой критерий. И тогда, может быть, мы действительно увидим не отрыв мышления от чувственности, а найдем их отношение,

их переходы, что самое важное, превращение одного в другое. И, может быть, тог-

да мы найдем исторический подход к изменению форм мышления, к его исто-

рическому и онтогенетическому развитию. И решим вопрос о соотношении животного ручного мышления — я употребляю термин Павлова — и человеческого,

словесного интеллекта, который функционирует в условиях овладения обществен-

но-исторически выработанными понятиями, зафиксированными как значения определенных слов. Тогда, может быть, найдем и место логике.