Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

История немецкой литературы. Том 3

.pdf
Скачиваний:
69
Добавлен:
07.06.2015
Размер:
9.7 Mб
Скачать

Литература на переломе

не способны дать ему исполнение мечты о настоящей жизни. Солдаты Армии спасения на его глазах дерутся из-за денег, которые он швыряет им под ноги. Он сам обрывает свою жизнь, трагикомичный мученик за правду, ставшую ему в конце концов понятной, но понятной лишь ему одному.

Вопросы этических основ гуманизма подняты Георгом Кайзером в пьесе «Граждане Кале» (1913). Сюжет пьесы строится на одном из эпизодов Сто­ летней войны между Англией и Францией в XIV веке.

Английский король решил пощадить жителей осажденного города Кале, если шестеро граждан вынесут ему ключи от города. Этих шестерых ждет неминуемая смерть. Но идти вызываются семь добровольцев. Тут-то и на­ чинается «кайзеровская головоломка». Кайзер показывает, как начинают внутренне колебаться люди, решившие принести себя в жертву во имя общего блага, узнав, что одному из них жребий может даровать жизнь. Эсташ де Сен Пьер, вызвавшийся первым, откладывает решение. Лишь утром следующего дня, проверив свою решимость, добровольцы должны явиться вновь. Пришло только шестеро: Эсташ покончил с собой, чтобы жертва других оставалась чистой. Вокруг этой абстрактной нравственной «чистоты» в пьесе происходит едва ли не священнодействие. Гражданам Кале Эсташ представляется «по­ бедителем» над королем благодаря нравственности «нового человека». Он — «новый человек» — является условием и средством общественных преоб­ разований.

Мотивы ранних произведений Кайзера повторились в его поздних пьесах. В трилогии «Газ» («Коралл», 1917; «Газ I», 1918; «Газ II», 1920) они обрели новое, мощное звучание.

Капиталистический меркантилизм, осужденный в пьесе «С утра до ночи», предстает в этой трилогии в образе гигантской монополии, производящей ядовитый газ, который способен истребить все человечество. По воле автора главные персонажи трилогии наделены всею полнотою власти. Благодаря внутреннему перерождению они пытаются остановить смертельную опасность для земли и превратить ее в «райский сад». Но одиночкам не удается роль спасителей. В пьесе «Газ II» мир технократии, нарисованный автором средст­ вами научной фантастики, сам себя полностью уничтожает.

Кайзер был одним из пионеров экспрессионистского театра, однако он же принадлежал в 20-е годы к числу тех авторов, которые отказались от те­ матики и стилистики экспрессионистской драматургии. Обширное творческое наследие Кайзера послевоенного периода, когда продолжались его смелые театральные эксперименты, включает в себя как социально-критическую драму «Рядом» (1923), так и блестящую пародию на «бульварный» театр («Кинороман», 1924), а наряду с напоминающим традиции народных ко­ медий музыкальным ревю («Два галстука», музыка Миши Сполянского, 1929) также морализаторскую пьесу-притчу («Серебряное озеро», 1932). Фашисты запретили Георгу Кайзеру писать. В 1938 году он эмигрировал в Швейцарию.

Франц Кафка

ипражская немецкая литература

В1915 году Карл Штернхейм передал часть денег из полученной им ли­ тературной премии малоизвестному писателю из Праги, что, впрочем, не при­ бавило известности молодому автору, которого звали Франц Кафка (1883—1924). Лишь после смерти Кафки его творческое наследие привлекло

69

Литература и литературная борьба в первой половине XX века

к себе большое внимание, чему в значительной мере способствовало особое место этого писателя в современном ему литературном процессе. Он был прозаиком, хотя его литературное окружение предпочитало драму, а еще больше — поэзию. Он не отличался честолюбием, которое было едва ли не «программной» личностной чертой экспрессионистов, и не разделял их про­ видческого пафоса. Даже в кругу близких ему пражских литераторов Кафка стоял особняком.

Наряду с Веной Прага, столица бывшего Богемского королевства, собрала множество замечательных немецкоязычных писателей. Они заявили о себе позднее, чем «Молодая Вена», к тому же совершенно иные жизненные условия придали их творчеству своеобразную направленность.

Наиболее характерным для этой литературной группировки было ее «островное положение». Освободительное движение чехов в экономической, социальной и политической областях, набравшее силу во второй половине XIX века, привело к притоку их в Прагу, в результате чего немецкоязычная часть населения Праги (состоявшая почти исключительно из чиновников, коммерсантов, интеллигенции) стала в ней незначительным меньшинством. Общим для венских и пражских писателей было ощущение исторической бесперспективности. Однако в отличие от меланхолических настроений, вла­ девших венскими литераторами, у пражских писателей — большинство из них было евреями, пережившими в Австро-Венгрии первые волны антисе­ митизма, — эти ощущения обрели предельную остроту.

Поразительно само количество авторов, которые работали в Праге на про­ тяжении сравнительно недолгого времени: Р. М. Рильке, Ф. Кафка, Ф. Верфель, М. Брод, Э. Э. Киш, Л. Виндер, Ф. К. Вайскопф, И. Урцидиль. И на каждого из них повседневное общение с чешским народом оказывало самое плодотвор­ ное влияние. Они пытались преодолеть стену национального и социального отчуждения, расовых предрассудков. Им принадлежат немалые заслуги в деле посредничества между чешской, немецкой и мировой культурой. Так, Макс Брод познакомил Леоша Яначека с Ярославом Гашеком, Франц Верфель вы­ ступил в поддержку Петра Безруча и Отокара Бржезины; наряду с этими именами можно было бы назвать Ф. К. Вайскопфа, Рудольфа Фукса и др. Это обусловливало их разногласия с националистически настроенной вер­ хушкой пражских немцев, из-за чего пражские немецкоязычные писатели оказались в трудном материальном положении. Попытки вырваться из праж­ ского немецкого «гетто» становились для них жизненной необходимостью. Рано или поздно все они уехали отсюда. Лишь Кафка остался добровольным пленником.

Верфель и Брод довольно рано начали искать контакты с экспрессиониста­ ми в Германии. В экспрессионистских издательствах Германии были опубли­ кованы и произведения Кафки, хотя во многих отношениях его книги были далеки от эстетических установок экспрессионистов. Правда, в произведениях Кафки важную роль играет конфликт «отцов и детей», но Кафка никогда не видел в «детях» ни бунтарей, ни того поколения, которому принадлежит будущее.

Он не разделял идеалистических утопий своих современников-экспрес­ сионистов. Художественному мышлению Кафки была присуща строгая ана­ литичность, а тяга к выявлению самого тайного и сокровенного отличалась саморазрушительной страстностью.

Но тематика произведений Кафки была довольно ограниченной. Если твор­ чество Г. Манна, К. Штернхейма или Г. Кайзера обнаруживало тенденцию

70

Литература на переломе

критического подхода к проблемам об­ щества, включая его правящую вер­ хушку, то объектом анализа для Кафки было ближайшее окружение, то есть семья, профессия, личность самого ав­ тора. Он занимался не социальным анализом, а самоанализом.

И если даже при такой ограничен­ ности произведения Кафки все же со­ держали мысли о тяжелом положении человека в условиях империалистиче­ ского общества, то это объясняется личным опытом и жизненным материа­ лом, который накопился у автора. Писа­ тели, вышедшие из среды крупной бур­ жуазии, имели возможность взглянуть на свой век как бы немного со стороны. Кафка же был его заложником.

Кафка родился в 1883 году. Его

 

отец был евреем, занимался коммерцией.

 

Родным языком у отца считался чеш­

Ф. Кафка в Праге

ский. Семья переехала в Прагу из про­

 

винции. Кафка учился в немецкой шко­

 

ле, позднее изучал в Праге юриспруденцию, относясь к занятиям без особого интереса. В конце концов он стал служащим страхового агентства. Ему пришлось раздваиваться между нелюбимой работой на службе, непониманием со стороны родителей и страстным желанием писать. В 1924 году он умер от туберкулеза, болезни, которая, по его словам, была лишь «выплеснувшимся через край духовным недугом» 46.

О своих умонастроениях Кафка писал: «Дело не в лености, дурных на­ мерениях или неудачах, из-за которых у меня не получается и не может получиться ни семья, ни дружба, ни работа на службе, ни литература, дело в том, что мне не хватает почвы, воздуха, сил... У меня нет ничего из того, что нужно для жизни, кроме, пожалуй, обычной человеческой слабости. Она — а в этом отношении слабость является огромной силой — переполнила меня всем негативным моего времени, очень близкого мне, времени, с которым

мне не дано сражаться, но которое я, так сказать, имею право представлять собою»47.

В подобных условиях самоанализ приобретает характер самоощущения. Кафка подходит к своим героям, которым присущи несомненные автобиогра­ фические черты, с позиций моралистического ригоризма, которые роднят его с чувствами и мыслями экспрессионистов. Кафка хочет, чтобы читатель осознал их несостоятельность, и вместе с тем художественное произведение должно взволновать, потрясти читателя: «...книга должна стать топором для моря, замерзшего в нас» 48. Поэтому творчество Кафки пронизывают мотивы «приговора», «суда», судебного «процесса».

В новелле «Приговор» (написана в 1912, опубликована в 1916) расска­ зывается о молодом коммерсанте, который, на первый взгляд, вполне может быть доволен своею жизнью.

Дела у него идут хорошо, он помолвлен. Постоянная занятость отчасти извиняет его за то, что он перестал заботиться о своем старом отце и о друге

71

Литература и литературная борьба в первой половине XX века

детства, которому пришлось уехать из родных мест. За это и упрекает его отец в разговоре, превратившем заурядную житейскую историю в странный суд. Старик внезапно объявляет своему сыну страшный приговор: «Итак, теперь ты знаешь о том, что существует вне тебя, до сих пор ты знал только о себе! В сущности, ты был невинным младенцем, но еще вернее то, что ты сущий дья­ вол! И поэтому знай: я приговариваю тебя к казни — ты станешь утоплен­ ником!»

Сын, будто в кошмарном сне, выбегает из комнаты и бросается с моста в реку. Своим самоубийством он признает тайную, неясную ему вину, которую он, однако, угадывал за собою. Противопоставляя слова «в сущности невинов­ ный» и «сущий дьявол», проводя различие между обыденным, привычным, кажущимся и подлинной действительностью, Кафка стремится к изображе­ нию фантастического остранения. За личиною обычного, будничного пове­ дения человека Кафка хочет не только открыть темную и страшную правду, но и воплотить ее в художественной форме. Многозначность новеллы прояв­ ляется в том, что за каждой «сущностью» Кафка открывает еще более глубокое

«сущее».

Но все же на однозначно-окончательный

приговор он решиться

не может.

То же самое можно сказать и о новелле

«Превращение» (напи­

сана в 1912, опубликована в 1915). Ее герой, очнувшись рано утром от кош­ марного сна, видит себя превратившимся в насекомое.

Георг Замза — коммивояжер. Своим заработком он старается помочь родителям, увязнувшим в долгах, и сестре. Ему вечно приходится торопиться с поезда на поезд в погоне за выгодными заказами. Однако шеф подозревает его в недостаточной добросовестности, тем более что шеф считает всех людей постоянно здоровыми, но не желающими работать. Превращение оказывается лишь полной реализацией того состояния, которое сложилось давно. Теперь внешний облик соответствует внутренней сущности человека, которому прихо­ дится жить подобно суетливому насекомому. Работа и семья представлены здесь в качестве таких социально-исторических факторов буржуазного об­ щества, которые уродуют человека и обусловливают подобные «превращения».

Но превращение скрытой человеческой сущности в явленное бытие служит для новеллы лишь отправной точкой. Превратившись в насекомое, Замза постигает истины, которых раньше не мог понять из-за тяжелых семейных условий и подневольной работы. Раньше он с неким самодовольством полагал, что влачит бремя рабского существования ради своей семьи. Теперь же его ил­ люзии рушатся. Он видит, что семья может обойтись без него, что она едва ли не оживает от тех самых повседневных забот, которые превратили его самого в суетное насекомое. Он видит, что продолжать жизнь невозможно, и решает умереть. Однако именно этот приговор героя самому себе делает суждение писателя неоднозначным: ведь смерть Замзы возвышает его над затхлостью буржуазного мира — познав самого себя, он по крайней мере по­ нимает невыносимость своего положения. Превращение в насекомое послу­ жило как бы художественным «приговором», вынесенным герою новеллы, но в то же время раскрытие еще более глубокой сущности наряду с показом его нежизнеспособности морально оправдывает Замзу и трагически возвышает его.

Образ осужденного и вновь оправданного героя находится в центре трех набросков для романов, которые были опубликованы Максом Бродом после смерти Кафки (публикация осуществлена против воли покойного, указанной в завещании). Несмотря на свою незавершенность, они вызвали гораздо более сильный отклик, чем малая проза из сборника «Созерцание» (1913) или

72

Литература на переломе

притчи сборника «Сельский врач» (1919), рассказы «Кочегар» (1913) и «В ис­ правительной колонии» (1919), а также проза из сборника «Голодарь» (1924), то есть все то — около двухсот страниц, — что было напечатано Кафкой при жизни.

В наброске к роману «Пропавший без вести» (написан в 1913 году, напечатан в 1927 году под названием «Америка») маленький герой идет навстречу своей неизвестной судьбе в чужом мире, представляющем собою гротесковую модель «американизированного» общества, с его техникой и его социальными проблемами, общества, которое превращает человека в послуш­ ную игрушку таинственных сил и интересов. В следующем незавершенном романе «Процесс» (написан в 1914 году, опубликован в 1925 году) Кафка отказался от попытки провести параллели с современностью.

Йозефа К., банковского служащего, арестовывает неизвестное учреждение и в конце концов казнит его после того, как он исчерпал все свои силы в борьбе с мнимой инстанцией. Остается неизвестным, является ли она тайной, пре­ ступно-бюрократической организацией или исполнительным органом более высокого «закона», суда, который, отыскав виновного, заставляет его осознать свою вину. Одним из наиболее оригинальных художественных достижений Кафки стали изображенные в романе кошмарное самообособление таинствен­ ного бюрократического аппарата, чиновника как прообраза очуждения чело­ века, психологической деформации их жертвы.

В последнем и также незавершенном романе Кафки «Замок» (написан

в1922 году, напечатан в 1926 году) повторяются те же мотивы, но есть здесь

иновые темы.

Землемер К. хочет проникнуть в графский замок, однако его могут заме­ тить и остановить графские чиновники. Он ищет контакты и помощников среди жителей деревни; некоторые из них опасаются его, другие считают, что он способен спалить замок. На протяжении всего наброска к роману земле­ меру не удается ни приблизиться к замку, ни прижиться в деревне. Ему приходится влачить существование вечно чужого.

В рассказах, созданных в последние годы жизни писателя («Голодарь», «Исследования собаки», «Певица Жозефина, или Мышиный народ»), ведущее место начинают занимать размышления об отношениях личности и общества. Это вызвано переменой в мироощущении писателя: герои этих произведений (в основном это люди искусства) отныне противопоставляются не абстрактно­ му «закону», поэтому их характеристика становится более объективной. Судь­ ба их отмечена печатью трагичности, но они (по словам певицы Жозефины) служат лишь «эпизодом в вечной истории нашего народа».

«Война войне»

Начавшаяся первая мировая война уничтожила последние возможности для сохранения аполитичной «душевной сокровенности». Никто не мог уйти от необходимости определить свое отношение к современности, к обществу и по­ литике. Большинство немецких интеллигентов считало, что нужно поддержать агрессивную войну. С публичными высказываниями в ее защиту выступили даже такие критические писатели, как Г. Гауптман, Т. Манн и Р. М. Рильке.

В противоположность им Г. Гессе и С. Цвейг солидаризировались с фран­ цузским писателем Роменом Ролланом, разоблачившим затуманивание рас­ судка. Протест против шовинистического угара прозвучал в экспрессионист-

73

Литература и литературная борьба в первой половине XX века

ских журналах. В 1915 году в журнале «Вайсе блеттер» была опубликована одна из важнейших публицистических работ Генриха Манна — эссе «Золя», которое имело два смысловых уровня.

За признанием художественных достижений французского писателя стояло сознание того, что писатель обязан занять такую позицию, которая соединила бы в себе его ответственность как художника и как гражданина. Руковод­ ствуясь активными демократическими убеждениями, Г. Манн анализировал нравственное состояние германской империи и в период ее военных успехов предсказал ее поражение: «Империя, которая держится исключительно на насилии, а не на свободе, справедливости и правде; империя, где лишь при­ казывают и повинуются, наживаются и подвергаются эксплуатации, где не уважают человека, не может победить, даже если она бросит в сражение не­ человеческие силы. Вы побеждены еще до поражения».

«Отрезвление» от былого воодушевления наступало и у тех, кто уходил на фронт добровольцем. Героические идеалы оказались пустой фразой. Фриц фон Унру (1885—1970), сын прусского генерала и сам офицер, под впечат­ лением первых боев написал драму «Род» (1917; ее продолжение — драма «Место», 1920), в которой отражены бедствия войны и надежды на то, что

настанет

время человеколюбия. Рейнхардт Геринг

(1887—1936)

показал

в своей

пьесе «Морской бой» (1917), что стереотипы

поведения,

укоренив­

шиеся в сознании матросов военного корабля, противоречат их

же собствен­

ным интересам. Венгр Андреас Лацко

(1879—1943), писавший

на немецком

языке,

опубликовал в 1917 году цикл антивоенных новелл «Люди на войне».

Фридрих Вольф в пьесе «Магомет»

(1917), В. Газенклевер в «Антигоне»

(1917)

и С. Цвейг в «Иеремии» (1917) воспользовались мифологическим

материалом для утверждения своих пацифистских идеалов. Эльзасец Рене Шикеле (1883—1940), написавший антивоенную пьесу «Ганс в комариной дыре» (1916), а позднее роман-трилогию «Рейнское наследство» (1925—1931), посвященный взаимоотношениям немцев и французов, и роман «Вдова Боска» (1933), в 1916 году переехал вместе с журналом «Вайсе блеттер», который он возглавлял, из Лейпцига в Цюрих, где начал собирать вокруг себя не­ мецких писателей и писателей из других европейских стран, выступавших против войны. Журнал публиковал произведения К. Штернхейма, Л. Франка, Г. Манна, И. Р. Бехера, И. Голла, Л. Рубинера, А. Эренштейна, В. Газенклевера, М. Мартине, А. Барбюса.

В то же время Карл Либкнехт и Роза Люксембург указывали, что главный враг находится в своей стране; они разработали теоретические и организацион­ ные предпосылки для обновления левых революционных сил в рабочем движе­ нии. Платформа «Союза Спартака» (основан в 1916 году) и Независимой социал-демократической партии Германии, отделившейся в 1917 году от рефор­ мистской социал-демократии, находила поддержку в некоторых литературнохудожественных журналах, например в журнале «Акцион». Ряд буржуазных авторов, в настроениях которых произошел перелом в сторону антивоенного протеста, выражали этот протест на языке наиболее радикальной антибур­ жуазной оппозиции, т. е. на языке экспрессионизма.

Леонгард Франк (1882—1961), сын бедных родителей, рассказал в своем романе «Разбойничья шайка» (1914) о том, что он хорошо знал из своего ок­ ружения, — о романтическом протесте подростков против засилья мещан­ ского быта, перед которым, однако, многие из них в конце концов спасовали.

Уклонившись от призыва в армию, Франк в 1915 году бежал в Швейцарию. Здесь он написал целый ряд рассказов, в которых хотел показать, что в войне

74

Литература на переломе

Л. Франк (К. Шад, 1916)

К. Оттен (Э. Шиле, 1918)

повинно бездумное следование простых людей чуждым идеалам, навязанным им правящим классом. Он хотел своими рассказами встряхнуть читательское сознание и писал их «как непосредственно воздействующий манифест» 49, поэтому экспрессивным, плакатным был и стиль рассказов: условность персо­ нажей, символическая приподнятость событий, страстная, патетическая речь. В 1918 году вышел сборник этих рассказов Франка под названием «Человек добр», ставший своего рода паролем, лозунгом левого крыла экспрессионизма, которое в антивоенной борьбе преодолевало социальную и политическую бессодержательность экспрессионистической патетики предвоенных лет.

Оплакивание жертв войны было первой темой, выразившей антивоенные настроения поэтов-экспрессионистов. Печально и тоскливо прозвучала она в стихах Георга Тракля («Гродек»), который сам был сломлен войной, и в сти­ хах Ивана Голла (1891—1950):

Яоплакиваю мужчин, не пришедших назад;

Яоплакиваю женщин, чьи сердца щебетали, а ныне кричат;

Ясоберу все слезы и расскажу о них.

Оплакивание переросло в обвинение, зазвучавшее резко и требовательно в стихах Ф. Верфеля, П. Цеха, Л. Рубинера. В. Газенклевер в 1917 году посвя­ тил К. Либкнехту одно из самых гневных стихотворений антивоенной экспрес­ сионистической поэзии «Убийцы сидят в опере»:

Кровавые кишки в руках у них дымятся. У кого они вырваны — праздный вопрос.

Этой ночью тысячи легли, чтоб не подняться. Убийцы слушают «Кавалера роз».

(Перевод Вл. Нейштадта)

Как для В. Газенклевера, так и для других поэтов — И. Р. Бехера, Р. Леонгарда, К. Оттена, О. Канеля — «политизация» стихов привела к необходимости

75

Литература и литературная борьба в первой половине XX века

Л. Рубинер (В. Лембрук, 1920) О. Канель (Л. Майднер, 1915)

по-новому осмыслить назначение и место поэта в обществе; политическое содержание обретали не только стихи, сам поэт становился политическим трибуном, который стремился «пробудить народ». Поэт обращался с призывом к народным массам, но, по существу, был оторван от них (будучи далеким от их повседневной жизни) именно своим идеализмом, громогласной пате­ тикой, претензией на особое положение мессии.

В своем стихотворении «Политический поэт» Газенклевер прощается с об­ разом мечтательного поэта прежних времен.

Поэт считает себя не только певцом республики, но ее творцом: рес­ публика отвечает потребностям сердца и духа и создается усилиями всеобщего братства людей, не ведающего жестокости.

Эта же страстная мысль о предназначении поэзии звучит и у И. Р. Бехера. В стихотворении «Готовность» искусство гармонических «аккордов» противо­ поставляется целой программе революционной поэзии:

Поэт отверг певучие аккорды, предпочитая горн и дробь барабана

ирезкое, отрывистое слово.

Отриединство искусства: чувство, слово, дело.

...вскоре шквал моих слов обретет небывалую форму.

Выступления. Манифесты. Искрометный политический спектакль. Экспериментальный роман.

Песни зазвучат с трибуны. Человечество. Свобода. Любовь.

76

Литература на переломе

Триединство «чувства», «слова», «дела» характеризует глубинную струк­ туру антивоенной экспрессионистической поэзии, а также прозы и драма­ тургии. Ведь и в них изображенные события окрашены сильным «чувством», рожденным войной и знаменующим собою перелом в сознании героя. «Слово» запечатлевает то, что пережито и понято в призыве, в воззвании к людям, и по­ этому становится «делом», то есть реальным поступком, поднимающим массы на революционную борьбу.

В конце войны были написаны такие стихи, как «Баррикада» И. Р. Бехера, «Шествие» И. Голла, «Восстань» Альберта Эренштейна (1886—1950), которые указывают на глубокую перемену, произошедшую с темой протеста, присущей еще раннему экспрессионизму. У целого ряда писателей и поэтов тема про­ теста переросла в революционный призыв и конкретизировалась в социальном отношении. Поэт видит себя отныне не среди аутсайдеров общества, бро­ дяг и проституток — он считает себя защитником народа. Не случайно назва­ ние одного из стихотворений Оскара Канеля, написанных в этот период, — «Революция».

Революция литературная или социальная?

9 ноября 1918 года германский император отрекся от престола (двумя днями позднее то же самое сделал император Австро-Венгрии). В Германии начался период послевоенных революционных боев. Лишь немногие из пи­ сателей понимали, что этот период знаменовал собою возможность всемирноисторических перемен, ибо он был связан с победоносной Октябрьской рево­ люцией в России.

Результатом революционных боев в Германии стали «свержение монархии, ликвидация княжеской власти в отдельных государствах, создание буржуазной парламентской республики, образование советов депутатов и завоевание демо­ кратических прав и свобод» 50, однако отношение к этим историческим со­ бытиям было весьма различным. Будучи напуганными революцией, лите­ раторы, вдохновлявшие германский милитаризм и империалистическую экспан­ сию, предпочитали пока отмалчиваться.

Однако вскоре они нашли опору в лице политических и военных органи­ заций контрреволюции — от «добровольческого корпуса» до созданной в 1919 году национал-социалистской рабочей партии Германии. И все же перед ними стояла немалая проблема по переориентации великодержавной империа­ листической идеологии и приданию ей «революционной окраски». «Реакция, выдающая себя за революцию, движение вспять, загримированное под бурный прогресс» 51 — в таком обличье начала консервативная литература свою борь­ бу против демократии и социализма.

Критически настроенные писатели, такие, как Г. Гауптман, Т. Манн, Г. Манн, занимали несколько колеблющуюся позицию по отношению к новому государству. Вскоре они стали считаться ведущими писателями Веймарской республики, но не без внутреннего сопротивления с их стороны.

Именно Г. Манн, отстаивавший с самого начала демократические идеалы, получил как историческое подтверждение, так и опровержение своих взгля­ дов. В середине 20-х годов он подвел следующий отрезвляющий итог: «Ре­ зультатом имевших место в Германии боев, восторгов и бедствий явился переход власти из рук дворянства и военщины в руки промышленников. Все прочие объяснения ложны» 52.

77

Литература и литературная борьба в первой половине XX века

Похожие внутренние конфликты мучили и тех из экспрессионистов, кто возвещал революционные перемены в обществе. Теперь им открылось противо­ речие между революцией как утопической мечтой и революцией как истори­ ческой реальностью.

Для некоторых из них этот конфликт стал вопросом жизни и смерти, когда вскоре после создания Венгерской Советской республики в апреле 1919 года Советская республика была провозглашена и в Баварии. Она сумела быстро сформировать Красную Армию, которая под командованием матросакоммуниста Рудольфа Эгельхофера в течение нескольких недель сдерживала натиск контрреволюционных войск, однако в конце концов была все же раз­ бита. Среди руководителей Советской республики было немало представи­ телей интеллигенции (Густав Ландауэр, Курт Эйзнер — оба убиты в 1919 году), писателей — в том числе Эрих Мюзам и Эрнст Толлер.

Эрих Мюзам

В январе 1918 года Эрих Мюзам (1878—1934) организовал в Мюнхене забастовку рабочих военного завода. Он стал руководителем «революционного рабочего совета» и был приговорен к тюремному заключению за участие в правительстве Баварской Советской республики. В тюрьме он провел пять лет. Благодаря своему литературному творчеству, но в еще большей мере благодаря своей трагической и героической судьбе Эрих Мюзам стал одной из наиболее замечательных фигур своего времени.

Еще гимназистом Эрих Мюзам был исключен за «социалистические происки» из той же самой любекской гимназии, в которой учился и Т. Манн. Протест против правящих классов, его «дикое жизнелюбие» привели Мюзама

вкруги литературной богемы. Он дружил с берлинцем, «цыганом от литерату­ ры» Петером Хилле (1854—1904) и Франком Ведекиндом. Мюзам обогатил литературное кабаре политическими сатирическими песнями («Песня о лох­ мотьях», «Р-р-революционер» и другие), он часто печатался в рабочей прессе.

Жизнь литературной богемы соответствовала политическим взглядам Мюзама, достаточно распространенным среди оппозиционной интеллигенции

вдовоенные годы. «Я был анархистом, прежде чем узнал, что такое анар­ хизм» 53, — говорил он о себе; убежденным анархистом он и остался. Он борол­ ся против кайзеровской империи (многократно арестовывался) и против со­ циал-демократической верхушки. «Журнал в защиту прав человечности» Эриха Мюзама «Каин» (1911—1914) и группировавшийся вокруг него анархистский

 

журнал «Акцион» оказывали большое

 

влияние

на

буржуазную

молодежь.

 

После событий 1918 года Мюзам вы­

 

ступил в статье «Возьмите меня!»

 

(1919)

открытым приверженцем ми­

 

ровой революции и ленинского III Ин­

 

тернационала.

 

 

 

Во время

тюремного

заключения

 

в Нидершёненфельде Мюзам написал

 

драму «Иуда»

(1921), несколько из­

 

вестных песен

(«Советская Марселье­

 

за», «Марш красногвардейцев»). Пос­

Э. Мюзам (в середине) в крепости (1920)

ле освобождения он отдавал все свои

78