4. Купец и джентльмен

Как мы имели случай заметить, Дефо уже полностью осознает роль буржуазии в Англии, роль купца и денег, которые сосредоточивает в своих руках буржуазия и за которые все можно купить. Правда, у разбогатевших мещан нет знатных предков и наследственных сельских поместий, зато у них есть надежнейший фундамент для основания нового рода — деньги. Некий богатый купец отвечает заносчивому эсквайру, который кичился перед ним своим джентльменством: «Но я могу купить джентльмена» Defoe D. The complete English gentleman. London, 1890, p. 257. Далее цит. то же издание «Образцового джентельмена»..

Отец Робинзона убеждает его расстаться с мечтой о мореплавании и спокойно приумножать свой достаток в среднем сословии, которое «лучше всякого другого на свете и более всего для счастья приспособлено, ибо человека не гнетут нужда и лишения, тяжкий труд и страдания, выпадающие на долю низших классов, и не сбивает с толку роскошь, честолюбие, чванство и зависть высших классов... Стоит только понаблюдать, уверял меня отец, и я пойму, что все жизненные невзгоды распределены между высшими и низшими классами и что реже всего их терпят люди умеренного достатка, не подверженные стольким превратностям судьбы... даже от недугов, телесных или душевных, они защищены больше, чем те, у кого болезни порождаются либо пороками, роскошью и всякого рода излишествами, либо изнурительным трудом, нуждой, скудной и дурной пищей... Среднее положение в обществе наиболее благоприятствует расцвету всех добродетелей и радостей бытия; мир и довольство — слуги его; умеренность, воздержанность, здоровье, спокойствие духа, общительность, всевозможные приятные развлечения, всевозможные удовольствия — его благословенные спутники. Человек среднего достатка проходит свой жизненный путь тихо и безмятежно... не страдая от зависти, не сгорая втайне огнем честолюбия» (с. 6-7).

Восхваляя жизнь в среднем сословии, Дефо тем не менее метил выше, и мысль о продвижении в обществе можно вычитать у него если не в явном виде, то между строк. Об отношении Дефо к потомственному дворянству и его образцам лучше всего свидетельствует его последнее крупное сочинение «Образцовый английский джентльмен», написанное в 1728-1729 гг. и опубликованное лишь после смерти писателя. Дефо собирался издать книгу (как он обычно поступал) анонимно, намекнув в предисловии, что джентльмен по рождению обращается здесь к людям своего круга (с. 20-21).

Книга эта необычайно любопытна не только для тех, кого интересуют изменения нравов и взаимопроникновение мещанских и дворянских образцов, но и для историка педагогики (ибо здесь много говорится о программе обучения и о воспитании), а также для тех, кого интересует образ жизни английского дворянства. Пользуясь наряду с другими источниками именно этой книгой, Маколей воссоздавал жизнь английского джентри [Джентри — среднее и мелкое дворянство в Англии]. В литературном отношении книга Дефо оставляет желать лучшего (ее портят частые повторения), но в ней много точных наблюдений, здравого смысла и юмора.

Джентри в Англии делится здесь на две категории, отношение к которым автора неодинаково. Первая — это старшие сыновья в семье, то есть, согласно английскому праву о наследовании, наследники родовых поместий; вторая — младшие сыновья. Дефо критикует сыновей-наследников, солидаризируясь с их младшими братьями постольку, поскольку тем чужда родовая спесь — обычная черта первородных отпрысков. Дефо не терпит мании величия, основанной на вере в чистоту дворянской или (о чем речь пойдет ниже) национальной крови. В его книге сохраняется различение между джентльменами по рождению и джентльменами по воспитанию; автор нападает на первых и желал бы принадлежать ко вторым, ибо они-то и есть настоящие джентльмены (см., напр., с. 48-49).

Кто такой джентльмен по рождению? Согласно воззрениям, которые автор считал в его время господствующими, это — «лицо, родившееся (ибо в этом-то и мыслится самая суть благородства) в известной или старинной семье, предки которой хотя бы на какое-то время возвысились над классом людей труда (theclassofmechanics)» (с. 13). Вопреки некоторым интерпретациям этот «classofmechanics», или, как Дефо называет его в других местах, «thecommonmechaniclabouringclass», вовсе не обязательно класс людей физического труда; скорее это все те, кто живет на заработок . К этому классу принадлежит, разумеется, и купец, и учитель, а в одном из диалогов, включенных в книгу, запальчивый сын-наследник, вопреки мнению младшего брата, хочет причислить к нему и священников, и даже высших офицеров, поскольку те получают жалованье . «Церковный амвон — твоя лавочка, — говорит первородный сын приходскому священнику, — а твое облачение — твой фартук» (с. 46 и след.).

Наш джентльмен по рождению должен был, согласно определению, «хотя бы какое-то время» принадлежать к тем, кто не зарабатывает себе на хлеб. Не будем углубляться слишком далеко в прошлое, издевательски замечает по этому поводу автор, а то еще, чего доброго, докопаемся до малоприятных вещей. Ведь и у самых высоких деревьев корни уходят в грязную землю, а самые красивые цветы вырастают в навозе (с. 13). Рано или поздно мы непременно докопаемся до простонародья.

И не только поэтому трудно говорить о чистоте дворянской крови. Ведь те же самые леди, которые ни за что не вышли бы замуж за порядочного купца, дабы не нарушить чистоту крови, не задумываясь, доверяют детей кормилицам-простолюдинкам, хотя пища, несомненно, влияет на состав крови ребенка — тема, которую автор с удовольствием развивает на нескольких страницах (с. 72 и след.). Дефо раздражает не только «родовой расизм» (который он воспринимает как классовый барьер), но и «национальный расизм». Когда тори нападали на Вильгельма Оранского — любимого монарха нашего автора, — возмущаясь, как это чужеземец может управлять Англией, Дефо (в жилах которого, напомним, текла и фламандская кровь) написал одно из самых известных своих сочинений, рифмованную сатиру «Чистокровный англичанин». Мало ли Англия пережила нашествий? Ее женщин насиловали поочередно римляне, саксы, датчане, норманны. «Чистокровный англичанин» — потомок разноплеменного сброда разбойников и проходимцев. Это понятие внутренне противоречиво, это попросту фикция.

В «Образцовом английском джентльмене» автор, выступая в роли урожденного джентльмена, не может слишком уж пачкать собственное гнездо. Поэтому он отыгрывается на английских сыновьях-наследниках, помешанных на своем благородном происхождении, и со страстью осуждает родовую спесь в других странах. «Венеция и Польша — вот две страны, где знатное происхождение превозносится ныне в преувеличенных до смешного формах» (с. 11). «В Польше эта кичливость своим происхождением еще хуже (чем в Англии. — М.О. ). Она доходит там до такого чудовищного преувеличения, что звание дворянина в сочетании со званием старосты, воеводы или каштеляна [Смотритель замка в старой Польше] дает его обладателю власть над всеми вассалами и простым людом большую, нежели та, которой обладает король или император, и они могут править более самодержавно и делать несчастными больше людей, нежели великий визирь или татарский хан в своих странах. И они помыкают бедным людом в Польше, как псами, и нередко их убивают, ни перед кем не отвечая за это, и никто не требует, чтобы они оправдывались в таких поступках» (с. 29).

Причиной тому — не польская конституция, но польская спесь и гордыня. Относительно польской шляхты и помещиков, продолжает Дефо, мы можем утверждать — не только на основании личных знакомств с поляками, но и на основании истории этой страны, — что это люди наиболее надменные, властолюбивые и заносчивые из всех живущих. «Знаменитый современный историк, — добавляет Дефо, не называя, однако, имени этого историка, — говорит, что они горды, неучтивы, упрямы, вспыльчивы, неистовы» (с. 29).

Чтобы дополнить образ Польши в книге Дефо, заметим, что в одном отношении его представления о Польше чрезвычайно благоприятны: польская шляхта, по его мнению, весьма образованна. Все там учились в университетах, у себя или за границей; и хотя шляхта не говорит на модный манер, как это свойственно англичанам, то есть не говорит по-французски (этот язык у них в пренебрежении), все там говорят по-латыни; так что человек, знающий этот язык, может путешествовать по всей стране, как если бы в ней родился (с. 114).

Если за границей дворянство хотя бы чему-то учится, то в семьях английских помещиков старших сыновей в школы не отдают, не желая, чтобы первый встречный учитель смел над ними начальствовать и чтобы они общались с неблагородными. Учат их домашние «тьюторы» (наставники), потакающие своим питомцам из страха потерять место. А после оказывается, что наследник даже письма грамотно написать не умеет, беседовать может лишь о собаках, лошадях и охоте, в обществе вспыльчив и неотесан, говорит зычным голосом, грубо ругается и пьет без удержу. Если же голова у него не совсем пуста, то, скорее всего, потому, что когда-то он был младшим сыном, которому не полагалось наследства и которого поэтому отдали учиться, а после уж стал наследником, похоронив старшего брата . Хозяйством такой помещик не занимается, считая это ниже своего достоинства: ведь ему не пристало заботиться о росте доходов. «Мое настоящее занятие — тратить деньги, это мое призвание» (с. 66). Но главное, в чем обвиняет Дефо сыновей-наследников джентри — это невежество; наследника он изображает прежде всего дураком.

Чувство собственного превосходства, основывающееся на сознании превосходства интеллекта, становится обычным оружием мещанства в его отношениях с аристократией. Лозунги Просвещения немало способствуют этому, а без малого два века спустя в романе Сенкевича «Без догмата» Плошовский, заметив, что молодой врач Хвастовский относится к нему с чувством интеллектуального превосходства, говорит: «Временами он поглядывал на меня почти враждебно, должно быть, считал узурпацией чужих прав то, что человек, которого он причисляет к аристократам, позволяет себе знать такие-то книги или таких-то авторов» Сенкевич Г. Без догмата. М., 1960, с. 169..

Настоящий джентльмен для Дефо — не этот неотесанный джентльмен по рождению, но джентльмен по воспитанию. Джентльмен необразованный, невоспитанный, без нравственных достоинств и хороших манер ничем не лучше плебея (с. 18). Это лишь тень джентльмена. Молодой дворянин, которого Дефо заставляет вести об этом такой горячий спор с первородным сыном, что оба даже хватаются за шпаги, уверяет сына-наследника, что не променял бы свой ум на его глупость, пусть даже подслащенную богатством.

Отвергнув происхождение как условие, необходимое для того, чтобы именоваться джентльменом, наш автор, который сам всегда держался дворянином и свои анонимные сочинения охотнее всего подписывал просто «а gentleman», приступает к устранению второй преграды, закрывающей ему доступ в высшие сферы. Речь идет об исключении древних языков из программы общего образования, поскольку Дефо ясно видит их классовую роль как средства отделить узкий круг избранных от всех остальных. Почему бы не учить людей на их собственном языке? Почему бы не знакомить их с античными авторами по-английски? Ведь римская литература так и не появилась бы, если бы римлян заставляли учиться и писать на языке какой-нибудь еще более древней культуры. Пора изменить представления об образованном человеке. Можно быть образованным и быть джентльменом, не изучая классической филологии, если знаешь родной язык, естественные науки, историю, географию, математику, астрономию, новые языки и обладаешь большим опытом, обогащенным во время путешествий. «Джентльмен может быть человеком образованным, не зная ни греческого, ни латыни» (с. 208, а также 196 и след.). Преследуя при этом собственные интересы, Дефо, который был в значительной мере самоучкой, не желает также придавать слишком большое значение университетскому образованию. Можно пополнять свои знания самому, путем чтения, необязательно проходить весь курс высшего образования, хотя, вообще говоря, наш автор говорит о нем с уважением.

Все цитировавшиеся выше высказывания должны побудить читателя полностью согласиться с выводами, содержащимися в последней главе. За последние годы, утверждает здесь автор, особенно много людей разбогатело в Англии торговлей, войной, мореплаванием, службой в суде и т.д. Их нельзя называть джентльменами в первом поколении, хотя бы даже они имели свой выезд и носили шпагу (право ношения которой, добавляет Дефо, должно быть ограничено законом). От них еще слишком отдает их прежним занятием. В их речи чувствуются прежние привычки. Они неспособны излечиться от золотой лихорадки, охотясь за деньгами правдами и неправдами, подобно тому как старый вор не может не красть, а старая распутница — не сводничать. Похвальба своим богатством, вызывающее поведение, невоспитанность на каждом шагу выдают их происхождение (с. 257-258).

«Не принимая, следовательно, в расчет основателя дома, я, однако, должен открыть двери перед его лучше воспитанным сыном. Второе поколение — совсем другое дело.

Называй его, как тебе будет угодно, если ты имеешь в виду текущую в его жилах кровь, и пусть его род будет сколь угодно недавним и скромным. Но если его рано отдали в школу, если он имеет способности и усовершенствовал их учением, путешествиями, чтением и беседами, а главное, если он обладает скромными, учтивыми манерами джентльмена, то, как бы ты ни презирал его, он будет джентльменом наперекор всему, и притом благодаря не одним лишь деньгам и отнюдь не благодаря отцу и семье, но благодаря тем качествам, которые составляют лучший Фундамент при основании рода: личным достоинствам, общему образованию, советам, которые он получал постоянно и вовремя, самообладанию, скромному нраву, который воспитывался в нем с детства, нраву, податливому к самым лучшим влияниям и послушному внушаемым ему правилам и законам...

Вот за какие достоинства наследники и сыновья «разбогатевших мужланов», или как ты их там называешь, становятся джентльменами, и в качестве таковых их принимают без колебания в лучших британских семьях, а самые древние роды без оговорок вступают с ними в брачный союз и не считают, будто бы погрешили тем самым против чистоты своей крови» (с. 258-259).

Итак, наш автор не только требует, чтобы сыновьям нуворишей, приобретшим благодаря деньгам светский лоск, был обеспечен доступ в лучшее общество, но и утверждает в цитировавшейся книге (и не только в ней), что так оно в Англии обычно и происходит. В Англии, писал он в «Чистокровном англичанине», необязательно происходить из древнего рода: бесцеремонность и деньги делают человека пэром. «В Америке, — пишут два современных исследователя английского среднего класса, — деньги определяют социальное положение человека; в Англии, по крайней мере до недавнего времени, приходилось ждать, ибо деньги определяли лишь социальное положение детей» Lewis R - Maude A. The English middle class. London, 1950, p.

Джентльмены, недавно ставшие таковыми, оказываются у Дефо лучшими джентльменами, чем джентльмены потомственные. Автор рассказывает о богатом купце, который с самого начала создал для своего старшего сына условия лучше тех, какие имели младшие сыновья (любопытное подражание помещичьим майоратам). Он послал его в Итон, а затем в университет, тогда как остальных сыновей сделал помощниками в своем деле. Первородному он купил имение. Тот устроил его великолепно, по лучшим господским образцам. Лошади ухожены; те, что служат для выезда, для прогулок верхом и для охоты, размещены по особым конюшням. Все у него со вкусом и чувством меры. Ни в чем он не уступал дворянину-наследнику, даже в спорте разбирался не хуже, а вдобавок превосходил соседей образованностью и хорошими манерами, прекрасным ведением хозяйства и тем, что платил своим людям вовремя. Он стал примером для всей округи (с. 270 и след.).

Условия, которые Дефо ставит своему джентльмену, не всегда звучат одинаково. Свежеиспеченным джентльменам необходимо какое-то время для утверждения в новом качестве (с. 268). Кроме того, настойчиво повторяется требование образованности, воспитанности, личных достоинств, подкрепленных добытым без скандала богатством, а также поместьем, купленным на добытые деньги. Последнее условие иногда отсутствует, и книга кончается даже признанием одного бедного молодого человека джентльменом исключительно за его личные качества . Отец дал ему воспитание прежде, чем обанкротился, и сын обладает такими манерами и настолько располагает к себе, что женщины из хороших семей о нем лучшего мнения. Он приглянулся некой богатой леди — владелице собственного поместья. Мы закрываем книгу в убеждении, что еще один удачный мезальянс не за горами (с. 278).

«Человек — это его манеры», — замечает Дефо (с. 242), повторяя свои собственные слова из «Чистокровного англичанина». По мнению Ю. Халасиньского, польская интеллигенция особо подчеркивала роль хороших манер потому, что пополнялась она из рядов обедневшей шляхты, которая только так и могла отграничить себя от низших слоев. «Чем более шаткими становились материальные основы существования высших слоев, чем больше ослабевало их нравственное влияние, тем больше для них самих, для собственного их самочувствия значило их личное «искусство жить», хорошее воспитание» Cha#322;asi#324;skiJ. Spo#322;eczna genealogia inteligencji polskiej. Warszawa, 1946, s. 384

Справедливость этого наблюдения не вызывает сомнений. Вежливость, как писал еще Монтескье, проистекает из желания выделиться. «Мы учтивы из чванства: нам льстит сознание, что самые приемы нашего обращения доказывают, что мы не принадлежим к низшим слоям общества и никогда не знались с этой породой людей» («О духе законов», 4, II). Но подчеркивание роли хорошего воспитания может использоваться и против будто бы прирожденного превосходства дворянства — именно так поступает Дефо. Изображенный Халасиньским польский интеллигент защищается своими манерами от деклассации, ибо манеры нельзя приобрести сразу. Дефо требует признать воспитанность качеством первостепенным, ибо ей все-таки можно научиться — если не в этом, то в следующем поколении. Он с удовольствием цитирует Карла I, который будто бы сказал: «Я могу посвятить человека в рыцари, но не могу сделать его джентльменом», — явно имея в виду, что личных достоинств приобрести сразу нельзя. Манеры, следовательно, служат как защите, так и завоеванию положения в обществе. Культивирование дворянских традиций в мещанском этосе может быть с одинаковой вероятностью следствием как страха перед социальной деградацией, так и стремления подняться выше.

Впрочем, и в Польше, и в Англии имелись причины, по которым дворянство тоже должно было подчеркивать роль хороших манер. В Англии, как известно, происходило постоянное «перетекание» из мещанства в дворянство, и наоборот, в частности, из-за института майоратов и деклассации младших дворянских детей. В Польше, как заметил уже Т. Бой-Желеньский в предисловии к переводу «Мещанина во дворянстве» Мольера, границы шляхетского сословия были настолько неопределенны, что необходимо было подчеркивать манеру вести себя в качестве отличительного признака шляхтича.

В предисловии к «Робинзону Крузо» Я. Котт следующим образом характеризует отношение Дефо к привилегированным: «Дефо ненавидел аристократов» (См.: Defoe D. Robinson Crusoe. Warszawa, 1949, s. 9.). Из сказанного нами выше видно, что это упрощение. Дефо ненавидит только барскую спесь и хочет такой аристократии, среди которой мог бы сам оказаться. Он вовсе не отвергает ее образцы, он хочет лишь лучше осуществлять их .

Не во всем верен образ Дефо и в статье Халасиньского «Джентльмен и проблема национальной культуры». «Памфлету на «Благороднорожденного англичанина», — читаем мы в этой статье, — Дефо противопоставил «Образцового английского трейдсмена»«. И дальше: «Оптимистический мир романов Дефо, проникнутый верой в его естественный, разумный и провиденциальный характер и своим сатирическим острием направленный против джентльменов прежнего времени, был миром надежд и стремлений, приключений и борьбы нового, предприимчивого человека — «трейдсмена» с забавным, непрактичным джентльменом» Cha#322;asi#324;ski J. Gentleman i zagadnienie kultury narodowej. — Przegl#261;d nauk historycznych i spo#322;ecznych, 1952, t. 2, s. 213.. Как атмосфера романов Дефо, так и их проблематика, по-моему, переданы здесь неадекватно. Мир Дефо вовсе не столь уж оптимистичен. Сатира на джентльменов отнюдь не главная для него тема; причем, как уже говорилось, это не сатира на дворянство вообще, а только на дворянскую спесь первородных сыновей, с которыми Дефо борется, указывая на их необразованность и неотесанность, а не на их непрактичность и неприспособленность к новым условиям. «Образцовый английский купец» не противопоставляется «Чистокровному англичанину», поскольку последний не был памфлетом на «благороднорожденного» англичанина, но написанной в защиту Вильгельма Оранского, сатирой на англичанина «чистых кровей». Если бы «Образцовый купец» и мог чему-либо противопоставляться, то разве что «Образцовому джентльмену»; однако подобного противопоставления двух образцов ни в этой, ни в других известных мне книгах Дефо нет.

В сочинениях Дефо, несомненно, изображен новый личностный образец, формировавшийся под сильным влиянием купеческого образца. В виде всеобщего образца для подражания мы находим его скорее в «Робинзоне», нежели в «Образцовом английском купце» — книге, в значительной мере «профессиональной» по своему назначению. Но этот новый образец создан не для того, чтобы вытеснить образец джентльмена . В «Образцовом английском купце» перечисляются свойства, которыми должен обладать купец, чтобы разбогатеть, а разбогатеть ему надо как раз для того , чтобы сделаться (или хотя бы сделать своих детей) джентльменом, приобретя необходимый для этого внешний лоск. К образцу человека, родившегося богатым, мещанство добавляет новый и очень важный образец — образец человека, стремящегося разбогатеть собственными усилиями. Гармоничное, в общем-то, сосуществование в Англии дворянства и буржуазии немало способствует и в дальнейшем постепенному срастанию этих образцов. Уже слившимися мы находим их в «Саге о Форсайтах».