- •Глава I. Понятие образца и понятие подражания
- •Рыцарский этос и его разновидности Предисловие
- •Глава I Понятие образца и понятие подражания
- •Глава II Рыцарский этос в Древней Греции
- •Глава III Спартанский воин
- •Глава IV. Древние германцы
- •Глава V. Рыцарь в средневековье
- •Глава VI. Рыцарь в роли придворного
- •Глава VII. Джентльмен
- •Глава VIII Рыцарский этос в Новом Свете
- •Буржуазная мораль Предисловие
- •Глава I Предварительные замечания
- •1. Как понимать название нашей работы
- •2. Понятие буржуазии и мелкой буржуазии
- •3. Об избранной нами последовательности изложения
- •Глава II Буржуазная мораль в отступлении
- •1. Критика буржуазной морали «слева»
- •2. Дворянство о мещанской морали
- •3. «Молодая Польша» против мещанской морали
- •4. О социальной почве нападок «Молодой Польши» на мещанина
- •Глава III Классическая модель буржуазной морали: Бенджамин Франклин
- •1. Жизнь Франклина и его этическая программа
- •2. Франклиновский «человек, обязанный всем самому себе» в дальнейшем развитии
- •3. Примеры франклинизма в Польше
- •Глава IV Добродетель бережливости
- •1. Сбережение денег
- •2. Бережливость по отношению к вещам
- •3. Психологические и социальные предпосылки различных форм бережливости
- •Глава V Купец и джентльмен у Даниеля Дефо
- •1. Жизнь Дефо
- •2. Образец купца
- •3. Иллюстрация образца купца: «Робинзон Крузо»
- •4. Купец и джентльмен
- •5. Образец купца у Дефо на фоне образцов купца у Савари и Франклина
- •Глава VI Пуританские секты и буржуазная этика в развитии капитализма нового времени
- •1. Буржуа Нового времени в типологических исследованиях немецких буржуазных авторов
- •2. Роль религиозного фактора в формировании этоса буржуа Нового времени
- •Глава VII Зависть как мелкобуржуазная черта
- •Глава VIII Буржуазная этика раннего итальянского капитализма: Леон Баттиста Альберти
- •1. Биографические сведения об Альберти
- •2. Характер домохозяйства в трактате «о семье»
- •3. Личностные образцы мужчины и женщины в трактате «о семье»
- •4. Характеристика Альберти в свете трактата «о семье»
- •Глава IX Буржуазные моральные катехизисы эпохи Великой Французской революции
- •1. Личность Вольнея
- •2. «Катехизис» Вольнея в сопоставлении с его «Руинами»
- •3. Естественное право
- •4. Нормативный образец гражданина у Вольнея
- •5. Гражданин Вольнея в своих общественных отношениях
- •6. Общая характеристика Вольнея на фоне других мыслителей эпохи
- •Глава X Интерференция буржуазных и дворянских личностных образцов в XIX веке
- •1. Проблематика главы
- •2. Апологии среднего сословия
- •3. Интерференция буржуазных и дворянских личностных образцов во Франции XIX века
- •4. Буржуа и дворянин в Англии XIX столетия
- •5. Несколько замечаний о Германии
- •Глава XI Методологические замечания о выявлении социальной обусловленности идеологии
- •1. Две концепции интереса и их история
- •2 Использование понятия интереса при выявлении социальной обусловленности идеологии
- •3. Экспрессивная функция идеологических явлений, как критерий их социальной обусловленности
- •4. Трудности, с которыми связаны рассмотренные выше подходы
- •Глава XII Обозрение книги в целом
- •1. Типологические понятия как орудия научного исследования
- •2. Пройденный нами путь и полученные результаты
5. Гражданин Вольнея в своих общественных отношениях
Жить в обществе человека заставляют законы природы хотя бы в силу его врожденных свойств. Половое влечение побуждает его искать партнера и объединяться в семью ради воспитания потомства. Законы природы сделали человека восприимчивым к чужим ощущениям, которые
находят в нем отклик благодаря сопереживанию (co-sentiments, что в точности соответствует fellow-feelings у А. Смита). Общество других людей необходимо человеку для поддержания его жизни. Только «умы, впавшие в чудачество из-за своей брюзгливости, оскорбленного самолюбия или отвращения к порокам общества, составили себе какое-то химерическое представление о состоянии дикости, представление, противоречащее их собственному идеалу совершенного человека» («Катехизис», с. 112) — так пишет Вольней, метя не только в Руссо, но и в присущий XVIII веку миф о добром дикаре. Дикарь (а Вольней представляет его себе вдобавок отшельником) — это невольник в наивысшей степени; он не может есть, когда голоден, спать, когда утомлен, согреться, когда замерз, а жизнь его постоянно в опасности.
В согласии с мнением своей эпохи Вольней считает общество совокупностью людей, живущих сообща из-за взаимного интереса. Главная норма, управляющая этой совокупностью людей, — справедливость, то есть: поступай с другим только так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой. Из нее вытекают все остальные нормы, такие, как милосердие, честность, искренность, великодушие. Сама же главная норма основывается на трех свойствах, связанных с физиологической конституцией человека, в которой Вольней всегда рад найти точку опоры. Это хорошо известные по «Декларации прав» равенство, свобода и собственность. У каждого человека есть глаза, уши, руки, рот, каждый имеет равное право на жизнь и средства к существованию. Это равенство перед богом, но не в обществе, ибо прирожденные свойства развиваются неодинаково у разных людей. Эти не слишком ясные умозаключения, исходящие из «физиологической конституции человека», выглядят еще сомнительнее, когда речь заходит о свободе и собственности.
Каждый человек, продолжает наш автор, обладает органами чувств, вообще говоря, достаточными для поддержания своего существования. Никто не нуждается в чужих глазах или ушах, от природы каждый человек независим (что явно противоречит подчеркнутой перед тем зависимости человека от человека в эротике). Из констатации этой независимости следует, будто бы то, что никто никому не подчиняется и не имеет права никем распоряжаться, — вывод, который не вытекает из посылки не только потому, что постулаты невыводимы из констатации, но и потому, что речь вдруг заходит совсем о другом. Наконец, постоянно смешивая постулаты и констатации, Вольней объявляет и право собственности основанным на физиологической конституции человека, ибо каждый полностью распоряжается своим телом и плодами своего труда, — утверждение, которое представляет собой не столько констатацию факта, сколько благое пожелание.
Так как от природы никто никому ничего не должен, человек может что-то давать другому только по принципу взаимности. Мы помним, что четвертая из основных норм «Катехизиса» гласит: «Живи для ближних, чтобы они жили для тебя». Между тем, что мы даем, и тем, что получаем, должно сохраняться равновесие. Благодаря принципу взаимности все общественные добродетели полезны тому, кто ими обладает; следовательно, добродетель всегда оплачивается, и можно не сомневаться, что человек станет разумным и добрым, раз это соответствует его интересам. В своих рассуждениях о добродетели Вольней не рассчитывает на бескорыстие. Его представление о человеке (так же как представление о человеке у Гельвеция) чрезвычайно напоминает Ларошфуко, — что, кстати сказать, ставит под вопрос распространенное мнение, будто образ человека у Ларошфуко был лишь портретом клонящейся к упадку и вырождающейся аристократии. Точно так же, как Ларошфуко, видит человека Вольней, а вместе с ним — и восходящая буржуазия. Человек всегда руководствуется собственным интересом, но, если дать ему в руки хороший катехизис, он поймет, что добродетель окупает себя. Плуты — это люди, которые плохо рассчитывают, а считают себя хитрецами. «Не укради» и «не убий» — всего лишь вопрос правильной калькуляции, так же как и добродетель милосердия. Любое преступление есть результат ложной оценки ситуации — утверждение, восходящее к Ш. Дюкло, автору, о котором мы будем еще говорить. Это по видимости напоминает убеждение Сократа, что любой недостойный поступок — в то же время ошибка. Но Сократ хотел сказать нечто другое, а именно: зная, что такое добро, человек не может не стремиться к нему, поэтому проступок предполагает ложное суждение о том, что такое зло и что такое добро. Здесь же проступок означает просчет в калькуляции собственных интересов.
Из принципа взаимности следует, что возместить причиненный ущерб можно одним лишь способом: восстановив прежнее положение вещей. Всевозможные покаянные самоистязания Вольней считает каким-то извращением, деморализующим человека и толкающим его на преступления, — еще один удар по церкви и по церковным представлениям о воздаянии земном и загробном.
Образцовый гражданин Вольнея — человек холодный. Катехизис написан сухо, угловатым слогом, не рассчитывает на какие-либо эмоции даже там, где мы привыкли их ожидать, например в семейной жизни. Родители воспитывают детей как своих позднейших опекунов, сыновняя и дочерняя любовь выражается в том, «чтобы делать полезное себе и своим родителям». Дети должны возместить родителям труды и расходы, затраченные на их воспитание, а выражать привязанность к матери и отцу — в наших собственных интересах; ведь тот, кто плохо обращается со своими родителями, дает дурной пример своим детям и должен ожидать от них такого же обращения. Супружеская любовь также основана на собственном интересе: «Супруги, которые друг друга не любят, наполняют дом ссорами и беспокойством, разжигают войну между детьми и прислугой, попустительствуют развитию дурных привычек у тех и других; каждый домочадец транжирит, грабит, крадет на свой страх и риск; доходы улетучиваются, не принося сколько-нибудь заметной пользы, появляются долги, недовольные супруги избегают друг друга, судятся, и семья, доведенная до разорения, унижения и нужды, распадается окончательно» («Катехизис», с. 143-144).
Некоторые авторы склонны объяснять сухость «Катехизиса» характером самого Вольнея: поскольку тот воспитывался вне семьи, традиция изображает его человеком холодным. Следует, однако, помнить, что эта сухость носит у Вольнея программный характер. Ведь он как раз и хотел показать, что можно построить гармоничную общественную жизнь исходя из одной лишь присущей всем людям склонности заботиться о собственных интересах, которые в последней инстанции оказываются всегда защитой собственного существования. Так Вольней понимал рациональность своей этики. Только при этом условии она становилась «наукой физической и геометрической».
В предисловии к изданию «Катехизиса» 1826 г. (написанном, вероятней всего, самим Вольнеем) мы читаем, что моралисты доселе относились к человеку как к ребенку, которого уговаривают вести себя хорошо, пугая его привидениями или покойниками; «но теперь, когда род человеческий повзрослел, пора обратиться к разуму, пора убедить людей, что стремление к совершенствованию можно вывести из их собственной конституции» Volney С. F. Oeuvres choisies. Paris, 1826, vol. 2..