212 Риторика и истоки европейской литературной традиции

вало всякой рефлексии и не вошло в ее двери. Разумеется, поскольку

античная литература оставалась в своей основе традиционалистской, и

для новых жанров, как для жанров дорефлективных, существовали

свои жанровые каноны, во многих случаях, однако, достаточно рас-

плывчатые; но к самому существу объективного статуса (а не просто

субъективного осознания) этих канонов относится то, что они не были

фиксированы усилиями литературной теории. В этих областях дейст-

вует скорее ≪неписаный закон≫, литературный аналог обычного права,

нежели кодифицированные правила поэтики или риторики. То есть

последние тоже принимаются во внимание новыми жанрами, но лишь

постольку, поскольку они касались вообще всякой литературы, же-

лающей быть ≪художественной≫, всякой ≪изящной словесности≫, а не

в более четком и обязательном варианте, специально приданном жан-

ру, как это было, скажем, с трагедией или с эпидейктической речью.

Правила регулируют —если у автора хватает для этого выучки — построение фразы, структуру периода, вообще фактуру словесной тка-

ни, а также частности вроде разработки какого-нибудь описания (≪экф-

расиса≫); но жанровую идентичность в масштабе всего произведения

обеспечивают не они.

С жанровой идентичностью, а потому и с жанровой номенклатурой

как описанием этой идентичности дело может обстоять в отношении

новых жанров античной литературы не проще, чем в дорефлективных

литературах. Мы уже говорили выше о поражающей —с нашей точки

зрения —полисемии древнееврейского ≪термина≫ ma sal . С ней кон-

трастирует точность и однозначность жанровых обозначений, которые

мы встречаем в греческих и римских риторических руководствах, не

говоря уже о ≪Поэтике≫ Аристотеля. Но как обстоит дело с новыми

жанрами античной литературы, в частности с тем жанром, который

мы называем романом? В арсенале риторической теории были терми-

ны 51Т|ут|Ц(х (повествование) и nXaa\ia (вымысел)63; в совокупности они

обозначают некое родовое понятие, в которое роман входит как одна из

частных возможностей, ввиду чего практику позднеантичных романис-

тов в известной мере приходится объяснять из теоретических рекомен-

даций, касающихся нарративного вымысла вообще, того, что по-анг-

лийски называется fiction84. Но также очевидно, что полнота жанровых

Жанр как абстракция и жанры как реальность 213

признаков греческого любовно-авантюрного романа (идеально прекрас-

ная чета в качестве героев, любовь с первого взгляда, непременные

скитания и приключения, испытания верности, бракосочетание в счас-

тливом финале) никоим образом не покрывается общим понятием на-

рративного вымысла; соответственно она не предусматривается и не

может предусматриваться теорией последнего.

Теории, по-настоящему подходящей жанру, не существует по той

же причине, по которой не существует по-настоящему подходящего

ему терминологического обозначения; одно связано с другим. Позднее

роман все чаще называют словом ≪драма≫ или дериватами от него

(брадоспкоу, атЗутауца брацоткоу, ёрсткюу брацахюу илобёаек;), что, если

верить ритору III в. Афтонию, выражает все ту же идею ≪вымысла≫66;

однако параллельно употребляются дериваты от слова ≪история≫, так

что в итоге получается немалая терминологическая путаница. Термин

≪история≫ корректно употребляется в риторических текстах как про-

тивоположность термина ≪вымысел≫ (повествования бывают ≪мифи-

ческие≫, ≪исторические≫, ≪прагматические≫, т. е. судебные, и ≪вы-

мышленные≫), но в применении к роману он несколько напоминает

ненаучное словоупотребление персонажей фонвизинского ≪Недоросля≫

(≪А далеко ли вы в истории?≫—≪Какова история. В иной залетишь за

тридевять земель, за тридесято царство≫). С другой стороны, она мо-

жет иметь какое-то отношение к имитации в романной литературе при-

емов историографии (специально исторической новеллистики, процве-

тавшей со времен Геродота). Вывод: нет возможности говорить ни об

абсолютном отсутствии жанровой номенклатуры, ни о ее нормальном

функционировании. Жанр существует de facto и даже признан de facto,

но его бытие принципиально отличается от бытия жанров, получив-

ших признание de jure.

Конечно, эта картина характерна отнюдь не для одного романа.

Изучение ≪младших≫, ≪гибридных≫, вообще полупризнанных жанров

всегда очень важно для истории литературы, потому что эти жанры

особенно пластичны и подвижны; в них закладываются основы более

поздних жанровых явлений. Панорама вершинных достижений лите-

ратурной эпохи еще может без них как-то обойтись, но реалистичес-

кий подход к литературному процессу, к литературе как процессу без