1 Провизорами назывались лица, назначавшиеся папою на церковную долж­ность с правом занять ее после смерти лица, занимающего ее в данный момент.

Со времени установления прагматической санкции и конкордата духо­венство Франции стало в общем проявлять меньше уважения к распоря­жениям папской курии, чем духовенство всех других католических стран. Во всех спорах и столкновениях своего государя с папой оно почти по­стоянно становилось на сторону первого. Такая независимость духовен­ства Франции от римской курии основывается, по-видимому, главным образом на прагматической санкции и конкордате. В более ранние пери­оды существования монархии духовенство Франции представляется не ме­нее преданным и послушным папе, чем духовенство всякой другой страны. Когда Роберт, второй государь капетингской династии, самым незаслужен­ным образом был отлучен от церкви римской курией, его собственные слуги, как рассказывают, выбрасывали приносимую с его стола пищу собакам и отказывались вкушать что-либо, оскверненное прикосновением такого человека. Можно почти с уверенностью предполагать, что делать это им внушило духовенство его собственных владений.

Притязание на право раздачи крупных церковных бенефиций, притя­зание, в защиту которого римская курия часто колебала, а иногда и опро­кидывала троны некоторых из величайших государей христианского мира, было, таким образом, ограничено, или видоизменено, или даже совсем от­менено в различных частях Европы еще до эпохи реформации. И если духовенство пользовалось теперь меньшим влиянием на народ, то государ­ство обладало большим влиянием на духовенство. И потому последнее имело меньше силы и проявляло менее склонности противодействовать государству.

В таком упадке находились авторитет и влияние римской церкви, когда в Германии начались споры, породившие реформацию и скоро рас­пространившиеся по всей Европе. Новые учения всюду встречались наро­дом с большим восторгом. Они пропагандировались со всем тем востор­женным рвением, какое обычно воодушевляет всякую группу, когда она нападает на установленную власть. Проповедники этих учений, которые в других отношениях не отличались, пожалуй, большей ученостью, чем многие из священников, защищавших официальную церковь, в общем, по-видимому, были лучше ознакомлены с церковной историей, происхожде­нием и развитием той системы идей, на которой покоится авторитет церкви. Поэтому почти во всех диспутах они оказывались победителями. Строгость нравов давала им авторитет в глазах народа, который сопо­ставлял их строгий образ жизни с беспорядочной жизнью большей части его собственного духовенства. Помимо того, они обладали в гораздо боль­шей степени, чем их противники, умением приобретать популярность и привлекать новых сторонников, чем давно уже пренебрегали надменные и важные сыны церкви как в значительной мере бесполезным для них. Содержание и смысл новых учений располагали к ним некоторых, их новизна — многих, а ненависть и презрение к официальному духо­венству привлекали к ним еще большее число сторонников; горячее, страстное и фанатическое, хотя нередко грубоватое и примитивное, крас­норечие, с каким они почти везде проповедовались, располагало к ним еще больше массЫ.

Успех новых учений был почти повсеместно так велик, что государи, которые в ту пору оказались в плохих отношениях с римской курией, легко смогли, опираясь на них, ниспровергнуть в своих владениях церковь, которая, утратив уважение и почитание со стороны низших классов на­рода, почти не могла оказать сопротивления. Римская курия задела и обидела некоторых из второстепенных государей в северной части Герма­нии, которых она, вероятно, считала слишком незначительными, чтобы стоило с ними церемониться.; Они поэтому повсюду ввели реформацию в своих владениях.

Тирания Христиана II и Тролля, архиепископа Упсальского, позво­лила Густаву Вазе изгнать их из Швеции. Папа покровительствовал ти­рану и архиепископу, поэтому Густав Ваза не встретил никаких затруд­нений при введении реформации в Швеции. Христиан II был потом низложен с трона Дании, где его поведение сделало его столь же нена­вистным, как и в Швеции. Папа, однако, все еще был склонен поддержи­вать его, и Фридрих Гольштейнский, занявший трон вместо него, ото­мстил тем, что последовал примеру Густава Вазы. Магистры Берна и Цюриха, не имевшие особых столкновений с папой, легко ввели рефор­мацию в своих кантонах, где как раз перед тем некоторые из представи­телей духовенства благодаря несколько более грубому, чем обычно, обману сделали все свое сословие предметом сильной ненависти и презрения.

При таком критическом положении своих дел папская курия не ща­дила усилий для поддержания и укрепления дружественных отношений с могущественными государями Франции и Испании, из которых последний был в это время императором германским. С их помощью ей удалось, хотя и не без большого труда и с большим кровопролитием, или совсем пода­вить, или значительно задержать развитие реформации в их владениях. Она также проявляла готовность ладить и идти навстречу королю Англии^ но в силу сложившихся обстоятельств не могла сделать это, не оскорбив еще более могущественного государя Карла V, короля испанского и импе­ратора германского. Ввиду этого Генрих VIII, хотя он сам не разделял большей части учений реформации, мог все же благодаря их всеобщему распространению закрыть все монастыри и уничтожить власть римской церкви в своих владениях. То обстоятельство, что он сделал это, хотя и не пошел дальше, дало некоторое удовлетворение сторонникам реформа­ции, которые, завладев правительством в правление его сына и преемника, без всякого труда завершили дело, начатое Генрихом VIII.

В некоторых странах, как, например, в Шотландии, где правительство было слабо, непопулярно и непрочно, реформация оказалась достаточно сильной для того, чтобы ниспровергнуть не только церковь, но и государ­ственную власть, пытавшуюся поддержать ее.

У последователей реформации, рассеянных по всем странам Европы, не было общего трибунала, который, подобно трибуналу римской курии или вселенскому -собору, мог бы улаживать все споры между ними и с не­преодолимым авторитетом предписывать всем им точные границы право­верия. Поэтому, если последователям реформации в одной стране случа­лось расходиться во взглядах с их братьями в другой, они не имели общепризнанного судьи, к которому можно было бы обратиться, и спор никогда не мог быть разрешен, а таких споров и разногласий среди них возникало множество. Разногласия относительно церковного управления и права раздачи церковных бенефиций были, пожалуй, наиболее важны для мира и благоденствия гражданского общества. Ввиду этого они породили две главные партии, или секты, среди сторонников реформации — люте­ранскую и кальвинистскую — единственные секты среди них, учения и организации которых были установлены до сих пор законом в странах Европы.

Последователи Лютера вместе с так называемой англиканской церко­вью сохранили более или менее епископское управление, установили суб­ординацию среди духовенства, предоставили государю распоряжение всеми епископствами и другими консисторскими бенефициями в его владе­ниях и этим сделали его фактическим главой церкви; и, не лишая епи­скопа права раздавать менее значительные бенефиции в пределах его дио­цеза, они даже в отношении этих бенефиций не только допускали, но и высказывались за право государя и других светских патронов предлагать своих кандидатов. Эта система церковного управления с самого начала благоприятствовала миру, нормальному порядку и подчинению светскому государю. И действительно, она никогда не служила поводом и не вызы­вала каких-либо смут или гражданских потрясений в странах, в которых была введена. В частности, англиканская церковь всегда гордилась, и не без основания, исключительной лояльностью своих принципов. При такой системе управления духовенство, естественно, старается снискать распо­ложение государя, двора, знати и дворянства страны, от влияния которых оно главным образом ожидает повышений и движения вперед. Без сомне­ния, оно нередко ухаживает за этими покровителями при помощи самой низкой лести и угодливости, но часто также старается совершенствоваться в тех искусствах, которые больше всего заслуживают, а потому и скорее всего могут приобрести им уважение людей с положением и состоятель­ных; оно старается выделяться своими познаниями во всех областях полезных и приятных знаний приличной непринужденностью своего обра­щения, остроумием и добродушием своего разговора и явным презрением к тем нелепым и лицемерным строгостям нравов и суровости, каких тре­буют фанатики и каких они будто бы придерживаются, чтобы обеспечить себе уважение простонародья и вызвать возмущение последнего против большей части людей состоятельных и знатных, признающих, что они не придерживаются их. Однако такое духовенство, ухаживающее за высшими классами, очень склонно пренебрегать вообще средствами, служащими сохранению его влияния и авторитета среди низших классов. К нему при­слушиваются, его уважают высшие, но перед низшими оно часто бывает неспособно успешно и убедительно для слушателей защищать свои собст­венные трезвые и умеренные взгляды против самого невежественного фа­натика, нападающего на последние.

Напротив, последователи Цвингли, или, точнее, последователи Каль­вина, передали населению каждого прихода, где свободно место церковного священника, право избрания своего пастыря и одновременно с этим уста­новили самое полное равенство среди духовенства. Что касается первого, то это право, пока оно оставалось в силе, порождало, по-видимому, только беспорядок и смуты и вело к развращению одинаково как духовенства, так и народа. Что касается второго, то, по-видимому, учреждение это имело только вполне хорошие последствия.

До тех пор пока жители каждого прихода сохраняли право избирать своего священника, они почти всегда действовали под влиянием духовен­ства и притом обычно под влиянием наиболее мятежных и фанатичных членов этого сословия. Стремясь сохранить свое влияние на этих народ­ных выборах, духовенство в лице своих многих представителей станови­лось или делало вид, что становится фанатичным, поощряло фанатичность среди народа и почти всегда отдавало предпочтение самому фанатичному кандидату. Столь маловажное дело, как назначение приходского священ­ника, вызывало почти всегда ожесточенную борьбу не только в одном при­ходе, но и во всех соседних приходах, которые редко упускали случай принять участие в кампании. Если приход находился в большом городе, это делило всех его жителей на две партии, а когда этот город составлял сам по себе маленькую республику или был столицей небольшой респуб­лики, как это имело место со многими значительными городами Швейца­рии и Голландии, то всякий незначительный спор этого рода, помимо того что обострял вражду всех их партий, грозил повести к новому ра­сколу в церкви и к новым смутам в государстве. Поэтому в таких неболь­ших республиках гражданские власти очень скоро сочли необходимым в целях сохранепия общественного спокойствия присвоить себе право заме­щения всех освобождающихся бенефиций. В Шотландии, самой обширной стране из тех," где когда-либо была установлена эта пресвитерианская форма церковного управления, права патрона были отменены законом, установившим в начале правления Вильгельма III пресвитерианство. Этот закон предоставил по крайней мере возможность определенным группам граждан в каждом приходе покупать за совсем незначительную 'сумму право выбирать своего пастора. Порядок, установленный этим законом, .существовал 22 года, а затем был отменен законом, изданным в 10-й год правления королевы Анны (гл. 12) ввиду тех смут и беспорядков, кото­рые почти везде вызывал этот наиболее популярный способ избрания. Но в столь большой стране, как Шотландия, смуты в каком-нибудь отдален­ном приходе вряд ли могли в такой же мере затруднить правительство, как в государстве меньших размеров. Закон 10-го года правления коро­левы Анны восстановил право патроната. Но хотя в Шотландии закон предоставляет бенефиций каждому лицу, указываемому патроном, все же

церковь иногда требует (ибо в этом отношении ее решения не всегда были единообразны) известного участия народа, прежде чем предоставить кан­дидату так называемое врачевание душ или церковную юрисдикцию в приходе. Иногда даже, будто бы заботясь о мире в данном приходе, она откладывает окончательное назначение, пока не добьется этого участия народа. Частные происки и усилия некоторых из членов окрестного духо­венства, чтобы добиться или, еще чаще, предотвратить это участие, а также и средства, употребляемые ими для достижения этой цели, явля­ются, надо думать, главной причиной сохранения до сих пор остатков старого фанатического духа среди духовенства и народа Шотландии.

Равенство, которое пресвитерианская форма церковного управления устанавливает среди духовенства, выражается, во-первых, в равенстве вла­сти или церковной юрисдикции и, во-вторых, в равенстве бенефиций. Во всех пресвитерианских церквах равенство власти проведено в полной мере; не так обстоит дело с равенством бенефиций. Однако разница между бенефициями редко бывает столь значительна, чтобы побуждать облада­теля даже маленького бенефиция стараться угождать своему патрону низкой лестью и попустительством в целях получения лучшего. Во всех пресвитерианских церквах, где полностью проведено право патроната, духовенство по общему правилу старается приобрести благоволение выс­ших более благородными и лучшими средствами: своей ученостью, без* упречной честностью своей жизни, добросовестным и старательным выполнением своих обязанностей. Их патроны часто даже жалуются на независимость образа мыслей и действий пресвитерианских священников, которую они склонны объявлять неблагодарностью за прежние милости, но которая в худшем случае редко представляет собою что-либо большее, чем безразличие, которое, естественно, порождается сознанием, что не приходится больше ожидать дальнейших милостей этого рода. Вряд ли где бы то ни было в Европе можно встретить более ученую, более прилич­ную, независимую и почтенную корпорацию людей, чем большая часть пресвитерианского духовенства Голландии, Женевы, Швейцарии и Шот­ландии.

Там, где церковные бенефиции все почти одинаковы, ни один из них не может быть очень велик, и такие скромные размеры бенефиций, хотя, без сомнения, и могут быть чрезмерно малы, имеют все же некоторые положительные результаты. Ничто, кроме самой примерной нравствен­ности, не может придать достоинства человеку, не имеющему состояния. Пороки легкомыслия и суетности неизбежно делают его смешным и, по­мимо того, почти так же губительны для него, как и для людей из просто­народья. Поэтому в своем поведении он вынужден следовать тем прави­лам нравственности, которые больше всего почитает простой народ. Он приобретает уважение и любовь последнего благодаря тому образу жизни, какой побуждают его вести собственный интерес и положение. Простой народ смотрит на него с той доброжелательностью, с какой мы, есте­ственно, относимся к тем, кто несколько приближается к нашему собствен­ному положению, но кто, по нашему мнению, должен был бы стоять бо­лее высоко. Его доброжелательность, естественно, вызывает доброжела­тельность со стороны священника. Он проявляет старания просвещать народ и усердно помогает ему. Он даже не проявляет презреция к пред­рассудкам людей, столь расположенных к нему, и никогда не относится к ним с таким презрением и высокомерием, какое мы столь часто встре­чаем у гордых сановников могущественных и богатых церквей. Вслед­ствие этого пресвитерианское духовенство пользовалось большим влия­нием на умы простого народа, чем, пожалуй, духовенство любой другой официально признанной церкви. Поэтому также только в пресвитериан­ских странах мы видим, что простой народ без всяких преследований целиком и почти поголовно принадлежит к официальной церкви.

Б странах, где церковные бенефиции в „большинстве своем очень скромны, университетская кафедра обычно дает лучшее положение, чем церковный бенефиций. Университеты в таком случае выискивали и изби­рали своих членов из среды всего духовенства страны, составляющего везде самый значительный класс ученых людей. Напротив, там, где цер­ковные бенефиции в своем большинстве очень значительны, церковь, есте­ственно, привлекает к себе из университетов большую часть их выдаю­щихся ученых, которые обыкновенно находят покровителя, гордого воз­можностью добыть для них церковное назначение. В первом случае мы найдем университеты, заполненными самыми выдающимися учеными, ка­кие имеются в стране; во втором случае найдем в них мало выдающихся людей, причем эти немногие окажутся среди самых молодых членов уни­верситетской корпорации; и они тоже, вероятно, перейдут на церковные должности, прежде чем успеют приобрести достаточно опыта и знаний, чтобы приносить много пользы университету. Вольтер заметил, что отец Порэ, иезуит, не выделявшийся особенно в мире ученых, был единствен­ным профессором из французских иезуитов, сочинения которого стоило читать. Должно казаться несколько странным, что в стране, породившей так много выдающихся ученых, почти ни один из них не был профессо-ромуниверситета. Знаменитый Гассенди был в начале своей деятельности профессором в университете в Э. Но когда проявились первые проблески его гения, ему было указано, что, перейдя в церковь, он сможет легко найти для себя более спокойную и комфортабельную жизнь, а также обес­печить себе лучшие условия для продолжения своих научных работ, и он немедлеппо последовал этому совету. Замечание Вольтера, как мне ка­жется, может быть применено не только к Франции, но и ко всем другим римско-католическим странам. Мы очень редко можем встретить в любой из них выдающегося ученого, состоящего профессором в университете, за исключением, может быть, таких областей, как юридические науки и медицина, от которых церковь не так легко может отвлекать их. После римской церкви наиболее богатой и лучше всего обеспеченной в хри­стианском мире является церковь англиканская. Ввиду этого в Англии церковь постоянно отнимает у университетов всех их лучших и способ­нейших членов, и здесь столь же редко можно найти, как и в любой рим­ско-католической стране, старого университетского преподавателя, кото­рый был бы известен в Европе как выдающийся ученый. Напротив того, в Женеве, в протестантских кантонах Швейцарии, в протестантских госу­дарствах Германии, в Голландии, Шотландии, Швеции и Дании самые выдающиеся ученые, каких породили эти страны, если и не все без исклю­чения, то в громадном большинстве своем, были профессорами в универ­ситетах. В этих странах университеты постоянно отвлекают от церкви всех ее самых выдающихся ученых.

Не излишним будет, пожалуй, заметить, что если исключить поэтов, немногих ораторов п историков, то значительно большая часть осталь­ных выдающихся ученых и писателей как в Греции, так и в Риме были, как оказывается, частными или общественными учителями, обычно философии или риторики. Это замечание справедливо начиная с Лизия и Сократа, Платона и Аристотеля до дней Плутарха и Эпиктета, Светонияи Квинтилиана. Заставить человека преподавать из года в год определенную отрасль науки представляется в самом деле наиболее действительным средством для того, чтобы он сам вполне овладел ею. Будучи обязан еже­годно обозревать один и тот же предмет, он неизбежно, если вообще при­годен на что-нибудь, должен через несколько лет вполне ознакомиться со

всеми его подробностями; и если по какому-либо частному вопросу он в один год составит себе скороспелое мнение, то, когда на следующий год ему придется в ходе своих лекций снова подумать об этом вопросе, он, наверное, исправит свое ошибочное суждение. Преподавание, являясь, несомненно, естественным занятием человека науки, вместе с тем пред­ставляет собой лучшее средство сделать его человеком солидных знаний и учености. Небольшие размеры церковных бенефиций, естественно, ведут в стране, где это имеет место, к отвлечению большей части ученых к тому занятию, в котором они могут быть наиболее полезны обществу, и в то же время к обеспечению им наилучшей научной подготовки, какую только они могут получить. Они делают их ученость возможно более со­лидной и возможно более полезной.

Нужно заметить, что доход всякой государственной церкви (за исклю­чением тех его частей, которые могут получаться от специальных земель и поместий) представляет собой часть общего дохода государства, кото­рая, таким образом, затрачивается на цель, не имеющую ничего общего с защитой государства. Десятина, например, является настоящим поземель­ным налогом, который лишает землевладельцев возможности так широко содействовать своими взносами защите государства, как они могли бы де­лать это при отсутствии десятины. А между тем земельная рента пред­ставляет собой, согласно мнению одних, единственный, а согласно мнению других, главный фонд, из которого во всех обширных монархиях должны в конечном счете покрываться все расходы государства. Чем больше из этого фонда отдается церкви, тем меньше, очевидно, может остаться для государства. Можно установить в качестве несомненного положения, что при прочих равных условиях чем богаче церковь, тем беднее должен быть или государь или народ, и во всех случаях тем менее способно должно быть государство защищать себя. В некоторых протестантских странах, в частности во всех протестантских кантонах Швейцарии, доходы, раньше принадлежавшие римско-католической церкви, десятины и церковные земли оказались фондом, достаточным не только для оплаты приличного содержания духовенству, но и для покрытия с небольшой добавкой или совсем без нее всех остальных расходов государства. Власти богатого Берн­ского кантона, в частности, накопили из излишков этого фонда очень боль­шую сумму, достигающую, как предполагают, нескольких миллионов, причем часть ее вложена на хранение в государственное казначейство, а другая часть вложена под проценты в так называемые государственные фонды различных обремененных долгами народов Европы, главным обра­зом Франции и Великобритании. Я точно не знаю, каковы могут быть раз­меры общего расхода государства, вызываемого церковью Бернского или какого-либо другого протестантского кантона. Согласно вполне точным данным, явствует, что в 1755 г. весь доход духовенства шотландской цер­кви, включая церковные земли и ренту с его жилых домов, оценивался по осторожной оценке всего только в 68 514 ф. 1 ш. и 5'/i2 п. Этот очень скромный доход доставляет приличное содержание 944 священникам. Весь расход церкви, включая единовременные издержки на постройку и ремонт храмов и домов для священников, не может, по предположениям, превы­шать 80 или 85 тыс. ф. в год. Самая богатая церковь в христианстве не поддерживает лучше единообразие веры, религиозную ревность, дух по­рядка, честности и строгой нравственности в массе народа, чем эта очень бедно обставленная церковь Шотландии. Все благотворные результаты, как гражданские, так и религиозные, которые может, по предположению, порождать государственная церковь, порождаются шотландской церковью в такой же полной мере, как и всякой другой. Большинство протестант­ских церквей Швейцарии, по общему правилу обладающих не большими средствами, чем шотландская церковь, дают такие же результаты в еще гораздо большей степени. В большей части протестантских кантонов нельзя встретить ни одного челбвека, который не принадлежал бы к госу­дарственной церкви. Правда, если он принадлежит к какой-либо другой церкви, закон обязывает его покинуть кантон. Но такой суровый, или, вернее, такой притеснительный, закон никогда не мог бы проводиться в жизнь в столь свободных странах, если бы усердие духовенства не при­влекло к этой церкви заранее всю массу народа, за исключением, может быть, немногих отдельных лиц. Действительно, в некоторых частях Швей­царии, где благодаря случайному соединению протестантских и римско-католических местностей обращение было не столь полное, обе религии не только терпятся, но и признаны государственными.

Надлежащее выполнение всякой услуги предполагает, по-видимому, чтобы оплата за нее или вознаграждение по возможности точно соответ­ствовало характеру самой услуги. Если за какую-нибудь услугу платят значительно меньше того, что следует, на ее выполнении отразится неспо­собность и негодность большей части тех, кто занят этим делом. Если за нее платят слишком много, ее выполнение еще больше может страдать от их небрежности и лености. Человек, обладающий большим доходом неза­висимо от своей профессии, склонен думать, что ему следует жить подобно другим людям, получающим большие доходы, и проводить значительную часть своего времени в увеселениях, в суетных развлечениях и мотовстве. Но у священнослужителя такой образ жизни не только отнимает время, которое должно было бы затрачиваться на выполнение его обязанностей, но и почти полностью уничтожает в глазах народа святость его профессии, которая одна дает ему возможность с надлежащим весом и авторитетом выполнять эти обязанности.

Отдел IV. О РАСХОДАХ НА ПОДДЕРЖАНИЕ ДОСТОИНСТВА

ГОСУДАРЯ

Помимо расходов, необходимых для того чтобы позволить государю выполнять разнообразные его обязанности, некоторая сумма требуется еще для поддержания его величия и достоинства. Размеры этого расхода колеблются в зависимости от различных периодов развития и от различ­ных форм управления.

В богатом и развитом обществе, где все классы народа с каждым днем производят все большие расходы на свои дома, свою обстановку, на свой стол и одежду, трудно ожидать, чтобы один только государь устоял против этого обычая. Поэтому он естественно или, вернее, по необходи­мости, тоже начинает тратить большие суммы на все эти предметы. Его достоинство, по-видимому, даже требует от него этого.

Так как в смысле величия и достоинства монарх гораздо больше воз­вышается над своими подданными, чем высшее должностное лицо в рес­публике, то и больший расход оказывается необходимым для поддер жания этого большего достоинства. Мы, естественно, ожидаем встретить больше блеска при дворе короля, чем в резиденции дожа или бурго­мистра.

Заключение. Расход для защиты общества и расход на поддержание достоинства главы государства производятся в интересах общей пользы всего общества. Справедливо поэтому, чтобы они покрывались за счет общего обложения всего общества, причем различные его члены платят соответственно своим возможностям.

Расход на отправление правосудия тоже может, без сомнения, рассма­триваться как производимый в интересах всего общества. Поэтому вполне уместно, чтобы он покрывался за счет общего обложения всего общества. Однако лица, вызывающие этот расход, своей несправедливостью в том или ином отношении делают необходимым искать возмещения или за­щиты у судов. С другой стороны, наиболее непосредственно получают выгоду от этого расхода те лица, которых суды восстанавливают в их правах или-утверждают в них. Поэтому расход на отправление правосудия вполне справедливо мог бы покрываться за счет специального обложения той или другой или обеих этих категорий лиц в зависимости от обстоя­тельств, т. е. в виде судебных пошлин. Не может быть необходимости при­бегать к всеобщему обложению всего общества, за исключением случаев суда над теми' преступниками, которые не обладают собственным имуще­ством или средствами, достаточными для оплаты этих пошлин.

Те местные или областные расходы, которые имеют местное или обла­стное значение (например, издержки на полицию в отдельном городе или округе), должны покрываться из местных или областных доходов и не должны обременять собой общий доход общества. Несправедливо, чтобы общество в целом доставляло средства на оплату расходов, производимых в пользу одной лишь части общества.

Расход на содержание в порядке дорог и путей сообщения, без сомне­ния, полезен для всего общества и может поэтому покрываться без вся­кой несправедливости путем общего обложения всего общества. Однако он наиболее непосредственным образом полезен для тех, кто путеше­ствует или перевозит товары из одного места в другое, и для тех, кто по­требляет эти товары. Заставные пошлины в Англии и так- называемые дорожные сборы в других странах перекладывают этот расход на обе вышеуказанные группы лиц и этим освобождают общий доход общества от очень значительного бремени.

Расходы на учреждения для образования и религиозного обучения точно так же, без сомнения, полезны для всех и потому без несправедли­вости могут покрываться за счет общего обложения всего общества. Однако расход этот, пожалуй, мог бы оплачиваться с одинаковым удоб­ством и даже с некоторой выгодой теми, кто получает непосредственную пользу от этого образования и обучения, или посредством добровольных взносов тех, кто считает себя заинтересованным в том или другом.

Когда учреждения или общественные сооружения, полезные для всего общества, оказывается невозможным содержать целиком или когда они не содержатся целиком за счет обложения тех именно членов общества, ко­торые наиболее непосредственно пользуются ими, то недостающая сумма в большинстве случаев должна быть собрана посредством общего обложе­ния всего общества. Общий доход общества после покрытия расходов на его защиту и на поддержание престижа главы государства должен по­крывать то, чего недостает во многих специальных отделах дохода. В сле­дующей главе я постараюсь выяснить источники этого общего или госу­дарственного дохода.

ОБ ИСТОЧНИКАХ ОБЩЕГО, ИЛИ ГОСУДАРСТВЕННОГО, ДОХОДА ОБЩЕСТВА

Доход, за счет которого должны покрываться не только расходы по защите общества и на поддержание престижа главы государства, но и все другие необходимые расходы правительства, для которых конституцией государства не предусмотрено какого-либо специального дохода, может получаться, во-первых, или из какого-нибудь фонда, принадлежащего государю или государству и но зависящего от народного дохода, или, во-вторых, из народного дохода.

Отдел I. О ФОНДАХ, ИЛИ ИСТОЧНИКАХ ДОХОДА, КОТОРЫЕ МОГУТ ПРИНАДЛЕЖАТЬ СПЕЦИАЛЬНО ГОСУДАРЮ

ИЛИ ГОСУДАРСТВУ

Фонды, или источники дохода, которые могут принадлежать спе­циально государю или государству, должны состоять в капиталах или в земле.

Государь, подобно всякому другому владельцу капитала, может полу­чать от него доход, или пользуясь им сам, или ссужая его. Его доход в первом случае составляет прибыль, во втором — проценты.

Доход татарского или арабского вождя состоит в прибыли. Он полу­чается главным образом от молока и приплода принадлежащих ему стад, за которыми он сам наблюдает и является главным пастухом или ското­водом своего племени. Однако только на этой ранней и самой примитив­ной ступени гражданского управления прибыль составляла когда-либо главную часть дохода монархического государства.

Небольшие республики иногда извлекали значительный доход от при­были с торговых предприятий. Как сообщают, Гамбург получает доход с прибыли от принадлежащего ему винного погреба и аптекарского мага­зина Не может быть очень обширным государство, государь которого имеет достаточно свободного времени, чтобы заниматься делом винотор­говли или аптекаря. Доход с государственного банка был источником до­хода более значительных государств. Он был таковым не только в Гам­бурге, но и в Венеции и Амстердаме. Некоторые люди полагали даже, что доход такого рода заслуживает внимания столь большого государства, как Великобритания. Считая обычный дивиденд Английского банка в 5V2%, а его капитал в 10 млн. 780 тыс. ф., чистая годовая прибыль после покры­тия расходов по управлению должна достигать, как указывают, 592 900 ф. Правительство, как предполагают, может занять этот капитал с уплатой 3% и, взяв управление банком в свои собственные руки, может получать чистую прибыль в 269 500 ф. в год. Честная, бдительная и бережливая администрация таких аристократий, как Венеция и Амстердам, в высшей степени пригодна, как об этом свидетельствует опыт, для ведения коммер­ческих предприятий подобного рода. Но представляется во всяком случае гораздо более сомнительным, возможно ли спокойно доверить осуществле­ние подобного проекта такому правительству, как английское, которое при всех его достоинствах никогда не славилось бережливостью и которое в мирное время обычно проявляло нерадивое и небрежное мотовство, есте­ственное, пожалуй, для монархий, а во время войны постоянно действо­вало со всей той необдуманной расточительностью, в которую так легко впадают демократии.

Почтовое дело — чисто коммерческое предприятие. Правительство затрачивает средства на устройство различных контор и на покупку или наем необходимых лошадей или экипажей и покрывает свои расходы с значительной прибылью платой, взимаемой за перевозку. Это, пожалуй, единственное коммерческое предприятие, которое, как мне кажется, успешно велось правительствами всех видов. Капитал, который прихо­дится вкладывать в дело, не очень значителен. Дело не представляет собой ничего сложного. Доход не только обеспечен, но и получается не­медленно.

Однако государи часто пускались во многие другие коммерческие предприятия и стремились, как и частные лица, поправить свои имущест­венные дела, занявшись какой-либо из обычных отраслей торговли. Почти никогда они не имели успеха: расточительность, с какой обычно ведутся дела государей, делает успех почти невозможным. Агенты государя счи­тают состояние своего господина неисчерпаемым; они не придают значе­ния тому, по какой цене покупают и продают, не придают значения тому, во сколько обходится им перевозка товаров из одного места в другое. Эти агенты часто живут столь же широко, как и государи, и иногда, несмотря на эту расточительность, при помощи умелого составления своих отчетов приобретают состояние, не уступающее состоянию государя. Именно так, по рассказу Макиавелли ¹, вели торговлю агенты Лоренцо Медичи, государя не малых способностей. Флорентийская республика несколько раз оказы­валась вынужденной уплачивать долги, в которые втягивали ее их не­брежность и расточительность. Ввиду этого Медичи счел целесообразным отказаться от профессии купца, от той профессии, которой его семья первоначально была обязана своим богатством, и в позднейшую пору своей жизни употреблял то, что осталось еще от этого богатства, и ту часть государственного дохода, какой мог распоряжаться, на проекты и рас­ходы, более соответствующие его положению.