4. 3 Динамика Средневековья

Такой заголовок был бы воспринят идеологами европейского Возрождения как кощунство. В их представлениях крушение античного мира означало многовековую остановку исторического процесса. В созданное ими же понятие «Средние века» вкладывался смысл безвременья, неподвижности и косности, в которых якобы прозябала варварская Европа, изолированная от блестящего античного прошлого и соседних более развитых цивилизаций. В дальнейшем исторические исследования доказали несправедливость такой уничижительной оценки. Однако её рецидивы до сих пор заметны в учебной литературе, формируя искажённые представления о целой эпохе, предшествовавшей европейскому взлёту.

«Внутренняя колонизация» Регрессивный отрезок в истории Западной Европы во многих отношениях закончился ещё до наступления второго тысячелетия нашей эры. Прежде всего, в том, что касается эффективности хозяйствования, технического и технологического прогресса. Античность дала уникальные образцы развития элитной культуры, философии, абстрактной науки, но сознательно и откровенно пренебрегала техническими инновациями. Материальное производство считалось естественным уделом рабов, способных только к выполнению несложных физических действий. Рабы, в свою очередь, также не обременяли себя усилиями по совершенствованию производственного процесса, поскольку весь выигрыш от инноваций достался бы не им, а их хозяевам. В этом плане даже раннее Средневековье имело преимущество над античностью, поскольку у крестьянства были реальные перспективы улучшить собственную жизнь за счёт использования тех или иных новшеств. Знаменателен тот факт, что водяное колесо и водяная мельница были изобретены ещё до нашей эры, а широкое распространение получили лишь в Средние века. Усиление внутренней мотивации к труду стало важнейшим фактором хозяйственной динамики с началом Средних веков.

Свидетельством этому служит утверждение трёхпольного севооборота в центре формирования классических форм феодализма. Вынесенное сюда римлянами двуполье, при котором половина пашни оставалась незасеянной, находилась под паром для восстановления плодородия почвы и аккумуляции влаги, была адаптирована к лёгким почвам и долгому засушливому лету Средиземноморья. Кроме того, римляне, привыкшие к южным лёгким почвам, искали такие же и в Северной Галлии, игнорируя участки с более тяжёлой, но и более плодородной почвой.

Во влажном климате северо-западной Европы, с её глубоким гумусным слоем, средиземноморская практика земледелия означала недоиспользование земельных ресурсов. Трёхполье же предусматривало содержание под паром не половины, а трети земли. Вторая треть отводилась под весенний посев яровых культур (овёс, ячмень, горох, бобы), а на оставшейся площади проводился осенний посев озимых, пшеницы или ржи. Уже в конце первого тысячелетия трёхполье распространилось в Северной Франции и Нидерландах, Западной Германии и Южной Англии. В зависимости от нюансов климата и структуры почв в отдельных районах, их население выработало ряд вариаций применения трёхпольного севооборота.

Простое увеличение посевной площади при трёхполье уже само по себе подняло продуктивность пашни как минимум на 15 %. Помимо того, преимущества трёхполья заключались в росте отдачи на единицы труда и капитала (орудий труда), более равномерном распределении полевых работ в течение года, сокращении риска голода от неурожая (в случае чего запланированные под озимые пшеницу и рожь можно посеять и весной). Благодаря трёхполью стало возможным выращивание новых культур для разнообразия питания и производства сельскохозяйственного сырья. Переход к трёхполью был закономерно связан с двумя другими важнейшими инновациями – внедрением тяжёлого колёсного плуга и использованием лошадей в качестве рабочих животных. Об эффективности новой системы земледелия свидетельствует тот факт, что она оставалась доминирующей в Западной Европе вплоть до XIX века.

В совокупности трёхполье, колёсный плуг с запряжёнными в него лошадьми и ряд более мелких новшеств к XIII в. позволили существенно повысить среднюю урожайность, составившую для пшеницы 1:5, ячменя 1:8, ржи 1:7, бобовых 1:6, овса 1:4. Параллельно с повышением урожайности пашни наблюдался рост сельскохозяйственного производства за счёт увеличения угодий – запашки пустошей во Франции, вырубки лесов в Германии, последовательного осушения земли в Нидерландах. Этот, безусловно доминирующий, экстенсивный путь принято обозначать как внутреннюю колонизацию Западной Европы.

Рост сельскохозяйственного производства сопровождался увеличением численности населения. С X по XIV вв. оно выросло в 2-3 раза и достигло 45-55 млн человек. Практически весь прирост был достигнут естественным путём, поскольку размеры иммиграции в Европу были незначительны и вполне сопоставимы с эмиграцией. За это время улучшились средние физические параметры людей, увеличилась продолжительность жизни (в более богатой Италии до 40 лет, в других регионах от 32 до 38). Весьма высокой оставалась рождаемость (традиции многодетности, запреты Церкви на прерывание беременности) при несколько снизившейся, но катастрофической, по нашим меркам, детской смертности, делавшей демографический рост умеренным. Родители печалились об умерших детях в основном тогда, когда последние достигали уже подросткового возраста. И много позже смерть младенцев в личных дневниках констатировалась с той же степенью огорчения, с какой фиксировались ранние заморозки (Л. Февр).

Мощный подъём средневековой урбанизации в X – XIII вв. являлся порождением роста сельскохозяйственного производства, с одной стороны, а с другой – сам его стимулировал через увеличение спроса на продукцию аграрного сектора. Трудно сказать, что здесь причина, а что следствие, однако фактом является то, что наиболее урбанизированные регионы Европы – Северная и Центральная Италия, Фландрия, обладали и самым производительным сельским хозяйством. Другой аспект взаимодействия заключался в том, что возможности экстенсивного роста сельскохозяйственного производства в этих регионах были исчерпаны раньше, чем в остальной Европе, а недостаточная динамика аграрной сферы просто выталкивала лишнее население в города. Косвенным свидетельством относительного перенаселения деревни является повсеместное сокращение средних земельных наделов к XIII веку.

Волна урбанизации XI – XIII вв. не имела аналогов не только в европейской истории. В это время оформилось абсолютное большинство существующих ныне западноевропейских городов. В современной Франции, к примеру, только 12 % городов возникли после XIII века. Ещё ниже этот процент в Северной и Центральной Италии. К концу указанного срока в здешних городах проживало не менее четверти всего населения. Такого уровня большинство западноевропейских регионов не достигли даже через два столетия. Без преувеличения можно сказать, что за несколько веков почти с нуля был создан городской уклад, явившийся источником экономической гегемонии Западной Европы в будущем процессе формирования мирового рынка.

Средневековая урбанизация обусловила высокий спрос не только на строительные специальности, но и на вспомогательные материалы (гвозди, стекло, замки) и инструменты, что стимулировало развитие соответствующих производств. Ближе к XI в., мастерство и производительность средневековых строителей достигло и превысило античный уровень.

Самой крупной и повсеместно распространённой отраслью промышленности было производство тканей. Особый размах текстильное производство получило во Фландрии, Северной Франции и Италии. Благодаря своим суконщикам, Флоренция стала богатейшим европейским городом. Производительность труда в текстильном деле по сравнению с античностью выросла в несколько раз в результате не только углубившегося его разделения между отдельными цехами, но и технических инноваций: внедрения педального станка, прядильного колеса и использования водяной мельницы для валяния шерсти.

С XI в. прослеживается и региональная специализация в текстильном производстве. Северная Италия и Фландрия славились производством тонкого сукна, шёлка, бархата, большая часть которых предназначалась для экспорта. В городах Франции упор делался на производстве льняных тканей. В текстильном деле раньше других возникли элементы общеевропейского рынка труда. Производство шёлка в той же Франции, к примеру, наладилось после выписки туда итальянских мастеров. Суконное и красильное дело в Англии получили толчок в результате переселения в неё нидерландских ремесленников.

Чуть меньшее место по масштабам, но ещё более важное в стратегическом отношении занимала металлургия с её смежными отраслями. Стоимость железа в античную эпоху была слишком высока для повседневного массового употребления. В Средние века ситуация значительно изменилась: железо стало намного шире использоваться не только в военном деле, но и в изготовлении орудий труда, Отчасти это объясняется большей доступностью железной руды и топлива (древесного угля) к северу от Альп. Но не меньшую роль сыграли и технические инновации – использование силы воды для приведения в действие кузнечных мехов и больших молотов, появление предшественниц доменной печи.

Новый толчок металлургия и металлообработка получили с появлением артиллерии в XIV веке. В конце XV столетия в итальянском городе Пистойе был изобретён курок. Производство огнестрельного оружия стало наиболее значимым техническим достижением в индустриальной сфере, повлекшим за собой громадные политические последствия, в том числе закат военной монополии рыцарства.

Знаменательно, что авторство большинства изобретений и усовершенствований Средневековья неизвестно не столько по причине дефицита письменных источников, сколько потому, что они вышли не из сферы официальной науки. Средневековая наука во многом сохранила античные традиции пренебрежения повседневной хозяйственной практикой. Технический и технологический прогресс был безымянным, поскольку развёртывался в гуще народных низов, решавших текущие производственные задачи. Если цех, к примеру, принимал то или иное новшество, то оно становилось достоянием всей корпорации, а первоначальное авторство не имело никакого значения.

Углубление специализации отдельных регионов означало расширение межрегионального обмена. Усовершенствования в кораблестроительстве и судовождении значительно увеличили объём и удельный вес морских грузоперевозок, способствовали общему удешевлению транспортных издержек (даже с появлением автомобиля водный транспорт остался самым дешёвым и в наши дни). С конца XIII в. европейские моряки проложили путь между югом и севером континента через Гибралтар и беспокойный Бискайский залив. В начале следующего века Генуя и Венеция организовали ежегодный конвой, знаменитый «Фландрский флот». Морские караваны доставляли средиземноморские товары прямо на рынки Брюгге и Антверпена. Это сказалось и на развитии сухопутной оптовой торговли. С одной стороны, несколько снизился грузопоток через Альпы, его центр смещался на восток – из Франции в Швейцарию и далее, способствую процветанию Женевы и южногерманских ярмарочных городов. С другой стороны, расширение альтернативных путей транспортировки товаров усилило конкуренцию между властителями, умерило их аппетиты и привело к снижению торговых пошлин на суше.

Вместе с тем к XV в. усовершенствовался механизм организации торговли. Большие торговые компании, базировавшиеся в крупнейших итальянских городах и имевшие филиалы по всей Европе, теснили индивидуальных купцов, семейные фирмы и небольшие партнёрства. Позднее это будет названо «торговой революцией», ставшей одной из важнейших предпосылок успеха экономической экспансии Европы. Одновременно резкое увеличение товарооборота в Брюгге и Антверпене способствовало трансформации местных ярмарок в первые товарные биржи.

В XIV-XV вв. произошли заметные сдвиги в финансовой сфере, в движении ссудного капитала. Прокатившийся по Западной Европе вал антисемитизма подорвал позиции евреев на этих рынках. Однако «свято место пусто не бывает», и его заполонили итальянцы, принесшие с собой более высокую культуру денежных операций, рождённую практикой их процветавших городов. Не терявшие связи с исторической родиной и друг с другом, выходцы с Апеннин становились советниками феодальных правителей, кардиналами и министрами, возглавляли финансовые конторы и банки. Само слово «банк» имеет итальянское происхождение, – так называлась скамья, за которой трудился меняла. Первые банки в Европе возникли ещё в XII в. именно в Италии. Они переводили деньги со счёта на счёт, принимали вклады, выдавали ссуды.

В Ломбардии (область в Северной Италии) появились и быстро распространились по всей Западной Европе учреждения, кредитующие под залог движимого имущества – ломбарды. Они оказались востребованными значительно более широким кругом клиентов, нежели банки. Отношение населения к «ломбардцам» (так называли в Европе всех итальянцев) было немногим лучше, чем к евреям. Их считали ловкачами, пронырами. Под воздействием общественного мнения европейские правители время от времени принимали указы об изгнании «ломбардцев». Но всё же до смертоубийства дело доходило редко – как никак тоже христиане.

Итальянцы, особенно из Генуи, доминировали на европейском денежном рынке, благодаря как уникальному опыту денежных операций, так и стоявшими за ними огромными богатствами своих городов-республик. Бюджет Венеции составлял в XIV в. 1,7 млн дукатов, а всей Франции – 1 млн. Итальянские компании Барди и Перуцци также располагали капиталом в 1,7 млн дукатов, что, впрочем, не спасло их от банкротства, когда ссудив деньги английскому королю Эдуарду III, они не получили их обратно. В целом по Европе ссудные ставки снизились до 5 –8 %. Ниже всего они были опять же в Италии, где ссудные операции вершились открыто, без оглядки на церковные запреты.

Общее поступательное развитие Европы крайне осложнилось в XIV веке. Истоки разразившегося в это время кризиса были весьма многоплановы, но в основе лежал всё же природный фактор. В первой половине столетия климатические изменения привели к целой полосе долгих и холодных зим. В Англии прекратилось выращивание винограда, а в Норвегии не успевали дозревать зерновые. Следствием общего падения урожайности стал сильнейший голод 1315–1317 гг., охвативший всю северную часть Европы от Франции до России. Смертность во Фландрии подскочила в это время в десять раз. Дополнением к природным катаклизмам как всегда стали гражданские смуты и межгосударственные войны. Чего стоила только одна Столетняя война (1338–1453) между Англией и Францией, в полной мере узнали только жители западной части последней, где шли военные действия. Так что демографический рост в Западной Европе прекратился ещё до наступления 1348 – 1351 гг., ставших роковыми для миллионов европейцев.

В конце 1347 г. генуэзский корабль с мёртвым и умирающим экипажем прибыл в итальянский порт Мессину из Леванта. Вместе с ним прибыла и бубонная чума, зародившаяся на Востоке, вероятно в пустыне Гоби. Её непосредственными переносчиками являлись корабельные крысы. Понятно, что первыми жертвами эпидемии стали портовые города, а затем чума с невероятной быстротой охватила всю Европу. Эпидемии и раньше посещали Европу, но такого размаха не приобретали никогда. Скорость распространения и масштаб данной эпидемии во многом определялись предшествовавшими голодными и полуголодными годами, ухудшением питания и ослаблением защитных сил людей.

Чума не щадила никого, но самый страшный удар нанесла по городам, где процент смертности оказался значительно выше, чем в сельской местности. Венеция за полтора года потеряла 50 % своего населения, а Болонья даже 66 %. Повышенная уязвимость городов являлась следствием высокой плотности населения и вопиющей антисанитарии на городских улицах и площадях. После Чёрной Смерти 1348 – 1351 гг. вспышки бубонной чумы продолжались ещё полтора столетия с интервалом в 15-20 лет. Периодически проходили также эпидемии оспы, дизентерии, сыпного тифа, собирая свою дань.

Общий демографический спад продолжался до середины XV века. Одновременно снизился и уровень урбанизации. Во Флоренции, к примеру, численность населения в 1427 г. составила всего 27 % от той цифры, что была зафиксирована в середине предшествовавшего века. В дальнейшем экономический и демографический рост возобновился, но с меньшими темпами, чем были в XI – XIII веках. Думается, что столетняя депрессия отразила определённую исчерпанность экстенсивного пути развития западноевропейской экономики, её перенаселённость по отношению к доступным ресурсам.

Социально-экономические и политические последствия кризиса отличались большим разнообразием и противоречивостью в отдельных регионах. С резким падением численности городского населения и спроса на сельскохозяйственные продукты, цены на них тоже упали. Заработная плата, напротив, выросла из-за дефицита рабочих рук. В Англии пятнадцатое столетие назвали даже «золотым веком сельскохозяйственных рабочих», поскольку их реальная зарплата оказалась выше, чем когда-либо в прошлом или в будущем, вплоть до XIX века. Но одновременно с ростом зарплаты шло снижение инвестиций в сельское хозяйство, ощущалось замедление темпов роста его производительности. Попытки властей ввести контроль над заработной платой, ограничить её, как и поползновения помещиков реанимировать барщину, на большей части Западной Европы провалились, встретив мощный отпор низов.

Так же противоречивы были новые тенденции в развитии промышленности. Большинство цехов, реагируя на резкое падение спроса, ужесточили регулирование предложения своей продукции, сокращали её выпуск, ограничивали цеховое членство сыновьями мастеров. Однако другие цехи, понёсшие особенно большие людские потери, напротив, шире распахивали свои двери, облегчали условия приёма новых членов. В то же время рост заработной платы усилил поиск хозяевами трудосберегающих технологий, а часть мастеров отправилась искать более дешёвую рабочую силу в сельской местности. В итоге можно сказать, что кризис XIV-XV вв. оставил Западную Европу на перепутье между усилением феодальной реакции и продвижением к новому строю.

В Восточной Европе возобладал путь менее противоречивый, но, в конечном счёте, бесперспективный. Вследствие кризиса, экономика здесь попятилась назад, к натуральному хозяйству. Сила государств и феодалов оказалась достаточной для усиления форм личной зависимости крестьян, постановки их в положение крепостных. Крепостное право начинает устанавливаться в Восточной Европе тогда, когда на Западе от него остались одни осколки.

Внешние контакты Обычно под ними понимаются связи, выходящие за национально-государственные границы. Однако границы династических государств Средневековья отличались необычайной подвижностью, и это делает анализ межгосударственных экономических связей малопродуктивным для данной эпохи. Поэтому под внешними контактами здесь будем понимать взаимодействие всей Западной Европы как целого с окружающим её миром.

В это время ещё не существовал мировой рынок. Экономическая интеграция на планете не вышла за пределы отдельных регионов или «мир-экономик», как их обозначил Ф. Бродель. «Мир-экономика» Броделя – это часть Земли, которой внутренние хозяйственные связи придали органическое единство. Географические границы «мир-экономик» не тождественны государственным границам, хотя огромные политические объединения, «мир-империи», могут время от времени покрывать всю территорию «миров-экономик» (быстро распавшаяся супердержава Александра Македонского и многовековая Римская империя)

По мнению выдающегося историка, о создании собственной «мир-экономики» в Европе можно говорить, начиная с XI в., когда устойчивые торговые связи между отдельными регионами дополнили религиозную (католичество), этническую (преобладание германского элемента) и структурную (феодализм) её общность. Эта общность значила много больше, чем различия внутри неё.

Геополитическая расположенность Западной Европы порождала её непосредственный контакт с преимущественно славянской Восточной Европой и миром ислама, который со времён арабских завоеваний граничил с христианами от Пиренеев на юго-западе до Палестины и Сирии на юго-востоке. Особого рода контакты европейцы поддерживали со слабеющей православной Византией. Центром западноевропейского «мира-экономики» долгое время была Венеция, во многом по причине своих особо плотных контактов с Константинополем. Взаимоотношения с соседями включали в себя экономические, политические и религиозные аспекты, а их результаты зависели от конкретного соотношения сил.

В течение нескольких веков последовавших за крушением Западной Римской империи, Европа сама была объектом экспансии со стороны своих соседей. Хозяйственный подъём XI – XIII вв. дал возможность перейти в контрнаступление. К этому же толкала определённая исчерпанность экстенсивного пути развития: окончание процесса внутренней колонизации в центрах ускоренной феодализации. Контрнаступление началось на юго-западе с отвоевания, Реконкисты, у мусульман Пиренейского полуострова. Реконкисту можно рассматривать как одну из первых попыток западноевропейской экспансии. Во-первых, потому что за несколько веков мусульманского господства здесь уже сложился один из самых развитых в тогдашнем мире очагов цивилизации. Во-вторых, война с маврами, освящённая Ватиканом и втянувшая в себя рыцарство со всего католического Запада, стала общеевропейским делом. Основу португальскому королевству, в частности, положили «рыцари-интернационалисты» из Бургундии.

В результате Реконкисты к концу XIII в. почти вся территория Пиренейского полуострова, за исключением Гранады на самом юге, была возвращена христианской Европе. Однако победители не смогли (или не захотели) воспользоваться всеми достижениями жемчужины исламской цивилизации, и уровень экономического развития христианских королевств на Пиренеях первоначально оказался ниже, чем у прежних хозяев. Европейцы не сумели, в частности, сохранить в первозданном великолепии сеть орошаемых садов, которой прославилась мусульманская Испания. Аграрные отношения на полуострове после переселения сюда крестьян из других регионов Европы представляли собой определённый компромисс между формами, привычными для них, со сложившейся здесь практикой мусульманского землевладения.

Заметно ярче собственно экономические аспекты в европейской экспансии прослеживались на юго-восточном направлении. Со времён финикийцев здесь начиналась главная торговая магистраль древности, связывавшая Европу со всей Азией. Для подавляющего большинства европейцев путешествие на Восток заканчивалась на побережье Средиземного моря. Отсюда, из Леванта, расходились уже караванные пути по суше вплоть до Китая и южно-азиатских морей.

Левантийская торговля имела ряд специфических черт, отличавших её от товарообмена в северной части Европы. Во-первых, на протяжении Средних веков она всё более монополизировалась двумя северо-итальянскими городами-республиками – Генуей и Венецией. Во-вторых, ближневосточный импорт обслуживал верхи феодального общества, удовлетворяя их потребности в предметах роскоши, к которым относились дорогие ткани (шёлк, бархат, парча), изысканные вина и фрукты, драгоценные камни, пряности и другие экзотические для Европы товары. В-третьих, перевозка высокоценных, малогабаритных грузов была сопряжена с большим риском. Восточная часть Средиземноморья кишела пиратами всех национальностей и религиозных конфессий, которые создавали настоящие пиратские республики в отдельных его уголках. Высокий риск должен вознаграждаться (если повезёт) высокой прибылью. Норма прибыли в левантийской торговле для купцов Венеции и Генуи колебалась от 25 до 40 %. Торговля с Левантом являлась основой процветания этих морских республик.

Европейский импорт стабильно превышал экспорт на Восток и, как следствие этого, золото и серебро в прямом смысле уплывали отсюда. Средневековая Европа не много могла предложить богатой и самодостаточной Азии. К тому же исламизация Ближнего Востока вызвала запрет Ватикана на вывоз сюда оружия, металлов, зерна, леса, смолы и дёгтя как стратегических товаров. Основным предметом европейского экспорта стали шерстяные ткани. Как видно, использование торговых ограничений в политических целях имеет весьма древние прецеденты.

Военная экспансия Европы на Ближний Восток началась в конце XI в. с Первым Крестовым походом, для освобождения гроба Господня и защиты местных христиан от притеснений со стороны «басурман». Не оспаривая искренность религиозных мотивов экспансии, отметим всё же, что мусульмане-завоеватели создали серьезные проблемы для межконтинентальной торговли. Не случайно, в конце первого тысячелетия на полную мощь заработал обходной торговый маршрут в Азию через речную систему Восточной Европы, известный как путь «из варяг в греки». Кроме этого, в обосновании римским понтификом Первого Крестового похода уже содержались ссылки на перенаселённость Европы.

Последствия Крестовых походов на Ближний Восток для самой Европы были весьма значительны и многоплановы. Массовое передвижение части населения вместе с рыцарством в восточном направлении несколько разрядило демографическую ситуацию в наиболее населённых регионах Европы. Оснащение участников походов способствовало росту производства оружия и военной амуниции. Экстренные расходы крестоносцев-рыцарей ускорили процессы коммутации ренты, личного освобождения крестьян за предоставляемый ими выкуп. Участвовавшие в походах крепостные освобождались без выкупа. В отсутствие сеньоров крестьяне получили возможность перераспределить рабочее время в пользу собственного хозяйства, расширить сферу своей самостоятельности.

За время походов существенно сократился круг старой феодальной знати и одновременно «возвысились» потребности вернувшихся домой счастливчиков. Близкое знакомство с комфортом и роскошью Востока стимулировало знать на поиски денежных средств для приобретения заморских товаров, дало дополнительный толчок коммерциализации аграрного сектора и коммутации ренты.

Расширение контактов с Востоком обогатило Европу многими забытыми здесь с античных времён технологическими приёмами и усовершенствованиями, а ряд других достижений Азии был впервые перенесён на европейскую почву. Масштабное строительство ветряных мельниц, к примеру, развёртывается как раз под влиянием увиденного на Востоке. В земледелие был перенесён целый ряд новых культур, в том числе такие важные, как гречка и рис. На Кипре стали выращивать сахарный тростник.

Крестовые походы закончились в период долгой депрессии XIV века. Их официально провозглашённые религиозно-политические цели не были достигнуты. Созданные крестоносцами королевства в Восточном Средиземноморье оказались недолговечными, и устойчивого географического расширения европейской цивилизации на этом направлении не получилось. Падение Константинополя в 1453 г. и создание Османской империи на обломках Византии существенно изменило баланс сил не в пользу Европы.

Однако военно-политический провал Крестовых походов на Ближний Восток был сопровождён подъёмом торгово-экономических контактов в Средиземноморье. В это время здесь особенно усилились позиции Генуи и Венеции, заработавших сначала на морских перевозках крестоносцев. Венецианские купцы добились даже права на беспошлинную торговлю во всех портах Византии, которого не имели и константинопольские торговцы. Обе республики умели договариваться и с арабами, а позднее, и с турками-сельджуками. Корабли итальянцев курсировали даже в Персидском заливе, а их торговые фактории, колонии и форпосты покрывали всё Средиземноморье, включая Крым.

Вместе с тем нельзя забывать об огромных человеческих жертвах, понесённых обеими сторонами, разрушенных городах и сожженных деревнях, высоких затратах, сопровождавших это кровопролитие. (Ближневосточные походы косвенным образом, но достаточно пагубно ударили и по Киевскому государству. Связанный с ними рост европейско-азиатской торговли по самому близкому и дешёвому левантийскому маршруту неизбежно ослабил хозяйственное значение обходного пути «из варягов в греки». Грузооборот через русские земли резко сократился уже в XII в., что способствовало их упадку).

В отличие от ближневосточной эпопеи германская экспансия на территорию Восточной Европы оказалось более успешной во всех отношениях. В решающей мере этому способствовало бесспорное превосходство Запада не только в динамизме, но и уже достигнутом уровне цивилизации, чего не было при столкновении с миром ислама. До XI в. земли к востоку от Эльбы (Восточной Германии, Польши, Чехии, Словакии) были слабо заселены пруссами и славянскими народами, занимавшимися примитивным земледелием, охотой и собирательством. Ещё ниже был уровень развития предков нынешних прибалтийских народов. Процесс феодализации здесь шёл довольно медленно и находился к началу германской экспансии в начальной стадии.

Со второй половины XI в. немецкие колонисты стали пробираться на территорию нынешней Восточной Германии. В XIII в. правители и Церковь в Польше и Чехии сами пригласили немецких колонистов на свои опустошённые монголо-татарским рейдом земли, даруя им различные привилегии и разрешая приносить свои юридические и экономические институты. Примерно в это же время тевтонские рыцари начали завоевание, христианизацию и германизацию земель Восточной Пруссии и территории нынешних прибалтийских республик.

Продвижение на восток включало в себя весь арсенал экспансионизма: методы насильственные и договорные, военные и экономические, идеологические и политические. Экономическая составляющая прослеживалась во всех ракурсах экспансии. «Натиск на Восток» начинается и достигает апогея в период хозяйственного и демографического подъёма в Западной Европе, при уже исчерпанном потенциале внутренней колонизации. Способы и приёмы внутренней колонизации во многом переносятся на новые земли.

Особенно хорошо это видно в мирном немецком освоении части территорий польского и чешского королевств. Заручившись поддержкой местных властей, организаторы новых поселений вербовали колонистов в наиболее густонаселённых районах северо-западной Европы, обольщая их расширенными правами, свободами и привилегиями, а также земельным изобилием на новоселье. При этом благоразумно учитывался конкретный хозяйственный опыт крестьян разных регионов Европы. Для освоения заболоченных участков привлекали людей из Голландии и Фландрии, имевших навыки осушения земли. Туда, где надо было расчищать лес или распахивать пустоши, направляли крестьян из Вестфалии и Саксонии, ещё не забывших навыков расправы с собственными дубравами. Колонисты демонстрировали более высокий уровень сельскохозяйственных технологий, способствовали хозяйственному освоению больших пространств и подтягиванию коренного населения к западноевропейским стандартам.

Особенно велика была роль германских колонистов в организации местной промышленности: горного дела, металлообработки и сукноделия. Населённые ремесленниками и торговцами немецкие кварталы существовали во всех более-менее крупных городах Чешского королевства. При этом колонистами был создан целый ряд новых городов, которые основывались на практике городского строительства в Германии. В одной только Моравии было выстроено более 20 новых поселений городского типа. В пограничных с Германией областях (Моравия, Силезия) образовались крупные анклавы, сплошные территориальные массивы с очевидным преобладанием немецкого населения. Деятельность германских колонистов способствовала последовавшему превращению Чехии в один из самых развитых регионов Европы. В XIV в. степень урбанизации Чехии достигла почти рекордного для Европы уровня (20 % городского населения), земли чешской Короны занимают центральное место в Священной римской империи германской нации, а Прага фактически становится её столицей. Одновременно, немецкое присутствие в Чехии стало источником этносоциального конфликта с коренным населением, достигшим своего пика во время Гуситских войн.

В колонизации Восточной Пруссии и Прибалтики доминировали насильственные методы, сопровождавшиеся физическим истреблением непокорных. Военную экспансию возглавляли рыцари Тевтонского ордена, продолжившие «подвиги» ордена Меченосцев. Но при всей их недоброй, кровавой славе крестоносцы возглавили здесь строительство многих городов, среди которых такие крупные и важные, как Рига, Мемель, Кенигсберг (ныне Калининград). Заметную роль в хозяйственном освоении восточной Прибалтики сыграли и цистерцианцы. Монахи этого ордена вообще были незаменимыми в освоении безлюдных территорий, поскольку придерживались идеалов тяжёлого ручного труда и удаления от мира. Однако следом за монахами-первопроходцами шли миряне. В дальнейшем германская экспансия в прибалтийском регионе привела его к превращению в аграрную периферию Западной Европы, с установившимся здесь господством помещичьих хозяйств барщинного типа.

Подводя итоги западноевропейской экспансии в Средние века (до Великих географических открытий) можно сделать следующие выводы:

1. Экономические истоки экспансии связаны с динамикой развития западноевропейского общества, сокращением резервов экстенсивного роста в его центрах;

2. Экспансия носила ярко выраженный феодальный характер, осуществлялась всеми структурами средневекового общества и сопровождалась попытками переноса западноевропейских феодальных институтов на новые территории. При успехе расширялись географические границы «мир-экономики» (Пиренейский полуостров, Восточная Европа), в других случаях (провал Крестовых походов на юго-восточном направлении) усиливалось экономическое взаимодействие с соседними регионами;

3. Экспансия сама являлась важнейшим фактором динамизма в развитии экономики, стимулируя технический и технологический прогресс (прежде всего в производстве оружия), открывая новые рынки сбыта, порождая новые потребности населения и способствуя освоению новых видов сырья.

Звёздные часы европейской экспансии наступят позже. Но уже в XV в. принц Генрих, прозванный Мореплавателем, пестует флот Португалии, которому суждено было превратить это захолустное королевство в крупнейшую мировую империю. В 1492 г., ставшим годом покорения Гранады – последнего бастиона мусульман на Пиренеях, три испанские каравеллы под командованием генуэзца Колумба вышли в Атлантический океан...

К теме

Блок М. Феодальное общество. – М., 2003.

Город в средневековой цивилизации Западной Европы. В 4 т. – М., 1999-2000.

Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. – М., 1970.

Ле Гофф Ж. Другое Средневековье: Время, труд и культура Запада. – Екатеринбург, 2000.

Средневековая Европа глазами современников и историков. Книга для чтения в пяти частях. Ч.1 – 4. – М., 1995.