Посредственное исполнение – догма права или социальное явление ? в.А. Куряков (Полоцкий государственный университет)

Судебная практика постоянно сталкивается в разнообразных проявлениях с ситуациями, когда преступный результат надлежащим субъектом достигается “чужими руками”. Сложное в уголовно-правовом понимании социальное явление впервые получило свое нормативное закрепление лишь в УК РБ 1999 г. Норма есть, но достаточно ли понятна ее правовая природа, способна ли она в своем современном уголовно-правовом формате эффективно себя реализовывать в борьбе с преступностью ?

Доктрина посредственного исполнения имеет достаточно глубокие исторические корни и занимает серьезное место во многих современных уголовно-правовых системах. В некоторых странах рассмотрению вопросов посредственного исполнения посвящаются отдельные разделы курсов уголовного права [1].

Нужно признать, что как в практическом, так и в научно-теоретическом отношении спорных и дискуссионных моментов в анализируемом институте уголовного права при внешне кажущейся доступности его понятийного определения остается более чем достаточно. Необходимость проведения дополнительных исследований положений института посредственного причинения приобрело особую значимость в свете его законодательного закрепления в УК РБ 1999г. [2]

Однако в рамках настоящей публикации обозначим предмет исследования только двумя наиболее принципиальными, по нашему мнению, спорными положениями:

1. Обоснованно ли законодатель институт посредственного исполнения включил в ст.16. Соучастие в преступлении ?

2. Имеет ли место соучастие, когда в выполнении объективной стороны конкретного преступления наряду с надлежащим исполнителем принимает участие лицо, не подлежащее уголовной ответственности в силу закона ?

Общепризнанным является положение, согласно которому соучастие не имеет место в тех случаях, когда отсутствует обязательный количественный признак этого правового института – наличие двух и более субъектов преступления, отвечающих требованиям, сформулированным в ст. 16 УК. Хотя законодатель в ч.1 ст.16 УК прямо и не указал, какими признаками (качествами) в рамках соучастия должны обладать участвующие в совершении преступления лица, ответ очевиден - речь идет только о физических лицах, обладающих признаками субъекта состава конкретного преступления, а, соответственно, способных нести уголовную ответственность, т.е. отвечать требованиям, предусмотренным ч.ч. 1 и 2 ст. 27 УК. Из буквального толкования положений ч. 2 ст. 16 УК вытекает еще одно бесспорное условие: в любой формы соучастия всегда одно лицо должно отвечать статусу исполнителя в его уголовно-правовом понимании, определенном ч. 3 ст.16 УК.

Казалось бы, само понятие «исполнитель преступления» на уровне имеющегося законодательного определения не нуждается в каком-то еще дополнительном пояснении (расшифровке) в силу очевидности содержания его преступной деятельности. Однако практика применения положений ч.3 т.16 УК поставила перед наукой уголовного права ряд заслуживающих внимания вопросов, ответить на которые, как выясняется, не так уж и просто.

В доктрине уголовного права существуют несколько пониманий сущности исполнения преступления. Одно из них – рестриктивная (здесь и далее курсив автора) концепция, согласно которой под исполнителем понимается лицо, совершившее деяние собственноручно. Именно данное направление и было положено в основу законодательного определения понятия исполнителя как в ч. 3 ст. 17 УК РБ 1960 г. [4], так и в УК РБ 1999 г. В соответствии с ч. 3 ст.16 УК 1999 г. исполнителем признается прежде всего лицо, непосредственно совершившее преступление. В этом и состоит суть объективного понимания исполнителя преступления.

Но, как видно из содержания нормы, законодатель с учетом потребностей судебной практики расширил в УК РБ 1999 сферу уголовно-правового определения понятия «исполнитель», включив в рассматриваемое понятие ряд дополнительных признаков, неизвестных ранее действующему уголовному законодательству. Как следствие, фактически в ч.3 ст.16 УК предусматриваются три разновидности преступного поведения исполнителя, каждая из которых имеет свои принципиально отличительные особенности.

В соответствии с первым вариантом «Исполнителем признается лицо, непосредственно совершившее преступление,», т.е., как нам представляется, в рамках этой формулировки речь идет о преступнике-одиночке, который одновременно является и организатором, и пособником, сам себя подстрекает к совершению преступления и сам же является одновременно и исполнителем, так как все это сосредоточено в одной личности.

Согласно условиям второго варианта исполнителем преступления признается лицо, « …непосредственно участвующее в его совершении совместно с другими лицами, »

С определенной долей условности можно сказать, что более точным с позиции соответствия правового содержания законодательной концепции института соучастия представляется именно этот вариант определения понятия исполнителя. Хотя, по нашему мнению, и эта формулировка не безупречна. Включение законодателем в понятийное определение исследуемого правового явления фразы «непосредственно участвовавшее в его совершении совместно с другими лицами» и особенности ее синтаксического построения, как ни странно, не только не исключает, но и делает более предпочтительным логический вывод о том, что под другими лицами понимаются все же только соисполнители. Но соучастие имеет место и в ситуациях, когда другими лицами наряду с исполнителем могут быть организатор, подстрекатель или пособник, о чем прямо сказано в ч.2 ст.16 УК. Как представляется, подбор терминов и их расположение в этом предложении нельзя признать удачным с точки зрения соблюдения техники изложения юридического содержания рассматриваемой нормы и, как следствие, предпосылки к расширительному толкованию нормы.

В этой части представляется более точно отвечающей юридической природе понятия исполнителя формулировка украинского законодателя, который в ч. 2 ст.27 УК указал, что «Исполнителем (соисполнителем) признается лицо, которое в соучастии с другими субъектами преступления непосредственно …совершило преступление, предусмотренное настоящим Кодексом» [5]. Подобное определение не нуждается в каком-либо уточнении.

Судебная практика всегда встречалась с многочисленные фактами, когда объективная сторона преступления выполнялась не собственноручно исполнителем, а путем использования в преступных целях не только неодушевленных предметов, животных, но и человека. В ранее действовавшем УК эти ситуации в нормативном порядке не были урегулированы, и спорные моменты разрешались на уровне разъяснений Пленума Верховного Суда СССР. Так, например, Пленум Верховного Суда РБ в постановлении № 11 от 20.12 1991 г. «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних и о вовлечении их в преступную и иную антиобщественную деятельность» в п. 12 разъяснял, что «если взрослый вовлек несовершеннолетнего, не достигшего возраста, предусмотренного ст. 10 УК РБ (ст. 27 УК 1999 г.), в совершение конкретного преступления, а сам участия в нем не принимал, он рассматривается как исполнитель преступления…» [ 6] Следует признать, что это было ненормальное явление, когда правовой статус участника уголовно-правовых отношений определялся не материальной нормой уголовного права, а разъяснением пленума Верховного Суда РБ, которое в тот период даже не имело характера нормативного акта.

Известный русский криминалист Э.Я Немировский следующим образом объяснял юридическую природу посредственного исполнительства: поскольку в соучастии исполнитель действует только умышленно, то и отвечает за умышленную вину. При невозможности такого вменения, когда, например, исполнитель невменяем или действовал по неосторожности, он рассматривается как орудие в руках других участников, которые признаются уже не подстрекателями или пособниками, а посредственными виновниками [7]

Сходню позицию в определении понятия посредственного исполнительства занимают большинство представителей современной науки уголовного права. Так, по мнению Михеева Р.И. под посредственным исполнением понимается преступная деятельность субъекта, умышленно использующего для достижения преступной цели при выполнении объективной стороны состава конкретного преступления в качестве орудия другое физическое лицо, не обладающее общими или специальными признаками субъекта преступления. [8]

Это доктринальное направление и было взято за ориентир национальным законодателем при разработке нормативного определения понятия посредственного исполнения, что нашло свое закрепление, как ранее отмечалось, в ч.3 ст. 16 УК. Как следует из содержания анализируемой нормы, исполнителем наряду с ранее рассмотренными двумя вариантами определений признается также лицо, «…совершившее преступление посредством использования других лиц, не подлежащих в силу закона уголовной ответственности или совершивших преступление по неосторожности». Необходимо указать, что введение в УК нетипичной в правовом отношении фигуры исполнителя, называемого в теории чаще посредственным исполнителем, должно рассматриваться все же как исключение из традиционного концептуального определения понятия исполнителя, в котором всегда присутствует такой его обязательный объективный признак, как непосредственность участия в совершении преступления.

Законодатель в определении понятия посредственного исполнителя не конкретизирует содержание его признаков. В частности: 1) какие участники уголовно-правовых отношений подразумеваются в фразе «посредством использования других лиц ? Кто эти другие лица ? 2) По каким правовым основаниям эти лица не подлежат уголовной ответственности ? Очевидно, что непростым в понятийном отношении является и сочетание слов «…или совершивших преступление по неосторожности».

В рамках проводимого сравнительного анализа следует отметить, что российский законодатель в однотипной норме (ч.2 ст.33 УК РФ), раскрывая понятие посредственного исполнения, определяет его признаки, по нашему мнению, более конкретно, указывая, что посредственным исполнителем признается «… лицо, совершившее преступление посредством использования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств, предусмотренных настоящим Кодексом (курс. авт.)» [9]. Если первых два признака непосредственного исполнителя в законе обозначены предельно конкретно, то правовое содержание других обстоятельств, в силу которых лицо не подлежит уголовной ответственности, также нуждается в дополнительном разъяснении и уточнении.

На нормативном уровне применительно к определению понятия посредственного исполнителя (хотя данный термин в белорусском законодательстве вообще не употребляется) этот вопрос получил частичное уточнение только к ситуациям использования взрослым несовершеннолетних. Как следует из содержания п. 18-а постановления № 3 Пленума Верховного Суда РБ от 28. 06. 2002 г. « О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних», «если взрослый вовлек несовершеннолетнего, не достигшего возраста, установленного ст.27 УК, в совершение конкретного преступления, но сам участия в нем не принимал, в силу ч.3 ст.16 УК он несет ответственность за содеянное как исполнитель преступления,...» [10]. Другие варианты оснований возникновения статуса посредственного исполнителя устанавливаются путем толкования ряда положений Общей части УК.

Попытаемся как бы выделить с учетом определенных правовых признаков конкретные группы уголовно-правовых отношений, в пределах которых и возникают предусмотренные ч. 3 т.16 УК варианты посредственного исполнения, приняв за основу систематизацию, предложенную Н.Ф. Кузнецовой [11].

1. По инициативе взрослого субъекта объективная сторона выполнена лицом, не достигшим возраста уголовной ответственности применительно к конкретному преступлению (14 и 16 лет).

2. По инициативе взрослого субъекта объективная сторона выполнения несовершеннолетним лицом, которое достигло предусмотренного ч.ч.2 и 3 ст.27 УК возраста, но вследствие отставания в умственном развитии, не связанном с болезненным психическим расстройством во время совершения общественно опасного деяния было не способно сознавать фактический характер или общественную опасность своего деяния.

3. Объективная сторона преступления по инициативе субъекта выполнена невменяемым лицом.

4. Субъект в преступных целях воспользовался добросовестным заблуждение другого лица.

5. Субъект умышленно использовал в своих преступных целях неосторожное поведение лица в виде преступной небрежности.

6. Субъект создал для другого лица под воздействием физического или психического принуждения состояние крайней необходимости.

7. Особые отношения (как правило, юридически властные), которые существуют между непосредственным и посредственным исполнителями (например, исполнение обязательного приказа или распоряжения).

В первых трех вариантах субъект признается исполнителем в его уголовно-правовом понимании (ч.3 т.16 УК) и отвечает за преступление безусловно, а непосредственный исполнитель во всех случаях не несет уголовной ответственности в силу закона, так как не обладает всеми обязательными признаками субъекта преступления (ч.ч.1, 2 и 3 ст.27 и ст. 28 УК).

Четвертый вариант исключает уголовную ответственность непосредственного исполнителя при условии доказанности, что лицо, фактически совершившее деяние, не сознавало и по обстоятельствам дела не должно было или не могло сознавать общественную опасность своего действия или бездействия (в формальных составах) либо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий и по обстоятельствам дела не должно было или не могло их предвидеть (в материальных составах). Это так называемое невиновное причинение вреда, исключающее уголовную ответственность в силу закона (ст.26 УК). Исполнителем преступления в подобных ситуациях будет являться посредственный исполнитель.

Пятый вариант включает в себя совокупность условий, при которых посредственный исполнитель умышленно использовал в своих преступных целях неосторожное поведение другого лица. В такой ситуации он является юридическим исполнителем преступления, а фактический исполнитель объективной стороны несет самостоятельную ответственность за совершение преступления с неосторожной формой вины (преступная небрежность – ч.3 ст.23 и ч. 3 ст. 24 УК). По нашему мнению, подобные ситуации возможны только в преступлениях с неосторожной формой вины, которая исключает соучастие. В противном случае как квалифицировать содеянное непосредственным исполнителем, действующим по неосторожности, например, при попытке сбыть по просьбе посредственного исполнителя поддельную купюру с невысоком качественным уровнем ее изготовления ?

В шестом варианте лицо, принуждающее других к совершению преступления, согласно смыслу УК должно нести уголовную ответственность в качестве посредственного исполнителя как в случае физического, так и психического принуждения

Возникающие здесь спорные вопросы подлежат разрешению в рамках института крайней необходимости (ст.36 УК).

В данной обстановке принципиальное значение имеет правильная уголовно-правовая оценка понятия принуждения. Если лицо под воздействием подавляющего волю физического или психического принуждения утратило полностью волевой контроль над собственным поведением, вследствие чего было лишено способности руководить своими действиями, то единственным виновником преступления будет тот, кто использовал указанные обстоятельства в своих преступных целях. Это лицо будет рассматриваться как посредственный исполнитель, использовавший в своих преступных целях лицо, не подлежащее уголовной ответственности (ч.3 ст.16 УК.

Седьмой вариант посредственного исполнения возможен в рамках реализации положений ч.1 ст. 40 УК. По условиям нормы причинение вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям при исполнении обязательного для лица приказа или распоряжения не влечет уголовной ответственности непосредственного исполнителя ввиду отсутствия его вины. Законодатель в ч.1 ст.40 УК прямо указал, что «Уголовную ответственность за причинение такого вреда несет лицо, отдавшее незаконный приказ или распоряжение».

Во всех приведенных вариантах посредственного исполнительства в условиях отсутствия двухсторонней субъективной связи между обозначенными участниками отношений всегда присутствует объективная связь. Только при наличии такого признака с учетом других законодательных условий может иметь место посредственное исполнение в его законодательном понимании.

С токи зрения практической оценки действия исполнителя по реализации преступного умысла технически могут выражаться в двух как бы организационных формах: 1) объективная сторона конкретного преступления по инициативе лица, обладающего признаками надлежащего субъекта, фактически выполняется индивидуально другими лицами, уголовно-правовые признаков которых нами рассмотрены выше; 2) объективная сторона выполняется исполнителем совместно с лицом, не подлежащим в силу закона уголовной ответственности.

Предлагаемое теоретическое разделение действий исполнителя на две группы по признакам особенностей объективного взаимодействия с другими лицами, по нашему мнению, вполне согласуется с реалиями судебной практики и не является надуманным. Если в рамках первой группы объективной связи надлежащий субъект, исходя из буквального понимания правовой природы анализируемого института уголовного права, всегда будет выступать в качестве посредственного исполнителя, то во втором варианте преступного поведения надлежащего субъекта посредственное исполнительство вообще отсутствует, ибо объективная сторона преступления им выполняется, пусть и совместно с другим лицом, непосредственно.

Здесь мы подходим ко второй части предмета исследования, которая находится в прямой связи с посредственным исполнительством – есть ли в рассматриваемых вариантах взаимодействия признаки уголовно-правового соучастия ?

Хотя у автора имеются определенные небеспредметные возражения, тем не менее считаем все же необходимым согласиться с доминирующим мнением, что признать наличие соучастия в условиях посредственного исполнения нельзя, так как такой подход со всей очевидностью противоречит общей концепции института соучастия в уголовном праве. Но вопрос к законодателю все же остается: случайно или из-за отсутствия убедительного решения спорной ситуации институт посредственного исполнения им включен в ст.16. Соучастие в преступлении ? Ведь в рассмотренных нами ранее семи вариантах посредственного исполнения всегда отсутствует второе лицо, обладающее обязательными признаками субъекта. Следовательно, в таких случаях отсутствует соучастие в его буквальном понимании, как это определил законодатель в ч. 1 ст.16 УК, и преступник-одиночка не должен именоваться исполнителем. По нашему мнению, вопрос далеко не риторический.

В этой связи уместно обратиться еще раз к особенностям законодательного определения понятия «исполнитель» украинским законодателем. Думается, что он увидел обозначенные нами спорные положения и в принципе нашел правильный путь их разрешения, указав в норме, что «Исполнителем (соисполнителем) признается лицо, которое в соучастии с другими субъектами преступления непосредственно или путем использования других лиц, в соответствии с законом не подлежащих уголовной ответственности за содеянное, совершило преступление, предусмотренное настоящим Кодексом» [5].

Из анализа ч.2 ст.27 УК Украины видно, что исполнительство, как и посредственное исполнительство возможно только при наличии других соучастников, обладающих признаками субъекта преступления. Следовательно, украинский законодатель исключает возможность квалификации как преступника-одиночки, так и посредственного исполнителя термином «исполнитель» при отсутствии других соучастников, т.е. вне правовых рамок института соучастия. Значит, если надлежащий субъект использовал для выполнения объективной стороны, например, невменяемого, то он не будет исполнителем в его уголовно-правовом понимании. В нашем законодательстве в этой части налицо противоречие понятию соучастия.

Как представляется, вопрос об уголовной ответственности таких лиц должен решаться или за рамками статьи 16 УК «Соучастие в преступлении», например, в пределах ст. 27 УК, или же путем изменения редакции ч.3 ст.16 УК, изложив ее в следующей формулировке:

3. Исполнителем (соисполнителем) признается лицо, которое совместно с другими субъектами (соучастниками) преступления непосредственно или путем использования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу недостижения возраста уголовной ответственности, невменяемости или иных обстоятельств, установленных законом, совершило преступление, предусмотренное настоящим Кодеком».

Предлагаемый вариант соответствуют законодательному определению понятия соучастия. Если нет других соучастников, тогда исполнителю-одиночке и посредственному исполнителю не место в институте соучастия.

Более спорным является второй вариант взаимодействия надлежащего исполнителя с другими лицам, не подлежащими уголовной ответственности в силу требований закона. По нашему мнению, есть необходимость подумать над вопросом такого содержания: обоснованна ли позиция законодателя и отвечает ли она современному уровню состояния преступности, когда уголовная ответственность исполнителя, выполнившего объективную сторону конкретного преступления совместно, например, с невменяемым или лицом, не достигшим возраста уголовной ответственности, в условиях непризнания такого объективного взаимодействия соучастием, а также отсутствия других законодательных оснований может быть усилена только за счет применения п. 14 ч.2 ст. 64 УК (Обстоятельства, отягчающие ответственность)?

Вправе ли мы игнорировать тот факт, что совершение преступления несколькими лицами безотносительности их уголовно-правового статуса, как правило, свидетельствует о более высокой степени общественной опасности содеянного. Например, разве нет признаков повышенной общественной опасности изнасилования, совершенного, надлежащим субъектом и невменяемым, что не только вполне возможно, но и встречается в практике. Квалификация содеянного – ч.1 ст.166 УК без вменения такого квалифицирующего признака, как группа лиц. Будет ли такое решение восприниматься справедливым ? Более чем очевиднее, что нет.

Необходимо обратить внимание еще одно важное в практическом и правовом отношении обстоятельство. В ч.3 ст.16 УК отсутствует указание на часто встречающееся в уголовном праве условие, как «заведомость», т.е. достоверное знание надлежащим субъектом того, что он использует в преступных целях невменяемого или лицо, не достигшее возраста уголовной ответственности. Думается, что чаще всего посредственный исполнитель едва ли может обладать необходимым и достоверным объемом информации относительно правовых «дефектов» другого лица, которого он намеревается использовать в преступных целях или действует с ним совместно. Нельзя игнорировать и специфику понятия невменяемости в уголовном праве, которая получает свое правовое закрепление только в судебном решении. Как рассматривать правовой статус такого лица до вынесения судебного решения?

Возникают определенные сложности, например, и в визуальном определении возраста несовершеннолетнего. Очевидно, что в подобных ситуациях всегда имеются объективные предпосылки для ошибок. Но можно ли сегодня утверждать, исходя из анализа ч. 3 ст.16 УК, что на надлежащего субъекта также распространяются положения ст. 26. Невиновное причинение вреда (случай) ?

Конечно, можно было смоделировать различные варианты квалификации содеянного надлежащим субъектом в зависимости от установления фактора «заведомо». Но это прежде всего благодатная почва для правового словоблудия со стороны надлежащего субъекта в собственных интересах.

Без законодательной корректировки определения понятия соучастия иным способом разрешить объективно существующие спорные ситуации едва ли представится возможным. Что можно предложить ?

Сделать еще одно исключение из общих положений института соучастия и признать факт совместного выполнения надлежащим субъектом объективной стороны с невменяемым или лицом, не достигшим возраста уголовной ответственности, соучастием. А если быть более точным, то таким путем институт соучастия привести в соответствие с социальной реальностью. Для правовой чистоты определения понятия соучастия дополнить концепцию института соучастия исключением, что в основе посредственного исполнения должны лежать вопросы уголовной ответственности за соучастие не в совершении преступления, а за соучастие в совершении общественно опасного деяния, предусмотренного статьями Особенной части УК. При таких условиях, действия лица, непосредственно участвовавшего в совершении деяния, предусмотренного УК, совместно с любыми с другими лицами, будут квалифицироваться по признакам «группа лиц» независимо от уголовно-правового статуса других лиц (соисполнительство ).

Ведь не так уж и давние времена судебная практика активно использовало этот вариант на основании разъяснения постановления № 3 Пленума Верховного Суда РБ от 17. 09. 1994 г. «О применении судами законодательства по делам о хищениях имущества»[6], в п.21 которого было записано, что «Как хищение по предварительному сговору группой лиц следует квалифицировать действия участников хищения независимо от того, что другие участники преступления освобождены от уголовной ответственности по законным основаниям, в том числе и в связи с недостижением возраста, с которого наступает уголовная ответственность.

Эта позиция разделяется не только отдельными учеными, но и юристами-практиками [12]. Вместе с тем, например, разделяя позицию судьи Верховного Суда РБ В. Чемрукова о необходимости признания соучастия в ситуациях, когда объективная сторона преступления наряду с исполнителем выполняется ненадлежащим субъектом, тем не менее считаю необходимым возразить в части, что подобные принципиальные вопросы могут разрешаться на основании судебной практики и позиции, занятой Верховным Судом, а также ссылкой на аналогичную позицию Верховного Суда РФ. Также следует указать, что изложенное В. Чемруковым видение спорного вопроса не разделяется авторами официального Комментария к Уголовному кодексу РБ [2].

Не корректируя нормы Общей части, в поиске вариантов разрешения спорных ситуаций, как представляется, имеет право на обсуждение и предложение о введении в конкретные статьи Особенной части УК (продумать, в какие) специального квалифицирующего признака, предусматривающего повышенную ответственность за совершение преступления с использованием лиц, не способных в силу закона нести уголовную ответственность. По нашему мнению, это положение необходимо распространить на невменяемых и лиц, допустивших добросовестную ошибку.

Литература.

1. Уголовный кодекс ФРГ /Перев. с немецкого Серебренниковой А.В. М.: изд-во «Зерцало», 2000. УК ФРГ от 15.05.1871 г. в ред. от 13.11. 1998 г.

2. Комментарий к Уголовному кодексу РБ /Под общ. ред. А.В. Баркова. – Мн.: Тесей, 2003. – 1200 с.

3. См. Уголовное право. Общая часть: Учеб пособие /Э.А. Саркисова. – Мн.: Тесей, 2002. – 496 С., Уголовное право России. Уч-к для вузов. В 2-х томах Т.1 Общая часть /Под ред. А.Н. Игнатова и др. – М.: Изд.-во НОРМА, 2000. – 639 с.

4. Уголовный кодекс РБ – Принят Верх Сов. БССР 29. 12. 1960 г. Введен в действие с 1. 04. 1961 г. (с изм. и доп. на 1 05. 1994 г.). – Мн.: Репринт, 1994. – 208 с.

5. Уголовный кодекс Украины. – Офиц. изд.- Ведомости Верховной Рады Украины, 2001, № 25-26, ст.131. - Харьков – «Консум» - 2001.

6. Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда РБ (1994-1998 г.г.) и обзоров судебной практики /Сост. Бабий Н.А. – Мн.: Тесей -2000 г. – 463 с.

7. См. Немировский Э.Я. Основные начала уголовного права. – Одесса, - 1917. – С.589.

8. Михеев Р.И. Уголовно-правовая оценка общественно опасных деяний невменяемых при групповых посягательствах /Актуальные проблемы борьбы с преступностью. Межвузовский сборник трудов. – Омск, - 1998. – С.10-11., Барков А. Правовая природа групповых преступлений //Судовы весн1к. =- 1997. - № 1. – С. 52-56., Ничипорович А. Соучастие в преступлении //Судовы весн1к. – 1999. - № 2. – С. 11-14., Шиманский В.В. Множественность субъектов преступления как объективный признак соучастия //Право Беларуси. – 2003. - № 31(55). – С.69-71.

9. Комментарий к Уголовному кодексу РФ/Под ред. Ю.И. Скуратова и В.М. Лебедева. – М.: НОРМА-2001. С.61-63.

10. Постановление Пленума Верховного Суда РБ № 3 от 26. 06. 2002 г. ( с изм. и доп.) «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» - //Судовы весн1к. – 2002. - № 3. - С. 10-15.

11. Курс уголовного праа. Общая часть. Т.1 /Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.Н. Тяжковой. – М.: 1999. – С. 400-401.

12. Чемруков В. О правовой оценке общественно опасных деяний, совершенных в состоянии невменяемости //Судовы весн1к. 2005. № 4. С. 15-17.

_{Уголовное право 3/2008 стр. 44-49}

Николай СВЯТЕНЮК,

доцент Московского университета МВД России, кандидат юридических наук, доцент

ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ОТВЕТСТВЕННОСТИ И ИНДИВИДУАЛИЗАЦИЯ НАКАЗАНИЯ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЕ, СОВЕРШЕННОЕ В СОУЧАСТИИ

Дифференциация уголовной ответ­ственности является деятельностью законодателя по установлению различных уголовно-правовых последствий в зависи­мости от типовой степени общественной опасности преступления. Индивидуализа­ция наказания осуществляется правопри­менителем и заключается в избрании кон­кретной меры воздействия к лицу, совер­шившему преступное посягательство¹. Ю.И. Ляпунов отмечал: «Вряд ли может возникнуть сомнение относительно того, что дифференциация ответственности и индивидуализация наказания — руководя­щие принципы уголовного права»².

Уголовная ответственность градирует­ся, дифференцируется в нормах как Об­щей, так и Особенной частей Уголовного кодекса РФ (далее — УК). Как отмечает Н.Ф. Кузнецова, углубление дифференци­ации уголовной ответственности в полной мере соответствует принципу справедли­вости, генеральным направлениям уголов­но-правовой политики: суровая ответ­ственность за тяжкие преступления и ли­берализация таковой за нетяжкие деяния и в отношении случайных преступников³.

Категоризация преступлений в ст. 15 Общей части УК, указывает ТА. Лесниевски-Костарева, представляет собой лишь основу дифференциации ответственнос­ти⁴. Следует также согласиться с Н.Г. Кадниковым в том, что внутри выделенных категорий требуется дополнительная ин­дексация преступлений⁵.

Дифференциация уголовной ответствен­ности осуществляется законодателем в ста­тьях Особенной части УК путем установле­ние вида и размера наказания в основном составе преступления, а также посредством использования квалифицирующих и привилегирующих признаков и конструирования с их помощью специальных составов пре­ступлений. В литературе отмечается, что уго­ловная ответственность дифференцируется (различается) на простой, квалифицирован­ный и привилегированный виды преступле­ний⁶. Специфика квалифицирующих и привилегирующих признаков выражается в дву­единой функции — влияние на квалифика­цию общественно опасных деяний и диффе­ренциацию уголовной ответственности.

Создание квалифицированных видов определенных преступлений свидетель­ствует о качественно более высоком уров­не их общественной опасности по сравне­нию с основными составами тех же дея­ний. В формировании общественной опас­ности любого преступления участвуют как объективные, так и субъективные элемен­ты, независимо от того, все ли они указа­ны в диспозиции уголовно-правовой нор­мы⁷. При этом элементы и признаки соот­носительны системообразующим факто­рам общественной опасности, составляю­щим структуру (состав) преступления.

В статьях Особенной части УК законо­датель непосредственно отражает меру, т. е. характер и степень общественной опасности преступных посягательств оп­ределенного рода или вида, давая им зако­нодательную оценку в санкциях уголовно-правовых норм. Общественная опасность, нашедшая отражение в типовой санкции статьи, не исчерпывается признаками со­става преступления. Каждое конкретное преступление как факт социальной дей­ствительности всегда богаче абстрактного понятия о нем. Его совершение может со­провождаться такими сопутствующими специфическими и индивидуальными осо­бенностями, имеющими множество оттен­ков, которые законодатель не включает в виде обобщенных, типизированных при­знаков в уголовно-правовую норму й не ставит в зависимость от них вопрос об ос­новании уголовной ответственности и ква­лификации преступлений. Тем не менее эти жизненные подробности, подчеркивал В.Н. Кудрявцев, «присущи единичным пре­ступлениям, но «не подымаются до ранга» признаков состава ... нередко ... существен­но влияют на оценку степени общественной опасности деяния»⁸, повышая или снижая ее.

Именно с этой целью законодатель со­здал специальные нормы, предусматрива­ющие открытый (ст. 61 УК) и закрытый (ст. 63 УК) перечни обстоятельств, смяг­чающих и отягчающих наказание, а так­же ст. 22, 64, 66, 67, 73 УК и другие, предо­ставляющие возможность суду соотно­сить меру назначения виновному наказа­ния с учетом всех факторов совершенно­го преступления.

Проблема дифференциации уголовной ответственности и индивидуализации на­казания за преступление, совершенное в соучастии, зависит от того, насколько хо­рошо разработана система уголовно-пра­вовых норм Общей и Особенной частей УК, регламентирующих применение мер уголовно-правового воздействия с учетом формы соучастия в преступлении, характе­ра и степени преступной деятельности со­участников. Статья 35 УК предусматривает четыре формы соучастия: группа лиц, груп­па лиц по предварительному сговору, орга­низованная группа и преступное сообще­ство (преступная организация). Институт соучастия и его формы имеют универсаль­ный характер. Мы солидарны с B.C. Комис­саровым в том, что «нет разновидностей соучастия, характерных для Общей и Осо­бенной частей: формы соучастия едины для уголовного права в целом»⁹.

Формы соучастия в преступлении вы­ступают в качестве квалифицирующих признаков во многих статьях Особенной части УК. Первые три формы названы так же, как они определены в Общей части УК. Четвертая форма — преступное сооб­щество (преступная организация) исполь­зуется в конкретных составах преступле­ний не одноименным образом, а форму­лируется посредством ее разновидностей. Например, в п. «ж» ч. 2 ст. 105 УК в каче­стве квалифицирующего признака убий­ства признается его совершение группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой, а в п. «з» этой же нормы указывается на совер­шение убийства, сопряженного с банди­тизмом. Таким образом, законодатель не отождествляет организованную группу и преступное сообщество (преступную организацию). Поэтому мнение авторов, полагающих, что преступное сообщество (преступная организация) как форма со­участия в качестве квалифицирующего признака в статьях Особенной части УК не используется, является неверным¹⁰. Представляется, что преступления, пре­дусмотренные ст. 209, 210, 279, ч. 1 ст. 208, ч. 1 и 2 ст. 212, ч. 3 ст. 282.1 УК, справедли­во признавать разновидностями такой формы соучастия, как преступное сооб­щество (преступная организация)¹¹.

Специальные составы преступлений, пишет Т. А. Лесниевски-Костарева, как бы «отпочковываются» от общей уголовно-правовой нормы. Новый состав преступ­ления при этом более узко формулирует­ся, в него вводятся дополнительные, уточ­няющие признаки состава преступления. Как правило, изменяется и санкция, типо­вое наказание, следующее за совершение преступления, оцененного по специально­му, а не по основному составу преступле­ния. Обстоятельство, претендующее на признание в законе в качестве квалифи­цирующего признака, должно существен­но влиять на степень общественной опас­ности деяния¹².

Каждое преступление, названное в Особенной части УК, характеризуется ка­чественной определенностью, поскольку «все элементы состава, объективные и субъективные, имеют свое содержание — характер общественной опасности»¹³. Ха­рактер общественной опасности, указыва­ет Н.Ф. Кузнецова, означает отличитель­ное свойство, специфику, качество обще­ственной опасности преступления (как каждого отдельного, так и целой группы преступлений). Характер общественной опасности составляет ее качество, степень же заключает в себе количество опаснос­ти преступления для общества¹⁴. Количе­ственный показатель (степень обществен­ной опасности) выступает одним из важных критериев при разграничении аналогич­ных, тождественных по закону преступле­ний¹⁵, не затрагивающим квалификацию, а лишь влияющим на избрание виновному меры наказания.

В соответствии с ч. 7 ст. 35 УК соверше­ние преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организован­ной группой или преступным сообществом (преступной организацией) влечет более строгое наказание на основании и в пределах, предусмотренных Кодексом. Законодатель распространяет эту норму на все случаи со­вершения преступления в соответствующей форме соучастия вне зависимости от того, закреплена ли она в качестве квалифициру­ющего (особо квалифицирующего) призна­ка в конкретной статье Особенной части УК или нет. Введение в конструкцию состава преступления квалифицирующих призна­ков в виде совершения преступления в со­ставе группы лиц, группы лиц по предвари­тельному сговору, организованной группы или одной из разновидностей преступного сообщества (преступной организации) яв­ляется результатом обобщения наиболее типичных случаев совместного посягатель­ства на определенные правоохраняемые блага, т. е. плод анализа определенной кри­минологической реальности, проводимого как с позиций криминологии, так и социаль­ной психологии¹⁶.

Что касается приемов построения ква­лифицирующих признаков, то законода­тель использует несколько вариантов их конструкции:

а) указание в качестве квалифицирую­щих признаков сразу четырех форм соучас­тия в разных пунктах соответствующей ча­сти и статьи УК, в одном из которых назва­ны группа лиц, группа лиц по предваритель­ному сговору и организованная группа, а в другом — одна из разновидностей преступ­ного сообщества (преступной организации), например, пп. «ж», «з» ч. 2 ст. 105 УК;

б) указание в одном пункте соответ­ствующей части и статьи УК в качестве квалифицирующего признака трех форм соучастия: группа лиц, группа лиц по пред­варительному сговору и организованная группа (например, п. «а» ч. 3 ст. 111 УК);

в) указание в качестве квалифицирую­щего признака двух форм соучастия — группы лиц по предварительному сговору и организованной группы, но в разных пун­ктах и частях соответствующей статьи УК (например, п. «а» ч. 2, п. «а» ч. 4 ст. 158 УК);

г) указание в качестве квалифицирующе­го признака в одном пункте и части статьи УК двух форм соучастия — группа лиц по пред­варительному сговору и организованная группа (например, п. «а» ч. 2 ст. 164 УК);

д) указание в качестве квалифицирую­щего признака только одной формы соуча­стия — организованной группы (напри­мер, ч. 4 ст. 188 УК).

Построение подобных законодатель­ных конструкций вызвало необоснован­ную критику со стороны некоторых авто­ров¹⁷. Не оспаривая возможности некото­рого совершенствования уголовного зако­на в этом направлении, еще раз подчеркнем, что генетические корни формирования раз­личного качества общественной опасности каждого преступления в пределах уголов­но-правовой меры уходят во все элементы состава преступления. В процессе их вза­имодействия в зависимости от рода или вида преступления одни элементы приоб­ретают доминирующее значение, другие ослабляют свое влияние на совокупную величину общественной опасности пося­гательства. Расположение всех или не­скольких форм соучастия как квалифици­рующих признаков в одной норме Осо­бенной части УК свидетельствует о незна­чительных перепадах их общественной опасности, которые не выходят за рамки типовой меры общественной опасности и компенсируются посредством индивиду­ализации наказания.

Характеризуя в целом зависимость об­щественной опасности преступления от его объективных и субъективных призна­ков, Н.Ф. Кузнецова отмечает: «Ведущими и определяющими для общественной опас­ности всей совокупности преступлений являются объективные признаки деяния, а среди них — объект и последствие пре­ступления. Анализ Особенной части УК ... свидетельствует об определяющей роли в характеристике общественной опасности преступлений объектов посягательства»¹⁸. Становится понятным, почему, например, все формы соучастия в убийстве, образу­ющие его квалифицирующие признаки, помещены в одной части статьи (пп. «ж», «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ). Им по сравнению с объектом уголовно-правовой охраны и не­которыми другими элементами отводится более скромная роль в формировании об­щественной опасности состава убийства, хотя такую позицию законодателя разде­ляют далеко не все специалисты. Каче­ственное повышение общественной опас­ности дезорганизации деятельности учреж­дений, обеспечивающих изоляцию от об­щества, связывается не с любыми форма­ми соучастия в этом преступлении, а только с его совершением организованной груп­пой (ч. 3 ст. 321 УК). В составе вандализма в качестве квалифицирующего признака среди четырех форм соучастия, значитель­но повышающих его общественную опас­ность, предпочтение отдается только груп­пе лиц без предварительного сговора (ч. 2 ст. 214 УК), а при нецелевом расходовании бюджетных средств — группе лиц по пред­варительному сговору (ч. 2 ст. 285.1 УК). Подобные примеры можно продолжить.

В соответствии с ч. 1 ст. 34 УК ответ­ственность соучастников преступления определяется характером и степенью фак­тического участия каждого из них в совер­шении преступления. Это же правило зак­реплено в ч. 1 ст. 67 УК, посвященной на­значению наказания за преступление, со­вершенное в соучастии. В ней говорится: «При назначении наказания за преступле­ние, совершенное в соучастии, учитывают­ся характер и степень фактического учас­тия лица в его совершении, значение это­го участия для достижения цели преступ­ления, его влияние на характер и размер причиненного или возможного вреда». Об­щие начала назначения наказания (ст. 60 УК) указывают на необходимость учиты­вать характер и степень общественной опасности преступления и личность винов­ного,' в том числе обстоятельства, смягча­ющие и отягчающие наказания, а также влияние назначенного наказания на ис­правление осужденного и на условия жиз­ни его семьи.

Обстоятельствами, отягчающими нака­зание и относящимися к институту соуча­стия, являются совершение преступления в составе группы лиц, группы лиц по пред­варительному сговору, организованной группы или преступного сообщества (пре­ступной организации), что предусмотрено в п. «в» ч. 1 ст. 63 УК, а также и особо ак­тивная роль в совершении преступления (п. «г» ч. 1 ст. 63 УК).

Характер участия в преступлении, со­вершенном в соучастии, определяет фун­кциональную роль каждого из соучастни­ков. Действующее уголовное законода­тельство России к числу соучастников от­носит исполнителя (соисполнителей), орга­низатора, подстрекателя и пособника, формулируя понятия каждого из них в со­ответствующей части ст. 33 УК. Степень участия в преступлении свидетельствует об интенсивности действии соучастника в рамках своей роли, о его вкладе в соверша­емое преступное посягательство.

Совершение преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сго­вору, организованной группой или пре­ступным сообществом (преступной орга­низацией) предполагает соисполнительство, т.е. два или более членов такой груп­пы должны непосредственно совершить преступление или непосредственно уча­ствовать в его совершении. Непосред­ственное исполнение преступления или непосредственное участие в его совершении (в какой бы из четырех форм соучас­тия оно ни осуществлялось) нельзя сводить лишь к выполнению объективной стороны состава преступления, как это зачастую делается в большинстве научных и учеб­ных работ. Необходимо помнить об общем и единственном основании уголовной от­ветственности, каковым является совер­шение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного УК (ст. 8), которое в полной мере распрос­траняется и на институт соучастия.

В процессе индивидуализации наказа­ния правоприменитель, определив харак­тер участия лица в конкретном преступле­нии, совершенном в соучастии, учитывает степень общественной опасности содеян­ного, причем, как справедливо подчерки­вает ТА. Лесниевски-Костарева, индивиду­альную степень¹⁹, т. е. интенсивность дей­ствий соучастника в рамках своей роли. По­этому неслучайно особо активная роль в со­вершении преступления признается одним из обстоятельств, отягчающих наказание.

В литературе при рассмотрении инсти­тута соучастия нередко происходит подме­на понятий «характер» и «степень» учас­тия лица в совершении преступления. Так, М.И. Ковалев писал, что «критерием в раз­граничении организатора от других соуча­стников является степень участия в пре­ступлении, характер же участия в этом пла­не имеет только второстепенное, подчи­ненное значение»²⁰. Подобную неточность допускает и ЮА. Красиков, по мнению которого «степень участия в преступлении определяется той ролью, которую выпол­нял виновный, что обусловливает выделе­ние видов соучастников (исполнитель, организатор, подстрекатель, пособник)»²¹.

Следует отметить, что сколь бы велика ни была степень участия лица в совмест­ной преступной деятельности, она никог­да не может изменить сам характер совер­шаемых действий и функциональную роль соучастника. Поэтому представляется воз­можным согласиться с Ф.Г. Бурчаком, счи­тающим, что только в характере участия в преступлении, в выполняемой каждым из соучастников роли следует искать отличие исполнителей (соисполнителей), организа­торов, подстрекателей и пособников²².

В случае совершения преступлен в соучастии группой лиц, группой лиц предварительному сговору, организованной группой, преступным сообществом (преступной организацией)²³, все исполнители (соисполнители) такого посягательства должны нести ответственность по статье Особенной части УК без ссылки на ст. 33 Общей части УК, вне зависимости от того, возведены ли эти формы соучастия в ранг квалифицирующих признаков или нет. Действия организаторов, подстрекателей, пособников необходимо квалифицировать со ссылкой на ст. 33 УК. Если соответствующая форма соучастия не включена в конструкцию состава, она учитывается судом в рамках индивидуализации ответственности в соответствии с п. «в» ст. 63 УК как обстоятельство, отягчающее наказание. Лицам, которые в составе преступной группы проявили особо активное участие в совершении преступления, независимо от их функциональной роли (исполнитель, организатор, подстрекатель, пособник), при индивидуализации наказания наряду с п. «в» ч. 1 ст. 63 УК может б вменен и п. «г» ч. 1 ст. 63 УК.

В этой связи нельзя согласиться с Э.В. Кабурнеевым, что в ст. 67 УК законодатель уже предусмотрел параметры особо активной роли в совершении преступления, а в п. ч. 1 ст. 63 УК обязывает второй раз учесть деяния лица, характеризующиеся этими! параметрами. По мнению автора, в этом случае якобы создана конкуренция o6щей и специальной нормы и, применяя ст. 67 УК, суд не может применить п. «г» ч. 1 ст. 63 УК.

С целью дифференциации ответственности за соучастие в преступлении представляется необходимым в ст. 67 УК внести дополнения и изложить ее в следующей редакции.

1. При назначении наказания за преступление, совершенное в соучастии, учитываются характер и степень фактического участия лица в его совершении, значение этого участия для достижения цели преступления, его влияние на характер и размер причиненного или возможного вреда.

2. Срок или размер наказания за преступление, совершенное в составе группы лиц и группы лиц по предварительному сговору не может быть менее двух третей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса.

3. Срок или размер наказания за преступление, совершенное в составе органи­зованной группы или преступного сообщества (преступной организации), не может быть менее трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса.

4. При наличии смягчающих и исключительных обстоятельств, предусмотренных статьями 61 и 64 настоящего Кодекса, в том числе при активном содействии участника группового преступления раскрытию этого преступления, наказание может назначено более мягкое.

5. Смягчающие или отягчающие обстоятельства, относящиеся к личности одного из соучастников, учитываются при назначении наказания только этому соучастнику.

[.: Лесниевски-Костарева ТЛ. Дифференциация уголовной ответственности. Теория и законодательная практика. М., 1998. С. 34, 48, 52.

Ляпунов Ю. Принципы уголовного законодательства // Социалистическая законность. 1989.

33.

i.: Кузнецова Н.Ф. Классификация преступлений в -Общей части Уголовного кодекса // Дифференциация формы и содержания в уголовном судопроизводствее. Ярославль, 1995. С. 25.

Лесниевски-Костарева ТЛ. Указ. соч. С. 38. I.:

Кадников Н.Г. Классификация преступлений по уголовному праву России. М., 2000. С. 113—115. л.: Мельникова Ю.Б. Дифференциация ответственности и индивидуализация наказания. Красно­ярск, 1989. С. 38; Лесниевски-Костарева ТЛ. Указ. соч. С. 62.125.

⁷ См.: Прохоров B.C. Преступление и ответ­ственность. Л., 1984. С. 23; Ляпунов Ю.И. Обще­ственная опасность деяния как универсальная кате­гория уголовного права. М., 1989. С. 55.

⁸ Кудрявцев В.Н. Объективная сторона преступ­ления. М., 1960. С. 44.

⁹ Российское уголовное право. В 2 т. Т. 1. Общая часть /Под ред. А.И. Рарога. М., 2005. С. 280.

¹⁰ См.: Быков В. Конструкция квалифицирующе­го признака совершения преступления группой //Уго­ловное право. 2000. № 3. С. 11; Гаухман ЛД. Квали­фикация преступлений: закон, теория, практика. М., 2001. С. 203—205; Бородин СВ. Преступления про­тив жизни. СПб., 2003. С. 167-169.

" См., напр.: Гаухман Л Д. Указ. соч. С. 203—205.

¹² См., напр.: Лесниевски-Костарева ТЛ. Указ. соч. С. 65,181-182.

¹³ Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. М., 1969. С. 69.

¹⁴ См.: там же. С. 69.

¹⁵ Однородность (подобие, сходство) частей и предметов — отличительный признак количества. Различия между предметами, не подобными друг дру­гу, носят качественный, а различия между предмета­ми подобными — количественный характер. Философ­ский словарь. М., 1991. С. 187.

¹⁶ См.: Бурчак Ф.Г. Соучастие: социальные, кри­минологические и правовые проблемы. Киев, 1986. С. 126.

¹⁷ См., напр.: Быков В. Указ. соч. С. 11—14.

¹⁸ Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. С. 64.

¹⁹ См.:Лесниевски-Костарева ТЛ. Указ. соч. С. 51.

²⁰ Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. В 2 ч. Ч. 2. Виды соучастников и формы соучастия в пре­ступной деятельности. Свердловск, 1962. С. 12—13.

²¹ Игнатов А.Н., Красиков ЮЛ. Курс российского уго­ловного права. В 2т.Т. 1. Общая часть. М., 2001. С. 281.

²² Бурчак Ф.Г. Указ. соч. С. 136-137.

²³ Имеются в виду и разновидности преступного сообщества (преступной организации)

²⁴ Кабурнеев Э.В. Дифференциация уголовной от­ветственности за преступления против жизни и про­блемы их квалификации. М., 2007. С. 241.

Александр ТРУХИН,

доцент юридического института Сибирского федерального университет кандидат юридических наук

ОБЪЕКТИВНАЯ СТОРОНА СОУЧАСТИЯ В ПРЕСТУПЛЕНИИ

Согласно ст. 32 Уголовного кодекса Рос­сийской Федерации (далее — УК) со­участие в преступлении определяется со­вокупностью особых объективных и субъективных признаков. Их установле­ние является необходимым условием ква­лификации соучастия как уголовно-право­вого явления.

Один из признаков соучастия — «со­вместное участие двух или более лиц в со­вершении преступления». Об объективно-субъективном характере совместности участия пишут многие авторы¹. То, что со­вместность участия должна охватываться умыслом соучастников, у нас не вызывает сомнений. Однако рассмотрение совмест­ности «в субъективной плоскости» не ис­ключает отнесения ее к объективным при­знакам соучастия.

Совместное участие двух или более лиц в совершении преступления, на наш взгляд, следует рассматривать как объек­тивную сторону соучастия, которая харак­теризуется совокупностью соответствую­щих признаков. К ним принято относить:

а) наличие двух или более лиц, подлежа­щих уголовной ответственности;

б) совме­стное их участие в совершении преступле­ния;

в) общий (единый для всех соучастни­ков) преступный результат;

г) причинную связь между деяниями соучастников и пре­ступным результатом².

Некоторые крими­налисты относят к объективным призна­кам соучастия также причинную и функ­циональную связь между деяниями соуча­стников³.

Наибольшую сложность в характерис­тике соучастия представляет установление его объективных признаков, по поводу ко­торых у криминалистов существуют личные точки зрения. Это обусловлено, на наш взгляд, прежде всего тем, что при установлении и характеристике объективных признаков соучастия как уголовно-правого явления не учитывается то, что «соучастия вообще» не существует. Оно существует всегда в реальной жизни в конкретных видах и формах. Именно через изучение этих видов и форм можно определит общие объективные признаки, которые свойственны любому соучастию в преступлении и которые входят в характеристику общего понятия такого соучастия.

От частного к общему, от общего к частному — таков путь познания. Пройдя этот путь, необходимо установить, действительно ли обязательным признаком объективной стороны соучастия (любого, а не отдельных видов и форм) является наличие двух или более лиц, вменяемых и достигших установленного законом возраста, наличие причинной связи между деяниями всех соучастников и преступным результатом. Одновременно требуется выяснить, действительно ли складываются деяния соучастников в одну общую (комплексную) причину преступного результата, являются ли деяния всех соучастников, входящих в преступную группу, элементами единой преступной деятельности нескольких лиц, совместно совершающих одно преступление, предусмотренное Особенной частью УК⁴ или нет.

Пройдя этот путь, мы пришли к выводу, что это вполне возможно, но далеко не в любом соучастии, а только в его конкретных видах и формах, которые не всегда адекватно определены в уголовном законе

2/2008 стр. 86-90

Совместное участие предполагает уча­стие в совершении преступления не одно­го, а нескольких лиц. При этом такие при­знаки этих лиц, как вменяемость и возраст, следует рассматривать при характеристи­ке субъекта соучастия, а также «совмест­ности в субъективной плоскости». Для уго­ловно-правовой характеристики объек­тивной стороны соучастия имеют значе­ние деяния лиц, образующих совместное участие в совершении преступления и на­ходящихся в объективной связи с преступ­ным результатом.

В ст. 33 УК определены лица, совмест­но участвующие в преступлении, как со­участники преступления по их конкрет­ным деяниям. Вид соучастника фактичес­ки определяется видом соучастия. Испол­нитель преступления как соучастник есть лицо, совершающее деяние, предусмот­ренное Особенной частью УК. Кажется, что этот факт очевиден и не требует спе­циального обоснования. Однако большое распространение получила позиция, со­гласно которой исполнителем преступле­ния при определенных условиях следует признавать и тех лиц, которые такое дея­ние не совершают⁵.

Эта позиция нашла свое отражение в ч. 2 ст. 33 и в ст. 35 УК. Однако не любое ис­полнительство как вид соучастия в пре­ступлении, предусмотренный ч. 2 ст. 33 УК, всегда находится в причинной связи с пре­ступным результатом (при соучастии в преступлении с материальным составом). В причинной связи с ним может находить­ся только такое исполнительство, которое в ч. 2 ст. 33 УК определяется как «непосред­ственное совершение преступления» и «со­вершение преступления посредством ис­пользования других лиц, не подлежащих уго­ловной ответственности в силу возраста, не­вменяемости или других обстоятельств, пре­дусмотренных настоящим Кодексом».

При этом второй вид исполнительства будет «опосредованным причинением» только в случае использования другого лица в качестве «орудия преступления» или, как говорят в народе, в случае исполь­зования «втемную», когда используемое лицо не осознает, в чем оно участвует и в качестве кого (чего) его использует другое лицо. Здесь возникает вопрос об адекват­ности юридической оценки фактического обстоятельства. Что же касается такого исполнительства, как «непосредственное участие в совершении преступления», то оно, на наш взгляд, имеет еще меньше ос­нований для отнесения его к исполнитель­ству как разновидности причиняющего фактора преступного результата.

В ч. 1 ст. 35 УК совершение преступле­ния группой лиц определяется как совмес­тное участие в совершении преступления двух или более исполнителей. Это опреде­ление абсолютно соответствует ситуации, при которой два или более лица своими деяниями выполняют объективную сторо­ну преступления, предусмотренного Осо­бенной частью УК. Такую ситуацию при­нято называть соисполнительством в уз­ком (настоящем) смысле слова. Но можно ли назвать соисполнительством в этом смысле ситуацию, при которой в процессе совершения преступления одно лицо сво­им деянием выполняет объективную сто­рону преступления (например, причиняет смерть), а другое лицо оказывает ему со­действие (например, держит жертву во время причинения смерти)? По нашему мнению, ответ на этот вопрос будет отри­цательным. Такое совместное участие при­нято называть соисполнительством в ши­роком смысле, или соучастием с техничес­ким разделением ролей.

Оба вида соисполнительства принято относить к разновидностям простого со­участия, которое должно квалифициро­ваться без ссылки на ст. 33 УК как «совер­шение преступления группой лиц» (ст. 35 УК) или как «совершение преступления в составе группы лиц» (п. «в» ч. 1 ст. 63 УК). Но суть проблемы объективной стороны соучастия заключается в том, что она не всегда выражается в «совместном совер­шении преступления двумя или более ис­полнителями». Отсюда вытекает, что со­вершение преступления группой лиц мо­жет быть как простым, так и сложным со­участием.

В современной теории уголовного пра­ва существует точка зрения, согласно ко­торой «формула соучастия в действующем УК РФ фактически уже в признаваемых законодательством и практикой способах взаимосвязи при совершении преступле­ний» и «собственно соучастием (с точки зрения УК РФ) следует считать групповую деятельность. А разноролевая деятель­ность представляется не иначе как содей­ствие одних другим и должна быть выде­лена из соучастия в качестве самостоятель­ного института»⁶.

Данная точка зрения, на наш взгляд, порождена непониманием сложной при­роды соучастия как особой деятельности. Формула соучастия в ст. 32 УК является исключительно удачной, охватывающей своими общими признаками все возмож­ные в реальной жизни конкретные прояв­ления соучастия в преступлении. Поэтому предложение выделить из соучастия само­стоятельный институт нельзя признать обоснованным.

«Совместное участие в совершении» нельзя отождествлять с «совместным со­вершением». Сегодня совместное участие двух или более лиц в совершении преступ­ления, предусмотренное ст. 32 УК, следует понимать значительно шире, чем это пони­малось ранее, когда институт соучастия начал только формироваться. В период гос­подства акцессорной теории под соучасти­ем обычно понималось совершение пре­ступления толпой, скопом, т. е. группой лиц. Но постепенно стало очевидно, что общественную опасность представляют и другие случаи стечения в одном преступ­лении деяний нескольких лиц. Помимо соисполнительства в узком смысле были оп­ределены в уголовном законе и другие виды и формы соучастия в преступлении. Стечение в одном преступлении таких ви­дов соучастия стали называть соучастием с юридическим разделением ролей, соуча­стием сложным или соучастием в тесном смысле слова⁷.

Мы полагаем, что совместное участие с юридическим разделением ролей (с раз­ными видами соучастия) возможно и при «совершении преступления группой лиц» (ст. 35 УК) и при совершении преступле­ния в составе группы лиц (п. «в» ч. 1 ст. 63 УК). Чисто техническое (а не юридичес­кое) распределение ролей может иметь место только в случае соисполнительства в узком смысле. Такое соучастие не нуж­дается в квалификации по ст. 33 УК. При таком соучастии не возникает необходи­мость в законодательной дифференциации уголовной ответственности исполнителей преступления по отношению друг к другу, поскольку все они — субъекты деяния, предусмотренного Особенной частью УК.

Недостаточная разработанность в тео­рии уголовного права объективной сторо­ны соучастия привела к неадекватному за­конодательному определению исполни­тельства как вида соучастия в ч. 2 ст. 33 УК и соисполнительства как формы соучастия в ст. 35 УК. Если в УК РСФСР 1960 г. испол­нительство определялось только как непос­редственное совершение преступления, то в УК 1996 г. исполнительство стало опре­деляться через три его разновидности.

Законодатель, конструируя дефини­цию «совершение преступления группой лиц» (ст. 35 УК) и стремясь к усилению уго­ловной ответственности за «групповую форму» соучастия, счел необходимым сде­лать это через предварительное расшире­ние исполнительства за счет других видов соучастников (пособников и руководите­лей) , непосредственно не совершающих преступление. Совершение преступления группой лиц в ст. 35 УК определено как со­вместное участие двух или более исполни­телей. На наш взгляд, такой подход оказал­ся крайне неудачным.

Вместо того чтобы четко определить совершение преступления группой лиц как непосредственное совместное участие в его совершении двух или более лиц (без указания только на исполнителей в ч. 1 ст. 35 УК), законодатель приравнял непосредственных пособников и руководителей к исполнителям преступления. При этом он переоценил непосредственного пособника и недооценил руководителя преступления.

Пособник, непосредственно участвую­щий в преступлении совместно с исполни­телем, более значим, чем пособник, непос­редственно не участвующий в его соверше­нии, но менее значим, чем его исполнитель. Организатор и руководитель как виды со­участников определены в ч. 3 ст. 33 УК че­рез союз «или» как равнозначные субъек­ты. Более того, в ч. 1 ст. 33 УК руководитель даже не называется в числе соучастников. Но деяния этих соучастников существенно различаются, фактически определяя раз­ные виды соучастия. Отсюда следует, что руководитель как вид соучастника должен быть определен в отдельной части ст. 33 УК.

Организация преступления есть осо­бое, более значимое соучастие, чем обычно полагают, что причинная связь в соучастии в преступлении имеет свои особенности¹⁰.

Мы полагаем, что никаких особеннос­тей причинной связи в соучастии не суще­ствует. В случае совместного совершения преступления двумя или более исполните­лями (соисполнительство в узком смысле) деяние каждого исполнителя, внося свой вклад в причинение вреда, находится в при­чинной связи с ним. Даже в этом случае де­яния не сливаются в одну общую причину и не определяются как комплексный при­чиняющий фактор. При совместном причи­нении вреда всегда необходимо определять вклад каждого исполнителя в причинение вреда, рассматривать их деяния как отно­сительно самостоятельные явления.

Для характеристики объективной сто­роны преступлений, в том числе и соучас­тия в преступлении, уголовно-правовое значение имеют два вида объективных связей: причинно-следственная и необхо­димо-условная. Для всех соучастников преступное последствие, наступившее в результате совместного участия в совер­шении преступления двух или более лиц, является общим в объективном смысле, так как его наступление — совокупный итог их действия.

Некоторые авторы полагают, что груп­повое преступление имеет принципиаль­ное отличие от соучастия в виде содей­ствия (пособничества и т. п.) прежде все­го по субъективным причинам. В группо­вом преступлении с тесной субъективной связью содействие утрачивает самостоя­тельный характер, оно не выступает в виде вспомогательной деятельности. Здесь все распределено и все необходимо. В качественном отношении любое дей­ствие участника группы не отличается от действий других лиц. Различие может быть лишь с количественной стороны (на­пример, в усилиях и т. п.) Поэтому функ­циональное разделение в таких преступ­лениях теряет самодовлеющее значение из-за невозможности в силу тесной спло­ченности одного без другого¹¹.

Данная позиция вызывает вопросы, связанные с попытками определения объективных признаков соучастия через их субъективные признаки. По нашему мнению, деяние не меняет своего характера в зависимости от того, совершается оно единолично или совместно с другим деянием. Пособничество всегда остается nocoб ничеством, независимо от того, в какой форме оно совершается.

Дифференциация уголовной ответственности соучастников преступления определяется не только видом, но и формой соучастия. Следовательно, для xapaк теристики его объективной стороны необходимо установить также время и место соучастия. Именно по этим объективны признакам необходимо квалифицировать соучастие в форме совершения преступления группой лиц (ст. 35 УК). Действуя подобным образом, все соучастники непосредственно совместно участвуют в coвершении преступления (в одно время и в oдном месте с исполнителем).

?????????

ное пособничество на стадии приготовле­ния преступления. Поэтому законодатель совершенно обоснованно определил его в ч. 3 ст. 33 УК как особое пособничество, выделив из содержания ч. 5 этой же ста­тьи УК. Руководство же есть особое, более значимое, чем организация и исполнение, непосредственное участие в совершении преступления. Руководство — это не по­собничество исполнению, а руководство исполнением, что можно признать особым случаем совершения преступления по­средством использования деяния исполни­теля в качестве инструмента (орудия) для достижения преступной цели.

Для правильного определения видов и форм соучастия в уголовном законе и в судебной практике необходимо четко представлять особенности признаков, ха­рактеризующих их объективную сторону. Каждому виду и каждой форме соучастия присущи свои объективные признаки. Од­нако, будучи конкретными проявлениями соучастия, они обладают и общими объек­тивным признаками, которые позволяют отграничить соучастие от прикосновенно­сти к преступлению.

Общий объективный признак соучастия заключается в том, что деяния всех соучас­тников находятся в объективной связи с преступным результатом, участвуют в его причинении, вносят в его причинение свой определенный вклад. Этот общий признак имеет особенности своего проявления в разных случаях соучастия, что обусловило необходимость помимо общего определе­ния соучастия определить в уголовном за­коне не только виды, но и формы соучас­тия для дифференциации уголовной ответ­ственности соучастников. Ведь различный характер объективных связей между деяни­ями различных соучастников и преступным результатом является одним из факторов, определяющих общественную опасность этих деяний. При этом важен не только ха­рактер деяния (что совершается), но и ха­рактер объективной связи деяния с пре­ступным результатом (как это деяние влия­ет на наступление этого результата). Все это в целом, определяя характер и степень со­участия, определяет характер и степень об­щественной опасности соучастия как кри­терий криминализации и пенализации со­участия в преступлении.

Для каждого вида соучастников, пре­дусмотренных ст. 33 УК, характерно свое деяние как вид соучастия. Характер же объективной связи между этими деяния­ми и преступным результатом иногда оди­наков. Так, для подстрекательства, пособ­ничества и организаторства характерна необходимо-условная объективная связь. Мы ее назвали так по аналогии с причин­но-следственной связью. Причинно-след­ственная связь — это связь между причи­ной и следствием, а необходимо-условная связь между необходимым условием и следствием.

Необходимо-условная связь существу­ет не только между действиями подстрека­теля, пособника, организатора и преступ­ным результатом, но и также между их дей­ствиями и действием исполнителя. Напри­мер, действие подстрекателя не является причиной действия исполнителя, как это считают некоторые авторы, а является лишь необходимым его условием. Мы не согласны с мнением о том, что «причина причины является условием следствия»⁸, поскольку такая формулировка не соответ­ствует диалектической закономерности.

Для исполнительства характерна при­чинно-следственная связь. Но она может быть и необходимо-условной. Деяние ис­полнителя признается причиной наступ­ления преступного результата при совер­шении преступления, объективная сто­рона которого определена в Особенной части УК как «причинение вреда». Если же деяние определяется как «повлекшее причинение вреда», то оно может быть признано как причиной, так и необходи­мым условием причинения. Это в равной мере относится как к непосредственно­му, так и к опосредованному исполнению преступления.

Проблема определения объективной стороны соучастия, его видов и форм зак­лючается, на наш взгляд, в том, что, отдель­ные исследователи, различая философс­кие категории «причина» и «условие», иногда не видят между ними принципиаль­ного различия. Им не придают самостоя­тельного уголовно-правового значения для дифференциации уголовной ответствен­ности соучастников преступления⁹. При­знавая, что уголовное право не создает сво­его учения о причинности, в то же время

' Уголовное право России. Т. 1. Общая часть / Пс ред. А.Н. Игнатова и ЮЛ. Красикова. М., 2005. С. 25

² См., например: Малинин В.Б. Причинная связь уголовном праве. СПб., 2000. С. 170; Тельное П.й Ответственность за соучастие в преступлении. М 1974. С. 16.

³ Ермакова Л Д. Понятие соучастия / Энциклс педия уголовного права. Т. 6. Соучастие в престуг лении. СПб., 2007. С. 77; Козлов А.П. Соучастие преступлении: традиции и реальность. Краснояра 2000. С. 26.

⁴ См., например: Плотников А.П. Соучастие преступлении: спорные вопросы // Научные труд Московской государственной юридической академш 2007. № 3. С. 517.

⁵ См., например: Ковалев ММ. Соучастие в пр< ступлении. Екатеринбург, 1999. С. 110—111.

⁶ См.: Плотников A.M. Указ. соч. С. 515.

⁷ См., например: Ермакова ЛД. Указ. соч. С. 80.

⁸ См.: там же. С. 77.

⁹ См., например: Малинин В.Б. Указ. соч. СПб 2000. С. 111.

Тема № 10 – библ.