§ 22. Переход к пониманию Чужого в подлинном смысле

Если в предыдущем параграфе мы убедились, что всякое под­линное понимание Чужого основано на актах самоистолкования, то теперь нам предстоит подвергнуть более точному анализу само это подлинное понимание Чужого. Уже из наших приме­ров следует, что анализ этот должен двигаться в двух направле­ниях. Нам следует прежде исследовать подлинное понимание чужой человеческой деятельности без коммуникативного наме­рения (пример лесоруба) и потом – проанализировать понима­ние чужой коммуникативной деятельности, включающей в себя новое и еще недостаточно изученное измерение создания и толкования знаков с целью сообщения (пример: понимание слова говорящего на немецком языке).

Сначала мы обратимся к первой группе примеров; мы бу­дем, следовательно, наблюдать за существующим в нашем не­посредственном окружении человеком в ходе выполнения не­которого действия, например рубки леса, и сосредоточим свое внимание на потоке переживаний в сознании наблюдаемого. При этом мы сразу же исключаем возможность выспросить этого человека относительно переживаний его сознания; ведь

820

821

чтобы его выспросить, мы должны вступить с ним в опреде­ленные социальные отношения, а возможность таких отношений предполагает, в свою очередь, что мы понимаем определенные процессы сознания Другого с помощью определенных знаков, например языка, точно так же, как и он в состоянии понять некоторые используемые нами знаки как знаки процессов на­шего сознания¹⁷². Однако эту ситуацию можно прояснить лишь в рамках анализа деятельности по обмену сообщениями, т.е. в пределах упомянутой второй группы примеров, которая будет исследована нами отдельно.

В качестве второй предпосылки мы будем считать, что не знаем о наблюдаемом ничего, кроме воспринимаемых нами процессов, которые мы уже проинтерпретировали в ходе само­истолкования как события внешнего мира. Поэтому в нашем примере мы знаем в силу уже прошедшего самоистолкования только то, что наблюдаемый – человек, находящийся в нашем непосредственном окружении, что его телодвижения означа­ют некоторую деятельность, а именно, деятельность, опозна­ваемую нами как «лесоповал», а кроме этого мы не располага­ем об этом человеке никаким «предварительным знанием».

Как же мы улавливаем протекание переживаний в сознании наблюдаемого? Мы восприняли и проинтерпретировали дей­ствие Другого как процесс внешнего мира. Исходя из этого действия, мы можем при участии воображения воспроизвести ряд переживаний сознания, в которых действие конституиро­валось для действующего, замышляя воспринятое и проин­терпретированное действие так, как если бы нам предстояло его реализовать, а затем воображая исполнение действия и интенционально фиксируя наши переживания сознания в ходе ориентированной на этот замысел деятельности. Таким обра­зом, мы намечаем цель чужого действия словно цель собствен­ного действия и силами фантазии представляем себе ход на­шей деятельности, ориентированной на этот замысел. При этом мы наблюдаем, что замысел нашей деятельности modo futuri exacti полагает всю деятельность завершившейся, что во­ображаемое выполнение действия сопровождается удержани­ями и воспроизведениями замысла (правда, лишь в модусе во­ображения), что воображаемое осуществление деятельности соотносится с прежде задуманным действием в модусе выпол­нения или невыполнения и т.д.

Вместо чистой фантазии собственной воспроизводящей де­ятельности, шаг за шагом ведущей к достижению цели чужо-

го действия, которое мы в воображении превратили в наш соб­ственный замысел, можно воспользоваться воспроизведением свершившихся переживаний собственной деятельности, кото­рая «в реальности» была ориентирована на задуманную до того цель действия, причем цель, идентичную той, на которую те­перь ориентирует свою деятельность наблюдаемый. Отличие между этими двумя случаями заключается в том, что в первом случае мы интенционально фиксируем воображаемый ход на­ших переживаний согласно воображаемому замыслу цели не­которого действия, как если бы мы «на своем опыте» могли его испытать, если бы занялись действием с той же целью, тогда как во втором случае мы уже «на деле» осуществили «то же» действие, которым наблюдаемый как раз занят и которое мы наглядно представляем себе путем воспроизведения.

Таким образом, мы как бы занимаемся подменой личности, ставя себя на место действующего и отождествляя при этом свои переживания сознания при однотипной с наблюдаемой деятельности с чужими переживаниями сознания. Может по­казаться, что мы впадаем при этом в то же заблуждение, что и известная «проективная» теория вчувствования. Ведь мы явно подставляем собственные процессы сознания на место процес­сов, происходящих в чужом сознании, оказываясь в некотором роде жертвой quaternio terminorum, поскольку нам при таком образе действия всегда открывается лишь наше собственное сознание, но не чужое. Однако при более внимательном рас­смотрении обнаруживается, что описанная нами ситуация оп­ределенно не имеет ничего общего с тем, что имеет в виду те­ория вчувствования, разве что общее положение о Ты как «чужом Я», гласящее, что всякое Ты как такой же человек, су­ществующий в ближайшем окружении, осуществляет консти-туирование своих переживаний сознания таким же образом, как и я – конституирование моих собственных переживаний. Но и эта общность является на самом деле мнимой: ведь мы берем за исходную точку общее основоположение чужой дли­тельности, тогда как проективная теория вчувствования дости­гает «слепой веры» в существование других наделенных психи­кой людей, лишь убедившись в факте вчувствования. То есть мы лишь доводим до эксплицитной ясности то, что имплицит­но содержится в выносимом в ходе самоистолкования сужде­нии: «Это такой же человек, как и я, существующий в моем окружении». Нам со всей очевидностью ясно, что пережива­ния, испытываемые alter ego при его деятельности, принципи-

822

823

ально иные, нежели наши переживания нашей деятельности (воображаемой или воспроизведенной) с той же целью, посколь­ку именно подразумеваемый смысл деятельности, как было по­казано ранее, принципиально субъективен и доступен только соответствующему сознанию. Ошибки теории вчувствования заключаются, во-первых, в том, что она наивно пытается вы­вести из вчувствования конституирование alter ego в сознании Я, которое достижимо лишь трансцендентально-феноменоло­гическим путем, поступая так, словно вчувствование представ­ляет собой источник познания существования чужих Я¹⁷³; во-вторых, что она претендует на выявление гораздо большего, чем констатация структурного тождества процессов чужого сознания с моим собственным, а именно – частных особенностей того, как действует чужое сознание. В то же время все, что мы в со­стоянии высказать о смысле чужой деятельности без функции сообщения, уже содержится в основоположении чужого Ты.

Если мы попробуем резюмировать итоги проведенного ранее анализа, то окажется, что мы превращаем чужие цели действий, или, как еще можно сказать, чужие мотивы-для в собственные мотивы-для воображаемой деятельности и используем в ней­трализующих положениях как-бы-исполнение ориентирован­ной на этот мотив-для собственной деятельности в качестве интерпретативной схемы для переживаний другого, действую­щего относительно его реальной деятельности. Однако во из­бежание недоразумений следует прямо оговорить, что все это представлет собой лишь рефлексивный анализ протекания чу­жого действия после того, как оно завершилось. Во время пе­реживания текущих событий живая интенциональность дви­жет/захватывает наблюдателя, так что ему нет надобности шаг за шагом обращать рефлексию к воображаемым или имевшим место в прошлом переживаниям. Перед ним происходит пофа-зовое разветывание чужой деятельности. Отождествление ego с alter ego происходит в этом случае не в ходе ретроспекции, от заданной, общей в воображении цели действия к отдельным фазам деятельности. Скорее, речь идет о том, что ego отожде­ствляет себя, двигаясь поступательно вперед, фаза за фазой, с постигаемым во всей полноте потоком переживаний alter ego и сливаясь с ним в едином Мы. Об этом еще предстоит более подробно поговорить далее¹⁷⁴.

Все наши рассуждения были ограничены тем условием, что наблюдателю неизвестно о наблюдаемом ничего, кроме той пос­ледовательности событий, которая и представлена ему для интер-

претации как чужая деятельность. Достаточно ясно, что это ог­раничение изолирует наблюдаемое чужое действие, вырывая его из контекста, в котором оно связано с предшествующими и пос­ледующими событиями, из контекста, в котором оно находится как для наблюдателя, так и для alter ego как его поток пережива­ний. Мы как бы делаем моментальный снимок – или несколь­ко моментальных снимков – некоторого предмета внешнего мира, называемого «движущееся чужое тело», однако это лишь малый фрагмент кинопленки, предшествующая и последую­щая часть которой остается неизвестной наблюдателю. Наш опыт соответствующего Сейчас и Так наблюдаемого события, наша интерпретация фактов наблюдаемого процесса или на­блюдаемого телодвижения в ходе самоистолкования действи­тельно позволяет нам вообразить однотипную цель действия. Однако если нам доступны переживания наблюдаемого за пре­делами соответствующих Сейчас и Так, и, следовательно, нам известна высшая цель действия, в соотнесении с которой «для-того-чтобы» наблюдаемой деятельности – лишь промежуточ­ная цель, или нам по опыту известно о прошедших сериях пере­живаний наблюдаемого «в аналогичных ситуациях», то в этом случае подлежащая моделированию в воображении деятель­ность приробретает большую определенность. Если я знаю – возвращаясь к примеру Макса Вебера – что лесоруб занимает­ся своим делом ради заработка, или же это для него только раз­влечение, то это знание позволяет мне включить его конкретную деятельность, рубку деревьев, в более широкий смысловой и мо-тивационный контекст. В этом случае мое воображение соб­ственных замыслов сможет сконструировать адекватную мо­дель чужих процессов сознания только тогда, когда я включаю деятельность, которую я должен вообразить предметом моего замысла, в смысловой и мотивационный контекст, который также выходит за пределы отмеченных и воспринимаемых в дан­ных Сейчас и Так фактов деятельности. Иными словами: мы уже во время предыдущих рассуждений обнаруживали, что един­ство деятельности конституируется исключительно в диапазо­не замысла. Если я как наблюдатель не знаю о наблюдаемом ничего, кроме внешних фактов его действия, каким я его про­сто вижу, то в постконституирующей реализации его вообра­жаемых переживаний сознания я могу предполагать следующей предварительному замыслу только ту деятельность, которая при­вела к наблюдаемому мной действию. Если же я хочу избежать «неадекватности» моей деятельности, воображаемой на осно-

824

825

ве данного замысла как деятельности чужой, то я должен, рет­роспективно фантазируя, «усвоить» все смысловые контексты, в которые эта деятельность входит, опираясь на мое предваритель­ное знание о данном alter ego вообще. К этому понятию неадек­ватности мы еще будем неоднократно возвращаться и познако­мимся с его значением для теории понимания Чужого.