2. Методологические «комплексы» психологии

 

В основе кризисного самосознания психологии, которое подтолкнуло ее на позитивистский путь развития, лежит сравнение с «благополучными» (но не в современной России) естественными науками, как правило, имеющее результатом «комплекс» непохожести на них и прочие методологические «комплексы». Подобный продукт сравнения создается, во-первых, неадекватным образом естественных наук, во-вторых, неоправданно уничижительным образом самой психологии.

Неадекватный — порожденный позитивизмом — образ естественной науки выглядит архаично и разрушен с двух сторон — со стороны философской методологии науки и со стороны социологии науки⁴⁴, к которым можно добавить и третьего «разрушителя» — психологию науки (см.:[2]), продемонстрировавшую, что образ ученого, предполагаемый позитивистскими мифами о науке, является «сказочным», а то и вообще «карикатурным». Но в связи с методологическими «комплексами» психологии важно даже не то, что в естествознании существует практически все, что она воспринимает как свои личные недостатки (факты «создаются» теориями и подгоняются под них; любая теория получает эмпирические подтверждения; теории «спасают» себя с помощью различныхаd hockпостроений; познание начинается отнюдь не с эмпирического опыта и вообще от него

 

7

 

мало зависимо и т.п.), а ряд ее более принципиальных характеристик.

Основные различия между психологией и естественными науками обычно видятся, во-первых, в хаотичном состоянии психологического знания — его неупорядоченности, некумулятивности и т.п., во-вторых, в различии систем объяснения, в-третьих, в дефиците практических возможностей психологии, в-четвертых, в недостатке ее прогностических возможностей, т.е. в сферах проявления основныхфункцийнауки (см. об этом[11]и др.) (все прочие различия производны от этих четырех).

Принято считать, что естественные науки выявляют общие законы, и именно поэтому выстраиваемое ими знание — стройное и упорядоченное, в то время как психология лишь накапливает артефакты или, в лучшем случае, занимается систематизацией нашего феноменологического опыта, а эта систематизация весьма далека от собственно научного знания. Соответственно, главное различие систем объяснения видится в том, что если в естественных науках преобладают объяснения подведением под общий закон, то в психологии, как и в других гуманитарных науках — либо телеологические объяснения, либо — объяснения путем перечисления разнообразных влияющих на объясняемое событие факторов и его антецедентов, т.е. событий, предшествовавших ему во времени, которое всегда неполно, поскольку все повлиявшие на него факторы неисчерпаемы, а цепь предшествовавших событий может быть разворачиваема до бесконечности.

Но, во-первых, как показал известный финский логик Г.Х. фон Вригдт, любое телеологическое объяснение всегда может быть переведено в каузальную форму. Так, даже с помощью простой переформулировки вопроса, на который отвечает объяснение, можно изгнать из него «дух телеологии» [8; 185], заставив его звучать не телеологически («для того, чтобы»), а каузально («потому, что»). Наиболее типичны в этом плане генетические объяснения, демонстрирующие, как целесообразные типы поведения (телеологическое объяснение) формируются исторически (каузальное объяснение), а их наиболее характерным примером служит теория Ч.Дарвина. Во-вторых, любое психологическое объяснение может быть переформулировано в объяснение через законы, а любое психологическое явление — подведено под них. Так, неспособность обычного человека, не обладающего памятью С.В.Шерешевского, сразу же запомнить, скажем, десять единиц информации объясняется тем, что объем непосредственной памяти выражается небезызвестной формулой 7±2, а, скажем, такое более «социальное» явление, как стремление человека побольше заработать, может быть объяснено на основе закона «все люди стремятся к максимизации своих выигрышей», являющегося одним из базовых постулатов теории «справедливости»[22]. В недавно вышедшей книге В.М.Аллахвердова[1]предпринята вполне удачная попытка представить всю ядерную часть психологического знания в виде системы законов, примеры которых стоит привести.

 Механизм сознания, столкнувшись с противоречивой информацией, начинает свою работу с того, что пытается исказить эту информацию или вообще удалить ее с поверхности сознания (закон Фрейда — Фестингера).

 Сохранение осознаваемого обеспечивается только путем его изменения (закон Джемса).

 Зона неразличения дифференциального признака сама является дифференциальным признаком, т.е. зависит от других признаков, испольуемых в опыте (закон Бардина).

 Чем менее вероятен предъявленный стимул или требуемая реакция, тем больше времени над этой ситуацией работает сознание (закон Хика).

 Любой конкретный стимул (объект) всегда появляется в поверхностном

 

8

 

содержании сознания в качестве некоего класса стимулов (объектов), при этом класс не может состоять из одного члена (закон классификации)⁵⁵.

Конечно, может создаться впечатление, что подобные законы — «не настоящие», «не те», т.е. мало похожи на законы, которые раскрывает естествознание и на которые, соответственно, опирается естественнонаучное объяснение. Можно вычленить три вида различий между соответствующими видами законов. Во-первых, законы, которые выявляет психология, кажутся слишком тривиальными(например: все люди стремятся к максимизации своих выигрышей) и поэтому вообще не заслуживающими этого громкого имени. Во-вторых, любой психологический феномен практически невозможно объяснить подведением под какой-либоодинобщий закон, а, как правило, приходится прибегать к их комбинации. В-третьих, те законы, о которых идет речь в психологии и в других гуманитарных науках, довольно расплывчаты, всегда допускают исключения, действуют лишь при определенных условиях и в ограниченном диапазоне, что придает им «мягкую» форму. Если представить себе нечто подобное в естественных науках, то их законы формулировались бы примерно так: С=300000 км/с±50000 км/с — как в случае закона, выражающего объем непосредственной памяти.

Первое различие во многом производно от особенностей нашего восприятия. Представим себе некую фантастическую цивилизацию, где мыслящими «единицами» являются не люди, а, скажем, атомы. Наверное, законы атомной физики они воспринимали бы как тривиальное описание банальной для них реальности. Нашему же интеллекту соразмерна не атомная, а психическая реальность, и поэтому мы просто не замечаем многих психологических закономерностей, воспринимая их как тривиальности. Чтобы проиллюстрировать, что это — именно законы и очень важные, представим себе обратную ситуацию: на нашу планету высадились существа, ничего не знающие о нас. Любое обобщение нашего повседневного опыта, например, то, что мы стремимся к максимизации своих выигрышей и не любим проигрывать, наверняка прозвучало бы для них как важный закон, заключающий в себе ценную информацию о человечестве.

Помимо таких закономерностей, погруженных в наш обыденный опыт — традиционно главную опору, но одновременно и главную опасность научной психологии (см., например, [23]— и поэтому незаметных, существует немало законов, которые были открыты именно наукой, но при обстоятельствах, исказивших их дисциплинарную принадлежность. Так, открытия того, что субстратом нашей психики является головной мозг, а не сердце или селезенка, что психические процессы реализуются посредством электрохимических превращений и т.п., ничуть не менее важны, чем открытие, скажем, закона всемирного тяготения. Но психологи не придают им значения — возможно, потому, что они были сделаны представителями других наук.

Что касается второго и третьего различий между системами психологического и естественнонаучного, точнее, физического, объяснения, то они связаны с общей иерархией систем познания. Все существующие науки можно выстроить вдоль континуума, в основании которого находятся дисциплины, изучающие наиболее простые объекты: атомы, электроны и т.п., в его срединной части — науки, изучающие объекты средней сложности: молекулы, низшие животные, в верхней части — дисциплины, объекты которых наиболее сложны и имеют высокую, а иногда и практически

 

9

 

неограниченную, степень свободы: человек и общество. Вдоль этого континуума, помимо сложности изучаемых объектов нарастают также степень их свободы и индивидуальная изменчивость, мера отклонения от родового архетипа (рис.).

 

 

 

Рис.Континуум наук

 

Возрастание свободы означает, во-первых, возрастание количества влияющих на изучаемые объекты факторов и, соответственно, необходимость привлечения большего количества законов для их объяснения, во-вторых, большую вероятность отклонения каждого конкретного объекта от общих закономерностей. В силу первого обстоятельства объяснение в гуманитарных науках в принципе не может быть подведением под какой-либо один общий закон, а может быть только подведением под законы, потребное количество которых тем больше, чем выше сложность объясняемого явления. Вследствие второго обстоятельства при перемещении по континууму наук неизбежно изменяется статус самих законов: если у его основания они звучат как непреложные законы⁶⁶, то уже в его срединной части — как более мягкиезакономерности, которые допускают исключения, а у его верхнего полюса — какзаконообразные утверждения.

Три типа законов могут сосуществовать и в одной науке, ярким примером чего служит биология, которую психологи привыкли считать образцом для подражания, видя в ней, как и в физике, «хорошую», «благополучную» и достаточно «жесткую» науку. Если на нижних уровнях биологии — там, где изучаются клетки, для этого есть основания, то на ее верхних этажах ситуация иная: те общие связи явлений, которые биологи формулируют как законы, при некоторых обстоятельствах могут нарушаться. Например, в любой популяции находятся особи, которые ведут себя не так, как популяция в целом, скажем, нарушая вроде бы универсальный для всего живого закон самосохранения. И очень симптоматичен случай Г.Менделя, который был вынужден подтасовать полученные им данные из-за того, что проводил опыты с ястребинкой — растением, не подчиняющимся открытым им, причем не эмпирическим, а теоретическим путем, законам. К подобным подтасовкам были вынуждены прибегать и другие корифеи науки — И.Ньютон, И.Кеплер, Г.Галилей и т.д. — и не потому, что были мошенниками, а вследствие того, что изучавшиеся ими индивидуальные объекты часто не вписывались в общие закономерности.

Тем не менее принято считать, что представители естественных наук всегда имеют дело с типовыми объектами, строго подчиненными общим законам, а психологи — с сугубо индивидуальными, что и мешает им открывать законы. Из этого выводятся и общие принципы

 

10

 

методологии двух видов науки, состоящие, например, в том, что биологу достаточно разрезать одного кролика, чтобы узнать, как устроено это животное, а психологам приходится изучать сотни испытуемых и считать нескончаемые коэффициенты корреляции.

Но и в данной своей точке образ естественных наук сильно искажен. Если атомы достаточно унифицированы, то уже камни, живые клетки, а тем более многоклеточные организмы заметно различаются по форме, величине и другим признакам. В результате на уровне человека мы сталкиваемся с тенденцией, которая затрагивает объекты всех наук, каждой из которых, включая физику или химию, приходится иметь дело с индивидуальными объектами и вычерпывать из их изучения общие закономерности. Это делается путем упомянутого выше абстрагированияот всегда существующих индивидуальных различий, равно как и от всегда уникальных условий, в которых изучается тот или иной объект. В результате изучаются не реальные, а искусственно усредненные и в природе не существующие объекты — такие, как абсолютно черное тело или абсолютно ровная поверхность. Здесь следует напомнить, что реальные яблоки не являются ньютоновскими. Но именно на абстракциях и зиждется наука, а те психологи, которые утверждают, что нельзя изучать любовь как таковую, а можно только любовь конкретного Ромео к конкретной Джульетте, или что существует целостная личность, психическое «недизъюнктивно»[4], а память, внимание, мышление и т.п. — это искусственные абстракции, конечно, правы. Действительно, все это — абстракции, а не реальность, но любая наука изучаеттолькоабстракции. И в этом плане симптоматичен пример все того же И.Ньютона, которого епископ Дж. Беркли критиковал за то, что тот ввел в изучение природы «оккультные качества», которых на самом деле не существует, — такие как «сила» и т.д.[16].

Таким образом, различия в системах объяснения, сложившихся в психологии и в естественных науках, во-первых, не так уж велики, во-вторых, порождены общей логикой познания, а не специфическими недостатками психологии, в-третьих, вообще во многом иллюзорны — производны от ошибочного образа естествознания.