ФИЛ / УЧЕБНИКИ, ПОСОБИЯ / философский энциклопедический словарь

С. был последовательным защитником антитринитаризма. Единственным Богом, ипостасью он объявляет Бога-Отца, или Иегову, который вечен и является сущностью всего, источником бытия всех вещей. Что же касается Святого Духа и Бога-Сына (Слова) — это не личности, не ипостаси, а формы, образы обнаружения Бога-Отца, пронизывающие весь материальный мир. Перед воплощением Слово было Элогимом, или «несотворенным светом». С. называет его также «Христом». В отличие от него Иисус — это земной сын Бога в прямом физическом смысле, которого Мария родила от Христа, и он не является бессмертным. Превращение «несотворенного света» во «второго Адама» («Иисуса») С. рассматривает как универсальный космический процесс, в ходе которого свет пронизывает материю, создавая минералы, растения, животных и другие сотворенные вещи.

С. утверждал неделимое единство духа и материи, рассматривая возникающие в природе вещи и предметы как результатразличных видоизменений элементов. «Даже сокровища естественных наук таятся в Христе», — подчеркивал он, выступая за свободное исследование законов природы. С. отвергал догматов абсолютном предопределении и настаивал на свободной воле человека как непременном условии получения спасения. Он во многом разделял взгляды анабаптистов, в частности придавал особое значение «освящению», которое интерпретировал как сознательное крещение верующих в 30-летнем возрасте. С. резко осуждал католическую и ортодоксальную протестантскую церкви за применение насилия, отстаивая принципы гуманизма и веротерпимости: «Мне представляется жестоким убивать людей под предлогом того, что они заблуждаются в толковании какого-нибудь положения, ибо известно, что даже избранные впадают в заблуждения». С. — один из наиболее талантливых и мужественных противников церковного догматизма.

Будрин Е.А. Мигель Сервет и его время. Казань, 1878; Михайловский В. Сервет и Кальвин. М., 1883; Цвейг С. Совесть против насилия, Кастеллио против Кальвина. М., 1986.

СЁРЛ (Searle) Джон (р. 1932) — амер. философ, представитель аналитической философии. С 1959 преподает в Калифорнийском ун-те в г. Беркли. Испытав влияние идей лингвистической философии Дж. Остина, он развил и усовершенствовал их в кн. «Речевые акты» (1969). В основе разработанной им классификации главных видов действий, производимых языком, лежит понятие «иллокутивная цель». Языковое значение, согласно С. присуще не изолированным словам или предложениям, а их воспроизведению в рамках целостного «речевого акта» в процессе межличностной коммуникации. Дальнейшее развитие теории речевых актов С. шло в направлении, во-первых, разработки формального аппарата «иллокутивной логики», а во-вторых, сближения самого понятия речевого акта с понятием интенциональности. Философию языка С. рассматривает как ветвь философии сознания. Способность речевых актов представлять объекты и положение дел в мире — продолжение более фундаментальной в биологическом плане интенциональной способности сознания относить организм к миру.

В философии сознания С. выступает как критик теорий тождества ментального и телесного, а также любых разновидностей картезианского дуализма. Сознание он рассматривает как каузально эмерджентное свойство мозга (и организма в целом), что, однако, не исключает субъективного характера сознания. Оно — гибкая способность организма, основа творческого поведения. В ходе эволюционного отбора сознание создает лучшие возможности для распознавания ситуаций, нежели бессознательные механизмы психики. Субъективность сознания — онтологическая, а не эпистемологическая категория. Любое состояние сознания всегда чье-то состояние. В отношении сознания неприменима модель, характерная для наблюдения в объективном мире: здесь отпадает различие процесса наблюдения и наблюдаемой вещи. Интроспекция собственного ментального состояния, полагает С. сама и является этим состоянием. К числу главных свойств сознания он относит интенциональность, темпоральность, единство, субъективность, структурированность и социальность. Он критикует компьютерные модели сознания, подчеркивая, что поскольку программы синтаксичны, а сознанию внутренне присуще ментальное содержание (семантика), то из этого следует, что компьютерные программы сами не могут представлять процесса сознания. Вычислительные процессы абстрактны, формальны и подлежат интерпретации обладающим сознанием субъектом. В своих публицистических работах С. обсуждает актуальные проблемы гуманитарного университетского образования.

Метафора // Теория метафоры. М., 1990; Сознание, мозг и наука // Путь. 1993. № 4; Рациональность и реализм: что поставлено на карту // Путь. 1994. № 6; Современная философия в Соединенных Штатах // Путь. 1995. № 8; Expression and Meaning. Cambridge, 1979; Intentionality: An Essay in the Philosophy of Mind. Cambridge, 1983; The Rediscovery of the Mind. Cambridge (Mass), 1992.

СИДЖВИК (Sidgwick) Генри (1838-1900) — англ. этик, пытавшийся соединить утилитаризм с идеей интуитивного познания моральных ценностей. Отстаивал необходимость высшего образования для женщин, был одним из основателей Общества психических исследований.

Рациональный характер природы морали С. объяснял существованием ключевых моральных принципов, настолько очевидных, что ни у кого не возникает сомнения в необходимости исполнения диктуемых ими моральных предписаний. Сами моральные принципы удовлетворяют требованиям содержательной определенности и нетавтологичности, ясности и отчетливости, интуитивной самоочевидности, универсальности и взаимной совместимости. К числу основных С. относил принципы равенства или справедливости (беспристрастности в применении общих правил морали к поведению разных людей), разумного себялюбия и рациональной благожелательности. Последние два принципа регламентируют отношение человека к личному и универсальному благу. Согласно требованию разумного себялюбия, человек не должен без основания предпочитать осуществление личного блага осуществлению большего блага др. человека (не должен «жить только ради себя»). Поскольку центральные моральные принципы самоочевидны, их познание носит интуитивный характер.

Methods of Ethics. London, 1875; Outlines of the History of Ethics. London, 1882; Scope and Method of Economic Science. London, 1885; Lection on Philosophy of Kant. London, 1905.

СИЛЛОГИЗМ (от греч. sillogismos) — опосредованное умозаключение силлогистики. Наиболее известной формой С. является т.н. простой категорический С. — двухпосылочное умозаключение об отношении между двумя терминами (большим — Р и меньшим — S) посредством указания их отношения к некоторому третьему, опосредующему термину, называемому средним термином — М. Классическим примером простого категорического С. является следующее умозаключение: «Все люди смертны, Сократ — человек; следовательно, Сократ смертен».

С. разделяются по т.н. фигурам, отличающимся друг от друга расположением среднего термина в посылках. С точностью до порядка посылок выделяют следующие фигуры С:

M —P

S — M

S — Р

Фигура 1

Р — М

S — М

S — Р

Фигура 2

M — P

M — S

S — Р

Фигура 3

P — M

M — S

S — Р

Фигура 4

Если в фигуре указать тип высказываний, стоящих на местах посылок и заключения, то получим разновидность данной фигуры, называемую модусом фигуры. Так, приведенный выше С. относится к модусу Barbara первой фигуры, который имеет следующий вид:

Всякий М есть Р

Всякий S есть М

Всякий S есть Р

Те модусы, для которых между посылками и заключением существует отношение логического следования, называются правильными. Для проверки правильности С. имеется специальный перечень правил. Выполнение каждого правила является необходимым, а всех вместе — достаточным условием, чтобы считать некоторый модус правильным. Эти правила называются общими правилами С. и подразделяются на правила терминов и правила посылок.

Правила терминов: 1. Должна быть посылка, в которой средний термин распределен. 2. Если термин распределен в заключении, то он распределен и в посылке.

Правила посылок: 3. Должна иметься утвердительная посылка. 4. Если утвердительными являются обе посылки, то заключение — утвердительное высказывание. 5. Если имеется отрицательная посылка, то заключение — отрицательное высказывание.

СИЛЛОГИСТИКА (от греч. syllogisticos — рассчитываю, считаю) — логическая теория дедуктивных рассуждений, в которой исследуются логические связи между категорическими атрибутивными высказываниями. С. была построена Аристотелем.

К числу указанных высказываний относят высказывания следующих логических форм: «Всякий S есть Р» — общеутвердительное высказывание, «Всякий (ни один) S не есть Р» — общеотрицательное, «Некоторый S есть Р» — частноутвердительное, «Некоторый S не есть Р» — частноотрицательное, «а есть Р» — единич-ноутвердительное и «а не есть Р» — единичноотрицательное. В каждом таком высказывании имеется два термина: субъект — термин, обозначающий те предметы, о которых нечто утверждается или отрицается, и предикат — термин, обозначающий то, что утверждается или отрицается об этих предметах.

В С. устанавливаются логические законы и оправдывается принятие правил выведения одних высказываний из других — умозаключений. Так, в традиционной (школьной) С. законами будут следующие выражения: «Всякий S есть S» — закон тождества, «Неверно, что всякий S есть Р и всякий S не есть Р».

Что касается умозаключений, то они распадаются на умозаключения по логическому квадрату, непосредственные и опосредованные умозаключения. В умозаключения выделяют посылки, т.е. те высказывания, из которых нечто выводится, и заключения — то, что выводится. С помощью логического квадрата фиксируются такие отношения между категорическими атрибутивными высказываниями, как отношение подчинения, контрарности, субконтрарности и противоречия. К числу непосредственных умозаключений относятся операции обращения (conversio), превращения (obversio) и различные виды противопоставления (contrapocisio).

В С. одним из важнейших видов опосредованных умозаключений является простой категорический силлогизм, с помощью которого осуществляют выводы из двух посылок. Более сложными формами опосредованных умозаключений являются сориты, которые в общем случае представляют собой выводы некоторого утверждения из произвольного множества посылок.

При практическом осуществлении некоторого ар-гументационного процесса обычно не пользуются развернутой формой силлогизма, а используют т.н. э н -тимемы — сокращенные формы рассуждения (с пропуском некоторых посылок или заключения).

СИМВОЛ (от греч. symbolon — знак, опознавательная примета) — идея, образ или объект, имеющий собственное содержание и одновременно представляющий в обобщенной, неразвернутой форме некоторое иное содержание. С. стоит между (чистым) знаком, у которого собственное содержание ничтожно, и моделью, имеющей прямое сходство с моделируемым объектом, что позволяет модели замещать последний в процессе исследования.

С. используется человеком в своей деятельности и имеет в силу этого определенную цель. Он всегда служит обнаружению чего-то неявного, не лежащего на поверхности, непредсказуемого. Если цель отсутствует, то нет и С. как элемента социальной жизни, а есть то, что обычно называется знаком и служит для простого обозначения объекта.

Роль С. в человеческой практике и познании мира невозможно переоценить. Э. Кассирер даже определял человека как «символизирующее существо». И это определение вполне приемлемо, если символизация понимается как специфическая и неотъемлемая характеристика деятельности индивидов и социальных групп и если описательная функция С. не оказывается, как это случилось у Кассирера, второстепенной и даже производной от др. функций С.

Три примера С. 1. В «Божественной комедии» Данте: Беатриче — не только действующее лицо, но и С. чистой женственности. Однако «чистая женственность» — это опять-таки С. хотя и более интеллектуализированный. Смысл последнего будет более понятен, если вспомнить, что Данте находит возможным уподобить Беатриче теологии. По средневековым представлениям теология является вершиной человеческой мудрости, но одновременно это и размышление о том, подлинное знание чего в принципе недоступно человеку.

Разъяснение смысла С. неизбежно ведет к новым С. которые не только не способны исчерпать всю его глубину, но и сами требуют разъяснения.

2. Бесконечное прибавление по единице в ряду натуральных чисел используется Гегелем не столько в качестве примера, сколько в качестве С. того, что он называет «дурной бесконечностью». Смысл С. — и в данном примере, и обычно — носит динамический, становящийся характер и может быть уподоблен тому, что в математике именуется «потенциальной бесконечностью» и противопоставляется «актуальной», завершенной бесконечности. Вместе с тем С. является с т.зр. его смысла чем-то цельным и замкнутым.

3. Более сложным примером социального С. может служить дерево мудьи, или молочное дерево, — центральный символ ритуала совершеннолетия девочек у народности ндембу в Замбии. Это дерево олицетворяет женственность, материнство, связь матери с ребенком, девочку-неофита, процесс постижения «женской мудрости» и т.п. Одновременно оно представляет грудное молоко, материнскую грудь, гибкость тела и ума неофита и т.п.

Множество значений последнего С. отчетливо распадается на два полюса, один из которых можно назвать описательно-прескриптивным, а др. — эмоциональным. Взаимосвязь аспектов каждого из полюсов не является постоянной: в разных ситуациях один из аспектов становится доминирующим, а остальные отходят на задний план.

У С. всегда имеется целое семейство значений. Они связываются в единство посредством аналогии или ассоциации, которые могут опираться как на реальный, так и на вымышленный мир. С. конденсирует множество идей, действий, отношений между вещами и т.д. Он является свернутой формой высказывания или даже целого рассказа. Он всегда не только многозначен, но и неопределенен. Его значения чаще всего разнородны: образы и понятия, конкретное и абстрактное, познание и эмоции, сенсорное и нормативное. С. может представлять разнородные и даже противоположные темы. Нередко даже контекст, в котором он фигурирует, оказывается неадекватным в качестве средства ограничения его многозначности. Единство значений С. никогда не является чисто познавательным, во многом оно основывается на интуиции и чувстве.

С. как универсальная (эстетическая) категория раскрывается через сопоставление его с категориями художественного образа, с одной стороны, знака и аллегории — с др. Наличие у С. внешнего и внутреннего содержания сближает его с софизмом, антиномией, притчей как особыми формами первоначальной, неявной постановки проблемы.

С. является, далее, подвижной системой взаимосвязанных функций. В познавательных целях он используется для классификации вещей, для различения того, что представляется смешавшимся и неясным. В эмотивной функции С. выражает состояние души того, кто его использует. В оректической функции С. служит для возбуждения определенных желаний и чувств. При использовании С. с магической целью он должен, как предполагается, привести в действие определенные силы, нарушая тем самым привычный, считаемый естественным ход вещей. Эти функции С. выступают обычно вместе, во взаимопереплетении и дополнении. Но в каждом конкретном случае доминирует одна из них, что позволяет говорить о познавательных С. магических С. и т.д.

Всякое познание всегда символично. Это относится и к научному познанию. С. используемые для целей познания, имеют, однако, целый ряд особенностей. Прежде всего, у этих С. явно доминирует познавательный аспект и уходит в глубокую тень возбуждающий момент. Смыслы, стоящие за познавательным С. являются довольно ясными, во всяком случае они заметно яснее, чем у С. др. типов. Из серии смыслов познавательного С. лишь один оказывается уместным в момент предъявления С. Это придает такому С. аналитическую силу, благодаря чему он служит хорошим средством предварительной ориентировки и классификации. Для познавательных С. особенно важна та символическая конфигурация, в которой они выступают: она выделяет из многих смыслов С. его первоплановый смысл. Употребление познавательного С. не требует, чтобы использующий выражал с его помощью какие-то особые и тем более чрезвычайные эмоции или чувства. Напротив, это употребление предполагает определенную рассудительность как со стороны того, к кому обращен С. так и со стороны того, кто его употребляет. Последний должен снять по возможности субъективный момент; объективируя С. он позволяет ему говорить от себя. Относительно ясны не только смыслы познавательного С. но и их связи между собой, а также связь смыслов с тем контекстом, в котором используется С: конфигурации смыслов С. почти всегда удается поставить в соответствие определенную конфигурацию элементов самого контекста.

В познании С. играют особенно важную и заметную роль в периоды формирования научных теорий и их кризиса, когда нет еще твердой в ядре и ясной в деталях программы исследований или она начала уже разлагаться и терять определенность. По мере уточнения, конкретизации и стабилизации теории роль С. в ней резко падает. Они постепенно «окостеневают» и превращаются в «знаки». В дальнейшем, в условиях кризиса и разложения теории, многие ее знаки снова обретают характер С; они становятся многозначными, начинают вызывать споры, выражают и возбуждают определенные душевные состояния, побуждают к деятельности, направленной на трансформацию мира, задаваемого теорией, на нарушение привычных, «естественных» связей его объектов.

Так, выражение «-1 под корнем» было С. до тех пор, пока не была разработана теория мнимых и комплексных чисел. Введенное Лейбницем выражение для обозначения производных «(dх / dу)» оставалось С. до 19 в., когда О. Коши и Б. Больцано нашли подходящую интерпретацию для этого С. т.е. был однозначно определен его смысл. Кризис теории и появление в ней парадоксов — характерный признак того, что центральные ее понятия превратились в многозначные и многофункциональные С.

Стили мышления индивидуалистического общества и коллективистического общества существенным образом различаются характером и интенсивностью использования С. Коллективистическое мышление (архаическое, средневековое, тоталитарное) истолковывает природу и общество как С. идеального, умопостигаемого мира (Бог, коммунизм и т.п.). Каждая вещь оказывается интересной не столько сама по себе, сколько в качестве С. чего-то иного. Коллективистический символизм отдает приоритет умозрительному миру над предметным, но одновременно стремится сблизить и связать эти миры и систематически «затирает» с этой целью различие между С. и символизируемой вещью, намечает массу переходов между ними. Иногда отношение символизации оказывается даже обернутым, и символизируемая вещь становится С. своего С. Основная особенность коллективистического символизма состоит, однако, не в самом по себе обилии С. а в уверенности в их объективной данности, а также в том, что С. не просто представляет символизируемую вещь, но подчиняет ее себе и управляет ею. Символизируемая вещь всегда оказывается С. вещей более высокого порядка, символизация постоянно переплетается с иерархизацией, поддерживая и укрепляя ее. У коллективистического теоретического С. как правило, ярче всего выражена познавательная, классифицирующая и систематизирующая сторона. Но он выполняет также и оректическую, и эмотивную, и магическую функции. «В Средние века люди не только говорили символами, но и иной речи, кроме символической, не понимали» (П.М. Бицилли). Это во многом верно и в отношении коллективизма индустриального общества.

Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1927; Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976; Аверинцев С.С. Символ // Философский энциклопедический словарь. М., 1983; Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983; Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. СПб., 1995; Ивин А.А. Введение в философию истории. М., 1997; Cassirer E. Philosophie der symbolischen Formen. Berlin, 1923—1929. Bd 1-3.

A.A. Ивин

СИМВОЛИЗМ — филос. концепции, построенные на основе интерпретации понятия символа как первоосно-вания связи бытия, мышления, личности и культуры. (В узком смысле — эстетическое направление и художественный стиль в европейской культуре с 1880-х по 1920-е гг.)

Уже у истоков филос. мышления (досократики, Упанишады) мы находим искусство филос. оперирования символом в тех случаях, когда понятие сталкивается с трансцендентным. Но как филос. метод С. осознается (если говорить о зап. традиции) Платоном, который ставит вопрос о самой возможности адекватной формы абсолютного. (Ср. «Федон», 99d— 100b, где Сократ решается рассматривать «истину бытия» в отвлеченных понятиях, чтобы не «ослепнуть» от сияния истины.) Эйдосы, которые не суть ни абстракции, ни образы, в этом контексте можно понимать именно как символы. В то же время платоновский (и позднее — неоплатоновский) метод параллельного изложения истины как теории и как мифа, строго говоря, аллегоричен, а не символичен. Европейское Средневековье делает С. одним из общекультурных принципов, однако предметом рефлексии и культивирования в первую очередь становятся эмблематические возможности символа, собственная же его специфика выявляется лишь в творческой практике культурного взлета 13 — нач. 14 в. Ситуация существенно не меняется вплоть до последней четверти 18 в.: Возрождение, маньеризм, барокко, Просвещение богаты своими символическими художественными и религиозными мирами, но не видят при этом в символе ничего, кроме средства иносказания и «геральдической» репрезентации.

Новый поворот темы возникает в связи с кантовским учением о воображении. Описав два несовместимых измерения реальности — природу и свободу, И. Кант в «Критике способности суждения» обосновывает возможность их символического «как бы» соединения в искусстве и в целесообразности живого организма. Здесь С. впервые приобретает статус особого способа духовного освоения реальности. В это же время И.В. Гёте в связи со своими занятиями морфологией растений приходит к интуиции «прафеномена», т.е. своего рода объективного символа, рожденного органической природой. В нем. романтизме (Нова-лис, Ф. Шлегель, Ф.В.Й. Шеллинг, Ф. Крейцер и др.) разворачивается целая философия С. раскрывающая его специфику в связи с основными темами романтической эстетики (творчество, гений, ирония, взаимосоответствия и переклички миров в универсуме). Близкую романтизму версию дает А. Шопенгауэр, изображающий мир как символизацию бессодержательной воли в идеях и представлениях. Как вариант романтического С. можно рассматривать концепцию «косвенных сообщений» С. Кьеркегора.

Во втор. пол. 19 в. разработку С. берет на себя философствующее искусство: в музыку и литературу приходит миф, истолкованный не как формальная оболочка смысла, а как смыслопорождающая стихия (наиболее показателен Р. Вагнер — практик и теоретик). С 80-х гг. С. как художественное течение и теоретическое самообоснование, вбирая в себя и романтическое наследие, и идеи философии жизни, создает в полемике с позитивизмом новую философию, претендующую на тотальную мифологизацию не только творчества, но и жизни творящего субъекта. Рус. ответвление С. кон. 19 — нач. 20 в. дает обильные филос. плоды: в построениях B.C. Соловьева, Андрея Белого, Вяч. Иванова, П.А. Флоренского, А.Ф. Лосева С. получает систематическое многовариантное филос. обоснование.

В зап. мысли 20 в. выделяют несколько моделей С. Выросшая из неокантианства «философия символических форм» Э. Кассирера делает С. универсальным способом объяснения духовной реальности. «Глубинная психология» К. Юнга и его школы, наследуя открытый психоанализом феномен символа, укорененного в коллективном бессознательном, переходит от установки З. Фрейда на разоблачение символа к его легитимизации и сознательному включению символов и архетипов в процессы самовыражения и самопостроения души. Философия языка вскрывает символический потенциал, позволяющий естественному языку играть роль миросозидающей силы. Если аналитическая традиция склонна при этом «обезвреживать» мифологию языка и его символов в пользу рациональности и смысловой прозрачности, то «фундаментальная онтология» М. Хайдеггера и герменевтика Х.Г. Гадамера пытаются освободить язык от сциентистской цензуры и позволить символу быть самодостаточным средством понимания мира... Структурализм К. Леви-Строса исследует механизмы функционирования С. в первобытном бессознательном (бриколаж), не избегая проекций на современную культуру. Новейшая философия Запада сохраняет проблематику С. в превращенных формах в той мере, в какой остается актуальной задача размежевания и аксиологической оценки различных типов знаковой активности человека и культуры.

Среди подходов, задающих алгоритмы понимания С. в культуре, выделяются как наиболее влиятельные морфология О. Шпенглера, с ее вычленением биоморфных первосимволов творчества; марксистская и неомарксистская социология, разоблачающая культурную символику как превращенную форму классовых интересов; структурализм и семиотика (особенно московско-тартуская школа), стремящиеся найти и описать устойчивые закономерности порождения смысла знаками и значащими системами; психоанализ, сводящий символотворчество культуры к защитной трансформации разрушительной энергии подсознательного; иконология (А. Варбург, Э. Панофский), расширившая искусствоведение до общей дисциплины о построении и передаче культурного образа; герменевтика, онтологизирующая символ, перенося при этом ударение не столько на него, сколько на бесконечный, но законосообразный процесс его интерпретации; близкие герменевтике, но полемизирующие с ней диалогизм (М.М. Бахтин, М. Бубер, О. Розеншток-Хюсси) и трансцендентальный прагматизм (К.О. Апель), делающие акцент на непрозрачности и нередуцируемости культурного символа, обретающего смысл в межличностной коммуникации.

Свасьян К.А. Проблема символа в современной философии. Ереван, 1980; Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию. М., 1982; Ермилова Е.В. Теория и образный мир русского символизма. М., 1989; Свасьян К.А. Философия символических форм Кассирера. Критический анализ. Ереван, 1989; Лосев А.Ф. Из ранних произведений. М., 1990.

[«Философия имени», «Диалектика мифа»]; Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994; Иванов Вяч. И. Лик и личины России: Эстетика и литературная теория. М., 1995; Флоренский П.А. «Иконостас», «Symbolarium» // Флоренский П.А. Соч.: В 4 т. М., 1996. Т. 2; Энциклопедия символизма. М., 1998.

А.Л. Доброхотов

СИМВОЛИЧЕСКАЯ ЛОГИКА — одно из названий современного этапа в развитии формальной логики.

Символы применял в ряде случаев еще Аристотель, а затем и все последующие логики. Однако в современной С.л. был сделан качественно новый шаг: стали использовать языки, содержащие только специальные символы и не включающие слова обычного разговорного языка.