Тема №10.

К.Н. Батюшков как ведущий поэт начала 19 века.

Пафоса бог, Эрот прекрасный На розе бабочку поймал

И, улыбаясь, у несчастной Златые крылья оборвал.

«К чему ты мучишь так, жестокий?» —

Спросил я мальчика сквозь слез.

«Даю красавицам уроки»,— Сказал — и в облаках исчез.

НАДПИСЬ НА ГРОБЕ ПАСТУШКИ

Подруги милые! в беспечности игривой

Под плясовой напев вы резвитесь в лугах

И я, как вы, жила в Аркадии счастливой,

И я, на утре дней, в сих рощах и лугах

Минутны радости вкусила;

Любовь в мечтах златых мне счастие сулила;

Но что ж досталось мне в сих радостных местах?— Могила!

Батюшков Константин Николаевич [1787 - 1855]- русский поэт.

Родился 18(29) мая 1787 в Вологде, раннее детство провел в вотчин отца Даниловском (неподалеку от Бежецка Тверской губернии). Мать Батюшкова вскоре после рождения сына сошла с ума и умерл когда ему было 8 лет…

В десятилетнем возрасте Константина Батюшкова отдали в Петербургский пансион француза Жакино, затем — в пансион итальянца Триполи..

После окончания пансиона вынужден был поступить на службу делопроизводителем в Министерство народного просвещения, что ему претило. Зато на службе познакомился с молодыми людьми, дружба с которыми еще долгие годы его поддерживала.

Особенно сблизился он с поэтом и переводчиком Н. Гнедичем, к литературным советам которого относился внимательно всю свою жизнь.

Здесь же Батюшков знакомится с членами «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств»: И. Пниным, Н.Радищевым (сыном), И. Борном, благодаря которым стал сотрудничать с некоторыми московскими журналами.

Первое большое стихотворение Константина Батюшкова «Мечта» судя по всему было написано в 1804, а опубликовано в 1806 в журнале «Любитель словесности». Это стихотворение Батюшков особенно любил: переделывал его в течение многих лет, кропотливо и внимательно заменял одни строки другими, пока не остановился на редакции 1817:

О, сладкая мечта! О неба дар благой!

Средь дебрей каменных, средь ужасов природы,

Где плещут о скалы Ботнические воды,

В краях изгнанников.. Я счастлив был тобой.

Я счастлив был, когда в моем уединенье

Над кущей рыбаря, в час полночи немой,

Раздастся ветров свист и вой

И в кровлю застучит и град, и дождь осенний.

В 1805 журнал «Новости русской литературы» опубликовал еще одно стихотворение Батюшкова «Послание к стихам моим», после чего его небольшие лирические стихотворения (как их тогда называли, пьесы) начинают появляться на страницах печати и имя автора становится известно в литературных кругах.

Стихи мои! опять за вас я принимаюсь!

С тех пор как с музами, к несчастью, обращаюсь,

Покою ни на час... О, мой враждебный рок! Во сне и наяву Кастальский льется ток!

Но с страстию писать не я один родился: Чуть стопы размерять кто только научился,

За славою бежит - и бедный рифмотвор В награду обретет не славу, но позор. Куда ни погляжу, везде стихи марают, Под кровлей песенки и оды сочиняют.

И бедный Стукодей, что прежде был капрал, Не знаю для чего, теперь поэтом стал:

Нет хлеба ни куска, а роскошь выхваляет И грациям стихи голодный сочиняет; Пьет воду, а вино в стихах льет через край;

Филису нам твердит: "Филиса, ты мой рай!" Потом, возвысив тон, героев воспевает:

В стихах его и сам Суворов умирает!

Бедняга! удержись... брось, брось писать совсем! Не лучше ли тебе маршировать с ружьем! Плаксивин на слезах с ума у нас сошел:

	Всё пишет, что друзей на свете не нашел! Поверю: ведь с
		людьми нельзя ему ужиться, И так не мудрено, что с
		ними он бранится.
	Безрифмин говорит о милых... о сердцах...
		Чувствительность души твердит в своих стихах;
		Но книг его - увы! - никто не покупает,
		Хотя и Глазунов в газетах выхваляет.
		Глупон за деньги рад нам всякого бранить,
		И даже он готов поэмой уморить.
		Иному в ум придет, что вкус восстановляет:
		Мы верим все ему - кругами утверждает!

Другой уже спешит нам драму написать,

За коей будем мы не плакать, а зевать.

А третий, наконец... Но можно ли помыслить – Все глупости людей в подробности исчислить?.. Напрасный будет труд, но в нем и пользы нет:

Сатирою нельзя переменить нам свет.

Зачем с Глупоном мне, зачем всегда браниться? Он также на меня готов вооружиться.

Зачем Безрифмину бумагу не марать? Всяк пишет для себя: зачем же не писать?

Дым славы, хоть пустой, любезен нам, приятен; Глас разума - увы! - к несчастию, не внятен. Поэты есть у нас, есть скучные врали; Они не вверх летят, не к небу, но к земли. Давно я сам в себе, давно уже признался,

Что в мире, в тишине мой век бы провождался, Когда б проклятый Феб мне не вскружил весь ум;

Япрезрел бы тогда и славы тщетный шум

Ижил бы так, как хан во славном Кашемире, Не мысля о стихах, о музах и о лире.

Но нет... Стихи мои, без вас нельзя мне жить, И дня без рифм, без стоп не можно проводить! К несчастью моему, мне надобно признаться,

Стихи, как женщины: нам с ними ли расстаться?.. Когда не любят нас, хотим их презирать, Но всё не престаем прекрасных обожать!

В самом конце 1809 года Батюшков приехал в Москву и скоро благодаря своему таланту, светлому уму и доброму сердцу сыскал себе добрых друзей в лучших сферах тогдашнего московского общества. Из тамошних литераторов наиболее сблизился он с В. Л. Пушкиным, В. А. Жуковским, П. А.

Вяземским и Н. М. Карамзиным.

Годы 1810 и 1811 прошли для Батюшкова отчасти в Москве, где он приятно проводил время, отчасти в Хантонове, где он хандрил. Наконец, получив отставку от военной службы, он в начале 1812 отправился в Петербург и при помощи Оленина поступил на службу в Публичную Библиотеку; жизнь его устроилась довольно хорошо, хотя его постоянно тревожила мысль о судьбе его семейства и его самого: скорого повышения по службе нельзя было ожидать, а хозяйственные дела шли все хуже и хуже.

Между тем армия Наполеона вступила в пределы России и стала приближаться к Москве. Батюшков снова поступил на военную службу и в

качестве адъютанта генерала Раевского вместе с русской армией совершил поход 1813—1814, окончившийся взятием Парижа.

Пребывание за границей имело большое влияние на Батюшкова, который там впервые познакомился с немецкой литературой и полюбил её. Париж и его памятники, библиотеки и музеи тоже не прошли бесследн для его впечатлительной натуры; но скоро он почувствовал сильную тоску по родине и, посетив Англию и Швецию, вернулся в Петербург. Через

год он окончательно бросил военную службу, поехал в Москву, затем в Петербург, где он вошёл в «Арзамас» и принял активное участие в деятельности этого общества.

(Батюшков в «Арзамасе»: Ахилл. )

Я берег покидал туманный Альбиона: Казалось, он в волнах свинцовых утопал.

За кораблем вилася Гальциона,

И тихий глас ее пловцов увеселял. <…>

И вдруг… то был ли сон?.. предстал товарищ мне,

Погибший в роковом огне

Завидной смертию, над Плейсскими струями…

Тень друга.

1816-1817-е — период наибольшей известности Константина Батюшкова. И хотя жизнь вокруг него, кажется, кипит, а сам он находится в зените и славы и творческих сил, тема наслаждения жизнью, упоения поэзией и природой отходит на задний план, а мотивы уныния, разочарования, сомнений проявляются с особой, щемящей силой. Особенно это заметно в, быть может, самой знаменитой элегии Батюшкова «Умирающий Тасс» (1817):

И с именем любви божественный погас;

Друзья над ним в безмолвии рыдали,

День тихо догорал… и колокола глас

Разнес кругом по стогнам весть печали.

«Погиб Торквато наш! — воскликнул с плачем Рим.

Погиб певец, достойный лучшей доли!..»

Наутро факелов узрели мрачный дым

И трауром покрылся Капитолий.

Батюшков не только высоко ценил творчество итальянского поэта, но находил или предвидел много общего в их судьбах. Так, в авторском примечании к элегии он писал: «Тасс, как страдалец, скитался из края в

край, не находил себе пристанища, повсюду носил свои страдания, всех подозревал и ненавидел жизнь свою как бремя. Тасс, жестокий пример благодеяний и гнева фортуны, сохранил сердце и воображение, но утратил рассудок».

В 1816—1817 Батюшков готовит к печати свою книгу «Опыты в стихах

ипрозе», которую затем издаёт Гнедич. Книга благожелательно была встречена критикой и читателями.

В 1818 Батюшков достиг давно желаемой цели: он был определён на службу в неаполитанскую русскую миссию. Поездка в Италию была всегда любимой мечтой Батюшкова, но, отправившись туда, он почти сейчас же почувствовал невыносимую скуку, хандру и тоску. К 1821 ипохондрия приняла такие размеры, что он должен был оставить службу и Италию.

В1822 расстройство умственных способностей выразилось вполне определённо, и с тех пор Батюшков в течение 34 лет мучился, не приходя почти никогда в сознание, и наконец скончался от тифа 7 июля 1855 в Вологде; похоронен в Спасо-Прилуцком монастыре, в пяти вёрстах от Вологды.

Ещё в 1815 Батюшков писал Жуковскому о себе следующие слова: «С

рождения я имел на душе чёрное пятно, которое росло, росло с летами и чуть было не зачернило всю душу»; не предвидел бедный поэт, что пятно не перестанет расти и так скоро совсем помрачит его душу.

Что в истине пустой? Она лишь ум сушит,

Мечта всё в мире золотит,

И от печали злыя

Мечта нам щит.

Ах, должно ль запретить и сердцу забываться,

Поэтов про меня на скучных мудрецов!

(«Послание к Н. И. Гнедичу», 1805

Ты знаешь, что изрек,

Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?

Рабом родится человек,

Рабом в могилу ляжет,

И смерть ему едва ли скажет,

Зачем он шел долиной чудной слез,

Страдал, рыдал, терпел, исчез

***

Есть странствиям конец — печалям никогда!

В твоем присутствии страдания и муки

Я сердцем новые познал.

Они ужаснее разлуки,

Всего ужаснее! Я видел, я читал

В твоем молчании, в прерывном разговоре,

В твоем унылом взоре,

В сей тайной горести потупленных очей,

В улыбке и в самой веселости твоей

Следы сердечного терзанья…

(«Элегия», 1815; )