Личность и эпоха

Нонсврввтнвнин поворот вО-х годов. 1964-1970 годы

239

лучила различные определения — движение диссидентов, движение инакомыслящих, движение за права человека и т.п. Если борьба за влияние внутри партии шла по разным закрытым каналам и большей частью не была известна ни советским людям, ни тем более западным наблюдателям, то борьба в области культуры привлекала пристальное внимание и советской, и зарубежной общественности, поскольку за различными перипетиями этой борьбы можно было следить по материалам нашей печати. Однако и в советском обществе, и внутри партии давно уже отсутствовали нормальные механизмы проведения политических дискуссий и легальной борьбы. Поэтому движение диссидентов происходило, как правило, вне официальных рамок, оно принимало самые разные и подчас неожиданные формы и привлекало очень большое внимание как внутри Советского Союза, так и за границей, подробно освещаясь почти всеми средствами западной печати и пропаганды.

На основе многих публикаций можно было бы сделать вывод, что движение диссидентов в СССР

было характерной чертой именно времени Брежнева и что началось это движение главным образом после 1964 года. Это не совсем верно. В разных формах диссидентство как явление существовало на всех этапах развития советского общества и, вероятно, всякого общества вообще. Но после 1964 года это явление в нашей стране обрело некоторые особенности, которые позволяют говорить о нем как о движении, о появлении нового феномена общественной активности.

Что отличало борьбу диссидентов в 1965— 1970 годах? Во-первых, эта борьба стала гораздо более массовой и открытой, чем в 50-е годы и в начале 60-х. Деятельность А. Синявского и Ю. Даниэля была тайной, глубоко законспирированной, „подпольной" деятельностью. Прошло несколько лет, прежде чем органы КГБ сумели обнаружить, кто именно

24О Р-АМедмцм. ЛИЧНОСТЬ И ЭПОХА

скрывается под псевдонимами Абрама Терца и Николая Аржака. Когда сомнений уже не оставалось, Даниэль и Синявский были арестованы, и это произошло осенью 1965 года. Их арест не прошел незамеченным, хотя ни Даниэль, ни Синявский не являлись особенно известными писателями. Об их аресте сообщили западные газеты, сообщение о нем было передано также западными радиостанциями. Вполне возможно, что этот факт был бы скоро забыт, если бы на Пушкинской площади в Москве 5 декабря 1965 года, т.е. в День Конституции, не произошла первая за многие десятилетия не санкционированная властями демонстрация. В ней приняли участие около 200 человек — главным образом студенты московских вузов. Собравшиеся развернули два плаката — „Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!" и „Уважайте советскую Конституцию!". Демонстрацию быстро разогнали, лозунги отняли и разорвали. Около 20 человек было задержано, но ненадолго, человек 40 студентов были вскоре исключены из своих вузов.

Мало кому известные тогда Владимир Буковский, Юлия Вишневская и Леонид Губанов были арестованы и помещены на различные сроки в психиатрические лечебницы. Это была суровая расправа, но она привлекла внимание и к нарождавшемуся правозащитному движению, и к судебному процессу над Синявским и Даниэлем, который начался в Верховном суде РСФСР 10 февраля 1966 года. История судебного процесса над Синявским и Даниэлем достаточно хорошо известна, и я не буду подробно ее описывать. Но надо все же отметить, что это был необычный процесс, который можно считать, пожалуй, наиболее сильным толчком, приведшим к возникновению правозащитного движения и движения инакомыслящих в

СССР. Впервые в нашей стране судили двух писателей за их литературные произведения. Конечно, еще в сталинские времена в СССР погибли сотни писателей, в том числе всемирно известных. Но даже тогда

Нонсерчтнвний поворот вО-х годов. 1964-197О годы 241

писателям предъявлялись обвинения в „шпионаже", в участии во всякого рода мифических „антисоветских организациях", а не в создании тех или иных неугодных властям художественных произведений. Может быть, только ссылка О. Мандельштама в 1934 году была связана непосредственно с его знаменитым теперь стихотворением о Сталине Но тогда не было никакого суда и никакой законной юридической процедуры.

Судебный процесс над писателями формально считался „открытым", но по-настоящему он не был ни открытым, ни закрытым. В зал заседаний допускались люди только со специальными пропусками, а сотни других стояли перед зданием суда. Но поскольку среди присутствующих находились ближайшие родственники подсудимых и все материалы суда имелись у адвокатов, то поэтому ход судебного следствия сразу же становился известным как в СССР, так и за рубежом. Конечно, мнение общественности раскололось. Консервативные настроения среди советской общественности были еще настолько велики, а давление прежних стереотипов так сильно, что только газетами „Правда" и „Известия" в начале 1966 года было получено несколько десятков тысяч писем с требованием не просто осудить „преступников", но часто — „расстрелять" их. Это же требование суровой расправы над Синявским и Даниэлем содержалось и в речи Михаила Шолохова на происходившем как раз в это же время XXIII съезде КПСС. Однако крайне сильны были и противоположные мнения. Значительная часть творческой интеллигенции решительно возражала против суда над писателями за их произведения и тем более против их сурового осуждения. В адрес Брежнева и в директивные инстанции шли коллективные письма с требованиями или просьбами отменить приговор по делу Синявского и Даниэля. Против этого суда резко выступила не только буржуазная западная печать, но и большая часть коммунистической

242 Р.АМея»дм. ЛИЧНОСТЬ И ЭПОХА

прессы Западной Европы. На суде ни Синявский, ни Даниэль виновными себя не признали. Свою деятельность и свои произведения они не считали противоречащими советским законам. Они, по их утверждению, выступали не против Советского Союза как государства, а против сталинизма и попыток его возрождения и реабилитации в СССР.

Несмотря на всю убедительность защиты, Верховный суд РСФСР приговорил А. Синявского к семи, а Ю. Даниэля — к пяти годам исправительно-трудовых лагерей строгого режима. Формула этого приговора была крайне неубедительна. В Уголовном кодексе РСФСР нет ни одной статьи, которая запрещала бы советским авторам публиковать свои произведения за границей или отправлять их туда помимо почтовых каналов. Нельзя наказывать авторов и за публикацию своих книг под псевдонимами. Тот факт, что кто-то использует те или иные произведения в антисоветских целях, не создает для авторов никакого криминала. Сам суд над Синявским и Даниэлем, гораздо в большей степени, чем их произведения и деятельность, использовался в антисоветских целях. Понятие „антисоветский", содержавшееся в статье 70 Уголовного кодекса (введена в июле 1962 г.), не имело точного определения и могло толковаться крайне произвольно, особенно когда речь шла о художественных или научных произведениях. Можно судить за действия, но не за взгляды и идеи. Как известно, многие из произведений В.И.Ленина, написанные в эмиграции, издавались в России легально, и никто из издателей этих произведений не подвергался судебному преследованию. Несомненно, что Синявский, как член Союза писателей, нарушил некоторые из положений этого устава. Но это может повлечь за собой исключение из СП, а не 7-летнеё заключение в тюрьме и лагере. Решение суда в Москве вызвало осуждение со стороны западной интеллигенции, включая и коммунистов.

Консервативный	поворот вО-х годов. 1964-1970	годы	243
Осуждение	Синявского и Даниэля не только не
сократило, но, напротив, стимулировало		все то,	что

уже позднее получило название движения диссидентов. Окреп „самиздат", особенно за счет различного рода документов, связанных с этим процессом. Интеллигенция в Советском Союзе увидела в осуждении Синявского и Даниэля признаки возрождения сталинизма в СССР. В Москве появились сведения, что не менее 200 крупных военачальников направили в адрес открывавшегося X X I I I съезда партии письмо с требованием реабилитации Сталина.

Конфронтация между интеллигенцией и находящейся у власти „командой" Брежнева нарастала. Выражением этого раскола стало письмо, которое подписали почти 200 советских писателей, включая и самых известных, с протестом против осуждения -Си- нявского и Даниэля. Власти ответили на этот протест крайне примитивно — всех писателей, подписавших это письмо, кого на год, кого на два, лишили права на заграничные командировки и туристические поездки.

Как известно, Синявского и Даниэля судили на основании статьи 70 Уголовного кодекса. Однако для борьбы с нарождавшимся движением диссидентов эта статья оказалась недостаточной. Поэтому в сентябре 1966 года в УК РСФСР было внесено несколько дополнительных статей, в том числе статьи 190' и 1903, которые „облегчали" преследование всех инакомыслящих. Эти статьи предусматривали наказание от одного года до трех лет за „систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй", а также наказание за „активное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок или сопряженных с явным неповиновением законным требованиям представителей власти или повлекших нарушение работы транспорта, го-

244 Р.ААид»вде.. ЛИЧНОСТЬ И ЭПОХА

сударственных или общественных предприятий, учреждений, организаций".

Эти .дополнения" в Уголовном кодексе явно противоречили Конституции, которая гарантировала советским гражданам право на демонстрации. Под нарушение общественного порядка можно было бы подвести какое угодно публичное проявление протеста граждан, и всякое требование представителей власти можно было бы посчитать теперь „законным". Кроме того, в новых статьях кодекса не давалось никаких пояснений — какие именно „ложные измышления" могут трактоваться как „порочащие" советский общественный строй и как должна определяться „ложность" или „вред" тех или иных „измышлений". Принятие этих новых статей УК расширяло возможности для произвола властей, и неудивительно, что группа крупных ученых и деятелей культуры выразила открытый протест против такого .дополнения" советского законодательства. Но их протест был оставлен без внимания.

Процесс над Синявским и Даниэлем имел, как и следовало ожидать, продолжение. Несколько участников публичных протестов против этого процесса во главе с Ю. Галансковым и А. Гинзбургом собрали множество документов, связанных с этим делом, и включили их в так называемую „Белую книгу", которая была издана за границей. Вскоре Гинзбург и Галансков были арестованы, так же как и некоторые из их помощников. В знак протеста против этих арестов 21 января 1968 года на Пушкинской площади в Москве состоялась еще одна манифестация молодежи, в которой приняли участие немногим более ста человек. Манифестация была разогнана дружинниками, а несколько ее участников были арестованы. Среди арестованных снова оказался В. Буковский, а также И. Габай и В. Хаустов. Их судили за нарушение общественного порядка и неподчинение требованиям членов комсомольской дружины. Хотя обвинение и

Нонсврвмтнвнын поворот	вО-х голов. 1964-1970 годи			245
казалось крайне неубедительным,		Хаустов	и	Буков-
ский были осуждены	на три года	лагерей.	У	здания

суда собралось больше друзей и знакомых подсудимых, чем на Пушкинской площади. Это стало традицией — собираться возле того или иного здания суда и стоять там все время, пока идет процесс. Властям, естественно, пришлось усилить охрану из милиции, сотрудников КГБ и дружинников.

Применение статей 1901 и 1903 УК РСФСР и аналогичных статей уголовных кодексов в союзных республиках расширило масштабы репрессий против диссидентов. В 1967 году аресты прошли среди активистов из числа крымских татар. Еще в 1956 году с крымских татар были сняты, хотя лишь частично, те обвинения, которые послужили поводом для их выселения из Крыма. С тех пор движение крымских татар за полную реабилитацию и за возвращение в Крым непрерывно усиливалось. Только в сентябре 1967 года в местной печати появился Указ Президиума Верховного Совета СССР, по которому с татар были наконец сняты огульные обвинения в „измене Родине". Этот Указ, однако, существенно отличался от указов о реабилитации мусульманских народов Северного Кавказа, принятых в 1957 году, которые позволили чеченцам, ингушам, кабардинцам и калмыкам вернуться на земли своих предков. В Указе от 9 сентября речь шла не о „крымских татарах", а о „гражданах татарской национальности, ранее проживавших в Крыму", которые якобы „укоренились в новых местах" проживания. Им возвращались „все права советских граждан", и они могли селиться по всей территории СССР (т.е. и в Крыму), но лишь в соответствии с действующим законодательством о трудоустройстве и паспортным режимом. Было очевидно, что ни руководство Украинской ССР, в состав которой Крым почему-то был передан в 1954 году, ни руководство СССР, превратившее Крым в главный район государственных дач, не желают переселения

246 PJkMew*dMЛИЧНОСТЬ И ЭПОХА

крымских татар в районы их прежнего проживания. Этот Указ не удовлетворил крымских татар, а лишь усилил их движение за возвращение на родину, а также репрессии против активистов этого национального движения.

Аресты диссидентов прошли и на Украине. Всеобщее внимание привлек, например, судебный процесс по делу львовского журналиста В. Черновола, который собрал большой материал о проведенных еще в 1965—1966 годах многочисленных процессах против так называемых „украинских националистов". Черновол доказывал, что при подготовке и проведении этих процессов были нарушены законы СССР, а многие обвинения сфальсифицированы. Но теперь и сам Черновол был арестован, его материалы конфискованы. По приговору суда он должен был три года провести в исправительно-трудовых лагерях.

Каждый такой процесс порождал цепную реакцию новых обысков, допросов, репрессий. Друзья подсудимых не только стояли возле здания суда. Они записывали ход судебного заседания, выступления адвокатов, свидетелей, подсудимого, обвинителя, собирали протесты, создавая все новые и новые большие и малые „Белые книги".

Очень активно втягивались в движение диссидентов не только наиболее радикально настроенные писатели, некоторые из старых большевиков, но также дети известных деятелей партии и государства, погибших или пострадавших в годы сталинских репрессий, — М. Литвинова, И. Якира, В. Антонова-Овсе- енко. В некоторые из неформальных групп диссидентов вошли не только такие старые большевики, как А Костерин и С. Писарев, но и вернувшийся в Москву из ссылки бывший генерал-майор П. Григоренко, разжалованный и уволенный из рядов Советской Армии за критику недостатков установившегося в стране недемократического режима.

НонсврвттнвныЛ поворот вО-х годов. 1964-19ТО годы

247

Все более и более расширялся „самиздат", где печаталось множество произведений, которые не могли быть опубликованы официальным путем, хотя и принадлежали часто перу известных писателей. Некоторые рукописи или, вернее, фотокопии книг попадали из-за границы. Большое распространение получила, например, книга А. Авторханова „Технология власти". Эта книга имела явно антисоветское содержание, как и разного рода брошюры и журналы эмигрантской организации НТС — „Посев", „Грани" и другие.

В „самиздате" стали появляться рукописи, которые рассказывали не только о сталинских лагерях, но и о лагерях 50—60-х годов. Первой из таких больших работ была рукопись А. Марченко „Мои показания". Из этой книги мы узнали, что почти всех заключенных, осужденных по политическим статьям, содержат в нескольких лагерях в западной части Мордовии. К таким заключенным относились еще оставшиеся в лагерях участники вооруженных националистических движений на Украине и в Прибалтике, бывшие полицаи и власовцы, немногие работники НКВД времен Берии, несколько настоящих шпионов (этих людей держали отдельно от других). К политическим относили также людей, пытавшихся по разным причинам нелегально перейти советскую границу (к ним в первое время принадлежал и сам Марченко), а также участников или организаторов беспорядков и забастовок, которые время от времени вспыхивали в отдельных городах. В ряды этих политических заключенных и стали вливаться новые осужденные из числа диссидентов второй половины 60-х годов. По оценкам Марченко, общее число всех узников мордовских политлагерей (Дубровлага) колебалось от 6 до 12 тысяч человек. Были здесь и участники некоторых нелегальных групп и кружков, арестованные еще во времена Хрущева. В книге Марченко содержались и первые сведе-

248 Р>М«дведм. ЛИЧНОСТЬ И ЭПОХА

ния о лагерной жизни Синявского и Даниэля, которые также оказались в Дубровлаге.

В январе 1968 года всеобщее внимание привлек судебный процесс по делу А.Гинзбурга, Ю.Галанскова, А.Добровольского, В.Лашковой. Галансков и Гинзбург обвинялись в составлении и передаче на Запад „Белой книги" по делу Синявского и Даниэля. Дашкова и Добровольский — в содействии „главным" обвиняемым. Галансков обвинялся также в составлении самиздатовского сборника „Феникс-66" и в сотрудничестве с НТС. Наша печать опубликовала в этой связи несколько статей об НТС и темном прошлом ее лидеров. Судебный процесс, как и прежние, был полузакрытым. Из его материалов было очевидно, что суд не располагает достаточными уликами для вынесения приговора. Тем не менее Галансков был приговорен к семи, Гинзбург — к пяти, Добровольский — к трем, а Дашкова — к одному году заключения. После окончания процесса „Известия" и „Комсомольская правда" опубликовали обширные статьи, авторы которых пытались обосновать и сам процесс, и приговор. Но статьи эти оказались крайне неубедительными по причине множества противоречий.

Неудивительно, что этот процесс дал повод для начала массовой кампании письменных протестов, которая прошла в Москве и в некоторых других городах. В письмах, подписанных десятками представителей интеллигенции, содержался главным образом протест против формы и методов следствия и судебного разбирательства, которые не дают убедительного доказательства виновности обвиняемых и укрывают от общественности многие важнейшие подробности судебного дела. Ответом на эти письма стали административные и партийные репрессии. Многих членов партии, оказавшихся среди „подписантов", исключили из КПСС, другим вынесли суровые наказания. Научных работников нередко понижали в должности, поч-