3.4. Постмодернизм.

Постмодерн – после современности, значит после того, что определяет научный и философский дискурс современности. Современность, современное восприятие мира – это прежде всего рациональное восприятие. Модернизация – осовременивание – это рационализация мира. Отсюда постмодерн – дерационализация картины мира.

Термин «постмодернизм» ввел в научный оборот французский философ Франсуа Лиотар. Он определил его как скептицизм в отношении концепций, составляющих содержание эпохи модерна, основанных на рационалистических подходах и претендующих на истинное объяснение реальности.

Основные постулаты модерна, поставленные под сомнение постмодернизмом:

1. вера в человеческий разум

2. существование субъекта и объективной реальности, которую человек может познать с помощью разума.

3. Возможность преобразования этой реальности на основе познанных законов.

Постмодернизм – направление, с одной стороны, сомневающееся во всем: в возможностях человеческого разума, в наличии объективной реальности, в наличии независимого субъекта. С другой стороны – признающее, что все может быть.

Если классические образы права основывались на каких-то положительных утверждениях, то постмодернизм строится на отрицании.

1. Первое отрицание постмодернизма – это отрицание человеческого разума.

Автономный разум со времен Канта считался хорошим сам по себе. Он служил критерием должного. Разум был легитимирующим началом власти и права. Рациональная легитимность считается наиболее развитой формой обоснования власти. И это считается почти аксиомой.

Постмодернизм заявляет, что разум сам нуждается в легитимации. И для таких заявлений у него есть серьезные основания.

История политико-правовых учений показывает, что философы, выдвигающие в качестве высшей идеи силу разума, в той или иной степени приходили к идее абсолютной неконтролируемой власти (вернее власти, контролируемой только разумом). Платона идея объективной истины привела к необходимости правления философов, наделенных абсолютной властью и только их мудрость и разум удерживали бы их от произвола. Кант верил в Разум как в надежную объективную основу для морали и законодательства. Следуя Канту, правительства обладают знанием того, что нужно для их подданных и могут применять насилие для реализации всего, что предписывается этим знанием.

А вот продолжение этих идей на практике.

В нацистских лагерях смерти все было подсчитано и рационализировано. СС культивировало рациональность заключенных. Для заключенных самым рациональным было следить друг за другом, контролировать друг друга, предавать друг друга. На этом нацисты экономили деньги, своих людей. Часто вся охрана лагеря состояла из нескольких десятков человек: заключенные сами себя уничтожали и охраняли.

Как видим, разум не является гарантом права, справедливости. У разума есть темная сторона.

Освенцим и Гулаг – это обратная сторона западной рациональности.

Но разум не обязательно ведет и к обоснованию права. Рационально можно обосновывать нежелание пользоваться столь рациональным способом защиты, как право.

Именно об этом говорит пример российской рациональности. Типичное рассуждение российских граждан: «добиваться правды в суде – не рационально. Это очень затратно и по деньгам, и по времени, и по моральным издержкам». Рациональность вовсе не обязательно ведет к обоснованию права.

Наличие разных типов рациональности и существование темной стороны у разума и дают основание постмодернизму сомневаться не только в достаточности разумного обоснования права, но и ставить под сомнение право как объективный феномен.

Отсюда следует отрицание постмодернизмом объективной правовой реальности.

2. Второе отрицание постмодернизма – отрицание субъекта (в философии права – субъекта права).

«Я» как субъект – фикция. Каждый человек запрограммирован теми структурами и отношениями, в которые он вступает. У нас нет никакой индивидуальности, которая проявляется в нашей речи, поведении и т.д. Язык существует до нас, модели поведения выработаны до нас. «Я» – есть продукт языка и культурного текста, существующих до нас. «Текст», существующий до нас, предопределяет наше видение ситуации, возможности нашего выбора, которые мы сможем увидеть.

Скажем, я пишу лекцию по философии права. Во-первых, я употребляю слова, значения которых даны обществом, использующим этот язык. Далее, на меня и мои воззрения оказывает влияние интеллектуальная атмосфера которая в среде юристов несколько иная, чем в среде философов. Затем, я должна учитывать, что читаю эти лекции студентам, кроме того, она должна соответствовать формальным требованиям. Есть и временные ограничения. В результате от того, что хочу я, – практически ничего не остается. Я как автор исчезаю во множестве обстоятельств места и времени.

Постмодернизм подрывает веру в образ как продукт индивидуального сознания. Мы не создаем образов, они существуют до нас. Мы лишь интерпретируем их.

Что означает «смерть субъекта» и отсутствие индивидуальности в контексте права? В правовом контексте это означает, что нет свободы воли, а значит, невозможны такие вещи как «согласие» или «намерение». Для участников судебных процессов характерна множественная, меняющаяся идентичность.

Показателен здесь так называемый «постмодернистский процесс» в Висконсине в 1991г.

Подсудимый обвинялся в изнасиловании женщины, страдающей раздвоением личности, точнее, наличием множества «личностей» в одном теле.

Об изнасиловании можно было говорить только в отношении одной из этих «личностей», а остальные дали бы согласие. Более того, изнасилованная личность вообще-то тоже добровольно пошла на связь, но утверждалось, что она была слишком незрелой, или не вполне здоровой, чтобы ее согласие могло считаться подлинным.

Этот процесс поставил под сомнение традиционные юридические понятия «личность», «признание», «истинность показаний».³⁰

3. Третье отрицание – отрицание объективной реальности.

Объективной реальности тоже нет. Это социальный конструкт. То, что мы воспринимаем как естественное, существующее само по себе, на самом деле сконструировано. Это культурные и идеологические мифы. Скажем, разделение мужских и женских ролей кажется нам естественным, однако в основе этого разделения лежат не реальные, сущностные различия, а миф о том, что есть женщина, а что – мужчина.

Таким же конструктом, с т.з. постмодернизма является нация (подтверждением этой позиции, правда, всего лишь частным, являются сконструированные большевиками нации в среднеазиатских республиках).

Если мир – это всего лишь социальный конструкт, то тот, кто конструирует его, – обладает огромной властью, т.к. он заставляет нас видеть мир таким, каким он хочет, чтобы мы его видели. Фильм «Матрица» очень хорошо иллюстрирует эту идею.

Права тоже нет как правовой реальности, есть лишь образы права, конструкты, за которыми нет ничего сущностного.

Отсюда правотворчество – это лишь игра, манипуляция, комбинирование образов.

Правосудие же это театр.

Каким образом правовая реальность трансформируется в театр, можно показать на примере американского сериала «Закон в Лос-Анджелесе».³¹

Сюжет фильма сводится к тому, что сотрудник небольшой юридической фирмы арестован за вождение в пьяном виде. У него обнаруживают в крови 0,9 промилле вместо допустимых 0,8.

В суде его будет защищать партнер по фирме, довольно компетентный юрист, который и добивается того, чтобы обвинение было заменено с управления в нетрезвом виде на «неосторожное вождение».

Показательно как это ему удается.

В одном из диалогов адвокат сообщает обвиняемому, что пригласил в качестве эксперта лучшего токсиколога штата и если он даст нужное свидетельство, то дело будет выиграно. А нужное свидетельство заключается в том, что алкоголь поступает в кровь через 30 мин. после принятия, а это значит, что если вино было выпито перед тем, как сесть в машину, то в момент ареста алкоголя в крови еще не было. Т.е. он не был пьян. Ко времени проведения экспертизы он уже поступил в кровь.

Изложив эти сведения, адвокат спрашивает героя фильма в присутствии, кстати, и его жены, когда он выпил стакан вина.

Разумеется, ответ будет: перед тем, как выйти из ресторана и сесть за руль. Жена, конечно же, тоже поняла, какие свидетельские показания от нее требуются.

В диалоге адвоката с обвиняемым и свидетелями он, не призывая открыто к лжесвидетельствованию, тем не менее, получает то свидетельство, которое хотел и которое, мягко говоря, было не совсем правдой. Однако ни закон, ни профессиональная этика не требуют от адвоката знать правду. Это от ответчика и свидетелей требуют говорить правду, а адвокату нельзя склонять к лжесвидетельству. Но он и не призывает.

В результате весь суд превращается в хорошо разыгранный спектакль, в котором исход будет зависеть не от истины, а от того, как сыграют свою роль участники процесса.

Кроме того, как и любой театр помимо сцены имеет закулисную сторону, так и суд имеет теневое право, в котором действуют неформальные связи, профессиональная дружба, своего рода «банк одолжений». Все это есть и в сюжете данного фильма. Судья – друг начальника фирмы, где работает адвокат, сам адвокат явно состоит в отношениях профессиональной дружбы с прокурором.

В этом фильме замечательна концовка: герой в своем офисе после окончания судебного заседания говорит: «я виновен: три стакана вина». Идея фильма – показать, что право – это игра власти и манипуляция. Юристы манипулируют и контролируют.

И эту правду о праве знают юристы и все, кто сталкивается с реальным правосудием. Истины в суде нет.

Знание права – это не возможность не совершать правонарушений, а возможность избегать наказания. Правовая реальность – театр, т.е. манипуляция образами. Суд не ищет истины, т.е. того, что есть, т.к. искать нечего – ничего нет сущего, а есть одна видимость. Право – инструмент, дающий возможность отстоять свое видение ситуации, а не установить справедливость. (Справедливость – это правды ведение, знание истины).

4. Четвертое отрицание постмодернизма – отрицание возможности познания и преобразования мира на основе познанных закономерностей.

Различные объяснительные концепции (марксизм, фрейдизм, дарвинизм, либерализм) постмодернисты считают «великими схемами», идеологическими текстами, которые пытаются вписать все в одну логическую модель, тогда как мир подчиняется разным логикам.

Таким же идеологическим повествованием является и теория права. Правовая теория не нацелена на поиск истины о праве. Она есть проявление определенных идеологических представлений о праве.

Что же предлагают постмодернисты.

Они считают, что задача философии права вскрыть иллюзорность наших представлений о правовой реальности. Показать идеологическую пристрастность правовых теорий.

Они настаивают на плюрализме истин, образов права, моделей поведения. Практически это выливается в отстаивание различных образов права, не сходных с европейским; в постановку проблемы о допустимости парового плюрализма, что актуально для многосоставных обществ; в защиту прав различных нетрадиционных меньшинств.

Однако, отрицая наличие абсолюта, они тем самым допускают все на равных основаниях, без относительно к добру и злу, справедливости и не справедливости.

Все возможно, т.к. нет единой истины и она в принципе невозможна.

Мир в принципе не обладает никакими чертами и особенностями, первичными по отношению к интерпретациям. Он начинает существовать только в интерпретациях и благодаря им. Истины нет, есть только интерпретации и все они равны, ни одна из них не лучше, не хуже другой.

В постмодернизме много точных наблюдений, он ставит очень верные и глубокие вопросы. Но за относительной правотой и теоретической значимостью этих выводов скрывается другая сторона – отсутствие у постмодернизма твердых оснований для мировоззрения.

1. В рамках основного мировоззренческого вопроса он подвергает сомнению не только возможность разумного отношения Я – к Миру, но говорит о «смерти субъекта» и «исчезновении реальности». Нет ни Я, ни мира, но тогда нет и мировоззрения.

Вот только чем тогда является сам постмодернизм?

2. Постмодернизм – это выражение крайнего релятивизма. Но всякий релятивизм – это самоопровергающееся учение. Если все относительно, то релятивизм тоже входит в это «все». Значит, относительно и утверждение об относительности всего.

Здесь мы опять имеем логическую ошибку.

3. Постмодернизм ставится под сомнение и со стороны антропологии. Ее данные говорят о наличии неких устойчивых и повторяющихся в разных культурах черт, норм, запретов (убийство, инцест и т.д.).

4. Постмодернизм превращает человека в биоробота, запрограмированного культурой, властью и неспособного увидеть истину. Однако это тогда относится и к самим постмодернистам. На чем же тогда основана их уверенность, что им удастся выйти за рамки программы.

5. Какой смысл защищать правовой плюрализм, если любое право – это конструкт и иллюзия, также как иллюзия – нация, женщина, раса. Если все это иллюзии, то о каких правах идет речь, что защищать.

6. Если разум – это фикция, то зачем постмодернисты пишут свои книги. Если нельзя говорить о правильном и неправильном, то для чего писать? Убедить тех, кто не согласен? Но это означает, что с ними можно вести диалог. А диалог возможен только на какой-то общей смысловой базе (а ее наличие как раз и отрицают постмодернисты).

Поэтому другое направление современности – это поиск интегративных возможностей, т.е. общего смыслового поля для объединения различных типов правопонимания.