М. Шабанова

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития: роль экономического подхода

Автор обосновывает важность более широкого приложения экономического подхода к осмыслению социоструктурных факторов социально-эконо­ мического развития. В центре внимания оказываются статусные позиции экономических агентов. Предлагается возможная платформа для междисцип­ линарных взаимодействий, позволяющая повысить вклад как экономической науки, так и социологии в выработку более эффективных управленческих решений на разных уровнях.

Ключевые слова: социоэкономика, социальное неравенство, экономические оценки социальных процессов, укорененность.

JEL: A11, A12, B59; Z13.

В наше время все чаще признается, что собственно экономическое развитие — не самоцель: в конечном счете оно должно подчиняться решению социальных проблем, раскрытию, сохранению и развитию человеческого потенциала. В свою очередь, качество человеческого потенциала и особенности социума также приобретают все большее экономическое значение, превращаясь, по сути, в главный источник развития национальных экономик. Все это актуализирует осмысление двусторонней связи между экономическими и социоструктурными

аспектами воспроизводства систем разных типов. Социоструктурные факторы способны ослаблять или усиливать

результативность экономических воздействий на человеческий потенциал. Например, реакция на экономические стимулы повышения рождаемости­ (материнский капитал и пособия определенного размера) у представителей разных социальных групп неодинакова: средние слои, скорее, отнесутся к ним индифферентно (в лучшем случае, просто сдвинут календарь рождений, что в экономическом отношении, кстати, весьма проблематично), а низкодоходные, включая женщин, ведущих асоциальный­ образ жизни, скорее, отреагируют «должным образом». Однако позже это потребует повышения расходов государства на пособия по бедности, содержание детей в интернатах и пр. (Эти экономические последствия следовало бы учитывать внимательнее, имея в виду нынешнюю результативность подобных управленческих решений.)

Социоструктурные факторы могут способствовать или препятствовать превращению человеческого потенциала в генератор экономического развития (например, потери человеческого потенциала из-за снижения доступности высококачественного образования и здравоохра-

Шабанова Марина Андриановна ([e-mail]), к. э. н., д. с. н. проф., завкафедрой социально-экономических систем и социальной политики фа­ культета экономики НИУ ВШЭ (Москва).

86	«Вопросы экономики», № 3, 2014

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития...

нения для представителей определенных социальных групп). Особенно актуальными эти вопросы становятся в трансформирующихся соци- ально-экономических системах, где расширяются платные услуги в некогда «бесплатной» социальной сфере. Мировой опыт показывает, что сокращение социального неравенства улучшает как общие показатели здоровья и образования, так и показатели экономического­ развития (World Bank, 2005). Не случайно с 2010 г. классический Индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП), отслеживаемый ООН с 1990 г., дополняется тремя новыми многомерными показателями: ИРЧП, скорректированным с учетом неравенства; индексом гендерного неравенства; индексом многомерной бедности.

Высокая и нелегитимная социальная дифференциация приводит к снижению уровня обобщенного доверия (Uslaner, 2002). Она поддерживает нелегитимность новых правил игры со стороны массовых групп, парализует общественный (горизонтальный) контроль, ослаб­ ляя тем самым институциональные скрепы и повышая затраты на вертикальный контроль. Чрезмерно большие разрывы в доходах между бедными и богатыми (последние ориентируются в основном на импортные товары и потребление услуг за рубежом) лишают отечественную экономику нужной динамики развития (Аганбегян, 2010). Что касается обратного воздействия экономического роста на социально-групповую структуру, то оно не проявляется автоматически. Так, распределительные механизмы и институциональный климат в России таковы, что экономический рост 2000-х углублял неравенство и бедность на фоне практически неизменной доли средних слоев — залога стабильности общественного порядка, инновационного развития экономики

иобщества (Шевяков, 2005; Малева, Овчарова, 2008). Несмотря на экономический рост в 2000-е годы, эта доля устойчиво составляет около 20% против 68—70% в развитых странах.

Когда социальных проблем накоплено огромное множество, они разнородны и разнообразны по своим экономическим и социальным последствиям (средне- и долгосрочным), то именно экономический подход может серьезно помочь в выборе приоритетов (разумеется, при соблюдении определенных социальных ограничений), выйти на количественные оценки потерь, с которыми через какое-то время столкнется экономика из-за ухудшения качества человеческого потенциала. Этот подход позволяет оценить обретения в случае осуществления определенных экономических затрат в отношении тех или иных социальных групп, показать эффективность соответствующих вложений в средне- и долгосрочной перспективе.

Еще в 1920-е годы С. Г. Струмилин одним из первых в мировой экономической литературе выполнил расчет окупаемости образования

ирасходов на получение квалификации. В то время затраты на обеспечение начальным обучением детей в возрасте 8—12 лет представлялись настолько огромными (свыше 1600 млн руб. за 10 лет), что очень трудно было решиться на осуществление реформы. Струмилин показал, что «эффект этих затрат, повышающий продуктивность живой рабочей силы страны, надо оценивать за то же время по меньшей мере… в 43 раза выше» (Струмилин, 1982 [1924]. С. 120—121). В ряде

«Вопросы экономики», № 3, 2014

87

М. Шабанова

развитых стран накоплен богатый опыт оценки окупаемости значимых проектов в отношении разных социальных групп на основе сочетания социологического и экономического подходов1. Однако Россия, несмотря на достижения почти столетней давности, сегодня сильно отстает в этом направлении.

На какие предложенные властью экономические стимулы реагируют­ разные социальные группы, а какие оставляют без внимания, к чему это приводит? Как сказывается на качестве человеческого потенциала тот или иной уровень коммерциализации медицины, образования, права? Какие группы при этом в наибольшей степени лишаются доступа к качественным общественным благам? Какие дополнительные затраты разные группы вынуждены брать на себя из-за низкого размера выплат (льгот, пособий и пр.), а какие — нести не могут и пассивно адаптируются к более низкому статусу, обладателями которого стали не по своей вине? И как все это сказывается в следующие периоды времени на состоянии человеческого потенциала общества и его экономики? Вот далеко не полный перечень вопросов, актуализирующий экономический анализ специфики социально-групповой­ структуры общества.

Однако, занимая одну из центральных позиций в социологическом анализе­, социоструктурные аспекты экономической жизни гораздо реже привлекают внимание экономистов. Из двух тесно связанных аспектов социальной структуры — институционального и социальногруппового — прочные позиции в современном экономическом анализе смог занять только первый­ . Благоприятные сдвиги в междисциплинарных связях между представителями двух наук, наблюдающиеся

впоследние два десятилетия­, практически не затронули социальногрупповой аспект социальной­ структуры.

Вэтом мы видим цель настоящей статьи – обосновать важность более широкого приложения экономического подхода к осмыслению социоструктурных факторов воспроизводства и развития, а также активизировать обсуждение платформы для междисциплинарных взаимодействий­ . В ответ на актуальные практические запросы эта платформа позволила бы повысить вклад как экономической науки, так и социологии в выработку более эффективных управленческих решений на разных уровнях.

Поскольку дальнейшее расширение роли экономического подхода

восмыслении социоструктурных аспектов социально-экономического развития мы связываем с социально-групповой структурой, то речь пойдет о факторах и ограничениях, обусловленных статусными позициями экономических агентов. Статусно-сетевое пространство,

вкотором они действуют, вынуждает их корректировать исходные цели по максимизации индивидуальной полезности, либо заставляя нести определенные экономические издержки, связанные с их местом

всоциальной иерархии и размером располагаемого социального и прочих капиталов, либо, напротив, освобождая от подобных затрат. Эта

1 Программа High/Scope Perry Preschool (США) по выявлению кратко- и долгосрочных эффектов высококачественного дошкольного образования, предоставляемого детям из неблагополучных семей, функционирует уже более 40 лет.

88	«Вопросы экономики», № 3, 2014

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития...

корректировка имеет важные последствия, релевантные не только в социальном, но и в экономическом отношениях.

Осоциоструктурных «поправках»

вмаксимизацию индивидуальной полезности

Статусные ресурсы влияют на возможности разных групп агентов устанавливать (изменять) «правила игры», а значит, сказываются на характере их возможного и реального вклада в хозяйственную жизнь, экономические трансформации, соотношение затрат и результа-

тов менее ресурсных экономических агентов. Эта, пожалуй, самая очевидная форма воздействия имеет широкую область приложения. На макроуровне сюда можно отнести как провозглашение властью по своей инициативе новых экономических прав и правил игры, направленных на либерализацию российской экономики и общества в начале 1990-х годов, так и организацию ее же представителями гигантских финансовых афер, противоречащих целям реформ и меняющих их социальное содержание; официальное принятие явно коррупционных постановлений, выгодных узким группам участников (например, о залоговых аукционах), нелегитимное определение себе слишком высоких вознаграждений, привилегий, гарантий, равно как и «неофициальное» коррупционное вымогательство и пр. Руководители на мезо- и микроуровнях в определенных пределах диктуют правила игры, нередко нарушая законные права, ценностные ориентации рядовых работников. У высокостатусных групп всегда больше возможностей настаивать на реализации выгодных им правил игры, вплоть до граничащей с произволом власти над правилами. Выгоды «сильных»

ииздержки «слабых» групп во всех этих случаях поддаются экономической оценке (точность которой существенно зависит от наличия политической воли). Так, на лесных аукционах без малого 1 тыс. га подмосковного леса переходила в частные руки по 600—700 руб. за сотку (25—30 долл.) при рыночной стоимости 49-летней­аренды отдельных участков в Баковском лесничестве порядка 10 000 долл. за сотку (Полухин, 2008; Пыльнова, Шкрылев, 2008).

Статусы индивидов в значительной степени определяют объем

иструктуру доступных им ресурсов, требуемых экономических издержек, а следовательно, и степень доступности значимых благ. При прочих равных условиях место в социальной структуре может освобождать экономических агентов от тех или иных издержек, а может, напротив, обременять их дополнительными расходами, что усиливает их дифференциацию по соотношению издержек и выгод. В частности, чтобы воспользоваться одним и тем же правом, лица, занимающие более низкие социальные позиции, чаще вынуждены затрачивать больше усилий (времени, денег), преодолевать больше барьеров, чем лица с более высоким социальным статусом: сказываются противодействие более сильных групп, отсутствие связей в деловом мире, достаточных денежных накоплений, возможностей взять кредит, недостаток информации, знаний, образования и др.

«Вопросы экономики», № 3, 2014

89

М. Шабанова

Так, территориальный статус индивидов в значительной степени предопределяет степень и характер доступности медицинских услуг. В ходе сравнительного исследования двух российских регионов — богатого и бедного — установлено, что жители более бедного региона относительно чаще и больше платят за медицинские услуги, причем как формально, так и неформально. Доля домохозяйств, плативших за амбулаторно-поликлиническую помощь, в числе домохозяйств, обращавшихся за ней, составляла в бедном регионе 36% против 23% в богатом; плативших за стоматологическую помощь — 75% против 58%; плативших за стационарную медицинскую помощь — 69% против

35% (Шишкин, 2003. С. 109).

Статусные различия сказываются на возможностях безнаказанно нарушать формально-правовые нормы в экономической сфере, проявляются в неодинаковой частоте и строгости санкций за отклонение от них. Что бы ни говорилось о формальном равенстве всех перед законом, на практике по отношению к представителям разных социальных групп применяются разные по строгости санкции за те или иные правонарушения.

Представителей относительно слабых групп наказывают чаще и строже, наказание (или отсутствие наказания) сильных групп за явные экономические правонарушения определяется степенью их политической лояльности. Периодически становящиеся достоянием гласности разоблачения высокопоставленных должностных лиц в совершении противозаконных действий если и доходят до суда, то чаще всего завершаются назначением весьма щадящих наказаний, в том числе не связанных с лишением свободы.

Так, известный «пирамидостроитель» С. Мавроди получил всего 4,5 года и почти сразу освободился (суд не удовлетворил иски вкладчиков «МММ» на сумму 250 млн руб.); экс-министр юстиции В. Ковалев за хищение из госказны 2 млрд неденоминированных рублей получил 9 лет лишения свободы условно; а экс-замгла- вы Госкомрыболовства Ю. Москальцов за незаконную добычу и продажу крабов на сумму 234 млн руб. — 3 года лишения свободы условно. Перечень примеров, подтверждающих принцип — «больше возьмешь (украдешь) — меньше получишь (отсидишь)», легко продолжить (например, см.: Цепляев, 2007).

Но правонарушителей из низкодоходных и слабо адаптированных групп наказывают весьма строго. За хищение 12 кочанов капусты, двух хомячков или флаконов дезодоранта дают не условные, а реальные сроки на 3,5—4 года (Пашин, 2001. С. 159—160). По оценкам председателя Комитета «За гражданские права» А. Бабушкина, около трети осуждённых россиян наказаны либо вовсе неправомерно, либо приговорены к более суровому наказанию, чем заслуживали (Цепляев, 2007).

Статусные различия обусловливают неодинаковую частоту нару-

шения значимых прав индивидов, а также разную успешность защиты

этих прав. Так, низкостатусные группы работников относительно чаще сталкиваются с нарушением своих трудовых прав, чем высокостатусные, и намного реже добиваются успеха в их защите. По данным нашего исследования, базирующегося на общероссийской выборке, с нарушением­трудовых прав столкнулись 27—28% представителей средних слоев, 35% — базового (ниже среднего) и 44% — нижнего

90	«Вопросы экономики», № 3, 2014

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития...

слоя граждан. Доля работников, сумевших отстоять нарушенные трудовые права, в общем числе тех, кто их отстаивал, составила у представителей среднего слоя — 64%, базового — 30%, нижнего — 19% (Заславская, Шабанова, 2002. С. 11).

Таким образом, при обращении к одной и той же формальноправовой норме, как и в случае нарушения ее, соотношение между затратами и результатами у экономических агентов — представителей разных социальных групп будет различным. Это обстоятельство, как правило, мало тревожит экономистов-неоклассиков: ведь с их точки зрения, если индивид следует той или иной модели поведения, значит, ему так выгодно поступать. Между тем «социальная дифференциация права» — важный канал перераспределения ограниченных ресурсов, она сказывается как на параметрах текущей экономической деятельности, так и на ее последствиях, включая характер институциональных сдвигов в экономической сфере.

Статус влияет на параметры экономического поведения через доступ к определенным социальным сетям: обладателям разных статусов доступны разные неформальные сети, позволяющие мобилизовать разные ресурсы (информационные, материальные, мотивационные, трудовые и пр.). У сельских жителей они одни, у министров — другие. Так, сети сельских жителей базируются на родственно-друже- ских связях и проявляются в совместном выполнении тех или иных сельскохозяйственных и строительных работ: посадка, прополка или уборка картошки, строительство или ремонт дома и пр. Для доступа в этническую социальную сеть иммигрантов нужен определенный этнический статус. Он выступает основанием для большего доверия, открывает двери для первичного вхождения в бизнес, кредитования (денежного и товарного), приема на работу и т. д. (например, см.: Portes, Sensenbrenner, 1993; Пауэлл, Смит-Дор, 2003). Чем выше

образовательный статус индивида, тем шире его «слабые связи», то есть с большей вероятностью дальние знакомые включаются в круг общения (см.: Marsden, 1987; Fischer, 1982). В свою очередь, именно слабые сетевые связи, как установил М. Грановеттер, играют важную роль при поиске работы; преимущества здесь имеет тот, у кого шире сеть непересекающихся контактов (этот хорошо известный в социологии феномен получил название «сила слабых связей», см.: Granovetter, 1973; 2005). Работа, найденная через сетевые связи, может скорее обеспечить быстрый карьерный рост (Rosenbaum, 1984; Пауэлл, СмитДор, 2003). Чем выше социально-экономический статус индивида, тем больше у него возможностей (и на работе, и во вне) устанавливать слабые связи с теми, кто занимает влиятельные позиции, что облегчает­ доступ к разного рода ресурсам, и пр. (Пауэлл, Смит-Дор, 2003).

Социальные сети воздействуют и на такие экономические феномены, как цены, производительность, инновации, зачастую выполняя роль того «пропущенного звена», без которого не удается объяснить экономический успех тех или иных компаний и индивидов (Doh, Acs, 2010; Granovetter, 2005; Tötterman, Sten, 2005; Wong, He, 2005; Landry, Amara, Lamari, 2002; Devine-Wright, Fleming, Chadwick, 2001; Cooke, 2007). Структурная укорененность (structural embeddedness)

«Вопросы экономики», № 3, 2014

91

М. Шабанова

задает логику обмена, которая позволяет экономить время, повышать скорость принятия решений, доступ к ценным ресурсам (включая информацию), гибкость, инвестиционную активность и др. Эти конкурентные преимущества в значительной степени связаны с тем, что укорененные связи подталкивают участников сетей добровольно делать больше, чем предписано контрактами (Uzzi, 1997).

Включенность в сети сопряжена не только с положительными эффектами. По достижении определенного порога усиливается ее отрицательное воздействие на экономические показатели — издерж­ ки сверхдоверия, «сильных» обязательств и дружбы, закрытости от притока перспективной внесетевой информации, «уравнивающего дав-

ления» и др. (Portes, Sensenbrenner, 1993; Uzzi, 1997; Cooke, 2007).

Но пока сети выступают социальным капиталом, они представляют собой один из видов ограниченных ресурсов и, подобно другим ресурсам, распределены в обществе неравномерно (Campbell, Marsden, Hurlbert, 1986), дифференцируя экономических агентов в пространстве издержки—выгоды.

Статус во многом определяет потребности, цели, ценностные ориентации экономических агентов, образцы потребительского (в том числе демонстративного, престижного) поведения, словом,

конкретные компоненты, которые включаются в индивидуальные функции полезности. Установлено, что потребительское поведение бедных в значительной степени определяется их текущими доходами, а богатых — соображениями престижа, то есть социальной группой,

к которой они принадлежат или хотели бы принадлежать (проживание

вхорошем районе, автомобиль определенной марки, определенное качество одежды, стиль и образ жизни, присущий данной группе и пр., см.: Podolny, 1992; Веблен, 1984). Как показали данные нашего исследования (всероссийская выборка), половина рядовых работников, столкнувшись с нарушением законных трудовых прав, даже не пытают­ ся их отстаивать, чаще всего мотивируя это либо бесполезностью подобного рода действий (55%), либо боязнью их неблагоприятных последствий (24%) (Заславская, Шабанова, 2004). Но работодатели хорошо осознают, что большинство их работников не пойдет на открытые формы протеста, и это сказывается на характере избираемых деловых стратегий (в 1990-е годы массовый характер приобрели задержки заработной платы, «прокрутка» денег недобросовестными руководителями, нарушение устных договоренностей; свежий пример — двойная бухгалтерия с гастарбайтерами в ЖКХ, на стройках и пр.).

Итак, констатируем: статусно-сетевые факторы/ограничения вмешиваются в логику максимизации индивидуальной полезности, сказываясь на соотношении затрат и выгод экономических агентов — обладателей разных статусных наборов. Это вмешательство тем сильнее, чем больше в том или ином обществе масштабы социального неравенства и слабее институциональные скрепы (включая низкую легитимность правил игры, широкое распространение неправовых практик). В принципе объяснение всех этих вариаций в поведении, связанном с социальной структурой, — один из центральных аспектов социологического анализа (Смелсер, 1972; Смелзер, Сведберг, 2003;

92	«Вопросы экономики», № 3, 2014

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития...

Coleman, 1984; Granovetter, 2005; Beckert, 2010 и др.) и весомый вклад социологии в «междисциплинарный котел». Это поведение, как мы видели, в значительной степени обусловлено экономически, но даже там, где это не так (или не совсем так), его последствия имеют экономическое значение. Каков же вклад экономического подхода в осмысление социоструктурных и экономических взаимосвязей? Каким образом он может содействовать выбору более эффективных управленческих решений, направленных на развитие человеческого потенциала и превращение его в катализатор экономического развития?

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития:

ограничения и преимущества экономического подхода

Обозначенные выше социоструктурные «поправки» в максимизацию индивидуальной полезности свидетельствуют о том, что приложение неоклассической методологии к изучению этих аспектов экономического поведения обладает относительно невысоким интерпретационным потенциалом. Констатация максимизации индивидуаль­ ной полезности (включая приобретение того или иного статуса) или стремления к достижению удовлетворительного результата как единственного мотива поведения представителей любых социальных групп мало помогает в понимании сущности и закономерностей взаимосвязи статусно­ -сетевых и экономических факторов развития.

В самом деле, какое новое знание об изменениях, скажем, в потребительском или самозащитном поведении массовых групп индивидов может дать обращение к методологии неоклассического экономического анализа, если, например, известно, что одни индивиды перешли на более скудный набор потребительских благ, другие стали отказываться от больничных листов или покупки лекарств, а третьи — от защиты своих законных трудовых прав, опасаясь дальнейшего ухудшения положения? Следуя логике максимизации индивидуальной полезности, мы можем только сказать, что все группы в данных условиях поступают наилучшим (или приемлемым, удовлетворительным) для себя образом в рамках доступных им вариантов. Сопоставив возможные приобретения с необходимыми затратами и усилиями, они по собственной воле решили, что игра не стоит свеч. Лучше отказаться от части своих потребностей и законных прав, чем прилагать дополнительные усилия для их удовлетворения или защиты.

Потребность в изучении изменений в пространстве доступных разным группам вариантов отпадает сама собой. (А ведь вектор этих изменений оказывает значимое влияние как на качество человеческого потенциала, так и на характер и легитимность институциональных сдвигов.) Зависимость тех или иных элементов индивидуального выбора (целей, возможностей) от интересов других индивидов (социаль­ ных групп), а следовательно, и ограничения, накладываемые на одних другими, не попадают в поле зрения приверженцев неоклассической методологии. Неоклассики не учитывают, что у представителей раз-

«Вопросы экономики», № 3, 2014

93

М. Шабанова

личных социальных групп разные жизненные цели и возможности их достижения, разные затраты на достижение примерно одинаковых целей (включая обращение к формально равнодоступным правам), разное соотношение между издержками и выгодами и пр. Иными словами, неоклассическая теория выбора «не позволяет заранее, то есть еще до того, как будет сделан конкретный выбор, определить, какое поведение будет оптимальным, а после того, как решение принято, с ее помощью невозможно доказать, что никакая другая линия поведения не послужила бы делу оптимизации лучше» (Хайлбронер, 1993. С. 46). В этом смысле после перехода определенной черты экономический империализм становится неконструктивным.

В то же время неконструктивным, думается, был бы и отказ от одного империализма (экономического) в пользу какого-нибудь другого — социологического или психологического. С одной стороны,

всоциологии накоплены обширные знания о том, что хозяйственная деятельность индивидов в значительной степени определяется их позицией в социально-групповой структуре и разными формами социальной укорененности, включая доступ к определенным сетям и положение

вних. Это знание помогает объяснять и предсказывать экономическое поведение индивидов, в том числе в условиях неопределенности (Beckert, 1996), и у экономистов вряд ли найдутся серьезные аргументы, чтобы с порога отвергать эти достижения. Но с другой стороны, за рамками социологического анализа остается обширное проблемное поле, для исследования которого необходим экономический подход.

Социологов, как правило, не интересует «цена вопроса» — определение экономических издержек и выгод агентов и систем разных уровней, опосредованных вкладом социоструктурных факторов, а также экономические оценки обратного влияния экономических факторов на социальные, в том числе в долгосрочной перспективе. Между тем значение экономических оценок социальных процессов и явлений трудно переоценить. Они помогают более глубоко осмыслить характер и закономерности двусторонних связей между экономическими и социальными аспектами развития; позволяют оценить масштабы конкретных проблем, определить приоритеты и своевременно принять грамотные управленческие решения; помогают повысить уровень массового осознания той или иной проблемы (отдельными социальными группами и обществом в целом); создают заслон для импровизации и повышают прозрачность управленческих решений той части бюрократии, которая руководствуется партикулярными интересами.

Другое преимущество (и предназначение) экономического подхода состоит в том, чтобы на основе определения (там, где это возможно и целесообразно) экономической оценки роли статусно-сетевых факторов (ограничений) в экономике и обществе обосновать (выбрать) более эффективные управленческие решения. Разнообразные методы экономического анализа помогают понять, можно ли достичь желаемых целей с наименьшими затратами (в рамках заданных социальных ограничений), оптимизировать структуру расходов в рамках выделенных ресурсов, обосновать минимальный/оптимальный объем средств, необходимых для достижения актуальных целей.

94	«Вопросы экономики», № 3, 2014

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития...

Сопоставляя фактические расходы с минимальными, теоретически обеспечивающими тот же результат с помощью комплексного анализа данных (data envelopment analysis, DEA), Д. Хаунер (2008) показал, что в сфере здравоохранения те же результаты в России можно было получить при федеральных расходах на уровне 60—70% от фактических. Это свидетельствует о том, что наращивание финансовых потоков в этой сфере, хотя и необходимо, но недостаточно: ее важно реформировать. Еще ниже эффективность расходов на социальную защиту (0,5)2. Не случайно, по данным других исследований, в современной России примерно половина бедных не имеет доступа к адресным программам социальной поддержки, в то время как среди получателей региональных пособий по бедности преобладают представители небедных домохозяйств (61% небедных против 39% бедных). Так же обстоит дело в области жилищных субсидий (64% против 36%) и ежемесячных пособий на ребенка (55% против 45%) (Малева, 2010).

Рационализировать выбор, сделать его более прозрачным, пред­ отвратить неэффективность помогает интеграция в практику принятия управленческих решений и таких методов экономического анализа, как минимизация­ затрат, «затраты — полезность», «затраты — результа­ тивность», анализ издержек и выгод и пр. (например, см.: Морс,

Страйк, Пузанов, 2007; Дуганов, 2007; Сурков, 2008; Cost-Benefit Analysis, 2000).

Важное достоинство экономического анализа — определение разного рода «пороговых точек», при переходе через которые поведение экономических агентов «меняет знак». Речь идет прежде всего о выработке такой системы экономических стимулов и санкций, которая позволяет многочисленных хозяйствующих субъектов­ «повернуть

кчеловеку», то есть придать их деятельности по «сбережению народа» выгодный характер. Наряду с налогообложением, субсидированием и другими традиционными экономическими мерами в ряде западных стран получили широкое развитие экономические оценки человеческой жизни и утраты здоровья, разрабатываемые аналитическими центра-

ми по заданию соответствующих министерств (Viscusi, Aldy, 2003; Viscusi, 2008; Cameron, 2010; Grüne-Yanoff, 2009). Сегодня они высту-

пают важнейшим инструментом социально-экономической политики, стимулируют руководителей компаний своевременно инвестировать

вбезопасность как своей продукции, так и условий труда работников, не допуская разного рода несчастных случаев.

Как видно из характера всех этих бесспорных достижений (реальных­ и потенциальных) от приложения экономического подхода

космыслению­ социоструктурных аспектов социально-экономического развития, полностью реализовать свой потенциал он может только

вслучае поддержки со стороны других общественных наук. Последние (прежде всего социология) помогают: сформировать более полный перечень социальных издержек и выгод, которым впоследствии будет дана экономическая оценка; своевременно обнаружить социально недопустимые последствия принятия экономически эффективных управ-

2 Затраты измерялись через бюджетные расходы в соответствующих сферах, а резуль­ таты — с помощью таких показателей, как детская смертность и количество койко-мест в больницах (здравоохранение), отношение численности преподавателей к численности учащихся, количество зачисленных в вузы, оценки при тестировании учащихся (образование), коэффициент Джини (сфера социальной защиты).

«Вопросы экономики», № 3, 2014

95

М. Шабанова

ленческих решений (переход больниц на более дешевые дневные стационары и снижение в связи с этим доступности медицинской помощи для сельских жителей); понять, почему в российской управленческой практике не используются экономические оценки человеческой жизни и утраты здоровья, давно доказавшие свою эффективность в развитых странах, и какие методы их расчета соответствуют уровню развития российского общества и стоящим перед ним задачам, и пр.

Междисциплинарный взгляд на связь между экономическими и социоструктурными аспектами развития: в поисках общей платформы

Впоследние два десятилетия — преимущественно в ответ на вызовы со стороны практики — за рубежом активно развивается меж­ дисциплинарное научное направление социоэкономика. В настоящее время она находится в стадии становления и поиска концептуального ядра и апробирует разные версии своего развития: от сдержанного от-

ношения к экономическому подходу до придания ему главенствующей роли (например, см.: Etzioni, 2003; Keizer, 2005; Hollingsworth, Müller, 2008; Boyer, 2008; Шабанова, 2006, 2012). В нашем понимании социо­ экономика изучает характер и закономерности двухсторонних связей между экономическими и социальными аспектами воспроизводства разных систем (от фирм и домохозяйств до общества в целом) и пытается дать (где это возможно и необходимо) экономическую оценку этих связей на основе, во-первых, сопоставления широко понимаемых затрат и результатов и, во-вторых, учета определенных социальных ограничений. Широкая трактовка затрат и результатов учитывает не только экономическую, но и социальную компоненту, которой, по возможности, также дается экономическая оценка. Пытаясь соизмерять экономические и социальные издержки с соответствующими выгодами, социоэкономисты постоянно переводят экономические издержки

ивыгоды в социальные и наоборот.

Вчисло базовых принципов социоэкономики входят: признание социального характера экономического действия (индивидуальный выбор не только формируется под воздействием рационального личного интереса, преследования эгоистических интересов или поиска удовольствий, но важное значение имеют и ценностные ориентации индивидов, разделяемые ими культурные и моральные нормы, эмоции, знания, масштабы и структура доступных ресурсов и др.); акцент на экономическом подходе к социальным процессам и проблемам (экономически релевантным и экономически обусловленным) на фоне междисциплинарности (экономический подход не единствен, но обязателен3); установка на доведение результатов теоретических построений до практических

3Акцентирование экономического подхода определяется стремлением там, где это возможно

ицелесообразно, производить экономические оценки социальных процессов и явлений; активным обращением к аппарату экономической науки в поисках более эффективных управленческих воздействий на разных уровнях; как следствие — использованием двух значений термина «экономический» — формального и субстанциального (материального) (Полани, 1999).

96	«Вопросы экономики», № 3, 2014

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития...

рекомендаций и др. (подробнее см.: Шабанова, 2012. С. 54—79). Схематично социоэкономический анализ связи между экономическими и социоструктурными (в нашем случае — статусно-сетевыми) аспектами воспроизводства и ее учет в выборе разного рода управленческих стратегий можно представить следующим образом (см. рисунок).

Социоэкономический анализ начинается с системного осмысления той или иной социально-экономической проблемы (блок А), будь то оценка последствий введения платных медицинских услуг или повышения (снижения) доступности высококачественного образования для определенных социальных групп, оценка эффективности экономических мер повышения рождаемости или стимулирования работников

кповышению квалификации и пр. Социоэкономика подходит к решению своих задач в той или иной системе, сначала выделяя два типа аспектов ее функционирования и развития — экономический (блок Б, связь 1) и социальный, в данном случае — статусно-сетевой (блок В, связь 2), а затем интегрируя их. Это инструменты познания отдельных сторон социально-экономической жизни, намеренно усиленные обращением к их идеальным типам, а потому весьма далекие от реальности. В целях применения накопленных таким образом частных знаний

космыслению характера и закономерностей реальной социально-­ экономической жизни социоэкономисты стремятся интегрировать их друг с другом (блок Г, связи 4 и 5).

Социоэкономический взгляд на связь между экономическими и социоструктурными

аспектами развития и выбор управленческих стратегий

Рис.

«Вопросы экономики», № 3, 2014

97

М. Шабанова

Блок Б представляет собой экономический аспект функционирования и развития той или иной системы. Здесь индивиды (экономические агенты) всегда находятся в ситуации ограниченных ресурсов, недостаточных для удовлетворения всех потребностей, что заставляет их делать выбор. Поскольку предпочтения индивидов принимаются как данность (они стабильны, непротиворечивы, четко упорядочены, и, что в данном случае особенно важно, на них не влияют предпочтения других людей), выбор индивидов определяется имеющимися ограничениями (величиной дохода, ценами). Из известных им вариантов выбирается тот, который, по мнению индивидов, в наибольшей степени отвечает их личным предпочтениям. Словом, индивидами движет максимизационная логика. Поскольку в социоэкономике востребованы оба значения термина «экономический», то наряду с максимизационной логикой и присущими ей механизмами контроля блок Б содержит информацию о конкретных экономических факторах и ограничениях (объеме и структуре материальных и денежных ресурсов, имеющихся и/или задействованных в функционировании социально-экономической системы). Последнее сказывается на характере актуальных социальных задач/целей, которые общество ставит (имеет возможность поставить) в данный момент времени; на средствах и условиях их достижения; на социальных принципах, закладываемых в экономическую логику (что, собственно, понимать под затратами, а что — под результатами, соотношение которых оптимизируется), и пр.

Блок В описывает статусно-сетевой аспект социально-экономиче- ской жизни. В отличие от экономического аспекта здесь на решения индивидов влияют надындивидуальные образования со своими движущими силами и механизмами контроля. Параметры деятельности экономических агентов определяются их местом в социальной структуре, набором имеющихся у них статусов (предписанных и достигнутых) и соответствующих им ролей. Цели и избираемые средства их достижения в значительной степени определяются принадлежностью экономических агентов к той или иной социальной группе, а в хозяйственную жизнь они «приходят» с более сложным набором значимых ресурсов, чем принято считать в традиционном экономическом анализе. Наряду с экономическими и профессионально-квалификационными важную роль играют ресурсы политические, административные, силовые (формальные и неформальные), культурные, собственно социальные (престиж, сети, связи и пр.). Все эти статусные ресурсы активно используются для достижения собственно экономических целей и серьезно дифференцируют экономических агентов по параметрам их действий (целям, доступным ресурсам, требующимся издержкам, доступным благам, соотношению затрат и результатов).

Социоструктурный аспект хозяйственной жизни, несомненно, учитывает воздействие экономических факторов на поведение индивидов (как правило, экономический статус занимает важное место в статусном наборе или, по крайней мере, влияет на достижение других значимых статусов). Но социоструктурный (статусно-сетевой) анализ предполагает более сложные движущие силы хозяйственной

98	«Вопросы экономики», № 3, 2014

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития...

жизни, чем индивидуальная максимизация экономической полезности. Соответственно он управляется и более сложными социальными механизмами. Важную роль здесь (по крайней мере, в обществах, которые считают себя современными) играют институты и феномены, по природе своей не экономические: право, власть, структуры граж­ данского общества, общественное мнение (включая представления о справедливых и несправедливых формах социального неравенства, роли государства), престиж, образование, семья и пр.

Выбор эффективных управленческих стратегий (блок Д) предполагает учет экономического и статусно-сетевого аспектов, то есть обращение к социоэкономическому знанию о характере и каналах связи между ними, а также к экономическим оценкам издержек и выгод, связанных с социоструктурными факторами и ограничениями (блок Г). Как мы уже убедились, статусно-сетевые факторы могут корректировать экономическую логику, соотношение издержек и выгод экономических агентов. Характер этого «вторжения» в значительной степени зависит как от культурных особенностей социума, так и от степени зрелости, цивилизованности институциональной системы (институционального контроля), уровня автономности и защищенности неэкономических институтов (права, власти, гражданского общества, включая СМИ, и пр.) от вмешательства рыночных механизмов

(Олейник, 2003).

Социоэкономическое знание служит основой для оценки целесообразности и возможностей изменения ситуации (блок Ж, связь 7). В тех случаях, когда лица, принимающие управленческие решения, используют это знание (связь 8), у них больше шансов выработать деловую или политическую стратегию (блок Д, связь 11),которая позволит при имеющихся экономических и социальных ресурсах (связи 9, 10) решить ту или иную социально-экономическую проблему (блок А, связи 14, 15, 16) на основе как более рационального использования экономических ресурсов (связь 12), так и активизации и развития человеческого потенциала (связь 13), а значит — заложить основы для социально-экономического преуспевания в следующий период.

Умелый учет социоструктурных факторов в управленческих стратегиях (в том числе с помощью сугубо экономических мер) позволяет скорректировать статусный набор отдельных групп экономических акторов в сторону более полной реализации и развития их человеческого потенциала, что в следующий период обернется серьезными экономическими выгодами на разных уровнях (от домохозяйств и фирм до национальной хозяйственной системы). Ставя на макроуровне задачу увеличить человеческий потенциал (и как самостоятельную ценность, и как генератор экономического развития), важно осознавать, кто конкретно будет решать эту задачу: специалисты какого уровня придут в образование, здравоохранение или науку при нынешних экономических условиях; какие дополнительные экономические ресурсы необходимо выделить, чтобы пришли действительно талантливые, способные люди; какие вложения нужно сделать, чтобы ослабить статусные рассогласования у ныне занятых там профессионалов.

«Вопросы экономики», № 3, 2014

99

М. Шабанова

Проблема экономической оценки влияния статусных факторов:

роль междисциплинарных взаимодействий

При осмыслении взаимосвязи между социоструктурными и экономическими аспектами развития в зеркале социоэкономики актуализируются следующие моменты. Первый: эффективность использования экономических ресурсов в значительной степени зависит от того, насколько полно лица, принимающие управленческие решения, учитывают актуальный набор значимых статусов экономических агентов, на которых направлены управленческие воздействия. Воздействуя на какой-либо один статус или увеличивая один вид ресурсов, которым располагает индивид, и игнорируя другие, хозяйствующие субъекты могут израсходовать экономические ресурсы недостаточно эффективно.

Российский филиал компании Tetra Pak, с большим успехом реализовав программу повышения компетенции своих сотрудников, столкнулся с непредвиденными последствиями именно из-за недоучета руководителями всех значимых компонентов статусного набора работников. Оказалось, что руководящих позиций в компании гораздо меньше, чем успешно прошедших обучение и претендующих на должностное продвижение сотрудников. Причем для многих участников программы важными оказались одновременно и материальный, и профессионально-должностной статусы (восходящая мобильность, карьера). Поэтому простое повышение зарплаты за возросшую квалификацию (как своего рода компенсация за невозможность немедленного продвижения внутри компании) их не устроила. Между тем другие компании, не прилагавшие никаких усилий (затрат) на переобучение сотрудников, постарались переманить хорошо обученных работников к себе (Fey, Pavlovskaya, Tang, 2004). В данном случае потенциальные и реальные убытки Tetra Pak вполне поддаются экономической оценке. На уровне национальной системы аналогичная ситуация складывается с повышением образовательного статуса работников, не подкрепленным адекватным повышением экономического статуса, созданием условий для реализации способностей, уверенности в завтрашнем дне и пр. Это заставляет перспективных работников уезжать из развивающихся и трансформирующихся стран в развитые.

Второй момент: особые барьеры, которые возникают при получении на системной основе адекватных экономических оценок роли статусно-сетевых ресурсов. Они имеют не столько технический (бедность информационной базы), сколько социальный характер, отражая интересы и ресурсы властных групп. В наибольшей степени, пожалуй, затруднена экономическая оценка последствий социоструктурного пере­ распределения значимых благ, связанных с уходом властных групп в неправовое поле. Даже в тех случаях, когда прямая оценка нанесенного ими ущерба не представляет особых трудностей ни в техническом, ни в социальном отношениях (прокуратуре разрешено это делать, и она располагает более или менее точными данными), она все равно будет намного ниже реальной, если не анализируется на системной основе.

Из-за отсутствия российских данных сошлемся на дело чиновника министерства обороны Великобритании, осужденного на 4 года за взятки, которые по минимальной оценке составляли 2,25 млн долл. Между тем, как установили эксперты, ущерб, нанесенный коррупционными действиями этого чиновника, составил 200 млн долл., то есть превосходил суммарный размер взяток почти в 100 раз (Сатаров и др., 1998). Около 300 млрд долл., ежегодно оседающих, по оценкам Transparency International,

100	«Вопросы экономики», № 3, 2014

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития...

в карманах российских взяточников, — также лишь вершина айсберга (Панфилова, 2010). В действительности такое изымание средств одними группами увеличивает риски и стоимость жизни для других: массовые группы населения оплачивают откаты, покупая более дорогую продукцию; они подвергаются дополнительным рискам из-за аварий на объектах, построенных с разного рода нарушениями на оставшиеся после коррупционных вымогательств деньги; они чаще становятся жертвами ДТП из-за того, что инспекторы ГИБДД за взятку отпускают пьяных водителей; они чаще вынуждены рисковать здоровьем, сталкиваясь с услугами общепита, где трудятся больные инфекционными заболеваниями, купившие медицинскую справку, и пр. Не следует забывать, что агенты на макроуровне, осуществляя крупные финансовые махинации, втягивают в них многие организации и лица, которые проходят своего рода «обучение» противоправным практикам. Они задают образцы экономического поведения всему российскому бизнесу, да и другим гражданам, фактически давая разрешение более «мелкой сошке» брать взятки в меньшем масштабе. Более точная экономическая оценка ущерба, наносимого таким поведением «элиты», заставляет учитывать этот социальный шлейф и крайне затруднена из-за особой высокой латентности и изощренности криминального поведения правящих групп, их корпоративной закрытости.

Третий важный момент связан с большим многообразием статусно-­ сетевых ресурсов, что порождает необходимость сочетать разные подходы в получении их экономических оценок.

В ряде случаев вполне допустимы прямые оценки, когда издержки и выгоды экономических агентов улавливаются (пусть и в первом приближении) через различия в доходах в зависимости от образовательного, гендерного, возрастного, гражданского, территориального и т. д. статуса. Общеизвестны экономические издержки и выгоды руководителей московского ЖКХ, связанные с ущемлением гражданского статуса выходцев из Средней Азии. В других случаях (например, для адекватной социоэкономической оценки крайне высоких межрегиональных различий в заработной плате россиян) нужны более сложные и скрупулезные подсчеты. Необходимо учитывать не только различия в стоимости жизни, но и природу территориальной стабильности, высоту барьеров для миграции (из-за неразвитости рынка жилья, кредитных институтов, относительно низкого уровня жизни на фоне высоких издержек переезда), неодинаковую доступность миграции для представителей разных социальных групп и пр. Наконец, в отдельных ситуациях (например, для экономической оценки роли статусно-сетевых ресурсов и шире — ресурсов неформальной и формальной самоорганизации экономических агентов) не обойтись без дополнения прямых оценок косвенными — на основе предварительного выявления функций изучаемых феноменов в более широкой системе и системного осмысления их последствий. Так, для экономической оценки значения гражданского общества А. Аузан и В. Тамбовцев выделили спектр экономических выгод, которые процессы самоорганизации приносят обществу и его отдельным группам, а затем обосновали возможные способы количественных оценок отдельных видов этих выгод (Аузан, Тамбовцев, 2005). Совокупная экономическая оценка гражданского общества потребует сочетания нескольких подходов, прямых и косвенных.

** *

Экономическая наука способна внести серьезный вклад в осмыс­ ление характера и закономерностей взаимосвязи экономических и социоструктурных­ аспектов развития, имеющий большое практическое значение, особенно в развивающихся и трансформирующихся экономиках и обществах. Продвижение на этом пути существенно зависит от успешности междисциплинарных взаимодействий.

«Вопросы экономики», № 3, 2014

101

М. Шабанова

Список литературы

Аганбегян А. Г. (2010). О приоритетах социальной политики // SPERO. № 12. С. 13—30. [Aganbegyan A. (2010). On the Priorities of Social Policy // SPERO. No 12. P. 13—30.]

Аузан А., Тамбовцев В. (2005). Экономическое значение гражданского общест­ ва // Вопросы экономики. № 5. С. 28—49. [Auzan A., Tambovtsev V. (2005). The Economic Significance of Civil Society // Voprosy Ekonomiki. No 5. P. 28—49.]

Веблен Т. (1984). Теория праздного класса. М.: Прогресс. [Veblen T. (1984). The Theory of the Leisure Class. Moscow: Progress.]

Дуганов М.  Д.(2007). Оценка эффективности расходов на здравоохранение на региональном и муниципальном уровнях. М.: ИЭПП. [Duganov M. (2007). Evaluation of Health Care Expenditures Efficiency at Regional and Local Levels. Moscow: IEPP Publ.]

Заславская Т. И., Шабанова М. А. (2002). Неправовые трудовые практики и социальные трансформации в России // Социологические исследования. № 6. С. 3—17. [Zaslavskaya T., Shabanova M. (2002). Illegal Work Practices and Social Transformations in Russia // Sotsiologicheskiye Issledovaniya. No 6. P. 3—17.]

Заславская Т. И., Шабанова М. А. (2004). Трансформационный процесс в России и институционализация неправовых практик // Истоки: Экономика в контексте истории и культуры. М.: ГУ ВШЭ. С. 208—261. [Zaslavskaya T., Shabanova M. (2004). Transformation Process in Russia and Institutionalization of Illegal Practices //­ Istoki: Economics in the Context of History and Culture. Moscow: HSE Publ. Р. 208—261.]

Малева Т. М., Овчарова Л. Н. (2008). Российские средние классы накануне и на пике экономического роста // Российские средние классы накануне и на пике экономического роста / Шаститко А. Е. и др. М.: Экон-Информ. С. 7—102. [Maleva T., Ovcharova L. (2008). Russian Middle Classes on the Eve and at the Peak of Economic Growth // Russian Middle Classes on the Eve and at the Peak of Economic Growth / Shastitko A. E. et al. Moscow: Econ-Inform. P. 7—102.].

Малева Т. (2010). Социальная политика: с периферии — в эпицентр экономической повестки. Научный доклад на конференции АНЦЭА «Рубеж десятилетий: итоги и перспективы. Взгляд со стороны независимых центров экономического анализа», 1 октября. [Maleva T. (2010). Social Policy: from the Periphery to the Epicenter of Economic Agenda. Talk at the conference “Turn of the Decade:­ Results and Prospects. A View from the Independent Centers of Economic Analysis”, October 1.]

Морс К., Страйк Р., Пузанов А. (2007). Эффективные решения в экономике переходного периода. М.: Айрис-пресс. [Morse K., Struyk R., Puzanov A. (2007). Efficient Decisions in Transition Economy. Moscow: Ayriss-press.]

Олейник А. (2003). Тоталитаризм рынка? // Неприкосновенный запас. № 2. С. 29—35. [Oleynik A. (2003). Market Totalitarianism? // Neprikosnovenniy Zapas. No 2. Р. 29—35.]

Панфилова Е. (2010). От конвертов перешли к откатам. Интервью с директором Центра антикоррупционных исследований и инициатив «Трансперенси интернешнл — Россия» / Беседовал С. Борисов // Российская газета. 7 декабря.­ [Panfilova E. (2010). From Envelopes One Switched to Otkaty. An Interview­ with General Director of Center for Anti-Corruption Research and Initiative, Transparency International­ Russia (by S. Borisov) // Rossiyskaya Gazeta. December 7.]

Пауэлл У., Смит-Дор Л. (2003). Сети и хозяйственная жизнь // Экономическая социология. Т. 4, № 3. С. 61—105. [Powell W., Smith-Doerr L. (2003). Networks and Economic Life // Ekonomicheskaya Sotsiologiya. Vol. 4, No 3. P. 61—105.]

102	«Вопросы экономики», № 3, 2014

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития...

Пашин С. А. (2001). Человек в российском правовом пространстве // Кто и куда стремится вести Россию?.. Акторы макро-, мезо- и микроуровней современного трансформационного процесса / Под общ. ред. Т. И. Заславской. М.: МВШСЭН­. С. 157—166. [Pashin S. (2001). The Individual in the Russian Legal Space // Zaslavskaya T. I. (ed.). Who and Where Wants to Lead Russia? Macro, Meso and Micro Level Actors in the Current Transformation Process. Moscow: MHSSES Publ. P. 157—166.]

Полани К. [Поланьи К.] (1999 [1953]) Два значения термина «экономический» // Нефор­ ­мальная экономика: Россия и мир / Под ред. Т. Шанина. М.: Логос. С. 498—504. [Polanyi K. (1999 [1953]). Two Meanings of the Term Economic // Shanin T. (ed.). Informal Economy: Russia and the World. Moscow: Logos. P. 498—504.]

Полухин А. (2008). Лесные братья // Новая газета. 10 апреля. [Poluhin A. (2008). Forest Brothers // Novaya Gazeta. April 10.]

Пыльнова Д., Шкрылев Д. (2008). Роман Аркадьевич достаточно богат, чтобы покупать дешево // Новая газета. 10 апреля. [Pylnova D.,Shkrylev D. (2008). Roman Arkadevich is rich enough to buy cheap // Novaya Gazeta. April 10.]

Сатаров Г. А., Левин М. И., Цирик М. Л. (1998). Россия и коррупция: кто кого. Аналитический доклад. М.: Фонд «Индем». [Satarov G. A., Levin M. I., Tsyrik M. L. (1998). Russia and Corruption: Who Wins? Analytic Report. Moscow:­ “Indem” Foundation.]

Смелзер Н., Сведберг Р. (2003). Социологический подход к анализу хозяйства (1994) // Экономическая социология. № 4. С. 43—61. [Smelser N., Swedberg R. (2003). The Sociological Perspective on the Economy (1994) // Ekonomicheskaya Sotsiologiya. No 4. P. 43—61.]

Смелсер Н. Дж. (1972). Социология экономической жизни // Американская социо­ логия. Перспективы, проблемы, методы. М.: Прогресс. [Smelser N. (1972). Sociology of Economic Life // American Sociology. Prospects. Problems. Methods. Moscow: Progress.]

Струмилин С. Г. (1982 [1924]). Хозяйственное значение народного образования // Проблемы экономики труда. М.: Наука. [Strumilin S. (1982 [1924]). Economic Significance­ of Public Education // The Problems of Labor Economics. Moscow: Nauka.]

Сурков А. В. (2008). О возможностях анализа «затраты —выгоды» на примере инвестиций в развитие детей из неблагополучных семей в России // Финансы и бизнес. № 2. С. 43—51. [Surkov A. (2008). On the Capabilities of Cost—Benefit Analysis on the example of Early Care and Education Investing in Disadvantaged Children in Russia // Finansy i Biznes. No 2. P. 43—51.]

Хайлбронер Р. (1993). Экономическая теория как универсальная наука // THESIS. Вып. 1. С. 41—55. [Heilbroner R. (1993). Economics as Universal Science // THESIS. Vol. 1. P. 41—55].

Хаунер Д. (2008). Эффективность государственных социальных расходов в Российской Федерации // Современный мир. № 3. С. 246—251. [Hauner D. (2008). The Efficiency of Public Social Expenditure in the Russian Federation // Sovremennyy Mir. No 3. P. 246—251.]

Цепляев В. (2007). Больше украдешь — меньше получишь? // Аргументы и факты. 27 июня. [Tseplyaev В. (2007) The more people steal the less they are punished? // Argumenty i fakty. June 27.]

Шабанова М. А. (2006). Социоэкономика как наука и новая учебная дисциплина // Мир России. № 4. С. 94—115. [Shabanova M. (2006). Socioeconomics as a Science­

and Educational Subject // Mir Rossiyi. No 4. P. 94—115.]

Шабанова М. А. (2012). Социоэкономика. М: Экономика. [Shabanova M. (2012). Socioeconomics­ . Moscow: Ekonomika.]

Шевяков А. (2005). Социальное неравенство, бедность и экономический рост // Общество и экономика. № 3. С. 5—18. [Shevyakov A. (2005). Social Inequality,­ Poverty and Economic Growth // Obshchestvo i ekonomika. No 3. P. 5—18.]

«Вопросы экономики», № 3, 2014

103

М. Шабанова

Шишкин С. В. (2003). Формальные и неформальные правила оплаты медицинской помощи // Мир России. № 3. С. 104—129. [Shishkin S. (2003). Formal and Informal Regulations of Medical Aid Payments // Mir Rossiyi. No 3. P. 104—129.]

Beckert J. (1996). What Is Sociological about Economic Sociology? Uncertainty and the Embeddedness of Economic Action // Theory and Society. Vol. 25, No 6. P. 803—840.

Beckert J. (2010). How do Fields Change? The Interrelations of Institutions, Networks, and Cognition in the Dynamics of Markets // Organization Studies. Vol. 31, No 5. P. 605—627.

Boyer R.(2008). The Quest for Theoretical Foundations of Socio-Economics: Epistemology, Methodology or Ontology? // Socio-Economic Review. Vol. 6, No 4. P. 733—746.

Сameron T. A. (2010). Euthanizing the Value of a Statistical Life // Review of Environ­ mental Economics and Policy. Vol. 4, No 2. P. 161—178.

Campbell K. E., Marsden P., Hurlbert J. S. (1986). Social Resources and Socioeconomic Status // Social Networks. Vol. 8, No 1. P. 97—117.

Coleman J. S. (1984). Introducing Social Structure into Economic Analysis // American Economic Review. Vol. 74, No 2. P. 84—88.

Cooke P. (2007). Social Capital, Embeddedness, and Market Interactions: An Analysis of Firm Performance in UK Regions // Review of Social Economy. Vol. 65, No 1. P. 79—106.

Cost-Benefit Analysis: Legal, Economic, and Philosophical Perspectives (2000). // Journal of Legal Studies. Vol. 29, S2.

Devine-Wright P., Fleming P. D., Chadwick H. (2001). Role of Social Capital in Advancing Regional Sustainable Development // Impact Assessment and Project Appraisal. Vol. 19, No 2. P. 161—167.

Doh S., Acs Z. J. (2010). Innovation and Social Capital: A Cross-Country Investigation // Industry and Innovation. Vol. 17, No 3. P. 241—262.

Etzioni A. (2003). Toward a New Socio-Economic Paradigm // Socio-Economic Review. Vol. 1, No 1. P. 105—118.

Fey C. F., Pavlovskaya A. G., Tang N. (2004). Does one Shoe Fit Everyone? A Comparison­ of Human Resource Management in Russia, China, and Finland // Organizational Dynamics. Vol. 33, No 1. P. 79—97.

Fischer С. S. (1982). To Dwell Among Friends: Personal Networks in Town and City. Chicago: University of Chicago Press.

Granovetter M. (1973). The Strength of Weak Ties // American Journal of Sociology. Vol. 78, No 6. P. 1360—1380.

Granovetter M. (2005). The Impact of Social Structure on Economic Outcomes // Journal of Economic Perspectives. Vol. 19, No 1. P. 33—50.

Grüne-Yanoff T. (2009). Mismeasuring the value of statistical life // Journal of Economic Methodology. Vol. 16, No 2. P. 109—123.

Hollingsworth R., Müller K. (2008). Transforming Socio-economics with a New Epistemology /­ / Socio-Economic Review. Vol. 6, No 3. P. 395—426.

Keizer P. (2005). A Socio-Economic Framework of Interpretation and Analysis // ­International Journal of Social Economics. Vol. 32, No 1—2. P. 155—173.

Landry R., Amara N., Lamari M. (2002). Does Social Capital Determine Innovation? To What Extent? // Technological Forecasting and Social Change. Vol. 69, No 7. P. 681—701.

Marsden P. V. (1987). Core Discussion Networks of Americans // American Sociological Review. Vol. 52, No 1. P. 122—131.

Rosenbaum J. E. (1984). Career Mobility in a Corporate Hierarchy. N. Y.: Academic Press. Podolny J. (1992). A Status-Based Model of Market Competition // American Journal

of Sociology. Vol. 98, No 4. P. 829—872.

Portes A., Sensenbrenner J.(1993). Embeddedness and Immigration: Notes on the Social Determinants of Economic Action // American Journal of Sociology. Vol. 98, No 6. P. 1320—1350.

104	«Вопросы экономики», № 3, 2014

Социоструктурные аспекты социально-экономического развития...

Tötterman H., Sten J. (2005). Start-ups: Business Incubation and Social Capital // International Small Business Journal. Vol. 23, No 5. P. 487—511.

Uslaner E. (2002). The Moral Foundations of Trust. Cambridge: Cambridge University Press.

Uzzi B. (1997). Social Structure and Competition in Interfirm Networks: The Paradox of Embeddedness // Administrative Science Quarterly. Vol. 42, No 1. P. 35—67.

Viscusi W. К., Aldy J. E. (2003). The Value of a Statistical Life: A Critical Review of Market Estimates Throughout the World // Journal of Risk and Uncertainty. Vol. 27, No 1. P. 5—76.

Viscusi W. K. (2008). How to Value a Life // Journal of Economics and Finance. Vol. 32, No 4. P. 311—323.

Wong P. K., He Z.-L.(2005). A Comparative Study of Innovation Behavior in Singapore’s KIBS and Manufacturing Firms // Service Industries Journal. Vol. 25, No 1. P. 23—42.

World Bank (2005). World Development Report: Equity and Development. Washington.

Sociostructural Aspects of Socio-Economic Development:

The Role of Economic Approach

Marina Shabanova

Author affiliation: National Research University Higher School of Economics (Moscow, Russia). Email: [e-mail].

The author discusses the importance of studying socio-structural factors of socio-economic development through a broader application of the economic approach. The resources of status positions of economic agents are in the spotlight. A possible platform for interdisciplinary interactions is proposed which allows to increase the contribution of both economics and sociology in improving governance at all levels.

Keywords: socioeconomics, social inequality, economic evaluation of social processes, embeddedness.

JEL: A11, A12, B59, Z13.

«Вопросы экономики», № 3, 2014

105