II. «Маскарад» на Сцене Александринского театра драмы
Выше мы подчеркнули, что первое представление «Маскарада» на сцене связано с именем Валберховой, артистки Александринского театра драмы. Мария Ивановна Валберхова считалась одной из первых актрис своей эпохи. Р. И. Зотов пишет о ней: «Прекрасная актриса, которая долго соперничествовала с Семеновой. В ней все было соединено для достижения первенства. И прекрасное образование, и прелестнейшая наружность, и приятный голос, и опытные советы при изучении ролей, и собственное пламенное чувство, создающее истинных артистов. Недоставало только физических средств, именно для выражения сильных страстей голос Валберховой был слаб. Долго с успехом боролась она с своей соперницей, имела сильную партию между любителями искусства, превозносима была в журналах и экспромтах, но все-таки Семенова взяла, наконец, вверх. Тогда Валберхова перешла на первое место амплуа в комедию, и зрители должны были вдвойне радоваться победе Семеновой. Они выигрывали актрису, небывалую еще на русской сцене. Валберхова с первого шага заняла первое место в комедии и навсегда почти сохранила его»1.
Пушкин, в статье «Мои замечания об русском театре», говоря о Валберховой, называет ее «прекрасной комической актрисой»
и указывает целый список ролей, в которых Валберхова особенно отличалась1. Являясь свидетелем «соперничества» Семеновой и Валберховой, Пушкин оставался на стороне первой, но, в отличие от других сторонников Семеновой, он отдавал должное таланту Валберховой. Больше того. В черновых бумагах Пушкина хранятся наброски комедии, где драматургический материал распределяется не по действующим лицам, а... по актерам, будущим исполнителям комедии. На главные роли намечены Валберхова и Сосницкий. Пушкин писал пьесу для Валберховой! (См. Анненков П., А. С. Пушкин в александровскую эпоху, СПБ, 1874.)
С. И. Жихарев в «Записках современника» пишет: «На долю Валберховой в первое время ее вступления на сцену досталось несколько ролей из прежних трагедий; но впоследствии, когда талант ее более развился, сочинители и переводчики стали назначать ей роли в своих трагедиях, что весьма было не по нраву Семеновой и ее приверженцам. Так, Грузинцев поручил Валберховой свою Электру, Висковатов — Зенобию, граф Потемкин — Гофолию, кн. Шаховской — Идамию и Дебору и проч.»2.
Это свидетельство современника представляет для нас особый интерес: сочинители и переводчики поручают Валберховой лучшие роли в своих пьесах!
М. И. Валберховой принадлежит еще одна большая заслуга перед русской литературой и театром: в ее бенефис, 2 декабря 1829 г., впервые было представлено на сцене первое действие комедии Грибоедова «Горе от ума»3. Нетрудно себе представить, что огромное сценическое обаяние артистки, ее известность, ее отзывчивость на все передовые и яркие явления в литературе привлекли внимание Лермонтова. Он, как и перечисленные в воспоминаниях Жихарева «сочинители и переводчики», лучшую из своих пьес предназначал для бенефиса Валберховой, на что указывает сам поэт в своей пометке на обложке цензурной копии «Маскарада».
Сведений о первом показе зрителям сцен из «Маскарада» в 1852 г. до нас дошло мало.
Ни «Отечественные записки», ни «Библиотека для чтения», ни «Сын отечества», ни некрасовский «Современник», ни газета «С.-Петербургские ведомости» не откликнулись на первое появление «Маскарада» на сцене. Старый литературно-художественный журнал «Пантеон», уделявший большое внимание театру, в 50-е годы издававшийся и редактировавшийся Ф. Кони, известным журналистом и драматургом, напечатал подробный разбор бенефиса Валберховой, указав, что «бенефициантка употребила
все средства к тому, чтобы составить спектакль интересный и заманчивый». Журнал дает отрицательную оценку пьесе Скриба «Черное домино» и фарсу «Дитя тайны», которые были показаны на бенефисе, и ни слова не говорит о «Маскараде» Лермонтова. Невольно приходит в голову, что журналы и газеты боялись писать о запретной пьесе Лермонтова, если им вообще не было запрещено писать о ней.
Среди этого молчания печати о первом представлении «Маскарада» буквально находкой выглядит статья о бенефисе Валберховой, напечатанная в газете «Северная пчела» за подписью Р. З. Псевдоним этот нетрудно разгадать. Автор статьи, конечно, Р. И. Зотов, воспоминания которого мы выше цитировали. Здесь он снова говорит о значении Валберховой в истории русского театра. «Имя Валберховой, — пишет он, — составляет целую летопись русского театра и драматического искусства. Почти за полвека до сего времени блистала она звездою первой величины на русской сцене, соперничествовала в трагедиях с К. С. Семеновой, первенствовала перед всеми в комедии и участвовала во всех периодах существования нашего театра и драматической литературы. Ныне она старшая представительница былого на сцене и сохранила в игре своей до сих пор все предания классической эпохи нашего театра и сценического искусства».
Обращаясь к показанному на бенефисе Валберховой, автор статьи дает отрицательную оценку и «Черному домино» и «Феномену» (другое название фарса «Дитя тайны»). Затем он переходит к «Маскараду» Лермонтова: «Сверх того играны были сцены из известной комедии Лермонтова «Маскарад». Это произведение не сценическое, но наполнено глубокими мыслями и сильным драматизмом. Превосходный наш Каратыгин 1-й играл роль Арбенина; жену его — г-жа Читау, Звездича — Смирнов 1-й, маску — г-жа Орлова. Следственно, обстановка была наилучшая. Увы! стихи Лермонтова, лучшие после Пушкина, написанные с глубоким чувством, остались незамеченными. Драматическое положение Арбенина и жены его, грозная вспышка страстей и трагический конец этого драматического анекдота не возбудили особенного внимания публики. Впрочем, мы обязаны сказать, что г-жа Читау искренно порадовала нас исполнением роли Нины: она, видимо, старается усовершенствовать свое прекрасное дарование и делает видимые успехи»1.
Стараясь понять холодный, как ему казалось, прием «Маскарада» у зрителей, старый рецензент вспоминает, как недавно на представлении немецкой трагедии «Портрет» публика смеялась. Он объясняет это «странное» явление «преувеличенностью германского драматизма» и «отвычкой публики от серьезных вещей». Эти соображения автора статьи бесспорно основательны. Но,
говоря о том, что «Маскарад» не возбудил внимания публики, рецензент, конечно, сгустил краски. Если бы это было так, то вряд ли театр, вслед за первым представлением, поставил «Маскарад» немедленно во второй раз а затем, неделю спустя, и в третий раз.
Старый театрал ждал восторженного приема «Маскарада» у зрителей, он винил публику в том, что она недооценила творения Лермонтова. Он готов был даже признать «Маскарад» несценическим, но тут же указал, что он полон драматизма, не замечая, как плохо одно с другим вяжется. Нам думается, что причина того «холодка», с которым встретили зрители первое представление «Маскарада», в другом. Сам Зотов называет «Маскарад» известной комедией. Напечатанный в 1842 г., «Маскарад», конечно, хорошо был знаком читающей публике. Что же увидела публика в 1852 г. на александринской сцене? Во-первых, не всю пьесу Лермонтова, а только отдельные сцены из пьесы. Во-вторых, сцены, в известной степени переделанные и, стало быть, искаженные.
В театральной библиотеке им. Луначарского (Ленинград) хранятся две рукописи «Маскарада», по которым впервые пьеса Лермонтова ставилась на сцене. Первая рукопись — суфлерская, что видно из соответствующей карандашной пометки на обложке. Эта рукопись является цензурным экземпляром пьесы, что видно из цензорской записи на обложке: «Одобряется к представлению. С.-Петерб. 13-го окт. 1852 г. Дейст. стат. советник Гедерштерн».
Цензорские визы стоят также на каждом листе рукописи, а в конце рукописи стоит цензорская пометка: «Одобряется к представлению».
Вторая рукопись — закулисная, как указано на ее обложке.
То, что именно по этим рукописям исполнялся «Маскарад» на сцене в бенефис Валберховой, явствует из пометки в правом верхнем углу обложки цензурного экземпляра: «Для бенефиса г-же Валберховой, назначенного 27 окт. сего 1852 г.».
Первые сведения об этих рукописях «Маскарада» дал В. Боцяновский в статье «Маскарад» Лермонтова»1. М. А. Яковлев в книге «Лермонтов как драматург» суфлерскую рукопись — цензурный экземпляр пьесы — называет четвертой редакцией «Маскарада»2. Мы познакомились с этой рукописью пьесы и пришли к заключению, что она не представляет собой новой редакции пьесы. На наш взгляд, она является копией второй редакции «Маскарада», но далеко неполной и неточной копией. Яковлев, признав эту рукопись четвертой редакцией, весь свой разбор ее сводит к указаниям на пропущенные сцены и целые действия в сравнении с основной редакцией. Такой подход явно ошибочен. Цензурный экземпляр рукописи носит название: «Маскарад».
Сцены, заимствованные из комедии Лермонтова». Уже само название рукописи обязывает исследователя говорить не о том, что пропущено, а о том, что взято, что заимствовано из основного текста пьесы. К такому именно подходу обязывает самый простой арифметический подсчет.
Заимствованные сцены, показанные в бенефис Валберховой, заключают в себе немногим более 600 стихов, а вся пьеса во второй, основной, редакции имеет, как известно, 2061 стих. Что же было заимствовано?
Судя по суфлерской и закулисной рукописям «Маскарада», заимствованные сцены делились на два действия. Первое действие включало в себя вторую (стихи 191—370) и третью (стихи 371—647) сцены первого действия пьесы1. Второе действие было сконструировано из: 1) монолога Арбенина, взятого из третьего действия, сцены первой, выхода второго (стихи 1464—1487); 2) сцены второй, второго выхода третьего действия (стихи 1594—1736)2; 3) заключительной реплики Арбенина, отсутствующей у Лермонтова: «Умри ж и ты, злодей».
Таким образом, на спектакле 1852 г. были показаны: сцена маскарада, встречи Арбенина с князем Звездичем и со Шприхом на маскараде и ухаживания князя за маской. В сцене маскарада выпущен выход третий — встреча Арбенина с мужской маской, с Неизвестным. Сцена третья, после маскарада у Арбениных, была показана целиком, кроме стихов, зачеркнутых цензорским карандашом.
На спектакле была совершенно выпущена вся цепь интриг, опутывающих Арбенина и Нину, и дан только результат их — монолог Арбенина:
Намеки колкие со всех сторон
Преследуют меня, я жалок им, смешон...
Дано решение Арбенина: «Решено: она умрет» и предсмертное объяснение Нины с Арбениным.
Выражаясь общо, в спектакле 1852 г. были показаны одни следствия и почти не показаны причины их. Яркое, бичующее изображение светского общества, того пестрого маскарада жизни «большого света», который и вызвал драму Арбенина, в первом представлении пьесы Лермонтова на сцене почти отсутствовало. И понятно, что монологи Арбенина, написанные стихом, «облитым горечью и злостью», повисали в воздухе, казались беспредметными, воспринимались как холостые выстрелы. Становится понятным противоречивый отзыв Р. И. Зотова, приведенный выше. «Глубокие мысли» автора, «сильный драматизм» произведения
Лермонтова увидел Зотов при первом представлении «Маскарада». Но «Маскарад» показался ему несценичным. Могла ли пьеса Лермонтова показаться сценичной, если в спектакле отсутствовала самая существенная ее сторона?
В этом смысле первые постановщики «Маскарада» оказали плохую услугу пьесе: они как бы наглядно подтвердили утверждения некоторых критиков о несценичности пьесы Лермонтова, о ее незрелости. Смешно, конечно, обвинять в этом первых постановщиков «Маскарада»: каких трудов стоило им добиться разрешения на постановку хотя бы сцен пьесы Лермонтова, мы рассказали выше.
Если суфлерская рукопись свидетельствует о том, что заимствовано было из «Маскарада» для спектакля, то вторая рукопись — закулисная, — содержащая в себе не цензорские, а режиссерские пометки, дает представление об оформлении спектакля. На обратной стороне обложки, под списком действующих лиц и исполнителей, имеется следующая режиссерская запись: «На П. ст. (очевидно, на правой стороне. — К. Л.) диван, возле кресло, назади диван. Перемена. Стол вынести, на нем колокольчик. За кулисы приготовить. Зажженую свечу. По рукам. Читау 2 браслета. Орловой кольцо. Каратыгину кинжал. Смирнову 1 лорнет. На выход. Мужчины и женщины. Чайский и Кузмина пристают к Читау». Есть еще несколько пометок в тексте рукописи: 1) Турчанка проходит. 2) Гость подходит к Читау. К сцене второй, выходу первому (в основной редакции третья сцена первого действия) относится следующая запись: «Перемена на пр. ст. Диван и стол, на нем колокольчик, возле дивана кресло. На л. ст. Стол и 2 стула, слуге свеча». Дальше в тексте рукописи пометка: «Слуга входит».
К сцене второй (а по суфлерской рукописи к второму действию) относится запись: «Переодевается Читау. Перемена 3». Вот и все режиссерские пометки в закулисной рукописи. Они свидетельствуют о том, что первая постановка «Маскарада» имела очень несложное сценическое оформление. Обстановка, бутафория спектакля, была только самая необходимая. Декорации, по всей вероятности, отсутствовали, или, во всяком случае, сцена представляла собой «нейтральную» комнату, в стенах которой показаны были и сцены маскарада и сцены в доме Арбенина. Дом Арбенина сценически «оформлялся» колокольчиком на столе и зажженной свечой слуги. Из бутафорских предметов обращает на себя внимание кинжал, предназначенный Арбенину-Каратыгину, закалывавшему себя в конце спектакля, очевидно, для успокоения цензуры, которая еще от самого Лермонтова требовала переделки «Маскарада» в духе «торжества добродетели».
Режиссерские записи дают понятие и о конструкции постановки. Она, как мы уже указывали, заключала в себе два действия. Первое действие состояло из двух картин: маскарад и сцена после
маскарада в доме Арбенина. Между этими картинами устраивался перерыв, необходимый для перемены обстановки. Второй перерыв после окончания первого действия был необходим по ходу пьесы: развязке драмы, показанной во втором действии спектакля, предшествовала целая цепь событий, к сожалению, в первой постановке «Маскарада» выпущенная.
Постановка, несмотря на все ее, мы бы сказали, вынужденные недочеты, имела и успех и общественный резонанс. Убедительно свидетельствует об этом следующий факт: меньше чем через три месяца после постановки «Маскарада» на сцене Александринского театра, 21 января 1853 г., «Маскарад» Лермонтова ставит московский Малый театр.
Впервые полностью, в четырехактной редакции, на сцене Александринского театра «Маскарад» был поставлен 13 января 1864 г. В ленинградском отделении Центроархива хранится афиша этого спектакля. Она гласит: «На Александринском театре, в понедельник 13 января, русскими придворными актерами представлено будет в пользу актрисы г-жи Линской в первый раз «Маскарад», драма в четырех действиях и 10 картинах, соч. Лермонтова. В первый раз по возобновлении Браслет и прочее. Оригинальная комедия в 1 действии, соч. барона Ф. Ф. Корфа. Роль Елизаветы Федоровны в первый раз будет играть г-жа Макарова. В 1-й раз по возобновлении «Довольно!». Ориг. водевиль в одном действии. Порядок спектакля: 1) Маскарад, 2) Браслет и прочее, 3) Довольно!»1 В следующей афише2 указаны участвующие в постановке «Маскарада» артисты. И в третьей афише3 указано распределение ролей «Маскарада» между артистами: Арбенин — Аграмов, Нина — Владимирова 1-я, кн. Звездич — Нильский, баронесса Штраль — Федорова 1-я, Казарин — Яблочкин, Шприх — Зубров, Неизвестный — Леонидов, чиновник — Шемаев, дама — Надеждина. Названы остальные действующие лица и исполнители. Названы также актеры, исполнявшие в пьесе роли гостей, понтеров, игроков, слуг.
Сама бенефициантка Линская в «Маскараде» не играла. Она принимала участие в комедии «Браслет и прочее» — исполняла роль тетки Варвары Николаевны — и в водевиле «Довольно!». В этих же пьесках участвовали Самойлов, Григорьев 1-й, Васильев 2-й, Струйская, Макарова, Маркова и др.
В третьей афише объявлен новый порядок спектакля: сначала шла комедия «Браслет и прочее», а за нею уже «Маскарад». На четвертой афише4 указан еще дополнительный состав гостей — девятнадцать человек: 2 мужчин, 17 женщин.
В «С.-Петербургских ведомостях» был напечатан подробный отчет о бенефисе Линской1. Рецензент, Виктор Александров, начинает свою статью с утверждения: «Драма «Маскарад» принадлежит к числу молодых и слабых произведений знаменитого ее автора, который сам... обрек ее забвенью». Последнее рецензент «доказывает» тем, что драма, написанная в 1833 г. (?), была напечатана только после смерти автора, в 1842 г. Выше, в главе о цензурной истории «Маскарада», мы показали, как в действительности обстояло дело. А рецензент «С.-Петербургских ведомостей», выдвинув явно ложное утверждение, заявляет: «Уже это одно дает нам право не распространяться много об этой драме», «она не принадлежит к числу приобретений нашего репертуара, которыми следует особенно дорожить». Но тут же рецензент спешит заявить, что он не отрицает значения драмы Лермонтова. Больше того, «для человека, желающего уяснить себе личность Лермонтова, — пишет рецензент, — для человека, изучающего ход развития нашего общества, это произведение имеет свою большую цену Арбенин, несмотря на невозможность его как характера, как личности... все-таки родня Онегину и Печорину». Вслед за этой высокой оценкой рецензент неожиданно заявляет: «Как драма сама по себе, а тем более на сцене и в наше время, «Маскарад» не имеет никакого значения». Заявив это, рецензент должен был как-то объяснить сценический успех «Маскарада», успех пьесы Лермонтова у зрителей. Он пишет: «Говорят, что в Москве эта драма исполняется с успехом, но мы, и не видав тамошнего исполнения, можем сказать, что впечатление, ею производимое, то же самое, какое производит французская мелодрама, составленная искусно и полная красивых выражений, которые при изрядной декламации всегда вызывают рукоплескания. Вот почему многие актеры охотно возьмутся играть роль Арбенина; она много (даже слишком много) представляет артисту данных, чтобы рисоваться».
В этой пространной цитате поражает рецензентская развязность, с одной стороны, и явное неумение связать концы с концами — с другой. Рецензент осуждает московскую постановку «Маскарада», даже «не видав» ее. Но он не может отрицать успеха пьесы у зрителей, популярности роли Арбенина у актеров. Чтобы конкурировать с французской мелодрамой, пьеса должна быть «составлена искусно», должна быть полна «красивых выражений», — пишет рецензент и, вопреки себе, дает высокую оценку сценическим качествам «Маскарада».