лекции Аржаных

Уже сам факт создания и успешного функционирования ФПГ свидетельствует о высоком уровне банковского предпринимательства в России и соответственной степени самоорганизации отечественного финансового капитала. Центрами кристаллизации финпромгрупп выступали отдельные производства, торговые дома, банкирские конторы, частные кредитные институты. Но у истока наиболее могущественных и надежнейших стояли акционерные банки: Петербургский Международный, Русский для внешней торговли, Петербургский Учетный и ссудный, Русский торгово-промышленный, Азовско-Донской, Русско-Азиатский и др., а также целый ряд провинциальных банковских групп. Непрекращающаяся интеграция акционерных банков с промышленностью, торговлей, страхованием, иностранным капиталом опиралась на незыблемость института частной собственности и такого базового элемента процветающей экономики, как полновесный, конвертируемый рубль (после финансовой реформы С.Ю. Витте В 1895-1897 гг.).

С успехом используя такие мощнейшие мотивационные и управленческие механизмы, как рыночная консолидация пакетов, «система участий», холдинги, трасты, российский предпринимательский капитал стоял на пути превращения финансово-промышленных групп в транснациональные корпорации (ТНК), но первая мировая война, а затем переворот 1917 г. перечеркнули эти перспективы.

Ныне в мире действует 40 тыс. ФПГ и ТНК; в России динамика их формирования такова: 1993 г. — 1, 1994 г. — 6, 1995 г. — 21, июль 1996 г. — 34.

К 1914 г., помимо Госбанка, банкирских домов и уже упомянутых 50 акционерных банков с их 778 филиалами, кредитная система России включала в себя 317 городских банков, 1108 обществ взаимного кредита и др., а также сеть ипотечных банков и других структур с банковскими функциями, которые обслуживали развитие аграрного капитализма.

К началу переломного для нашей страны 1917 г. в России действовало 52 акционерных коммерческих банка, из них 15 — в Санкт-Петербурге, 7 — в Москве и 30 — в провинции. В России сформировался немногочисленный, но высокопрофессиональный слой финансовой буржуазии, которая играла доминирующую роль в экономическом развитии страны.

В трехуровневой финансово-кредитной системе России именно акционерные банки играли ведущую роль.

Лекция 7

Предприниматели и общество в дореволюционной России

Предприниматели занимали особое место в благотворительности, которое отражало их положение в жизни общества вообще. В российском обществе богатым полагалось быть только привилегированным классом. Все остальные должны были добывать средства к жизни тяжелым трудом, приносящим им доход, достаточный для поддержания жизни. Нищие и убогие должны были получить милостыню — такое положение освящалось Православной Церковью, и такие нравственные принципы закреплялись в морали православной религии. Бедность считалась праведной — «блаженны нищие», за такую жизнь праведники должны были получить по заслугам на другом свете. Российское протестантство в виде старообрядчества, которое освящало богатство, приобретенное честным путем, даже более того, побуждало к неустанному труду для получения достойной жизни, не могло открыто провозгласить: «блаженны имущие», так как было почти всегда запрещено и преследовалось по закону. Примечательно, что старообрядчество, одобряя приобретенное упорным трудом богатство, очень строго спрашивало за бесчестность, нарушение моральных норм, жизненные излишества и даже некоторые удобства. Это ставило предпринимательство в определенные рамки, ограничивало возможности приобретать богатство обманным путем: кто-то боялся Божьей кары за неправедные поступки, кто-то уважал Божий закон.

Практическая ситуация в России складывалась так, что честный, но на беду хорошо обеспеченный человек любыми способами старался скрыть следы своего благополучия, мораль не позволяла подниматься над уровнем нищеты. Если же появлялась возможность демонстрировать свое богатство, то разгулу и роскоши не было предела. Но рано или поздно нужно было подумать о своей душе и об общественном мнении. Жертвование, благотворительность — при всем различии побуждающих к ним причин — являлись искуплением за нажитое богатство. Представление любого богатства как неправедно полученного и в то же время допускавшегося как бы санкционировало обманный путь, за который можно было потом отмолиться и пожертвовать. Непризнание праведности богатства, но широкое распространение его создавали в обществе заметный нравственный изъян, который и пытались сгладить за счет благотворительности и милостыни. М. И. Салтыков-Щедрин говорил устами своего героя об этом так: «…управы никакой на тебя нет, потому что и градоначальник и вся подьячая братия твою руку тянет. Таким-то родом и наживали капиталы, а под старость грехи перед Богом замаливали».

Интуитивная тяга к грамоте, книге, знанию вообще, возникнув в начале XIX в. у переселившихся в город крестьян, через два-три поколения породила в среде купечества не только покровителей искусств и науки, но и ученых, врачей, художников, публицистов. Необходимость же благотворения становилась одним из ценностных и поведенческих стереотипов, постепенно закреплявшихся в пореформенные десятилетия в сознании российской буржуазии. Та роль, которую купечество, в частности московское, играло в общественной жизни и главным образом в благотворении, уже давно отмечалась выдающимися русскими людьми.

В одном из нарядных изданий, посвященных уходу старого и наступлению нового века, отмечалось: «Ни в каком другом городе России, даже в Петербурге, нельзя найти столько благотворительных учреждений, созданных на частные средства, как в Москве. Сотни тысяч ежегодно жертвуются московским купечеством на дела благотворения. Клиники, больницы, богадельни, приюты с каждым годом приумножаются в Москве. Знаменитый Ермаков, израсходовавший на благотворительность свыше 5 млн. рублей… Имена Боевых, Бахрушиных, Морозовых, Алексеевых, Солдатенковых, Хлудовых увековечены в сооружениях, воздвигнутых на их средства»…

Благотворительность тесно связана с предпринимательством еще и потому, что при переходе России к капиталистическому способу производства происходит важный сдвиг в структуре народонаселения: крестьянство, переселявшееся в города, порождало как богатейших капиталистов-фабрикантов, банкиров, домовладельцев, так и наиболее обездоленных людей, часть которых неизбежно пополняла ряды воров, проституток и бродяг.

На этом этапе исторического развития благотворительность стала приобретать характер частных и общественных добровольных пожертвований, известный нам сейчас. Одновременно изменялась политика государства по отношению к неимущим, не только оттого, что репрессиями уже не удавалось удержать нищавшие слои населения в спокойном состоянии, но и в связи с укоренением в общественном сознании гуманистических идей, порожденных эпохой Просвещения, в частности, таких, как природное равенство людей, пробуждение достоинства личности и искоренение грубости нравов через распространение образования и правильного воспитания. Именно при капитализме, который свободу предпринимательства должен был сочетать со свободой идей, благотворительность стала значительным общественным явлением.

При капитализме усиливалась зависимость рабочего от работодателя. Зависимость в первую очередь выражалась в риске остаться без работы, причем не столько по прихоти капиталиста, сколько по воле экономических законов, регулирующих общественное производство. Безработица была неизбежна, размеры ее увеличивались, во-первых, вследствие прогрессирующего применения машин, от которых прогресс не мог отказаться, и, во-вторых, из-за периодических промышленных кризисов. Потерявшие работу люди вынуждены были идти в работные дома, богадельни, нищенствовать.

В этих условиях, при крайней поляризации богатства и бедности, благотворительность становилась неким регулятором социального равновесия, часто неосознанным средством устранения общественного эмоционального дискомфорта, возникавшего в результате несправедливого соотношения труда и присвоения.

Состоявшийся в марте 1910 года Всероссийский съезд деятелей по призрению отметил, что лишь 25 % всего бюджета этой системы исходило из средств казны, земств, городов и сословных учреждений, а 75 % — из средств частной благотворительности, добровольных пожертвований. Щедрость российских предпринимателей на благотворительность поражала соотечественников и иностранцев своим размахом. Кому, конечно, было и жертвовать, как не купцам? Дворяне после реформы 1861 года, в большинстве своем сохранившие свое имущество в землях и домах, не имели, как правило, наличных денег, и тем более денежных оборотов. Интеллигенция, потенциально чуткая к идее милосердия и сострадания, была бедна и зачастую сама нуждалась в благотворительности.

Но дело было не только в том, что купечество обладало большими деньгами. Немалую роль сыграла повышенная религиозность купечества, желание обрести благодать в жизни вечной через добродетели в жизни земной, следуя евангельской формуле: «Кто одел голого, накормил голодного, посетил заключенного, тот Меня одел, Меня накормил, Меня посетил».

Еще одной причиной была отстраненность купечества от насыщенной идейной жизни, которой с таким пылом отдавалась большая часть интеллигенции — особенно с появлением на исторической арене противоречивой фигуры разночинца. Демократическая часть русского общества 1860 — 70 гг., захваченная социалистическими идеями, полагала, что нищенство, бедность и убожество народной жизни могут исчезнуть лишь при коренных социальных преобразованиях, где частная благотворительность не будет нужна. Роль, уготованная историей купечеству, не предусматривала увлечения революционными идеями, поэтому предприниматели выполняли свой общественный долг так, как они его понимали — через частные пожертвования в пользу тех, кто не может сам устроиться в жизни. С конца XVIII в. открываются и другие проявления благотворительности в виде меценатства1 — покровительства искусству, наукам, собирания больших библиотек, коллекций, создания художественных галерей, театров и т. д., то есть всего того, что входит в широкое понятие культуры. Культура во все времена оказывалась тесно связанной с богатством и без его поддержки не могла полноценно существовать. Меценатство на Западе — это явление, которое, наряду с нравственным, имело и юридические основания (снижение налогов или освобождение от них). В России оно чаще было связано с религиозными, нравственными понятиями, подчинялось требованиям общественного мнения. Можно рассматривать меценатство как причуды обеспеченных людей, не знающих, куда девать деньги. А можно и иначе. Среди предпринимателей, как и среди других слоев населения, были люди, желавшие жить какой-то другой, более духовной жизнью, начинавшие понимать в ней смысл, желавшие подняться над течением обыденной жизни, найти в ней какие-то другие отношения.

Сначала молельни и домашние церкви русских купцов превращались в настоящие музеи. Да и само музейное дело в России было поставлено купцами-промышленниками. Благодаря им были созданы в течение XIX в. сотни музеев — в краевых, губернских, уездных городах России.

Внуки крестьян и мещан — отпрыски богатейших купеческих семей, пройдя через университет, а также деловые и увеселительные путешествия по Европе, становились ценителями литературы и искусства.

Поддержка всякого рода культурных начинаний была особенностью русской торгово-промышленной среды: Третьяковская галерея, Щукинский и Морозовский музеи современной французской живописи, Бахрушинский театральный музей, собрание русского фарфора А. В. Морозова, собрания икон С. П. Рябушинского, собрания картин В. С. Гиршмана, Е. И. Лосевой и М. П. Рябушинского, Частная опера С. И. Мамонтова, Опера С. И. Зимина, Художественный театр К. С. Алексеева-Станиславского и С. Т. Морозова. Связаны В. А. Морозов и «Русские ведомости», М. К. Морозова и Московское философское общество, С. И. Щукин и Философский институт при Московском университете, Найденовские собрания и издания по истории Москвы, Московии и, в частности, московского купечества.

Клинический городок и Девичье поле в Москве созданы главным образом семьей Морозовых… Солдатенков — и его издательство, и «Щепкинская» библиотека… Больница имени Солдатенкова, Солодовниковская больница, Бахрушинские, Хлудовские, Мазуринские, Горбовские странноприимные дома и приюты; Арнольдо-Третьяковское училище для глухонемых; Шелапутинская и Медвединская гимназии; Александровское Коммерческое училище; Практическая академия коммерческих наук; Коммерческий институт Московского общества распространения коммерческого образования, где каждая аудитория, каждый кабинет или лаборатория были сооружены либо какой-то семьей, либо в память какой-то семьи… Много было и других, и можно ли вообще припомнить все те памятники жертвенности представителей «темного царства», того «чумазого», который неустанно шел вперед и не хотел только торговать миткалем, а интересовался категорическим императивом, Штейнеровской антропософией и картинами Матисса Ван Гога и Пикассо1.

Наибольшего размаха достигла меценатская деятельность со второй половины XIX в. Именно к этому времени российская буржуазия осознала свою экономическую мощь, стала искать свое место в общественной жизни. Поскольку от политической деятельности царское правительство держало предпринимателей на расстоянии, а профессиональной деятельностью заслужить общественное признание было трудно, учитывая усиливающиеся настроения против эксплуататоров, буржуазия пыталась уходить в иные области, пользовавшиеся большим общественным престижем: занятие благотворительностью и меценатством.

Поскольку меценаты хотели не только спасти свою душу, сделать добро людям, но и оставить память о себе среди людей, закрепляя в названиях свои имена, необходимо назвать каждого поименно, вернуть в историю память об этих людях.

Одно из первых дошедших до нас сведений о купеческой благотворительности находим в семейной хронике Крестовниковых. Пришедший в Москву из Переславля-Залесского основатель династии Козьма Васильевич (1753 — 1814) был одним из первых коммерческих деятелей в Москве.

Лекция 8

Предпринимательство в советскую эпоху

Двадцатое столетие было, пожалуй, самым колоритным по разнообразию и драматизму периодов предпринимательской деятельности. Началом своим оно захватило «Золотой век предпринимательства», когда в России наблюдался промышленный подъем и усилия «людей дела» обеспечили высокую концентрацию производства и капитала. Потом резкий разрыв, связанный с приходом к власти большевиков и политикой национализации. Профессиональный цех организаторов российской экономики практически был ликвидирован. Подъем «старого» предпринимательства при Новой Экономической Политике (НЭП) был последним всплеском уходящих сил, представленных во многом прежними собственниками дореволюционного закала. Потом долгий, почти семидесятилетний период «плановой экономики». И что Россия (СССР) превратилась в «хозяйство без предпринимателя»? В этом есть доля печальной истины. Но индустриальное общество все же немыслимо без предпринимательской функции, как немыслимо оно без экономического роста. И необходимость свершения предпринимательского подвига никуда не исчезает. Просто лица героев искажаются до неузнаваемости. Индивидуальный предприниматель стал персонажем «тени», а предпринимательскую функцию взяло на себя государство.

Период с октября 1917 года до начала 20-х годов можно условно назвать особым этапом развития отечественного предпринимательства. Его особенностью было широкое вытеснение предпринимательства из экономической жизни — запрет практически под страхом смертной казни. За несколько лет был ликвидирован слой людей-предпринимателей, которых Россия вынашивала и рождала столетиями. К 1920 году было физически истреблено или оказалось в вынужденной эмиграции более ста тысяч предпринимателей. Такая политика вытекала из марксистских представлений о коммунистическом обществе. Рассматривая предпринимательскую деятельность, классики марксизма связывали ее, прежде всего, с частной собственностью и эксплуатацией, хотя и признавали созидательные и организаторские функции предпринимателя. Во-первых, производительный труд сводился марксистами к преобразованию предметов труда и управлению этим процессом; предпринимательский же доход рассматривался как часть прибавочной стоимости, а деятельность, направленная на получение предпринимательского дохода — как форма эксплуатации рабочего класса. Во-вторых, обобществление производства трактовалось, в основном, как его огосударствление, национализация частного имущества, превращение народного хозяйства в единую фабрику, сверхсиндикат. В-третьих, планомерность понималась как централизованное установление заданий по производству, поставкам и ценам на продукцию всех участков этого синдиката, а распределение по труду — как оплата по количеству и сложности труда, затраченного на выполнение плановых заданий, практически без учета соотношения затрат и результатов.

Эти выводы верны не для любой экономики, а лишь для той, которая действует при административно-командной системе, где народное хозяйство рассматривается как одна фабрика, а партийно-государственный центр — как единственный собственник и предприниматель. Поэтому, во всех сферах общественной жизни установилась государственная монополия. Была осуществлена национализация крупных промышленных предприятий, а через некоторое время и мелких частных предприятий. В сельском хозяйстве упор делался на уравнительный передел земли с последующим развитием крупных коллективных хозяйств. Введение хлебной монополии государства подрывало конкуренцию между производителями сельхозпродукции. Монопольное положение государства, централизация, лишение самостоятельности производителей, устранение конкуренции между ними — все это тормозило развитие предпринимательства. Однако говорить, что предпринимательские отношения в те годы не существовали, будет неправильно. Предпринимательской деятельностью продолжало заниматься немалое количество мелких и средних самостоятельных (частных) хозяев. Одни из них относились к «бывшим», другие в условиях мелкотоварного сектора экономики только нарождались. Тем не менее, сфера предпринимательской деятельности постоянно сужалась. Государство проводило свою политику последовательно и бескомпромиссно.

Период Новой Экономической Политики (НЭП) знаменовал собой новый этап, который длился с 1921 до 1926 года. Началом НЭПа можно считать утверждение Советом Труда и Обороны «Основных положений к восстановлению крупной промышленности, поднятию и развитию производства» от 12.08.1926 г., где провозглашался перевод промышленных трестов на хозяйственный и коммерческий расчет. Далее было принятие ЦИК и СНК СССР 29.06.1927 г. «Положения о государственных трестах», юридически оформившего произошедшую на практике трансформацию коммерческого хозрасчета в хозрасчет административный. В концепции новой экономической политики возрождение предпринимательской деятельности рассматривалось как вынужденная необходимость, отступление перед капитализмом. В период НЭПа интересы государства, как никогда ранее, были четко сформулированы: держать предпринимателей для своих целей, «… лишь в меру допустить развитие этих отношений, которые полезны и необходимы в остановке мелкого производства, и чтобы контролировать эти отношения». Но даже в этих условиях предпринимательство стало развиваться на всех уровнях.

Предпринимательскими функциями, по своей сути, прежде всего, стало заниматься государство, что, в частности, проявилось в концессиях. Концессия представляла собой договор между Советским государством и иностранным капиталистом, в соответствии с которым, капиталисту передавались для эксплуатации определенные объекты или участки земли. Расчет с государством производился как в натуре — произведенной продукцией, так и в денежной форме.

Особой сферой экономической деятельности государства в эти годы являлось содействие и прямое участие в акционерных обществах. Акционерная форма широко использовалась государством как организационная форма государственных предприятий. Так появились государственные и смешанные акционерные общества. Наибольшего расцвета акционерное предпринимательство достигло к середине 20-х годов.

Многоукладный характер экономики, возрастание роли экономических факторов развития создавали благоприятные предпосылки для развития предпринимательства и на более низких уровнях. Отражением этого процесса явился переход к многообразию форм хозяйствования: аренде, кооперации, акционированию, коммандитным товариществам и т.д. В литературе тех лет такие объединения напрямую назывались капиталистическими.

Первой и главной мерой НЭПа стала замена продразверстки продовольственным налогом, установленным первоначально на уровне примерно 20% от чистого продукта крестьянского труда (т.е. требовавшим сдачи почти вдвое меньшего количества хлеба, чем продразверстка), а затем снижением до 10% урожая и меньше и принявшем денежную форму. Оставшиеся после сдачи продналога продукты крестьянин мог продавать по своему усмотрению — либо государству, либо на свободном рынке.

Радикальные преобразования произошли и в промышленности. Главки были упразднены, а вместо них созданы тресты — объединения однородных или взаимосвязанных между собой предприятий, получившие полную хозяйственную и финансовую независимость, вплоть до права выпуска долгосрочных облигационных займов. Уже к концу 1922 года около 90% промышленных предприятий были объединены в 421 трест, причем, 40% из них было централизованного, а 60% местного подчинения. Тресты сами решали, что производить и где реализовывать продукцию. Предприятия, входившие в трест, снимались с государственного снабжения и переходили к закупкам ресурсов на рынке. Закон предусматривал, что «государственная казна за долги трестов не отвечает».

ВСНХ, потерявший право вмешательства в текущую деятельность предприятий и трестов, превратился в координационный центр. Его аппарат был резко сокращен. Тогда и появляется хозяйственный расчет, означающий что предприятия (после обязательных фиксированных взносов в государственный бюджет) само распоряжается доходами от продажи продукции, само отвечает за результаты своей хозяйственной деятельности, самостоятельно использует прибыли и покрывает убытки.

Не менее 20% прибыли тресты должны были направлять на формирование резервного капитала до достижения им величины, равной половине уставного капитала (вскоре этот норматив снизили до 10% прибыли до тех пор, пока он не достигал 1/3 первоначального капитала). А резервный капитал использовался для финансирования расширения производства и возмещения убытков хозяйственной деятельности. От размеров прибыли зависели премии, получаемые членами правления и рабочими треста.

В декрете ВЦИК и Совнаркома от 1923 г. было записано следующее: тресты государственные промышленные предприятия, которым государство предоставляет самостоятельность в производстве своих операций, согласно утвержденному для каждого из них уставу, и которые действуют на началах коммерческого расчета с целью извлечения прибыли.

Стали возникать синдикаты — добровольные объединения трестов на началах кооперации, занимавшиеся сбытом, снабжением, кредитованием, внешнеторговыми операциями. К концу 1922 г. 80% трестированной промышленности было синдицировано, а к началу 1928 г. всего насчитывалось 23 синдиката, которые действовали почти во всех отраслях промышленности, сосредоточив в своих руках основную часть оптовой торговли. Правление синдикатов избиралось на собрании представителей трестов, причем каждый трест мог передать по своему усмотрению большую или меньшую часть своего снабжения и сбыта в ведение синдиката.

Реализация готовой продукции, закупка сырья, материалов, оборудования производилась на полноценном рынке, по каналам оптовой торговли. Возникла широкая сеть товарных бирж, ярмарок, торговых предприятий. В промышленности и других отраслях была восстановлена денежная оплата труда, введены тарифы зарплаты, исключающие уравниловку, и сняты ограничения для увеличения заработков при росте выработки. Были ликвидированы трудовые армии, отменены обязательная трудовая повинность и основные ограничения на перемену работы. Организация труда строилась на принципах материального стимулирования, пришедших на смену внеэкономическому принуждению «военного коммунизма». Абсолютная численность безработных, зарегистрированных биржами труда, в период НЭПа возросла (с 1.2 млн. человек в начале 1924 года до 1.7 млн. человек в начале 1929), но расширение рынка труда было еще более значительным (численность рабочих и служащих во всех отраслях народного хозяйства увеличилась с 5.8 млн. человек в 1924 г. до 12.4 млн. в 1929 г.), так что фактически уровень безработицы снизился.

В промышленности и торговле возник частный сектор: некоторые государственные предприятия были денационализированы, другие — сданы в аренду; было разрешено создание собственных промышленных предприятий частным лицам (с числом занятых не более 20 человек, позднее этот «потолок» был поднят). Среди арендованных частниками фабрик были и такие, которые насчитывали 200-300 человек, а в целом на долю частного сектора в период НЭПа приходилось от 1/5 до 1/4 промышленной продукции, 40-80% розничной торговли и небольшая часть оптовой торговли. Ряд предприятий был сдан в аренду иностранным фирмам в форме концессий. В 1926-27 годах насчитывалось 117 действующих соглашений такого рода. Они охватывали предприятия, на которых работали 18 тысяч человек и выпускалось чуть более 1% промышленной продукции. В некоторых отраслях, однако, удельный вес концессионных предприятий и смешанных акционерных обществ, в которых иностранцы владели частью пая, был значителен: в добыче свинца и серебра — 60%, марганцевой руды — 85%, золота — 30%, в производстве одежды и предметов туалета — 22%. Годы НЭПа создали благоприятные предпосылки для активизации частного предпринимательства. Так как этому способствовали два обстоятельства: денационализация мелких предприятий и законодательное разрешение учредительской деятельности. Без предварительного уведомления местных органов власти частные лица могли, например, открыть промышленное предприятие с числом наемных рабочих от 10 до 20 человек. С момента официального признания частных предпринимателей, они весьма успешно стали конкурировать с государственными предприятиями. Небольшие производства позволяли гибко реагировать на изменения конъюнктуры рынка, ибо мелкий бизнес незамедлительно пользовался ошибками и трудностями госпредприятий. Конечно, нельзя преувеличивать успехи частных предпринимателей, так как в их деятельности было немало и негативных черт (беспощадная эксплуатация наемных рабочих, нездоровая криминогенная обстановка и т.д.).