Cclviii

Искрились ясных глаз живые свечи,

Меня касаясь нежностью лучей,

Из недр глубоких сердца, как ручей,

Ко мне струились ласковые речи.

Теперь все это далеко-далече,

Но жгут воспоминанья горячей:

Был переменчив свет ее очей

И всякий раз иным бывал при встрече.

С привычным не разделаться никак:

Двойных услад душа не знала прежде

И не могла соблазна побороть.

Она, отведав незнакомых благ,

То в страхе пребывала, то в надежде,

Готовая мою покинуть плоть.

CCLIX

Всегда желал я жить в уединенье

(Леса, долины, реки это знают),

Умов, что к небу путь загромождают,

Глухих и темных душ презрев общенье.

Пришло б не там желаньям исполненье,

Где сны Тосканы негу навевают,

А где холмы сочувственно внимают

В тени у Сорги плач мой или пенье.

Но вот судьба враждебна постоянно,

В плену томит, где вижу, негодуя,

Сокровище в грязи, а грязь бездонна.

И пишущую руку так нежданно

Балует - и права; ей заслужу я:

Амур то видит, знаю я - и Донна.

CCLX

Мне взор предстал далекою весною

Прекрасный - два Амуровых гнезда,

Глаза, что сердце чистой глубиною

Пленили, - о счастливая звезда!

Любимую нигде и никогда

Затмить не сможет ни одна собою,

Ни даже та, из-за кого беда

Смертельная обрушилась на Трою,

Ни римлянка, что над собой занесть

Решилась в гневе благородном сталь,

Ни Поликсена и ни Ипсипила.

Она прекрасней всех - Природы честь,

Моя отрада; только очень жаль,

Что мир на миг и поздно посетила.

CCLXI

Той, что мечтает восхищать сердца

И жаждет мудростью себя прославить

И мягкостью, хочу в пример поставить

Любовь мою - нет лучше образца.

Как жить достойно, как любить Творца, -

Не подражая ей, нельзя представить,

Нельзя себя на правый путь наставить,

Нельзя его держаться до конца.

Возможно говор перенять, звучащий

Столь нежно, и молчанье, и движенья,

Имея идеал перед собой.

И только красоте ее слепящей

Не научиться, ибо от рожденья

Она дана иль не дана судьбой.

CCLXII

- Жизнь - это счастье, а утратить честь -

Мне кажется, не столь большое горе.

- Нет! Если честь несвойственна синьоре,

То в ней ничто нельзя за благо счесть.

Она мертва - пусть даже пламя есть

В ее измученном и скорбном взоре.

Дорога жизни в тягостном позоре

Страшней, чем смерть и чем любая месть.

Лукрецию бы я не осуждала,

Когда б она без помощи кинжала

В великой скорби казнь свою нашла. -

Подобных философий очень много,

Все низменны, и лишь одна дорога

Уводит нас от горечи и зла.