Cclxxvi

Лишь образ чистый, ангельский мгновенно

Исчез, великое мне душу горе

Пронзило - в мрачном ужасе, в раздоре.

Я слов ищу, да выйдет боль из плена.

Она в слезах и пенях неизменна:

И Донна знает, и Амур; опоре

Лишь этой верит сердце в тяжком споре

С томленьями сей жизни зол и тлена.

Единую ты, Смерть, взяла так рано;

И ты, Земля, земной красы опека,

Отныне и почиющей охрана, -

Что ты гнетешь слепого человека?

Светил любовно, нежно, осиянно

Свет глаз моих - и вот угас до века.

Cclxxvii

Коль скоро бог любви былой завет

Иным наказом не заменит вскоре,

Над жизнью смерть восторжествует в споре, -

Желанья живы, а надежда - нет.

Как никогда, страшусь грядущих бед,

И прежнее не выплакано горе,

Ладью житейское терзает море,

И ненадежен путеводный свет.

Меня ведет мираж, а настоящий

Маяк - в земле, верней, на небесах,

Где ярче светит он душе скорбящей,

Но не глазам, - они давно в слезах,

И скорбь, затмив от взора свет манящий,

Сгущает ранний иней в волосах.

Cclxxviii

Она во цвете жизни пребывала,

Когда Амур стократ сильнее нас,

Как вдруг, прекрасна без земных прикрас,

Земле убор свой тленный завещала

И вознеслась горе без покрывала, -

И с той поры я вопрошал не раз:

Зачем не пробил мой последний час -

Предел земных и вечных дней начало,

С тем чтобы радостной души полет

За ней, терзавшей сердце безучастьем,

Освободил меня от всех невзгод?

Однако свой у времени отсчет...

А ведь каким бы это было счастьем -

Не быть в живых сегодня третий год!

Cclxxix

Поют ли жалобно лесные птицы,

Листва ли шепчет в летнем ветерке,

Струи ли с нежным рокотом в реке,

Лаская брег, гурлят, как голубицы, -

Где б я ни сел, чтоб новые страницы

Вписать в дневник любви, моей тоске

Родные вздохи вторят вдалеке,

И тень мелькнет живой царицы.

Слова я слышу... "Полно дух крушить

Безвременно печалию, - шепнула, -

Пора от слез ланиты осушить!

Бессмертье в небе грудь моя вдохнула,

Его ль меня хотел бы ты лишить?

Чтоб там прозреть, я здесь глаза сомкнула"

CCLXXX

Не знаю края, где бы столь же ясно

Я видеть то, что видеть жажду, мог

И к небу пени возносить всечасно,

От суеты мирской, как здесь, далек;

Где столько мест, в которых безопасно

Вздыхать, когда для вздохов есть предлог, -

Должно быть, как на Кипре ни прекрасно,

И там подобный редкость уголок.

Все полно здесь к любви благоволенья,

Все просит в этой стороне меня

Хранить любовь залогом утешенья.

Но ты, душа в обители спасенья,

Скажи мне в память рокового дня,

Что мир достоин моего презренья.