3.2. Решение об интервенции в Россию

Когда в 1918 году в России началась гражданская война, Европа заинтересовалась в дележе русского наследства. Англичане заняли Южную Россию, японцы стали изучать дальний Восток и Сибирь. Перед Вильсоном стоял сложный вопрос, который не мог откладываться. Разумеется, что он не посчитал нужным помогать Японии и западноевропейским странам делить Россию на зоны влияния. И потом, его не устраивал сам подход. Одно дело найти и поддержать русского генерала, который из патриотических побуждений поведет русских солдат в старые окопы, а другое – поиски «своих» местных лидеров, озабоченных захватом власти в максимальном объеме¹³.

Сомнения Вильсона касались, собственно, не принципов, а фи­зических возможностей реализации подобной инициативы. Ему, в отличие от полных энтузиазма англичан, японцев, казалось маловеро­ятным, чтобы 100-тысячный контингент чехов смог осуществлять контроль над огромной Сибирью — даже если им поможет амери­канский воинский контингент, который в текущей ситуации не мог быть многочисленным. Но вступало в силу важное соображение: если сейчас, в решающий момент президент отступит, его претен­зии на руководство Западом будут поставлены под сомнение.

В конечном счете, у Вильсона появились две главные цели по отношению к России. Это помощь изменению прежнего социального строя и восстановление Восточного фронта против Германии. Последнюю идею с американцами разделяли англичане. Но Англия, имеющая постоянные интересы, а не постоянных друзей, в 1918 году предложила Японии, а не Америке, оккупировать Транссибирскую магистраль от Владивостока до точек соприкосновения с немцами в Европе.

Усиление Японии всегда было одним из самых неблагоприятных процессов на мировой арене для США. С одной стороны, допуск японцев к одностороннему захвату Сибири будет огромной геополитической ошибкой. А с другой стороны, можно было бы просто не вмешиваться в этот процесс и поддержать японское продвижение.

В начале июля 1918 года, узнав о высадке во Владивостоке японских и английских войск, о прибытии туда белочехов и о декларации Верховного военного совета Антанты о под­держке военной интервенции в Сибири, президент Вильсон окон­чательно включил участие американцев в сибирской экспедиции в свое стратегическое планирование. Вильсон санк­ционировал посылку двух военных экспедиций: одну — в Мурманск, другую — во Владивосток. Конкретно речь шла о том, чтобы пере­хватить военные запасы, созданные еще для царской армии, чтобы оставить Красную Армию без вооружения, без средств самозащиты.

Таким образом, Америка вступила в общий лагерь Запада, избравший своим курсом в России интервенцию. Вильсон принял важное решение — включил американскую оккупацию Сибири в свое стратегическое планирование. 6 июля 1918 года президент сказал: «Я надеюсь достичь про­гресса, действуя двояко — предоставляя экономическую помощь и оказывая содействие чехословакам».

Кор­ректируя планы интервенции, президент Вильсон указывал, что их целью будет «помочь русскому народу в его попытках восстановить контроль над своими собственными делами, над своей собственной территорией и своей собственной судьбой». Разумеется, когда речь шла о том, чтобы «восстановить», это означало, что Советское прави­тельство, с точки зрения Вильсона, не является законным.

После неудачных примирительных попыток решения русского вопроса, США решили приступить к силовому решению, что было многозначно для взаимоотно­шений России и Запада. Соединенные Штаты вторгались в пределы России нежданными, не будучи приглашенны­ми ее правительством. Вне всякого сомнения, этот шаг американцев оставил шрам на двусторонних отношениях.

На западе стала складываться парадок­сальная ситуация. С одной стороны, приняв участие в интервенции, американцы сделали шаг по направлению к единству с союзниками в русском вопросе. С другой стороны, американцы еще верили, что русские, возможно, «выкарабкаются» из постигшего их несчастья. Европейские союзники США не разделяли подобных надежд. У Запада не должно быть иллюзий. Россия уже насытилась контактами с Западом. Регион, к сближению с которым она стремилась несколько столетий, проявил по отношению к ней насилие. При этом русским все труднее становилось отличать американцев от прочих представителей Запада. Опыт войны вызвал в России неви­данное ожесточение по отношению ко всем иностранцам. И трудно сейчас убедить кого бы то ни было, что это не было есте­ственной реакцией ожесточившегося народа.