Комментарии

Автор: Гость (не проверено), дата: 6 Октябрь, 2010 - 19:20

В конце 16 века английский философ Фрэнсис Бэкон провозгласил, что знание – это сила. Известный английский историк Генри Томас Бокль, живший в середине 19 века, утверждал, что знание – не есть инертный и пассивный посетитель, приходящий к нам, хотим мы этого или нет, поскольку его нужно искать и много работать, прежде чем оно будет нашим. В конце минувшего столетия американский писатель-фантаст Брюс Стерлинг подытожил мнения своих предшественников, заявив, что информация сама по себе – вообще никакая не сила, иначе самыми могущественными людьми на свете стали бы библиотекари.

Сейчас  в информационном обществе дела с информацией и вовсе обстоят хуже некуда. Стоит признать, что в настоящее время информация по большому счету уже не является  источником знаний. Постепенно она перестает быть также объектом поиска и изучения и трансформируется в предмет контролируемого распространения, массированной трансляции через разные каналы к конечному, обезличенному потребителю.

Почему потребителю? Потому что в системе координат, построенной современными масс-медиа, человек уже не рассматривается в качестве активного субъекта, оперирующего данными, полученными в практических целях.  Проще говоря, отношения, складывающиеся между средствами массовой информации и пользователями их продукта, можно охарактеризовать выражением “пипл хавает”, поднятым отечественными медийными структурами на свои независимые знамена с легкой руки одного популярного музыканта. В данном материале мы рассмотрим лишь несколько основных вариантов эффективного использования информации в личных целях.

Начнем с технологии так называемого «белого шума». Под понятием “белый шум” Большая советская энциклопедия понимает беспорядочное колебание различной физической природы, в котором звуковые колебания разной частоты представлены в равной степени, то есть шум, где в среднем интенсивности звуковых волн разных частот примерно одинаковы. Наиболее типичные примеры здесь - шум водопада, шум леса и так далее. В архитектуре белый шум часто используется с целью сокрытия всех прочих, так называемых “нежелательных” шумовых воздействий. При этом чистый тон, звучащий одновременно с белым шумом, маскируется в основном близкими по частоте спектральными составляющими этого шума, находящимися в пределах так называемой критической полосы, ширина которой зависит от частоты маскируемого тона.

Применительно к экономической деятельности технология белого шума может быть использована с целью скрыть и завуалировать информацию о каких-либо бизнес-достижениях, или, наоборот, провалах конкурентов, “утопить” важные и актуальные сведения в потоке ненужной информации с различной, зачастую противоположной смысловой нагрузкой.  Так, например, если какая-либо структура непреднамеренно допускает утечку важной информации, которая не предназначена для стороннего ознакомления, та же самая структура в целях сохранения конфиденциальности сведений может сознательно осуществить “утечку” дезинформации в объемах, исключающих возможность разумной оценки сведений с позиции их достоверности. Для того, чтобы публика не смогла отличить зерна от плевел, используются средства массовой информации.

 В действительности доля участия промышленного и финансового капитала в отечественных СМИ настолько громадна, что говорить о независимом характере общественного мнения вообще не приходится. Для наглядности представим данные исследования Якова Паппэ “Олигархи”. Так, по состоянию на 1999 год компании “Газпром” принадлежало 3% телекомпании ОРТ, 30% телекомпании НТВ, 100% телерадиокомпании Прометей, 51% акций газеты “РТ-Трибуна” и 100% отраслевого журнала “Фактор”. Газпром также являлся основным спонсором газеты «Труд». Газпромовские банки спонсировали журналы “Профиль” и “Компания”.

Компания “Лукойл” являлась собственником 75% акций “REN-TB” и “Телеэкспресс 31-й канал”. “ОНЭКСИМбанк” финансировал создание журнала “Эксперт”, стал крупным акционером (20% акций) и инвестором АО “Комсомольская правда”, приобрел контрольный пакет акций газеты “Известия”. В сентябре 1997 года банк приступил к изданию газеты “Русский телеграф” и создал группу “Проф-медиа”.

Группе Березовского “ЛогоВАЗ “ уже тогда принадлежали “Независимая газета”, “Новые известия”, журнал “Огонек” и несколько десятков других СМИ меньшего значения.

Понятно, что при таком раскладе промышленно-финансовые структуры, в том числе и в России, имеют в своем распоряжении все необходимое для того, чтобы держать аудиторию в полнейшем неведении. Интересно, что здесь прослеживается следующая зависимость – чем больше количество субъектов, освещающих события окружающей действительности и создающих информационные поводы, тем шире пространство информационного вакуума. Дело в том, что любое событие, будучи озвученным многократно, перестает нести в себе какую-либо информационную нагрузку. Другими словами, просмотрев несколько десятков сайтов и печатных изданий, публикующих прогноз погоды, человек вообще теряет всякое представление о том, какая погода его ожидает за пределами жилища.

Другим, не менее эффективным методом влияния на рейтинг и популярность деловой репутации конкурентов является распространение сплетен и слухов. В отличие от белого шума сплетни распространяются не с целью перемешать достоверные сведения с дезинформацией, а с целью опорочить и нанести прямой урон деловому облику своего конкурента. Ну, или с любой другой подобной целью – это кому как нравится. С данной точки зрения слухи никогда не претендуют на достоверность и объективность. Результат здесь достигается совсем иными средствами.

К примеру, для того, чтобы повысить рентабельность производства и вытянуть за уши курсы акций западных и азиатских предприятий, изготавливающих резиновые изделия, в третьесортных странах объявляются всевозможные месячники по борьбе со СПИДом и заявляется о небывалом росте случаев венерологических заболеваний. Так было в Польше в 1998, 2002 и 2007 годах, а в России в 1998 и 2005 годах, когда китайские и американские презервативы массово закупались чуть ли не в рамках национальных проектов. Для того чтобы отбить средства, выброшенные на провалившиеся медицинские исследования, финансовые группы могут слить в печать информацию о появлении неизвестного доселе заболевания, грозящего народонаселению планеты чуть ли не апокалипсисом. Затем предмет неудавшихся исследований может быть реализован в качестве вакцины от птичьего, свиного и тому подобного гриппа. По такому же принципу действуют сегодня практически все экологические, здравоохранительные, благотворительные, миротворческие и террористические миссии.

Явным преимуществом сплетен и слухов является то обстоятельство, что за их распространение практически невозможно привлечь к юридической ответственности. Даже в том случае, если порочащие слухи в открытой форме высказываются конкретным лицом  в прямом телевизионном эфире, или в качестве достоверных сведений “из достоверных источников” преподносятся журналистами со страниц серьезных печатных изданий, сплетни по большому счету остаются безнаказанными.

С развитием сети Интернет нормы об ответственности за распространение ложных сведений, порочащих деловую репутацию субъектов экономической деятельности, и вовсе приобретают характер правового абсурда и мистификации. Представим себе ситуацию, когда какой-либо известный политический деятель выступает по телевидению с разгромной речью в адрес очередного врага народа и ссылается при этом на данные, полученные из достаточно авторитетного печатного издания. Если проверить это авторитетное издание, то окажется, что озвученные им сведения были также получены из другого, не менее авторитетного издания и так далее. В конце-концов, если попытаться раскрутить всю эту цепочку и добраться до первоисточника, то окажется, что весь скандал был спровоцирован каким-нибудь размещенным в интернете низкопробным пасквилем, автор которого ссылается на неподтвержденные данные пожелавшего остаться неизвестным источника в Кремле, Белом доме и т.д..  

Именно поэтому в последнее время все большую популярность приобретаеттактика ведения информационной войны посредством так называемых проплаченных разоблачений и сенсационных откровений третьих лиц. Данный метод тем более удобен, что минимальными затратами здесь довольно быстро и почти всегда со стопроцентным успехом достигается максимальный результат. Так, для того, чтобы буквально на ровном месте раздуть сенсационное разоблачение, необходимо всего навсего два-три факта из жизни объекта информационной травли, пусть даже не относящихся к предмету нападок. Далее разоблачение может быть попросту надумано или разыграно при помощи воображаемых обстоятельств.

Собственно, на этом и строятся все системы компроматов. По сути, для любого компромата фактические данные играют второстепенную, вспомогательную роль. Сейчас, как, впрочем, и сто лет назад в обществе принято полагать, что “спецслужбы” и “лица приближенные” знают практически все о любом человеке. Поэтому у неискушенной в интригах высшего света публики всегда гораздо больше вопросов вызывают белые пятна в биографии, которые уже в самую последнюю очередь принято относить на недоработки “спецслужб”.

Основываясь на этой черте компромата, в частности, были состряпаны известные публикации в “Новой газете” и обличающие сведения, содержащиеся в нашумевшем “бестселлере” Александра Литвиненко-Юрия Фельштинского “ФСБ взрывает Россию”, в котором авторы, оперируя жалким фактическим материалом, почерпнутым из общедоступных источников, сочинили очередную макулатурную непотребность. Как известно, результаты от выхода в свет вышеупомянутой книги превзошли даже самые смелые ожидания новоиспеченных поселенцев Туманного Альбиона.

С этой точки зрения опорочить и втоптать в грязь можно любого субъекта информационного воздействия, причинив тем самым непоправимый урон всей системе в целом. По этой самой причине в последнее время (приблизительно с середины прошлого столетия) все более или менее крупные финансовые структуры – будь то транснациональные кредитно-коммерческие учреждения, промышленные синдикаты, государственные образования или любые другие развитые финансовые пирамиды прибегают к помощи подставных лидеров-обезьян.

Как любил говорить по этому поводу министр пропаганды фашистской Германии Геббельс, пока одни обезьяны топчут и убивают других обезьян, лев может спокойно отдыхать. Такие “лидеры” имеют практический смысл, лишь выступая в качестве отвлекающих раздражителей и ложных объектов воздействия. Именно поэтому, даже если “нарыть” и представить на суд многомиллионной аудитории компромат, который грозит какому-нибудь президенту банка, или главе государства пожизненным заключением, или газовой камерой, с этими банком и государством ничего серьезного в большинстве случаев не произойдет. Руководство львиного прайда попросту сменит одну обезьяну на другую.

Нередко политтехнологи и пиарщики прибегают к такому приему давления на публику, как актуализация. Актуализация подразумевает под собой создание искусственного интереса и, как следствие, ажиотажа вокруг какого-либо явления, либо предмета, не представляющих в данный момент времени вообще никакого интереса и ценности. Данный прием имеет довольно внушительную историю, но не теряет своей востребованности и по сей день. Представляется, что с развитием производственных отношений и увеличением количества никому ненужных вещей и явлений, его применение будет набирать свои обороты и в дальнейшем. Типичными средствами актуализации являются реклама и пиар, а сама она часто используется в целях сбыта какого-либо очередного залежавшегося на складах барахла.

Кроме того, данный прием может с успехом использоваться и с целью переключения внимания принимающей аудитории с важного объекта на объект второстепенный. В качестве примера здесь можно привести эпизод недавней отечественной истории, главными фигурантами которого явились теперь уже бывший Генеральный прокурор РФ Юрий Скуратов и еще какие-то люди, о которых все уже давным-давно забыли. Как все помнят, тогда угол трансляции сведений был заточен “независимыми” СМИ не под громкие разоблачения власть имущих, которые  сулила кипучая деятельность прославленного прокурора, а под “человека, похожего на  Юрия Скуратова”, 14 костюмов и двух голых дам неакадемического поведения.

Также актуализация довольно часто применяется в различных странах во время принятия парламентами этих стран какого-либо очередного непопулярного в обществе закона. Здесь внимание толпы может быть отвлечено, например, на драку парламентариев. Как результат, обсуждению почти всегда подлежит именно драка, а не принятый драконовский закон. Собственно, для этого и нужны современные парламенты.

Следующий метод  заключается в информационной провокации. Зачастую провокаторы оперируют такими приемами, как софистика,  демагогия, подмена понятий и фактов, введение в заблуждение и так далее. Как правило, провоцируемым невдомек, что поддавшись на уловки провокаторов, они сами же своими действиями приведут последних к заданной цели.

Самым показательным примером такой провокации, примененной в политико-экономической  сфере, является всенародное голосование, проведенное лицами власть имущими в Советском Союзе. Результатом данного мероприятия явился развал государства и раздел государственной собственности. Провокация датируется 17 марта 1991 года, то есть днем проведения референдума по вопросу целесообразности дальнейшего сохранения СССР, хотя подготавливалась она долгие годы. В Постановлении Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1991 года мы читаем следующее: "В связи с многочисленными обращениями трудящихся, высказывающих беспокойство о судьбах Союза ССР, и учитывая, что сохранение единого союзного государства является важнейшим вопросом государственной жизни, затрагивает интересы каждого человека, всего населения Советского Союза, Съезд народных депутатов СССР постановляет: провести референдум СССР для решения вопроса о сохранении обновленного Союза как федерации равноправных суверенных Советских Социалистических Республик с учетом результатов голосования по каждой республике в отдельности".

 Если кто не понял, то речи о сохранении Советского Союза, несмотря на “беспокойство”советских  депутатов, уже тогда не шло. Сам же вопрос, вынесенный на всенародное голосование, звучал не менее странным образом: "Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантированы права и свободы человека любой национальности?". Как нетрудно догадаться, при любом исходе голосования, то есть ответили бы граждане “да”, или же “нет”, СССР прекратил бы свое существование.

Таким образом, методы мошеннического влияния на публику многочисленны и разнообразны. Что может противопоставить этому множеству обычный рядовой гражданин? Пожалуй, что ничего. Как мы знаем, любое действие равно противодействию. Применительно к человеческому обществу данный закон справедлив и в обратном направлении. Всякая защита от информации и всякая медийная контратака в любом случае приводят к образованию потока новой информации, в какой бы форме она не преподносилась. Поэтому, в конечном счете, в выигрыше оказывается тот, у кого лучше работают журналисты, а не разведка, поскольку любая разведка – суть только лишь побочный продукт той самой информации, которую в неограниченных объемах способны изготавливать и распространять средства масс-медиа.С целью выработки собственной позиции в отношении понятия «сообщество», автор выявил типологические качества социальных структур в киберпространстве. К таковым он относит: трансцендентность (выход за пределы ограничений); отсутствие формальных ограничений по максимальному количеству участников; наличие внутригрупповой информационной стратификации; при определенных условиях относительно высокую степень анонимности; конформность поведения большей части участников; групповую идентичность. Проведя анализ определений понятия «виртуальное сетевое сообщество», автор констатирует, что в связи с дефицитом признаваемых академическим сообществом соответствующих когнитивных моделей до настоящего времени не существует и признаваемой большинством исследователей дефиниции. При этом несогласованность многочисленных определений не столько возникает из-за трудностей вербального описания социальной действительности, сколько является результатом разных ее трактовок. Предложен авторский вариант дефиниции «виртуальное сетевое сообщество» как базовой единицы  социальной  организации пользователей телекоммуникационных  сетей , имеющей стратификационную систему, устоявшиеся социальные нормы, роли и статусы участников, включающей в свой состав не менее трех акторов, разделяющих общие ценности и осуществляющих посредством использования соответствующих аппаратных и программных артефактов на регулярной основе социальные взаимодействия, а также имеющих доступ к контенту и иным общим ресурсам. В оставшихся главах диссертации детализируются характеристики структурных элементов виртуального сетевого сообщества, при этом, во второй главе исследования «Личность как элемент структуры виртуальных сетевых сообществ», личность рассматривается как частный случай социальной системы киберпространства или, говоря иными словами, как целое, имеющее связи с внешней средой, в качестве которой выступает социальная структура. Таким образом, применительно к киберпространству можно вести речь не просто о символическом мире, созданном личностью пользователя для себя, а о интерсубъективном мире, структура которого является общей для акторов, действующих в виртуальной среде. Первый параграф «Понятие «личность» и основные представления о ней в социологии виртуальных сетевых сообществ» полностью посвящен рассмотрению базового социологического понятия «личность». Разделяемые индивидом социальные нормы и ценности, в конечном счете, формируют систему представлений об окружающем пользователя виртуальном мире. Дифференциация в рамках сообществ социальных ролей имеет следствием свою противоположность, а именно интеграцию участников сообщества, в первую очередь, благодаря тому, что индивиды обязаны кооперироваться для достижения поставленных в рамках коммьюнити целей. Параграф начинается с рассмотрения основных методологических подходов изучения взаимосвязи личности и социальной группы. Данность социальной структуры, ее проявление в любом социальном действии предполагает развитие исследовательского интереса в направлении как от структуры к изучению поведения индивидов, так и от социальной личности к социальной структуре. Традиционно в социологии «индивид» и «общество» рассматривались в дуализме (противоположности). Структурный функционализм Т. Парсонса и его последователей традиционно отводил человеку роль некоего «наполнителя» социальной роли, детерминированной соответствующей социальной структурой. Позиция автора диссертации состоит в рассмотрении социальных взаимодействий исходя из дуальности (или двуединства) деятельности и структуры. В гуманитарных науках в зависимости от исследовательской парадигмы личность может рассматриваться либо как единственно возможная точка отсчета разработки теоретических конструктов (индивидуальная парадигма), либо же в качестве одного из элементов групповой структуры (групповая парадигма). Противоречия между указанными подходами, на взгляд автора диссертации только кажущиеся, поскольку многогранность феномена личности позволяет изучать конструкт с разных сторон. Безусловно, индивиды, осуществляющие в телекоммуникационных сетях поиск, переработку и распространение информации, обладают бесчисленным множеством индивидуальных различий. Учесть эти свойства практически невозможно. Вот почему говоря о пользователях как участниках виртуальных сетевых сообществ, в диссертации имеются в виду не персонифицированные характеристики, а социальные типы личностей. И в этом отношении одним из важнейших свойств личности выступает социальная идентичность. На взгляд автора диссертации, идентичность личности имеет первичные и вторичные признаки. К первичным признакам относятся изначально присущие индивиду характеристики. Вторичные, связаны с привнесенными извне идентифицирующими признаками. Вторичные признаки в свою очередь могут разделяться на постоянные и переменные. К постоянным вторичным признакам идентичности автор относит те из них, которые не могут быть изменены в течение жизни индивида. К переменным вторичным признакам - те, которые могут меняться по желанию актора. В киберпространстве основными социальными элементами структуры личности являются: социально-актуальные (идентичность, мотивация, ценностная ориентация, осмысленность действий, авторитет и лидерство и др.) и определяемые опытом интеракций (социализация, информационная грамотность, информационная культура пользователя, навыки социальной навигации в киберпространстве и др.). Если же вести речь о  влиянии  структуры личности на организацию  социальных  связей и взаимодействий, то в диссертационной работе основной упор сделан на ролевую концепцию личности, являющуюся составной частью теории символического интеракционизма. Структуральные свойства социальных систем «объективны» по отношению к поведению индивидов, входящих в эти системы. Соответственно анализ структуры социальных систем представляется автору обоснованным только в том случае, если основывается на изучении рефлексивно отслеживаемого социального поведения пользователей. Для того чтобы успешно осуществлять кооперацию индивиду необходимо понимать базовые принципы функционирования соответствующих социальных структур. Понятие «социализация», ставшее частью классического социологического дискурса в 30-е годы ХХ века, с появлением телекоммуникационных сетей получило развитие, позволившее лучше понимать сущность и механизмы процесса интеграции личности и группы. Во втором параграфе «Социализация пользователей в киберпространстве» предложен авторский вариант теоретической модели социализации пользователей. Социализацией в киберпространстве автор называет процесс вхождения (интеграции) пользователя в социокультурную среду посредством освоения технологий коммуникации, информационной культуры, социальной навигации, информационной грамотности, а также социальных норм, ценностей и ролевых требований. Индикаторами социализации выступают уровни электронной грамотности и информационной культуры индивида. Процесс социализации сочетает в себе как свободный выбор паттернов информационных взаимодействий, так и принуждение, а также санкционирование сетевым социумом тех или иных коммуникативных практик. Первое знакомство личности с  социальной  реальностью телекоммуникационных  сетей  осуществляется в процессе первичной социализации. Процесс первичной социализации начинается с момента получения актором информации о существовании феномена киберпространства (компьютеров, аппаратов сотовой связи и других аналогичных технических артефактов), сам же момент первоначального информирования зависит от множества социально-экономических, политических и иных факторов. Процесс первичной социализации в свою очередь разделяется на два этапа: архетипический и инструментально-когнитивный. В процессе архетипического этапа первичной социализации субъективная реальность киберпространства формируется у индивида на основе культурных артефактов: знакомства с публикациями масс-медиа, рекламными объявлениями, кинофильмами, книгами, рассказами других акторов и т.п. Архетипический этап социализации заканчивается после подключения пользователя к телекоммуникационным сетям, после чего начинается инструментально-когнитивный этап. Необходимо учитывать, что индивиду на этом новом этапе приходится социализироваться одновременно в двух измерениях. Первое из них – это социальная общность киберпространства. Второе – социальная структура, в рамках которой индивид осуществляет интеракции. Усвоение индивидом в процессе социализации социального опыта может рассматриваться с точки зрения четырех основных модусов: социализация через восприятие социальных мифов; усвоение моделей поведения и правил социальной навигации; усвоение норм, ценностей и установок конкретного виртуального сетевого сообщества; усвоение правил осуществления интеракций в рамках социальной системы киберпространства в целом. Объективным показателем усвоения индивидом в процессе социализации норм коммуникативных взаимодействий является уровень информационной культуры. В третьем параграфе «Авторитет, лидерство и  социальное   влияние  в виртуальных сетевых сообществах. Социальные типы личности», популярность, авторитет неформального лидера сообщества рассматриваются в качестве латентных свойств социальной структуры. Авторитет и лидерство выступают в качестве фактора консолидации социальной структуры виртуального сетевого сообщества. Автор отмечает, что редукция к социальным обстоятельствам, в которых пользователи осуществляют коммуникацию в телекоммуникационных сетях, является важнейшим основанием для социальной типологии личностей в киберпространстве. Основными рассматриваемыми в третьей главе «Средства социальной регуляции виртуальных сетевых сообществ» вопросами являются социальные нормы, социальный контроль и существующая в коммьюнити информационная стратификация. В первом параграфе «Социальные нормы как элемент структуры виртуальных сетевых сообществ» нормы рассматриваются как результат коллективно пережитого опыта взаимодействий участников виртуальных сетевых сообществ и в качестве важнейшей составной части «социального договора». В рамках этого договора все действия по принуждению воспринимаются большей частью пользователей как необходимые для выживания сетевого социума. В противном случае проявления дисфункционального поведения неизбежно приведут к разрушению как существующей стратификационной системы, так и самой социальной структуры виртуального сетевого сообщества. Именно социальные основания дают возможность рассматривать киберпространство в стратификационном ключе, что, в свою очередь, позволяет сквозь призму информационно-стратификационного подхода изучать социальный мир сообществ во всей его многомерности. Во втором параграфе «Информационная стратификация акторов как средство социальной регуляции» предложены авторские модели существующих в виртуальных сетевых сообществах стратификационных линеек. При этом информационная стратификация проявляется в качестве непременного условия существования всех видов сетевых коммьюнити, являясь одним из базовых элементов социальной структуры виртуальных сетевых сообществ. Дифференцирующие процессы стратификации способствуют самоорганизации, а интегрирующие - делают социальную структуру устойчивой. Завершает тему  социальной  регуляции виртуальных сетевых сообществ параграф « Социальный  контроль в онлайне и его  влияние  на  социальную  структуру», в котором рассмотрены механизмы социального контроля и регулирования, влияющие на функционирование социальной структуры. В числе этих механизмов: саморегуляция, использование законодательных мер, а также программных (аппаратных) артефактов. Благодаря комплексному применению указанных мер социального контроля достигается общественное согласие в отношении приемлемости тех или иных форм социального регулирования поведения акторов, а значит, возникают условия стабильного функционирования социальной структуры. По мнению автора, существуют три модели организации в киберпространстве социального контроля. В первой модели функцию контроля методами саморегуляции выполняет само сетевое сообщество, во второй - эта функция является исключительной прерогативой государства и в третьей модели - функции социального контроля государство и сетевые сообщества реализуют совместно. Применительно к реалиям киберпространства можно вести речь и о двух основных процессах социального контроля: а) интериоризации социальных норм и ценностей, осуществляемой в процессе социализации индивидов; б) применении санкций в отношении нарушителей. Созданные таким образом механизмы позволяют ввести коллективные нормы через устанавливаемые виртуальным социумом формы воздействия на девиантов. Для рассмотрения указанных механизмов автор прибегает к использованию понятию рефлексивности. Применительно к поведению пользователей телекоммуникационных сетей рефлексивная интерпретация социальных интеракций действует как через первый порядок (рефлексивную обратную связь), так и через второй порядок (реконфигурацию социальной структуры). В частности, одним из механизмов реконфигурации социальной структуры виртуальных сетевых сообществ выступает саморегулирование (self-regulation). Проблема саморегулирования в социальной системе киберпространства без сомнения является критически важной для дальнейшего развития социальных отношений, поскольку в сфере межличностной коммуникации все попытки государственного регулирования оказались неэффективными. Сложность же ее решения вызвана тем, что меры социального контроля должны, с одной стороны, носить жесткий и однозначный характер, а с другой - обеспечивать акторам определенную свободу действий, не препятствуя процессам трансформации социальной структуры. Структуральные свойства могут быть описаны с использованием двух типов наборов правил: производящих символические значения и санкционирующих способы социального поведения акторов в телекоммуникационных сетях (последние из указанных правил рассмотрены в третьей главе исследования). Под правилами производящими символические значения в дальнейшем будем понимать знание и однообразность выполнения пользователями процедур осуществления символических интеракций, этому элементу социальной структуры посвящена четвертая глава исследования «Паттерны коммуникативного поведения как элементы социальной структуры виртуальных сетевых сообществ». Благодаря коммуникации становятся возможными процедуры воспроизводства социальной структуры. В первом параграфе «Общие характеристики коммуникативных паттернов виртуальных сетевых сообществ» автор рассматривает понятие коммуникативного взаимодействия (интеракции), а также особенности киберпространства как коммуникативной среды, модели и формы коммуникации осуществляемой в рамках социальной структуры. Говоря о методологии рассмотрения процессов коммуникативных взаимодействий, автор делает основной акцент на использовании методов и инструментария символического интеракционизма. На его взгляд не будет лишним подчеркнуть тот факт, что символический интеракционизм не используется для разработки теоретических основ функционирования общества (поскольку сторонники этого научного направления в принципе отрицали такой подход). Вместе с тем, даже их оппоненты - функционалисты - признают, что в вопросах социального диагностирования сообществ использованию методов символического интеракционизма нет равных. Поэтому при анализе социальной структуры виртуальных сетевых сообществ было бы ошибкой игнорировать апробированный на практике социологический инструментарий. Основной функцией коммуникативной интеракции является достижение социальной общности коммуникантов, при сохранении индивидуальности каждого из акторов. Речь при этом идет, прежде всего, о понимании других людей и целей, для которых они планируют использовать контент. При этом под пониманием, подразумевается многоаспектное социальное явление, включающее восприятие индивидом других акторов, интерпретацию их действий и мотивов поведения, с целью дальнейшего целенаправленного воздействия. Необходимо учитывать, что взаимодействия в киберпространстве происходят не сами по себе, а в среде созданной программными и техническими артефактами. Соответственно, вопросы обеспечения функционирования коммуникативной инфраструктуры могут оказаться критически важными для развития сообщества. Новая среда диктует появление и новой парадигмы интеракций, учитывающей не только разнообразие технических решений доступных пользователям, но множественность контекстов взаимодействий (социальных, экологических, технических, экономических, временных и пространственных). Отсюда делаем вывод о том, что интеракция это процесс, влияющий на поведение пользователей, в ходе которого участвующие в нем акторы постоянно корректируют свое символическое поведение. Различные типы сообществ используют разные модели межличностной и межгрупповой коммуникации. Необходимо также учитывать и тот факт, что модели коммуникации в виртуальном пространстве, хотя и имеют много общего с коммуникационным процессами офлайнового мира, тем не менее, отличаются некоторой спецификой, связанной с особенностями киберпространства как коммуникационной среды. В киберпространстве существуют три формы коммуникативных взаимодействий: безличная, межличностная и гиперперсональная. Безличная форма представлена взаимодействием пользователя с контентом, межличностная - коммуникационными взаимодействия одних акторов с другими, а гиперперсональная форма отражает атмосферу, позволяющую делать выводы о степени искренности участвующих в коммуникативных практиках акторов. Одна из главных особенностей любой социальной структуры заключается в степени связи акторов между собой. Как и в офлайновой среде, в киберпространстве индивид поддерживает социальные связи, которые могут быть как прочными (сильными), так и поверхностными (слабыми). Прочные и поверхностные связи одинаково необходимы для нормального функционирования социальной структуры. Потоки информации в киберпространстве соответствует социальной силе агентов и направлены от более сильного к более слабому. Во втором параграфе «Паттерны  социального  конфликта и  социальных  изменений» автором рассмотрено  влияние   социального  конфликта на процессы трансформации социальной структуры виртуальных сетевых сообществ. Проведя анализ различных исследовательских подходов связанных со структурно-функциональным объяснением конфликта, автор пишет о том, что, несмотря на различие трактовок феномена, тем не менее, во всех дефинициях присутствуют три элемента: взаимодействие, взаимозависимость и несовместимость целей участвующих в конфликте акторов. Подчеркивается, что социальные структуры различаются по степени терпимости по отношению к внутригрупповым конфликтам. Понимание того, что социальный конфликт хотя и случаен, но, с другой стороны, неизбежен, неприятен для участвующих в нем сторон и не опасен для сообщества в целом, позволяет социальной структуре использовать последствия конфликта в целях своего развития. В рамках социальной структуры виртуальных сетевых сообществ конфликт не дуалистичен, но диалектичен. В онлайне социальный конфликт непосредственно связан с информационной стратификацией участвующих в противостоянии акторов. Кроме того, в киберпространстве социальные группы, даже занимающиеся сходными видами деятельности, могут при этом преследовать разные цели и разделять разные социальные ценности, что также служит основой для возникновения социального конфликта. Социальные отношения в киберпространстве могут рассматриваться с точки зрения непрерывного процесса согласования действий участвующих в интеракциях акторов. В силу различия у индивидов информационных интересов и мотивов осуществления взаимодействий периодически возникают социальные конфликты, одной из функций которых выступает разрешение противоречий, а значит и стимулирование обновлений социальных структур. Таким образом, конфликт, с одной стороны способствует повышению эффективности социальной структуры, а с другой – приводит к росту дисфункциональности. Ведя речь о дисфункциональности (дисфункции) автор диссертации под ней понимает такое свойство элементов социальной структуры сообщества, проявление которого ведет к нарушению нормального (устоявшегося) функционирования коммьюнити. В значительной мере социальные конфликты вызываются коммуникативными паттернами девиантно настроенных участников сообществ. В третьем параграфе «Паттерны девиантного и делинквентного поведения в киберпространстве» автор пишет о том, что интерес к данной проблематике вызван не только типичностью и широкой распространенностью указанных коммуникативных паттернов, но и их особым  влиянием  на функционирование  социальной  структуры, проявляющемся как в повышении ее функциональности, так и росте дисфункциональности. Девиантность как коммуникативная практика не встроена в  социальную  структуру виртуальных сетевых сообществ, поскольку зависит от ситуативных факторов, но она оказывает  влияние  на функционирование основных структурных компонентов. Нужно учитывать тот факт, что как положительное, так и отрицательное девиантное поведение эго стимулирует других акторов осуществлять аналогичные практики. При этом, если в первом случае можно вести речь о повышении эффективности социальной структуры, то во втором – о возрастании дисфункциональности. Для того чтобы быть устойчивой, социальная структура должна включать в свой состав достаточное количество акторов, адекватно мотивированных и позитивно настроенных на развитие коммуникативных взаимодействий, ориентированных на развитие виртуального сетевого сообщества. Участники сообщества, ориентируясь на соблюдение социального порядка, тем самым вырабатывают социальные механизмы, позволяющие противостоять деструктивным действиям. При этом под деструктивными действиями автор диссертации понимает интеракции, направленные на создание помех акторам, правомерно осуществляющим исполнение своих функций в рамках социальной структуры или же социальной системы киберпространства в целом. В виртуальном пространстве имеет место и состояние аномии, под которой в диссертации понимается такое состояние социальных структур, при котором консенсус пользователей относительно общих ценностей слаб, а эффективность норм права и социальных норм, регулирующих интеракции акторов, снижена до состояния социальной нестабильности. Говоря об аномии в киберпространстве необходимо учитывать две противоположные тенденции: на уровне макросоциальных виртуальных сетевых сообществ развиваются процессы аномии, а на микро-уровне - существуют структуры стабильности и интеграции совместной деятельности акторов. Развитию процессов аномии способствует и тот факт, что в киберпространстве значительное число случаев отрицательного девиантного поведения остается без каких-либо социальных, правовых или же экономических последствий. Следовательно, требуется значительно больше усилий, чем в офлайне для социализации индивидов, в ходе которой вырабатываются устойчивые убеждения относительно необходимости следования тем или иным социальным нормам, даже в тех случаях, когда действия актора носят латентный характер. Множество деструктивных актов, вторгающихся в сферу осуществления ролей одного или ряда акторов (взломы принадлежащих им компьютерных систем, получение спама и т.д.), оставаясь в целом случайными, хотя и способствуют понижению эффективности функционирования системы на уровне выполнения ролей, тем не менее, не представляют опасности на общесистемном уровне. Опасность появляется в том случае, когда деструктивно настроенные акторы организовываются в субсистемы (виртуальные сетевые сообщества), приходящие в столкновение в стратегически важных вопросах с самой социальной системой киберпространства. Сам же факт функционирования в глобальных телекоммуникационных сетях сложно организованных маргинальных социальных структур криминальной направленности свидетельствует о том, что в киберпространстве происходит взаимодействие на равных акторов, исповедующих принципы девиантного/делинквентного поведения. Пятая глава исследования «Ресурсы социальной структуры виртуальных сетевых сообществ» посвящена такому социологическому инструменту, как социальные ресурсы. Используя методологию Э. Гидденса можно вести речь о том, что в социальной структуре виртуальных сетевых сообществ мы имеем дело как с авторитативными ресурсами, т.е. возникшими в качестве следствия координации человеческой деятельности, так и с распределяемыми ресурсами - производными управленческого контроля за материальными продуктами или другими элементами материального мира (такими ресурсами являются результаты управленческого контроля функционирования программных и технических артефактов в телекоммуникационных сетях). Как отмечается в первом параграфе «Доверие и социальная навигация как ресурсы социальной структуры виртуальных сетевых сообществ» в деятельности виртуальных сетевых сообществ проблема доверия относится к числу фундаментальных. Доверие в киберпространстве рассматривается не только с точки зрения организационного контекста, но и как антецедент сотрудничества. Проблема доверия к источнику информации - одна из наиболее актуальных проблем при осуществлении интеракций. Современный способ стандартизированной коммуникации, поначалу исторически сложившийся в городах и в настоящее время широко представленный в телекоммуникационных сетях, может быть характеризован как доверие без веры. То есть, речь идет о том, что положительный опыт предыдущих коммуникационных взаимодействий, актором автоматически переносится на взаимодействия, которые еще только предстоят. То же самое можно отнести и к контенту - вера в достоверность представленных в глобальных телекоммуникационных сетях информационных ресурсов, не позволяет каждый раз с критической позиции подходить к восприятию новой информации. Кроме доверия в параграфе рассмотрен такой социальный ресурс, как социальная навигация. Социальная навигация в киберпространстве (social navigation) или же когнитивная (познавательная) навигация (cognitive navigation) рассматривает социальные аспекты в навигационной парадигме организации интеракций в среде виртуальных взаимодействий или говоря другими словами – ориентации в рамках социальной структуры. На взгляд автора диссертации необходимо разграничивать социальную навигацию от других форм навигации. Различие проходит между такими категориями как действие и взаимодействие. Действие подразумевает индивидуализм, в то время как взаимодействие связано с интеракциями. Проблема социальной навигации в киберпространстве носит концептуальный характер. Без понимания социальной структуры виртуальных миров, без знаний технологий хранения и представления контента, а также при отсутствии или же неразвитости навыков, необходимых для осуществления коммуникационных взаимодействий, пользователь не сможет эффективно использовать открывающиеся перед ним возможности использования контента, о котором речь идет во втором параграфе «Контент как ресурсный элемент социальной структуры». Производство, восприятие и распространение контента являются важнейшими функциями социальной деятельности осуществляемой людьми в киберпространстве. Указанные действия рассматриваются автором диссертации в качестве ресурса социальной структуры виртуальных сетевых сообществ, упорядоченного в определенных (хотя и трудно определяемых) пределах. Анализ циркулирующего в рамках социальных структур контента это, прежде всего анализ процессов социального обмена. В киберпространстве разработка, распространение и потребление контента являются отражением социальных отношений участвующих в этом процессе акторов, а, значит, указанные процессы лежат в основе функционирования социальной структуры коммьюнити. В зависимости от формы представления контент может выполнять разные коммуникативные функции. Пассивное представление контента, описываемое как форма коммуникации «одного со многими», это статическое линейное размещение контента. В свою очередь, активное (динамическое) представление контента предусматривает наличие гиперссылок, программных артефактов для осуществления межличностных коммуникативных взаимодействий и т.д. В последнем случае мы имеем дело с формой коммуникации по принципу «многие со многими». От качества контента, его оригинальности и формы, в значительной мере зависит формирование сетевого коммьюнити и, соответственно, его социальная структура. Контент привлекает и удерживает пользователей вокруг того или иного информационного ресурса или сервиса внутри сообщества. В свою очередь, сформированное в киберпространстве сообщество может рассматриваться в качестве символического капитала соответствующего информационного ресурса. Таким образом, в киберпространстве контент выступает как в качестве окружающей среды, так и в качестве ресурса социальной структуры. Еще один элемент социальной структуры рассмотрен автором в третьем параграфе «Социальное время как ресурс социальной структуры». Как известно, вне единства пространства и времени социальная структура не может существовать. Вот почему в диссертации рассмотрено  влияние  на  социальную  структуру виртуальных сетевых сообществ такого темпорального ресурса как социальное время. Типология социального времени как ресурса социальной структуры виртуальных сетевых сообществ включает: синхронизацию активности, координацию деятельности, последовательность осуществления интеракций, своевременность размещения контента, длительность осуществления коммуникационных процессов, дифференциацию информационных ресурсов. Временные циклы социальной жизни в киберпространстве состоят из суточных циклов, недельных циклов, циклов связанных со временами года, а также из ежегодных циклов активности, привязанных к определенным датам. С точки зрения осуществления интеракций важно понятие дискреционного периода осуществляемых в киберпространстве коммуникаций, под которым понимается максимальный размер временных единиц, приемлемый для акторов, участвующих в процессе опосредованной компьютером коммуникации. В киберпространстве ряд информационных ресурсов использует время в качестве экономической категории. При анализе функционирования социальной структуры виртуальных сетевых сообществ различают монохромную и полихромную культуры информационных взаимодействий или же, говоря по иному, различают монохроническое и полихроническое восприятие социального времени участниками коммьюнити. В завершающей диссертацию шестой главе «Основные формы функционирования виртуальных сетевых сообществ как социальных структур» рассмотрены основные формы интегрального бытия и функционирования виртуальных сообществ, выступающих в качестве социальной целостности. Форма - это то, что отделяет отношения пользователя внутри группы, от иных отношений, осуществляемых им в рамках социальной системы киберпространства. При этом, ведя речь о форме, автор диссертации имеет в виду относительно устойчивую сферу детерминации, в рамках которой под  влиянием  формообразующего фактора развертываются содержательные процессы  социальных  взаимодействий пользователей телекоммуникационных  сетей . В первом параграфе «Виртуальные сетевые сообщества: основания и принципы формирования» подчеркивается, что виртуальные сетевые сообщества имеют многообразные основания для своего образования, различную внутреннюю структуру, используют разнообразные способы расширения своего состава. Вместе с тем, именно общность интересов позволяет кристаллизовать сетевое социальное пространство в социальную структуру. Возникновение виртуальных сетевых сообществ происходит следующим образом: создается та или иная программная оболочка, позволяющая осуществлять коммуникацию, после этого на этот ресурс приходят (или не приходят) пользователи глобальных сетей. Со временем в результате взаимодействия постоянных пользователей ресурса возникает социальная структура, и социальный агрегат трансформируется в социальную структуру. В таких условиях социальные практики участвующих в сообществах акторов могут быть понятыми с одной стороны через анализ интерсубъективных норм, детерминирующих в киберпространстве социальное действие, а с другой - через анализ процессов информационной стратификации. Дискурсивные практики функционирования сообществ достаточно разнообразны, однако можно выделить три основных модели: развитие, социальное планирование и социальное действие. Развитие предусматривает совместные действия по удовлетворению потребностей участников сообщества. Социальное планирование затрагивает вопросы, связанные с принятием решений внутри сообщества и вопросы взаимоотношений с внешним по отношению к сообществу социумом. Социальное действие - это интеракции акторов как внутри сообщества, так и направленные вне него, при этом важное значение имеет восприятие участниками сообщества коллективной идентичности. Исходя из конструктивистской точки зрения, коллективная идентичность может быть сформирована в три этапа. На первом этапе в ходе социализации нового участника происходят процессы взаимного влияния индивидуальной идентичности актора и коллективной идентичности группы. На втором этапе актор принимает участие в формировании коллективной идентичности с учетом социального времени существования сообщества. На третьем этапе актор вступая в коммуникационные взаимодействия с представителями других сообществ, в первую очередь представляет коллективную идентичность, а уже во втором - демонстрирует идентичность индивидуальную. Особое значение для оформления групп как социальных структур имеют принципы ассоциации и инерции. Если первый консолидирует группу в качестве субъекта на основе подражания (внутригрупповой поиск качества схожести) и оппозиции (внешне групповое самоутверждение в виде вызова образу жизни других групп), то второй основан на доминирующих у участников группы стереотипах восприятия и действия. Во втором параграфе «Критерии классификации виртуальных сетевых сообществ как элементов социальной структуры киберпространства» сообщества рассмотрены с точки зрения типизации. Своеобразие пространственно-временного континуума социальной структуры киберпространства не позволяет разработать однозначную и всеобъемлющую модель типизации. Первой рассмотрена типизация по типам отношений. На первый план при рассмотрении функционирования социальной структуры виртуальных сетевых сообществ выступают отношения объединения и обособления. Объединение в сетевое сообщество одновременно подразумевает обособление от участия в деятельности других аналогичных групп. И хотя границы между сообществами достаточно «прозрачны», тем не менее, ощущение причастности к группе (групповая идентичность) играет важную роль в процессах самоидентификации пользователей. Отношениям обмена результатами взаимодействия с контентом противостоят конкуренция и социальные конфликты. Обмен и конфликт выступают в качестве двух сторон  социальных  интеракций в телекоммуникационных  сетях  как взаимодействий субъектов, в качестве которых могут выступать как отдельные пользователи, так и сообщества. В рамках информационной стратификационной системы, существующей как в рамках социальной общности киберпространства, так и в отдельных сообществах, существуют отношения присвоения и отчуждения, т.е. отношения собственности. По форме собственности информационные ресурсы могут быть классифицированы на: частные, государственные, муниципальные, негосударственные и смешанной формы собственности. Со стратификацией связаны отношения власти и подчинения. Последние две формы отношений, т.е. отношения собственности на информационный ресурс и властные отношения, в деятельности сообществ чаще всего переплетаются. Исходя из ценностной ориентации, автор диссертации различает сообщества «общего интереса» и сообщества «общих ценностей». Если первый тип сообществ отражает рыночные принципы социальных взаимодействий и характерен для коммерческих информационных ресурсов и электронных медиа, то второй тип основан на более устойчивых личных связях. Соответственно, границы приемлемой меркантильности являются еще одним критерием, разделяющим вышеуказанные типы сообществ. Кроме того, к киберпространству вполне корректно может быть применен методологический подход, на основании которого предлагается опираться на понимание того, что существуют два больших класса общностей: естественные (территориальные и т.п.) и номинальные (по профессиональному признаку, по общим интересам и т.п.). Каждую из указанных общностей, в свою очередь, можно разделить по принципу членства акторов на фиксированные и нефиксированные. Кроме того, сообщества подразделяются по возможности участия в их деятельности на открытые для доступа и закрытые. В зависимости от степени интерактивности взаимодействия пользователя с контентом сообщества разделяются на сообщества пассивного взаимодействия и сообщества интерактивного взаимодействия. В свою очередь сообщества интерактивного взаимодействия могут быть типологизированы на информационно-ориентированные сообщества и сообщества ориентированные на эмоциональную коммуникацию. Критерием классификации может выступать и организационная форма сообществ. В киберпространстве сообщества могут функционировать в самых разных организационных формах (электронные конференции, виртуальные коммерческие структуры, электронные библиотеки и т.д.). При этом под организационной формой виртуального сетевого сообщества будем понимать цельную систему взаимозависимых структурных, культурных, информационно-стратификационных, коммуникационных, временных и программно-технологических компонентов, которая придает интеракциям внутри социальной структуры сообщества определенный характер, форму и направленность. Рассмотрены и другие критерии классификации. В завершении параграфа посвященного критериям классификации виртуальных сетевых сообществ автор диссертации более подробно остановился на классификации сообществ по количественному составу участников. Глобальная социальная общность киберпространства, включает в свой состав макросоциальные и микросоциальные виртуальные сетевые сообщества. Макросоциальные сообщества (большие группы) могут состоять как из отдельных микросоциальных сообществ (малых групп), так и не иметь деления на имеющие социальную структуру устойчивые микросоциальные сообщества. Макро- и микросоциальные сообщества взаимосвязаны. Сообщества могут эволюционировать от объединений, имеющих общие интересы и при этом знакомых между собой индивидов (микросообществ), до макросообществ, в которых большинство акторов не осуществляют коммуникативные взаимодействия непосредственно друг с другом. В начале третьего параграфа «Движущие силы развития социальных групп в киберпространстве, формы и методы расширения состава виртуальных сетевых сообществ» автор диссертации выявляет агентов  социальных  преобразований в телекоммуникационных  сетях , а затем представляет аргументацию в отношении причин беспрецедентно быстрого роста социальных структур в киберпространстве. Проникновение технологических инноваций, благодаря которым становится возможным доступ к киберпространству, а значит, и расширение состава виртуальных сетевых сообществ, происходит как в рамках процессов первого порядка (иерархическая диффузия), так и второго порядка (контагиозная диффузия). Иерархическая диффузия обеспечивает появление в рамках территориальных сообществ социальных агентов, выступающих в качестве центров «кристаллизации» виртуальных сетевых структур, а благодаря контагиозной диффузии обеспечивается массовость участия в коммуникативных взаимодействиях, т.е. происходит расширение состава сообществ. В «Заключении» диссертации подводятся итоги разработки модели социальной структуры виртуальных сетевых сообществ, намечаются перспективы дальнейшей разработки темы.