В. Матезиус

КУДА МЫ ПРИШЛИ В ЯЗЫКОЗНАНИИ¹

В истории каждой науки бывают переходные времена, возбуждающие в современных деятелях чувство тревожной неопределенности. Это вызывается тем, что в такие периоды ослабевает плодотворность традиционных методов и утрачивается вера в их надежность. Однако вместе с тем множатся попытки найти новую базу для дальнейшего научного исследования, хотя уверенность в успехе появляется лишь со временем, так как единственное доказательство правильности новых методов — положительные результаты — достигается, как правило, медленно. Для надежной ориентации в такие переходные периоды необходимо тщательно выяснять современное состояние научной теории и практики.

Все черты нового переходного периода появляются в языкознании с начала двадцатого столетия. Это факт, который не может игнорировать никто из языковедов, по-настоящему размышляющих над основными проблемами своей науки. Поскольку мы пришли к этому убеждению, то напрашивается все-таки вопрос, можем ли мы уже чувствовать под ногами новую почву и близится ли к концу переходный период, переживаемый языкознанием. Чтобы можно было ответить на этот вопрос, следует рассмотреть современное состояние языковедческих исследований в исторической перспективе.

Никто не может отрицать, что в девятнадцатом веке центром языкознания была Германия. Новые языковедческие положения находили там наибольший отзвук, а новые методы языковедческих исследований использовались там с удивительной последовательностью. Хотя и в других странах в то время были выдающиеся языковеды, внесшие большой вклад в общее развитие своей науки и часто прокладывающие новые пути своими новаторскими идеями, но нигде языкознание не развивалось столь органически и столь связно, как в Германии. Именно поэтому на развитии языкознания в Германии лучше всего можно показать движение основных идей, определявших прогресс лингвистических исследований, и оценить актуальное значение основывающихся на них методов.

¹ V. Mathesius, Kam jsme dospěli v jazykozpytu, «Čeština a obecný jazykozpyt», Praha, 1947. Перевод Н. А. Кондрашева.

86

В немецком языкознании сосуществовали две различные теоретические и методические точки зрения, опирающиеся на двоякое понимание задач, разрешаемых языкознанием, и путей, ведущих к этому решению. Одним из таких взглядов был исторический и генетический. То обстоятельство, что знакомство с санскритом пришло в Европу в конце XVIII в., существенным образом способствовало появлению этого взгляда, но не было его необходимым условием. Для немецкого основоположника этого направления Франца Боппа санскрит был весьма важным материалом, но его датский соратник Расмус Раcк самостоятельно пришел к тождественным проблемам и сходным методам, хотя и не опирался на древнеиндийский язык. Оба названных основателя сравнительного языкознания исходили из того факта, что индоевропейские языки являются в генетическом отношении родственными друг другу, и были убеждены, что путем сравнения их древнейших форм можно прийти к более глубокому познанию грамматических явлений.

Бопп и Раcк занимались морфологией индоевропейских языков и стремились разрешить ее проблемы сравнительным методом. Для них морфология имела задачей освещение грамматических фактов одного языка посредством грамматических фактов другого, родственного первому, языка. Последующее развитие исторического и генетического направления было связано с изменением обеих его сторон. Сравнительная фонетика стала центральной частью сравнительной грамматики вместо сравнительной морфологии, а сравнительный метод получил новые задачи. Языковеды уже не удовлетворяются тем, чтобы посредством сравнительного метода объяснять грамматические факты родственных друг другу языков; возникает надежда, что им этим путем удастся реконструировать незасвидетельствованные древние формы, которые можно было бы рассматривать в качестве общего источника .засвидетельствованных сравниваемых форм. Итак, в этот период развития, важнейшим представителем которого является Август Шлейхер, в сравнительно-историческом направлении подчеркивалась генетическая и даже палеонтологическая тенденция.

Высший этап в развитии этого направления был ознаменован деятельностью младограмматической школы. Важнейшие положения этой школы гласили, что фонетические изменения управляются фонетическими законами, каждый из которых действует без исключений в пределах данного языка, в данный отрезок времени. На базе этой идеи начался новый этап сравнительно-исторических изучений, результаты которых поражали богатством и точностью. Кто нуждается в перечне имен, пусть вспомнит Карла Бругманна и его обширный компендиум, в двух изданиях которого сосредоточены основные итоги работы младограмматиков.

Это общеизвестные вещи, и я кратко напоминаю о них здесь по двум специальным причинам. Во-первых, мне хочется перейти к общей характеристике сравнительно-генетического направления, ибо его основная идея проявилась у младограмматиков в наибо-

87

лее зрелом и чистом виде. Сравнительный метод применяется здесь лишь в кругу родственных языков, чтобы, с одной стороны, объяснить возникновение грамматических фактов одного языка посредством грамматических фактов другого, родственного ему, языка, а с другой — чтобы путем сравнения древнейших форм родственных языков реконструировать их общий, гипотетический источник. Интерес исследователей сосредоточивается на исторической фонетике и исторической морфологии, рассматриваемой лишь как практическое применение фонетики. Историческое изучение считается единственным научным методом лингвистической работы; даже если изучаются живые диалекты, то итоги этого изучения используются преимущественно для решения исторических проблем. Хотя иногда и отмечается, что язык представляет собой систему знаков, но поскольку изучаются лишь изолированные языковые факты, постольку единственно исторический метод мешает осознанию важности языковой системы. Изоляция отдельных языковых явлений препятствует также пониманию важной роли, которой обладает в языке функция. Подобные односторонние тенденции не вызывали в младограмматической школе возражений и противодействия, поскольку период ее успехов характеризовался необычайным безразличием к вопросам общего языкознания.

Эти принципы и тенденции младограмматической школы встречали с начала двадцатого столетия в среде лингвистов растущее сопротивление. Однако стремление заменить младограмматическую теорию другой лингвистической теорией не может ограничиваться только идейной стороной. Я дал выше краткую характеристику младограмматического направления также и потому, чтобы указать, что оно может быть заменено лишь новым лингвистическим направлением, которое по крайней мере сравнялось бы с ним в отношении плодотворности и точности.

Памятуя об этой необходимости, обратимся теперь ко второму главному лингвистическому направлению, которое можно проследить в истории немецкого языкознания XIX в. Это направление не развивалось столь органически, как направление генетическое и историческое, поэтому порой на него не обращают внимания или вообще забывают. Примером этого отношения может служить книжка известного датского языковеда В. Томсена, вышедшая в 1927 г. в немецком переводе в Галле под названием «История языкознания». Возникновение этого направления тесно связано с именем Вильгельма Гумбольдта; мы можем назвать его аналитическим направлением, Я не буду касаться здесь философской стороны творчества Гумбольдта и того, что часто именуется мистической системой Гумбольдта. Нас интересуют языковедческие проблемы, а в этом отношении творчество Гумбольдта характеризуется особенностями, находящимися в остром противоречии с тем, с чем мы познакомились при описании генетического и исторического направления. Гумбольдт много занимался так называемыми примитивными языками, и его целью было стремление углубить общие принципы лингвистического ис-

88

следования. Именно поэтому он мало интересовался историческим развитием языка, а сравнивал различные языки с чисто аналитической точки зрения, не обращая внимания на их генетическое родство. Мысль о том, что анализировать язык означает анализировать деятельность (energeia), а не результат деятельности (ergon), хотя и помогла ему понять значение функции в языке, но вместе с тем принуждала его слишком высоко оценивать психологическую точку зрения. Он живо чувствовал особый характер каждого языка и был способен быстро отмечать его особенности. Тем самым он еще тогда подготавливал современную лингвистическую характерологию, но отчетливость соответствующих лингвистических проблем, к сожалению, затемнялась его стремлением выводить характер языка из характера говорящего им народа. Благодаря всему этому Вильгельм Гумбольдт, который стоит наряду с Францем Боппом на пороге языкознания, не разработал методов, достаточно ясных и достаточно точных для синхронической функциональной лингвистики, хотя основные ее положения содержатся в его работах.

В довершение всего методические ошибки Гумбольдта повторялись его последователями вплоть до начала XX в. Последние находим у Г. Штейнталя и его группы во второй половине XIX в. и у Ф. Н. Финка в конце века и в начале двадцатого столетия. Вследствие этого труды Штейнталя и Финка не стали базой новой лингвистической ориентации, хотя труды обоих ученых содержат черты, которые были предназначены стать их характерными приматами. И Штейнталь, и Финк с интересом изучали неиндоевропейские языки; подобная работа вела их к аналитическому сравнению языков и к их синхронному анализу и оценке роли, которую имеет в языке функция.

Идеи аналитического направления могли бы стать плодотворными в развитии языкознания, если бы их авторы смогли ясно и чисто лингвистическим способом сформулировать последние и на базе их создать точные исследовательские приемы. Этого не случилось; ни Штейнталь, ни Финк не стали творцами нового языкознания, а остались лишь его предшественниками.

Мы приблизились к рубежу, когда необходимо обратиться к языковедческой ситуации и за пределами Германии. Вначале следует отметить, что, помимо обоих главных лингвистических направлений, которые мы прослеживали в Германии, т. е. направлений Боппа и Гумбольдта, как в Германии, так и за ее пределами всегда работали выдающиеся языковеды, сохранившие в лингвистических исследованиях в противовес преобладающему направлению свою собственную независимую точку зрения, и что разные причины поддерживали подобную самостоятельность лингвистического мышления. Так, из области фонетики, работая синхронным методом и используя аналитическое сравнение, Генри Свит перенес подобный подход на научный анализ языка вообще. Благоприятное положение романиста, для которого источник романских языков дан в вульгарной латыни, и преимущества стран, в которых сталкиваются

89

языки различного характера, позволили Гуго Шухардту сохранить собственное отличное мнение и в период наивысшего расцвета младограмматической школы. Свойственное Иосефу Зубатому тонкое художественное понимание мельчайших оттенков позволило ему оценить даже и незначительные языковые факты и привело к сомнению относительно многих положений, рассматриваемых прочими языковедами как устоявшиеся. К этим трем именам можно было бы присоединить множество других, в особенности если поискать представителей независимого исследовательского типа и среди языковедов, которые, к счастью, до сих пор живы и работоспособны. Все эти самостоятельно мыслящие лингвисты способствовали тому, что обстановка в языкознании в наше время созрела к принятию новых идей, которые позволили бы ему прийти к новым результатам. Мы замечаем у них возрастающий интерес к проблемам общего языкознания, огромное недоверие к излишней механистичности младограмматического мышления и живой интерес к индивидуальному характеру конкретного языка как системы, что уже само по себе ведет к ослаблению чисто исторических методов. Все это по преимуществу черты, противоречащие отточенным генетическим понятиям и приближающиеся к пониманию, названному мною аналитическим. И, несмотря на это, нас постигнет разочарование, если мы будем искать в трудах этих выдающихся лингвистов надежную базу нового этапа языковедческих исследований. Это труды, богатые правильными наблюдениями и плодотворными идеями, но в них нет (об исключениях мы сейчас выскажемся) теории, в достаточной степени точной и многообещающей, которая могла бы стать живительной основой чего-то нового.

Исключением являются два лингвиста, один из Восточной Европы, другой из Западной, выдающиеся представители того, что мы назвали типом независимого лингвистического исследователя. В богатом идеями языковедческом творчестве И. Бодуэна де Куртене (см. некролог Щербы в «Известиях по русскому языку», III, 1930, стр. 311 и след.) выдающуюся роль играет понятие функции. Бодуэн подчеркнул роль, которой обладает в данном языке звук и которая не тождественна с его физиологическим характером, и создал понятие фонемы, принадлежащее к основам современной лингвистики. Однако он не смог из своей новаторской концепции сделать все выводы для лингвистического метода и лингвистической системы, ибо был введен в заблуждение изменчивым светом психологии и слишком большое внимание уделял факту постоянного изменения в языке.

Что не увидел Бодуэн, то отчетливо отметил Фердинанд де Соссюр. Выдающийся швейцарский лингвист стал строго различать в языкознании диахроническую (динамическую) и синхронную (статическую) точку зрения, и эту идею в ее методическом значении трудно переоценить. Те, которые подобно Бодуэну постоянно подчеркивают изменчивость языковых явлений, возражают против строгого понимания синхронии, хотя в методическом отношении без

90

него обойтись невозможно, ибо иными путями мы никогда не расположим факты изучаемого языка в одной плоскости. Противоречие между требованием синхронного анализа и непрестанным изменением речи я попытался в 1911 г. снять теорией потенциальности языковых явлений, которая, собственно, предшествует учению структуральной лингвистики о фактах языковой системы и их различной реализации в речи. Разграничение диахронической и синхронной точек зрения не является, однако, единственным вкладом де Соссюра в новую лингвистику. Синхронная точка зрения позволила ему также установить, что элементы, существующие в данном языке в данную эпоху, образуют систему, члены которой друг с другом тесно связаны. Естественно, что даже Фердинанд де Соссюр не продумал свое учение до конца и что нельзя согласиться со всем, что содержится в его знаменитом «Курсе общей лингвистики», изданном в 1916 г. после смерти учителя его учениками. Однако обе главные идеи де Соссюра, требование синхронного анализа языка и идея языковой системы, языковой структуры, вместе с идеей языковой функции, выдвинутой Бодуэном еще до Соссюра, несомненно, являются основными опорными пунктами при построении новой лингвистики. Эти идеи в значительной степени противоречат тому, что является сущностью теории и особенно практики младограмматиков, но они могут быть базой строгого лингвистического исследования. Речь идет о их научной плодотворности, ибо история идей Гумбольдта в Германии показывает, что в языкознании, как ни в одной науке, для развития исследований недостаточно лишь правильных наблюдений. Удовлетворительных результатов в тщательном анализе сложных языковых явлений можно достигнуть сотрудничеством многих исследователей, а подобное сотрудничество возможно лишь тогда, когда будет создана теоретическая и методическая база, на которую в принципе могут опираться все. Именно такая общая теоретическая и методическая база сделала генетическую теорию столь плодотворной в исследовательском отношении. Функциональная и структуральная точки зрения, основанные на идеях Бодуэна де Куртене и Фердинанда де Соссюра, ныне являются единственной теорией, предоставляющей для будущего языкознания такую плодотворную базу. Она соединяет в себе гумбольдтовскую свежесть наблюдений с бопповской строгостью и методической точностью.