VI. Советское языкознание в 20-е и 30-е годы

Впервые десятилетия после Октябрьской революции в советском языкознании можно выделить несколько направлений, осуществлявших исследовательскую работу на разных теоретических принципах. Все они, однако, в большей или меньшей степени были объединены общей задачей построения марксистского языкознания, хотя само понимание путей его построения было у них неоднородным. По сути говоря, вопрос о сущности методологических основ марксистского языкознания был основным в многочисленных и часто горячих дискуссиях первых двух десятилетий советского языкознания. В качестве основных участников этой дискуссии, стремившихся отстоять свои теоретические положения не столько голословными декларациями, сколько конкретной исследовательской практикой, следует назвать следующие направления: Во-первых, большую группу крупных языковедов, иногда весьма последовательно, а иногда с некоторыми индивидуальными видоизменениями продолжавших традиции Московской и Казанской школ (Д. Н. Ушаков, В. А. Богородицкий, Г. А. Ильинский, М. М. Покровский, С. П. Обнорский, А. М. Селищев, Е. Д. Поливанов, М. Н. Петерсон, М. В. Сергиевский, А. М. Пешковский и др.). В области методической они в основном отстаивали принципы традиционного сравнительно-исторического языкознания.

Во-вторых, создателя «нового учения» о языке, или яфетидологии, Н. Я. Mappa и его последователей. Это направление резко порвало с научной традицией науки о языке, объявив ее «буржуазной», и на основе вульгарно трактуемых «материалистических» положений сделало попытку создать совершенно оригинальную лингвистическую концепцию.

В-третьих, ученика Н. Я. Марра и продолжателя его работы по выработке теоретических принципов «нового учения» о языке — И. И. Мещанинова, деятельность которого (а также и примыкающих к нему лингвистов) характеризуется отказом от крайних выводов Н. Я. Марра, отходом от многих его принципиальных положений и стремлением найти пути примирения с некоторыми направлениями советского и зарубежного языкознания.

В-четвертых концепцию Л. В. Щербы. Ученик И. А. Бодуэна де Куртене в петроградский период его деятельности, Л. В. Щерба в послеоктябрьское время своей научной деятельности развивает ряд интересных и плодотворных идей, обе-

225

спечивающих ему самостоятельное положение в советской науке о языке. Школа Л. В. Щербы, имеющая большое количество последователей, оказала значительное влияние на последующее формирование советского языкознания.

Наряду с этими главными направлениями существовали также и иные, деятельность которых либо была очень непродолжительна и малопродуктивна, либо была представлена весьма тесным кругом языковедов. Промежуточное в теоретическом отношении (между традиционным языкознанием и яфетидологией) положение занимала чрезвычайно воинственная, но быстро распавшаяся группа «Языкофронт» или «Языковедный фронт» (Г. Д. Данилов, Я. В. Лоя, Рамазанов и др.). Положения социологической школы нашли отражение в деятельности Р. О. Шор (см., в частности, ее книгу «Язык и общество», Москва, 1926). Заслуживает упоминания также Опояз (Общество изучения теории поэтического языка, существовавшее с 1914 по 1923 г.). Само по себе оно не оказало сколько-нибудь заметного влияния на формирование советского языкознания. Но некоторые его члены, переселившиеся в Чехословакию, способствовали созданию Пражского лингвистического кружка и возникновению функциональной лингвистики.

Ввиду того что в настоящем разделе внимание сосредоточивается на основных направлениях советского языкознания 20 — 30-х годов, только они и представлены работами и извлечениями из работ соответствующих авторов.

Первое из названных направлений, несомненно, было наиболее плодотворным в данный период и дало значительное количество основательных исследовательских работ. В этих работах дело не сводится лишь к простому приложению принципов Московской и Казанской школ к изучению вновь вовлекаемого материала (в первую очередь русского языка); в них осуществляется дальнейшее совершенствование и развитие этих принципов. Вместе с тем выдвигаются новые проблемы (в этой связи, в частности, следует упомянуть дискуссию об описательном языкознании и о внедрении его в качестве особой дисциплины в вузовское преподавание) и происходило творческое осмысление тех вопросов, которые находились в центре внимания мировой науки о языке того времени. Первое (дискуссия об описательном языкознании) находит свое отражение в статье А. М. Пешковского «Объективная и нормативная точка зрения на язык», а второе (проблемы общего языкознания в истолковании рассматриваемого периода) — в статье Г. О. Винокура «О задачах истории языка» (данная работа была опубликована в 1941 г., но фактически отражает положение в советском языкознании 30-х годов). Наконец, представители этого, направления вели острую борьбу за принципы сравнительно-исторического языкознания с «яфетической теорией». Эта сторона их деятельности, пожалуй, наиболее яркое выражение находит в также приводимой ниже полемической статье Е. Д. Поливанова.

Александр Матвеевич Пешковский (1878 — 1933) сам называл грамматические системы Потебни и Фортунатова в качестве фундамента своих теоретических построений. Объединение этих двух научных традиций с наибольшей ясностью ощущается в основном и широко известном труде А. М. Пешковского «Русский синтаксис в научном освещении» (1-е издание в 1914 г.; 3-е издание, 1928 года, сильно переработано под влиянием взглядов А. А. Шахматова). В этом труде он поставил перед собой задачу «обнять возможно большее число синтаксических явлений современного литературного языка» и без всякого сомнения успешно ее выполнил, собрав «сокровищницу тончайших наблюдений над русским языком» (Л. В. Щерба).

Грамматические работы А. М. Пешковского отличаются оригинальностью мысли и характеризуются исключительной тонкостью анализа. Он выступал в защиту положения о целостности системы языка («Язык не составляется из элементов, а дробится на элементы. Первичными для создания фактами являются не самые простые, а самые сложные, не звуки, а фразы... Поэтому нельзя, собственно, определять слово как совокупность морфем, словосочетание как совокупность слов, а фразу как совокупность словосочетаний. Все определения должны быть выстроены в обратном порядке») и против внезапных трансформаций языка («Язык не делает скачков»). A.M. Пешковский всячески подчеркивал «консервативность» (т. е. устойчивость) и нормативность языка (собственно, доминирование парадигматического аспекта над синтагматическим) и обосновывал этим необходимость создания описательного языкознания.

226

Большой заслугой А. М. Пешковского является исследование грамматической функции интонаций. Много внимания уделял он вопросам стилистики и орфографии (см. сборники: «Методика родного языка, лингвистика, стилистика, поэтика», 1925; «Вопросы методики родного языка, лингвистики и стилистики», 1930, а также работу «Принципы и приемы стилистического анализа и оценки художественной прозы», 1927).

Особо следует оговорить огромную работу А. М. Пешковского в области методики преподавания русского языка, где ему принадлежат не только теоретические работы (см. указанные выше сборники), но и большое количество школьных учебников.

Григорий Осипович Винокур (1896 — 1947) — разносторонний ученый, одинаково продуктивно работавший в области лингвистики и литературоведения и стремившийся слить их в комплексную науку. Научная деятельность Г. О. Винокура в основном направлялась на изучение истории русского литературного языка (опубликованная им в 1943 г. работа «Русский язык. Исторический очерк» по сути представляет собой историю русского литературного языка) и проблемы разграничений стилей языка и стилей художественных произведений.

С полным основанием Г. О. Винокура можно назвать основателем лингвистической стилистики в советской науке о языке. «Смело можно утверждать, — писал в 1959 г. С. Г. Бархударов, — что относящиеся сюда работы его принадлежат к числу лучших исследований, опубликованных в этой области советскими языковедами в течение последних двадцати пяти — тридцати лет» (см. сборник его статей «Культура языка», 1-е издание, 1925 г., 2-е издание, 1929 г.). Большие заслуги принадлежат Г. О. Винокуру также в области русского словообразования, изучения орфографии русских письменных памятников древнейшего периода, в словарной работе (в качестве составителя и члена Главной редакции однотомного словаря русского языка и руководителя работы по составлению словаря языка Пушкина).

Обладая широким лингвистическим кругозором и хорошо зная современную ему зарубежную лингвистику, Г. О. Винокур написал ряд работ по теории языкознания, касаясь общелингвистической проблематики (как, например, во включенной в настоящую книгу работе «О задачах истории языка») или давая оценку отдельным лингвистическим направлениям (например, в работе о менталистах и механистах в американском языкознании). Собрание его наиболее интересных работ выпущено Учпедгизом в 1959 г. (Г. О. Винокур «Избранные работы по русскому языку»).

Евгений Дмитриевич Поливанов (1890 — 1937) был не только лингвистом-теоретиком, но и одаренным японистом, китаеведом и тюркологом, создавшим в каждой из этих областей своей работы значительное количество оригинальных и отличающихся богатством мыслей и материалов трудов. Лингвистическая концепция Е. Д. Поливанова во многом складывалась под влиянием И. А. Бодуэна де Куртене, но включила также много элементов социологического направления, ряд положений которого он фактически предвосхитил в своих многочисленных статьях.

Основные положения своей лингвистической концепции Е. Д. Поливанов излагал как в своих общеязыковедческих книгах («Конспект лекций по введению в языкознание и общей фонетике», Пг., 1916, переиздано в 1923 г. под названием «Лекции по введению в языкознание и общей фонетике», Берлин, Гос. изд. РСФСР; «Введение в языкознание для востоковедных вузов», Л., 1928; «За марксистское языкознание». Сборник статей, М., 1931), так и в работах, посвященных исследованию конкретных языков (заслуживает упоминания факт, что он был автором одной из первых сопоставительных грамматик — «Русская грамматика в сопоставлении с узбекским языком», Ташкент, 1933). В соответствии со взглядами Е. Д. Поливанова, «целевая установка, т. е. то, для чего и ради чего язык существует, — это именно лишь коммуникация, необходимая для связанного кооперативными потребностями коллектива». Отсюда он делает вывод, что «явления языка, т. е. речевого общения, становятся в один ряд с такими видами человеческой деятельности, как письмо, сигнализация, радиотелеграфия и т. д.». Е. Д. Поливанов был одним из наиболее резких противников яфетидологии, в борьбе с которой он стремился доказать, что все достижения сравнительно-исторического

227

языкознания должны стать достоянием советского языкознания. При этом он многократно подчеркивал, что целью исторического изучения языков должно быть не голое описание фактов, их изменения (что было особенностью младограмматиков), а вскрытие причин этих изменений. Для Е. Д. Поливанова характерно было понимание языка как динамического явления. «Так как, — писал он, — ни один момент языковой истории не выпадает из общей линии без остановочной диалектической эволюции языковых фактов, мы должны встретить в любую эпоху языковой истории, а следовательно, и в современном нам языке ряды неразрешенных диалектических противоречий и уж в силу этого вынуждены рассматривать относящиеся сюда явления не в чисто статическом (описательном) аспекте, но именно как явления текучие и переходные — между некой исходной точкой (в прошлом) и синтетическим разрешением противоречивой характеристики данного явления (в будущем)». В порядке усовершенствования методов традиционного сравнительно-исторического языкознания он полагал необходимым включить в нее новейшие теории и методы. Так, например, по его мнению, «понятие«языкового союза» ... оказывается тем самым именно понятием, которым должна быть пополнена традиционная историческая (генеалогическая) классификация языков для того, чтобы удовлетворить запросам современного социологического языкознания». В своей многосторонней деятельности Е. Д. Поливанов уделял также много внимания прикладному, или практическому, аспекту языкознания, участвуя в составлении описательных грамматик, словарей, учебников, методических пособий и письменностей ряда языков народов СССР.

Создатель яфетидологии, или «нового учения» о языке, Николай Яковлевич Марр (1864 — 1934) в своих многочисленных и написанных чрезвычайно трудным, запутанным языком трудах (большая их часть собрана в пятитомном издании «Избранных работ», Л., 1933 — 1937; высказывания по теоретическим вопросам языкознания даны в книге «Вопросы языка в освещении яфетической теории», Л., 1933) стремился создать совершенно оригинальную и независимую от «буржуазного» языкознания лингвистическую концепцию. Фактически, однако, многие элементы его концепции заимствованы у зарубежных ученых (В. Вундта, Г. Шухардта, А. Тромбетти, Г. Асколи, Л. Леви-Брюля и др.), хотя и представлены в новом обличий и в сопровождении весьма широковещательной и левой фразеологии. Его чрезвычайно энергичная организационная и научная деятельность нашла значительное количество учеников и последователей, так как в своем общем принципе (но отнюдь не в действительном воплощении) соответствовала актуальной необходимости создания науки о языке, основывающейся на принципах диалектического материализма.

Научная деятельность Н. Я. Марра как языковеда (он был также и выдающимся археологом) протекала в двух направлениях. Первое из них — критическое — было направлено на ниспровержение принципов традиционного языкознания и на доказательство неспособности его служить делу «языковой политики» и исследовательской практике советского языкознания. Другое направление было связано с формулированием основных теоретических положений «нового учения» о языке, которые постоянно в его работах видоизменялись и так и не получили своего окончательного определения. В общей форме они сводятся к следующему. Язык есть надстроечная категория и поэтому общенародный язык — фикция, он может существовать только в виде некоторой совокупности классовых языков. До возникновения звукового языка существовали язык жестов и ручной язык, а звуковой язык зародился позднее, уже в классовом обществе, в среде магов, и первоначально выполнял магические функции, служа средством общения с племенными тотемами. Все языки мира укладываются в линию единого глоттогонического (языкотворческого) процесса и берут свое начало от первоначальных четырех элементов (сал, бер, ион, рош), которые можно посредством соответствующего анализа найти и во всех современных языках. В своем развитии языки располагаются на различных стадиях единого глоттогонического процесса (стадиальная классификация языков), и, в частности, яфетические языки представляют собой не замкнутое семейство или группу языков, а такого рода стадию, прохождение которой обязательно для всех языков. Переход языков из одной стадии в другую происходит скачкообразно, как внезапный процесс, являясь следствием скрещения языков (что является причиной всех языковых изменений) и отражая

228

вместе с тем смену социально-экономических формаций. При скрещивании языков и скачкообразном переходе в следующую стадию единого глоттогонического процесса всегда возникает «новое качество», т. е. совершенно новый язык. Такое понимание развития языков исключает возможность классификации их по генетическому принципу, и единственным средством для прослеживания прошлых стадиальных состояний языков является семантика, так как только в ней оказывается возможным обнаружить следы стадиального прохождения языков и наслоения различных идеологий, обусловленных соответствующими социальными формациями. В соответствии с этим на первое место в науке о языке выступает семантика, в противоположность формальному анализу фонетических и морфологических явлений традиционного языкознания.

Метод, лингвистического анализа, предложенный Н. Я. Марром, не мог найти широкого применения в силу своей полной произвольности. Таким образом, фактически яфетидология, с одной стороны, выполняла ограничительные функции, всячески препятствуя тому, чтобы советские языковеды не впали в грех компаративизма, с другой стороны, выдвигала общетеоретические положения, большую часть которых, однако, никак не удавалось воплотить в конкретно-лингвистические исследования. Создался несомненный тупик, выход из которого стремился найти ученик Н. Я. Марра — И. И. Мещанинов, научная и организационная деятельность которого представляет уже несомненно особое направление в советском языкознании. Правда, лингвистическая концепция И. И. Мещанинова оформлялась постепенно и с наибольшей ясностью проявилась в 40-е годы, когда были опубликованы такие его работы, как «Члены предложения и части речи»-(1945), «Глагол» (1948), но основы ее стали ясны и ранее (в частности, в книге «Общее языкознание», 1940) и поэтому уместно говорить о нем и в настоящем разделе.

Хотя И. И. Мещанинов повторял наиболее общие формулировки своего учителя, в действительности он ушел в сторону от многих его теоретических положений и во всяком случае от выдвинутого им метода лингвистического исследования. И. И, Мещанинов стремился обнаружить точки соприкосновения отдельных положений «нового учения» о языке с теориями зарубежного языкознания и тем самым найти какие-то пути примирения. Так, проблема единства глоттогонического процесса приняла у него форму проблемы типологических сопоставлений языков (в историческом плане) и типологической классификации языков. Критика; традиционных сравнительно-исторических методов лингвистического исследования все более подменялась требованием выйти из тесного круга хорошо изученных семейств языков и включить в научное изучение малообследованные языки с многообразными структурными качествами. Учение Н. Я. Марра об идеологическом характере языка и ведущей роли семантики в процессах языковых трансформаций сузилось до проблемы роли понятийных категорий в становлении; семантических и грамматических категорий языка и т. д. По самому своему характеру изучаемые И. И. Мещаниновым проблемы (особое место в его исследованиях: занимал вопрос о доминирующей роли синтаксиса при формировании частей речи), хотя и требовали исторического подхода, нуждались в совершенно новой исследовательской методике уже и потому, что рассмотрение их осуществлялось в широком контексте культуроведческих категорий. Поэтому работы И. И, Мещанинова были посвящены в такой же степени конкретной лингвистической проблематике, как и поискам нового исследовательского метода, пригодного для разрешения новых языковедческих задач.

Лев Владимирович Щерба (1880 — 1944) — последний по времени крупный советский языковед, создатель оригинальной лингвистической концепции. Хотя сам он многократно подчеркивал свою зависимость от И. А. Бодуэна де Куртене, однако в действительности он был настолько самобытным лингвистом, что относить его к Казанской школе можно только условно. Его педагогическая и научная деятельность связана в основном с Ленинградским университетом.

Так же как и для его учителя, для Л. В. Щербы характерна широта исследовательских интересов. Он занимался общими проблемами морфологии и лексики, в частности взаимоотношениями лексических и грамматических категорий, словообразованием, фонетикой и фонологией, синтаксисом и лексикографией и в» всех этих областях языкознания оставил заметный след.

229

К языку он подходит как к системе (однако его понимание системы языка отличалось от соссюровского — см. включенные в книгу работы) и на основании этого подхода устанавливает ряд противоположений лексики и грамматики (в работе «О частях речи в русском языке», 1928). Обе эти стороны, по его мнению, противополагаются друг другу: 1) как система слов («Лексика представляет собой систему слов, из которых по правилам грамматики и самой лексики строится наша речь») и совокупность средств, с помощью которых выражаются отношения между словами и строятся новые слова («Грамматика представляет собою репертуар средств, посредством которых... по определенным правилам выражаются отношения между самостоятельными предметами мыслей и... образуются новые слова»), 2) как знаменательные элементы строевым (причем в строевые могут входить не только грамматические, но и некоторые лексические элементы) и 3) как единичное типовому.

На основе этих общих положений Л. В. Щерба создает свое учение о лексико-грамматических разрядах слов и новое членение грамматики (1-е — правила словообразования, 2-е — правила формообразования, 3-е — активный и пассивный синтаксис, 4-е — фонетика, 5-е — лексические и грамматические категории).

В области синтаксиса Л. В. Щербе принадлежит теория синтагм как предельных и основных синтаксических единиц (синтагма — это «фонетическое единство, выражающее единое смысловое целое в процессе речи — мысли и могущее состоять из слова, словосочетания и даже группы словосочетаний»). В фонетике им разработано новое понимание фонемы и ее вариантов (см. «Фонетика французского языка», 1937; здесь же изложена и теория синтагм).

Л. В. Щерба указал новые пути изучения лексики и заложил основы научной .лексикографии — см. его предисловие к составленному под его редакцией «Русско-французскому словарю» (1940) и работу «Опыт общей теории лексикографии» (1940).

ЛИТЕРАТУРА

Бархударов С. Г., Г. О. Винокур. Вступительная статья к книге Т. О. Винокура «Избранные работы по русскому языку», Учпедгиз, 1959.

Белов А. И., А. М. Пешковский как лингвист и методист, Учпедгиз, 1958.

Бернштейн С. И., Основные понятия грамматики в освещении А. М. Пешковского. Вступительная статья к книге А. М. Пешковского «Русский синтаксис в научном освещении», изд. 6-е, Учпедгиз, 1938.

Виноградов В. В., Общелингвистические и грамматические взгляды академика Л. В. Щербы. Сб. «Памяти академика Л. В. Щербы», Л., 1951.

Иванов Вяч. Вс., Лингвистические взгляды Е. Д. Поливанова, «Вопросы языкознания», 1957, № 3.

Сталин И. В., Марксизм и вопросы языкознания, Госполитиздат, 1951.