Глава 2. Сигер Брабантский. Утверждение самоценности природного «пути к Богу»

Следующий шаг «теория двух истин» делает в лице Сигера Брабантского. Если его предшественник Ибн Рушд исключал веру из среды познающих и приобщающихся, прикасающихся истине, то Сигер признаёт за верою способность к богопознанию. Таким образом, перенос идей Ибн Рушда на христианскую почву автоматически породил противоречие, резкий диссонанс! Диссонанс между тем, что видит духовный взор… и тем, что видит взор естественный, неодухотворённый.

У Ибн Рушда возможные противоречия имели характер внешний, внутриприродный; разум сам благополучно разрешал их внутри себя. Они не затрагивали область сверхприродного, связанного с верою через волю – не противоречащего и не могущего противоречить разуму в силу их принципиальной несовместимости, в силу отсутствия точек соприкосновения.

Сигер ощутил, испытал в себе два разнородных стремления: к Богу и к «Я» собственного разума; ощутил на себе и вытекающее из этого противоречие. Это было невозможно у Ибн Рушда, у которого познавательное стремление к Богу, желание соединиться с Ним, не могло иметь места. Таким образам, Сигер – символ начавшегося раздвоения средневекового западного сознания.

«Разуму доступны только естественные явления… о сверхестественном, потустороннем разум умолкает, внимая вещаниям Откровения» - о том говорит вера [4]. Так появляются две «истины».

Истины, зримые Сигером, схожи по своей природе лишь на первый взгляд: «истина приобрела характер омонима: Истины и «истины»» [5]. Одна истина естественна, другая сверхестественна. Общее у них – одно имя, понятие; стоящее за ним – два разных, как будто несоединимых мира: тварная природа… и Бог. Так, первая задача, мыслимая Сигером, - через эту омонимическую апорию подчеркнуть и признать объективное противоречие, разрыв между Творцом и тварью, сверхестественным и естественным, природой и Богом. Противоречие, вытекающее из несовершенства тварного, порождающее «различение относительной истины (разума, природы)… с… абсолютной истиной (веры, Бога)» [6].

И эти «две истины» (конечно, недвойственные в Боге) для человека как бы уже отчасти и умозрительно соединяются в этой омонимической апории смыслов. Но действительный поиск единства, обнимающего и заключающего эту противоположность, труден; при всей проблематичной окончательной досягаемости этого единства, к нему и должен стремиться разум, проделав порою трудный, долгий и терпеливый путь проб и ошибок. «Научные истины не есть нечто раз навсегда данное разуму, а в противоположность религиозным верованиям являются ступеньками в прогрессе восходящего к постижению истины мышления» [7]. «Беспрекословно подчиняйся Священному Писанию… не прекращая поисков истины, не переставая размышлять о том, что истинно и что ложно на самом деле – в свете разума, а не во мраке (божественном Мраке!) веры» [8].

Итак, Сигер принципиально отказывается от компромиссов, с одной стороны, подчёркивая объективную пропасть между двумя родами знаний – Божьего и человеческого; равно как и объективный характер обоих. С другой стороны, мысля божественное незыблемо-неподвижным и, таким образом, утверждая за человеческим знанием активную историческую роль в деле приближения к знанию божественному и ликвидации данного противоречия.

Таким образом, Сигер Брабантский осуществил второй принципиальный шаг во внутреннем диалектическом развитии «теории двух истин»: утверждение самоценности природного, внешнего пути-восхождения к Богу.