3. Капиталистическое мировое общество

Многие марксисты сочтут идею космополитической демократии нереалистичной, указывая в первую очередь на то, что здесь этические проблемы смешиваются с политическими. Критики утверждают, что в вопросе о горизонте идей и ценностей в рамках мирового общества теряются из виду транснациональные экономические властные отношения, которые обостряются процессами экономической глобализации. После окончания холодной войны и интеграции коммунистического блока в мировой рынок в резкой форме заявляют о себе основные аспекты капиталистической динамики, которые “маскировались” в западном капитализме всеобщего благоденствия. Этот ход мысли можно развернуть в следующих семи пунктах.

Во-первых, одновременность транснациональной интеграции и национальной дезинтеграции. В ходе победного шествия мирового рынка стираются немногочисленные “белые пятна”, которые оставались на карте мира; все большее количество регионов и ниш интегрируются в капиталистическую систему, в результате чего ликвидируются локальные и национальные пространства самообеспечения и экономики. Включение в мировой рынок, а также фрагментация, глобализация и территориализация суть взаимодополняющие процессы, точнее, две стороны одного и того же процесса — всемирного передела богатства, суверенитета, власти и свободы действий.

Во-вторых, транснациональные концерны заинтересованы в “слабых государствах”, т. е. — как сформулировал это Зигмунт Бауман — в государствах, которые слабы, но тем не менее остаются государствами. Намеренно или ненамеренно акторы мирового рынка осуществляют координирующее давление на все страны-участники этого рынка, либо страны, зависящие от него, а это приводит к систематическому устранению всего, что могло бы препятствовать, замедлять или ограничивать свободу движения капитала. “Широко распахнуть ворота и оставить всякую мысль об автономной экономической политике — вот предполагаемое условие, которому страны должны без сопротивления подчиниться, если хотят, чтобы к ним относились как к достойным получения финансовой поддержки от Всемирного банка и финансовых фондов. Слабые государства — это именно то, в чем нуждается Новый мировой порядок (который слишком часто ложно понимают как мировой беспорядок) для со< хранения и воспроизводства себя самого” 1. Здесь также корень возникающего противоречия интересов между образованием взаимодействующих транснациональных государств — эксперимент “Европейский Союз” является в этом плане выдающимся примером — и неолиберальным капитализмом. ЕС — одно из мощнейших экономических пространств мира. Он мог бы определять правила мировой торговли, поощрять и осуществлять внедрение и соблюдение социальных и экологических норм.

В-третьих, европейские (континентальные) страны всеобщего благоденствия и страны с социально ориентированной экономи-

1. liauman Z. Schwache Staaten, a. a. 0. По анализу западных обществ в мировой системе см.: BomschierV. Westliche Gesellschaften im Wandel. Frankfurt/New York 1988.

кой попадают в обратную спираль, если экономические акторы мыслят и действуют транснационально и таким путем избегают национально-государственного контроля и политики, возникает необходимость расхлебывать и переваривать последствия транснациональной экономики — растущую безработицу и бедность. С одной стороны, с ростом давления мирового рынка приходит время испытать, крепки ли социальные сети и есть ли возможность их финансировать; с другой стороны, наступает момент истины, поскольку параллельно взрывному росту цен снижаются доходы от налогов на наемный труд и происходит глобализация прибылей транснациональных предприятий.

В-четвертых, замена труда знанием и капиталом. Чтобы выявить новые области прибыльного производства, глобальный капитализм обходится все меньшим количеством рабочей силы. В результате этого рабочая сила и представляющие ее организации - рабочие партии и профсоюзы — повсюду утрачивают свою роль на переговорах и в глазах общественности. Одновременно растет число тех, кто выброшен с рынка труда и лишен шансов на материальную и социальную безопасность и интеграцию, которые там распределяются и о которых ведутся переговоры. В результате не только нарастает неравенство, но и драматически меняется качество социальных неравенств, поскольку все большие круги населения отбраковываются, как в принципе “экономически неактивные”.

В-пятых: двойная относительность бедности. Бедность в этих процессах обостряющегося взаимовлияния включения и исключения качественно меняет свое лицо: она драматически возрастает и многократно фрагментируется. Как утверждает Зигмунт Бауман, общественные нити коммуникации между богатыми, которые глобализуются, и бедными, которые локализуются, вот-вот порвутся, поскольку между теми,

кто выигрывает в результате глобализации в самом верхнем слое наверху, и теми, кто проигрывает в результате глобализации в самом нижнем слое внизу, уже более не существует никаких авторитетных инстанций, где можно было бы добиваться компенсации и справедливости.

Отбракованные - в отличие от пролетариата в XIX и начале XX века — лишились к тому же всякого потенциала влияния, поскольку они уже более не востребованы. Чтобы вызвать скандал вокруг своего положения, им остается только применять голое насилие.

И наконец, различные градации бедности еще раз преломляются в так называемой двойной относительности. “Простая относительность” бедности подразумевает относительность критериев; она говорит о том, что не существует абсолютных-критериев бедности, а есть только относительные, справедливые лишь для конкретных регионов мирового общества, например, Африки, Азии и Европы. В случае “двойной относительности” относительность критериев преломляется и в межкультурных, транснациональных жизненных пространствах. “Транснациональная бедность” означает: человек про-. живает свою частную жизнь в противоречии с транснациональными критериями бедности. Тот, кто в Великобритании числится бездомным, по критериям, которые действуют для его семьи в Индии или в регионе Карибского моря, может жить все еще благополучно 1. Эта фрагментация также является существенным условием обострения бедности.

В-шестых: противоречия высвобожденной, самоорганизуемой глокальной жизни действуют как критерии исключения. Часто подчеркивается (в частности, автором данной книги), что Второй модерн по ту сторону надежности традиции и схематиз-

1. См. об этом: Buflbni L. Rethinking poverty in globalised Conditions, in: Eade J. (Ed.), Living the Global City, a. a. 0., p. 110-126.

ма “правый — левый” в политической деятельности предлагает еще и новые шансы для свободы и развития. Вопрос только в одном: для кого? Ибо противоречия Второго модерна должны также интерпретироваться как ужесточение требований общественной интеграции, от которого терпят крах все больше людей — тех, кто уже сейчас в засасывающей воронке ожесточенной конкуренции способностей считается “слабым”, “балансирующим на грани”, “находящимся под угрозой” или “неполноценным”; это люди без среднего образования или с неважным аттестатом зрелости, больные или индивиды, чьи возможности — например, моторные, мусические, технические — низко оцениваются по сегодняшней шкале способностей. Всем им грозит попасть на наклонную плоскость и соскользнуть в круг тех, кого отбраковали в соответствии с правилами допуска.

В-седьмых: капитализм без труда соответствует, однако, марксизму без утопии. Неомарксистская картина капиталистической мировой системы лишилась всякого утопического импульса, всякой систематической политической надежды и фантазии. Ибо этому анализу не соответствует, из этого анализа не следует никакой политический субъект. Что остается такому космополитическому неомарксизму? Не придется ли ему в конце концов затянуть великий плач о неотвратимой гибели “Титаника”?